Глава 4. Великий маг. Начало
- Убили, значит, Дракона-то нашего, - сказала Бильбо его служанка.
Бильбо, несколько лет тому назад, после того как общество признало его идиотом, перешел в оппозицию и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные.
Кроме того, он страдал алкоголизмом и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.
- Какого Дракона, пани Гэмджи? - спросил Швейк, не переставая массировать колени. - Я знаю двух Драконов. Один - это собака фармацевта Ворюги. Как-то раз он загнал нашего городского голову на фонарный столб, что потом сгорел во время свадьбы лысого Мясо Пупкинса с хромой Брюнеттой Пинкрэббит; а еще есть кабак "Зеленый Дракон", там пиво разбавляют ослиной мочой. Я бы с удовольствием спел комические куплеты на его пепелище.
- Нет, того, который в пещере спал сто лет с гаком, чешуйчатого, у него еще огонь из-под хвоста по понедельникам шел.
- Матушки-перематушки! - вскричал Бильбо, - Вот те на! И где это с рептилией случилось?
- В сарае его укокошили, когда он шел за дровами. Березовыми любил, говорят, топить, чтобы пренепременно потрескивали в печке.
- Скажите на милость, березовыми! Такой важный господин может позволить себе и березовые, небось! И что, чем его нашпиговали?
- Известно чем животных такого сорта нахлобучивают - стрелой стрельнули из лука в печень. Небось, близко к такой твари не подобраться, надо с расстояния стрелять и сразу убегать сломя голову - а ну как не завалишь с первого раза!
Понимая, что оставаться в таком скудном обществе при таких глобальных потрясениях равнозначно самокастрации, Бильбо кряхтя надел штаны на волосатые ноги и пошел в пресловутый "Зеленый дракон".
В трактире в столь ранний час был только один посетитель - тайный агент Бретшнейдерзайк. Он пытался завязать разговор с трактирщиком Падло, но тот мыл посуду, нещадно ругаясь на мешавших ему мух. Падло слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него было "задница" (он употреблял двадцать семь синонимов этого незатейливого слова) или "дерьмо" (семьдесят четыре). Но он был весьма начитан и каждому советовал прочесть, что о последнем предмете написал Виктор Пелевин, рассказывая о том, как ответила старая интеллигенция свалившимся на нее невзгодам.
- Хорошее лето стоит, - завязывал Бретшнейдерзайк серьезный разговор.
- Дерьмо! - сказал Падло, убирая посуду в шкаф. - Пошла в ж...! - добавил он, адресуя особо надоедливой мухе.
- Ну и наделали нам в Европе делов! - со слабой надеждой промолвил Бретшнейдерзайк.
- В ж... Европу! - немедленно ответил Падло.
- А когда-то здесь висел портрет Шварцниггера, - помолчав, заговорил Бретшнейдерзайк.
- Наср...ли на него, - пояснил Падло. - Мухи. Обгадили весь. Обоср.... М... о... в ж..., ..., ...т... ч... ...ь!
Бретшнейдерзайк достал специальную книжечку, чтобы записать в нее эти важные сведения, но вспомнив, что он не умеет писать, повертел ее в руках и со вздохом убрал. Тут дверь бара открылась и вошел пышущий здоровьем Бильбо. Лицо Бретшнейдерзайка повеселело.
- В Городе на Великих Озерах сейчас траур небось, - как бы задумчиво протянул Бильбо, и стал пыхтя, втягивать в себя первые семнадцать глотков из гигантской кружки.
Глаза Бретшнейдерзайка загорелись огнем и он с радостью поддержал беседу:
- Небось флагами весь город позавешали, черными.
Бильбо тут же охотно ответил:
- Флаги должны быть радужными. Дракон, говорят, был еще тот ... . И в хвост, и в гриву, как говорится. У нас один эльф помер, когда я в Бри покупал мясо индейки на день самогоноварения, так там заказали шесть тысяч футов разноцветной материи, чтобы сделать радужные паруса. Этот эльф был большой фантазер - он каждое утро приходил на берег и ждал, когда приплывет корабль с такими затейливыми парусами, и капитан в розовых стрингах введет его на борт и они уплывут в Муминор. У нас-то, известное дело, мужики грубоватые, носят трусы-семейники и черные носки. Когда в эльфийских газетах эту историю написали (только почему-то они писали, что он сидит в секретной тюрьме для рыжих), весь Муминор плакал навзрыд, ну и прислали сюда корабль с тридцатью отборными мускулистыми капитанами. В день их приплытия он подхватил обезьянью гонорею и испустил дух в каких-то три дня. Бойтесь своих желаний, как говорил пан Буддо, когда его забирала полиция с пепелища родного дома на утро после того как накануне вечером захотелось ему промочить горло в местном кабаке.
- А потом что, уплыли капитаны? - с нетерпением спросил Бретшнейдерзайк, наблюдая как содержимое очередной кружки исчезает внутри Бильбо.
- В ж... ...в! - вставил свое веское слово Падло.
Тут открылась дверь и на пороге появился новый посетитель.
Был он высок, бородат, левый глаз его был жизнерадостен и из него лучились мудрость и покой, правый глаз его был пуст и бездонен, и в нем проглядывалась некая безнадежность. Носков на новом посетителе не было. Но больше всего присутствующих поразил его посох. Он был крючковат.
- Новый посетитель щедро улыбнулся, неторопливо остмотрелся, подошел к стойке и сказал:
- Вы меня не узнаете?
Трактирщик, который по долгу службы должен был отвечать первым, молвил первым:
- В ж... узнавания, встречи и расставания!
- А между тем, говорят, я похож на свое первое воплощение, - не моргнув глазом, так же дружелюбно сказал вошедший.
- Я тоже, г...а лопата, похож на все свои воплощения, в ж..., - сказал Падло. - Каждая одиннадцатая кружка - за счет заведения.
- Все дело в том, чье воплощение, - сказал назнакомец. - Я - седьмое воплощение Илуватара.
Падло смутился и присел. Он живо вспомнил сверкающий лик Илуватара с острыми по-эльфийски ушами, блестящими по-эльфийски глазами и прилизанными по-эльфийски волосами. В то время в моде были бледные востроносые блондинистые воплощения стройного телосложения.
"Хрена с два здесь на этом подзаработаешь, - меж тем подумал странный посетитель, незаметно осматриваясь. - Сеанс одновременной игры в дурака - и то бы больше дал". Но отступать было уже нельзя.
- Очень хорошо, что вы зашли, - сказал наконец трактирщик. - Вы, вероятно, из Вашингтоновки?
- Да, проездом, - сказал бородатый и поморщился. Он хотел пить, есть и спать.
- У нас в прошлом году тоже один заезжал из Вашингтоновки, - ввязался в разговор Бильбо, - заблевал тут все, подрался четыре раза, просил по-пьяни называть себя обер-фельдмаршалом, и обещал пожаловаться в Интерпол на плохую уборку помещений. Сказал, что нашей деревни больше не будет, а будет ровное поле и лютики. Потом уехал, не заплатив, а через девять месяцев напало на наших баб повальное бесплодие.
- Я тут остался без единого пенниса* (* - мелкая монета в Хоббитании), - сказал, теряя терпение, приезжий. - Понимаю, что могу хоть весь мир перевернуть, ибо всемогущ... Но не могу я больше печатать доллары, не могу, по мировоззренческим соображениям... Дайте выпить в долг.
Он уже почти терял сознание от жажды.
Трактирщик кряхтя налил небольшую залапанную кружку до половины и спросил:
- На кого записывать?
- Илуватар. И-лу-ва-тар, - продиктовало воплощение и в один миг выпил налитое. Нечто божественное действительно проявилось в его лике.
- А фамилия ваша как будет, господин хороший? - спросил Бретшнейдерзайк, слабо знакомый с мифологией Средиземноморья.
Незнакомец, разыскиваемый на уровне райотделов по семи своим предыдущим фамилиям, задумался на несколько секунд и сказал:
- Дальф. Зовите меня "господин Дальф".
- Г-н Дальф, значит, - пробормотал Падло, вновь потянувшийся к книге фиксации должников. И, спохватившись, пояснил: - Запишу, в ж...!
Внезапно дверь снова открылась, и на пороге появился розовощекий гном с редкой рыжеватой бородкой и скошенными от непрестанного вранья глазами.
- Здорово! - сказал он, подходя к стойке и с грохотом двигая под себя колченогую табуретку, - Я - новое воплощение Илуватара!
- Кто? - спросил незнакомым голосом трактирщик, роняя перо. Лицо предыдущего воплощения приобрело сонное выражение.
- А вот же воплощение! - сказал Бильбо, тыча пальцем в создателя Средиземья. - Седьмое!
Падло меж тем вытащил на свет здоровенную дубину, которая всегда стояла у него за стойкой (две). Бретшнейдерзайк вытащил из-за пазухи маленький карманный арбалет и стал деловито натягивать пружину. Илуватар-седьмой машинально стирал отпечатки пальцев со стакана. Он был как никогда близок к провалу. У него было несколько секунд, чтобы принять единственно правильное решение. В саду пел соловей.
- Вася! - вруг заорало первое воплощение, - Вася, узнаешь себя в другом обличье?!
Оно бросилось к другому воплощению своей же сути, номер которого, к счастью, не был произнесен, и крепко сжало его в объятьях.
- Узнаю! - прозрев, закричало более свежее обновление, - Узнаю себя прежнего!
Счастливая встреча ознаменовалась такими сумбурными ласками и столь необыкновенными по силе объятиями, что молодое воплощение Единого вышло из них с побледневшим от боли ликом. Старший Илуватар не жалел сил.
Пружина Бретшнейдерзайка сорвалась, видимо прищемив тому палец, отчего тот заорал и начал судорожном махать рукой, разлив жидкость из своей усталой кружки.
- Г...о! - резюмировал Падло, опустив дубину обратно под стойку.
Бильбо сказал:
- У нас давеча так же один господин неожиданно встретил в борделе свою жену, тещу, сестру, и трех соседок - все разного возраста и толщины. Он еще потом нагадил в ящик "Жу-Ме" каталога в сельской библиотеке, и кричал, что ненавидит натуралов, потому что они поломали ему жизнь.
Г-н Дальф дружелюбно посмотрел на него и громко сказал:
- Трактирщик, налей всем этого своего г..., запиши на меня! Радость-то какая, я встретил себя - еще неопытного, тупого подростка, сошедшего в мир для творения великих дел!
- Когда же ты сошел из космоса на сию бренную землю? - спросил он молодого себя.
- Я давно сошел, - сказал молодой он же, боясь, что последуют другие вопросы. - Две недели как вышел.
- А я уже устал тут торчать, - жизнерадостно продолжал г-н Дальф. - Но надо! Не все дела еще сделаны. Хочется домой, - он посмотрел наверх, на заплеванный потолок, - но чуть позже. Хорошо, хоть ты есть. Я передам тебе дела и растворюсь в незримом свете.
Через два часа, сытые и довольные воплощения выкатились на унылую сельскую улицу и быстро двинулись в первом попавшемся направлении.
- Ну ты и мудак, сынок! - сказал г-н Дальф младшему товарищу по несчастью, по-отечески, впрочем, добрым усталым голосом. - Нашел чем себе на жизнь зарабатывать! Изображать интеллигента, сошедшего в сей несовершенный мир, чтобы бичевать пороки и страсти - занятие для дебилов. Ты б еще стратокастер взял и спел про свободу с совестью, и как тебя наивного жестоко ранит реальность, а ты просто хотел танцевать, а они пластиком губят океан и сосут соки из чрева матушки-земли. И непременно товарища майора упомяни. Сик транзит глория дура.
- Я просто покушать хотел, - сказал младший, - я бичевать не хотел. А вы сами-то чем лучше?
- Долго перечислять, - высокомерно ответил старший. - Как звать-то тебя, недоразумение средиземноморское?
- Шурин, - сказал младший. - Шурин, сын Балагурина.
И вдруг схватил г-н Дальфа за рукав.
- Видите того гнома? - зашептал он.
- Вижу, чего орать-то! - сказал г-н Дальф. - И что, этот облезлый старик выиграл конкурс красоты среди пигмеев острова Калимантан в шестьдесят девятом году? Или это сам Лев Натанович инкогнито посещает должника по партии в последний четверг месяца Ниссан? Или это настоящее авторка Гарри Подтера, которого держали в подвале двадцать два года с зажатой между ног метлой, пока он не перестал приносить прибыль?
- Это Грешевчуковский, третья, вторая и шестая ипостась Илуватара!
- Это становится забавным, - сказал г-н Дальф. - А я было думал, что меня уже ничем не удивить. В истории криминального Средиземья такое впервые, чтобы столько мудаков собралось в одном месте в одно и то же время.
Грешевчуковский меж тем поправил челку, поплевав на ладони, навострил лютню и храбро вступил во чрево "Зеленого дракона".
- Послушаем бесплатно через окно, - решил г-н Дальф, и два предыдущих воплощения вернулись к трактиру и присели под окном. Где-то пропел петух. Заблеяла коза. Движимое крестьянское имущество жило своей привычной жизнью.
Шурин тщетно пытался понять, о чем декламирует певец, но, несмотря на то, что большая часть слов были вполне обычными человеческими словами, не понимал ничего. Он решился спросить старшего и более опытного товарища.
Г-н Дальф охотно перевел текст.
- Он поет (если убрать лишнее): "Я самый умный, все понимающий, добрый, высокоразвитый, прочитал сто тыщ книг - а ОНИ - одноклеточные дураки, движимые только жадностью, подлостью и глупостью - довлеют и угнетают, а мой одинокий голос звучит во тьме и приносит вам лучики добра, и вы должны чувствовать облегчение, что я есть на свете, и пою для вас, великий и непревзойденный. А простые жители вашего убогого края - тоже одноклеточные, унылые, бескультурные и бессмысленные унтерменши, которые обретают смысл только причастившись моего творчества, и вам повезло, восторженные слушатели, вы осиянны моим светом и очищены (ну, не совсем, а как бы инициированы, что ли), возрадуйтесь, воспойте и возгрустите, алилуйя!". Понял?
- Нет, - честно сказал Шурин. - А он же еще про алкогольные напитки вроде бы поет.
- Ну, а че ж не спеть-то, про напитки, - задумчиво сказал г-н Дальф и замолчал.
Грешевчуковского выкинули из трактира только поздно вечером, когда он попытался набить морду матерому певцу Булгарину, известному тем, что спит на бигудях. Мелкими стариковскими шагами он засеменил куда-то на юго-восток, где и пропал из виду.
Оставшиеся илуватары меж тем проводили совет айнуров, где решали, как снискать хлеб насущный.
- Давайте организуем пирамиду, - предложил многоопытный Шурин. - Хоббиты принесут нам денег, потому что мы им пообещаем, что за каждые пол пенниса они получат по пеннису в следующем году. А сами убежим с деньгами!
Г-н Дальф с сожалением посмотрел на него и иронично сказал:
- Может еще по карманам шарить начнем? Шурин - вы пижон!
- А что тогда делать? - растерянно спросил Шурин.
- Не нарушать законы человеческого бытия! - строго сказал г-н Дальф. - Овладевать чужим имуществом нужно максимально честно, в соответствии с законодательством, которое можно и подправить ради такого случая. Но поскольку доступа к законодательству мы сейчас не имеем, ибо мы не депутаты Европарламента, то нам нужно использовать другие методы честного отъема денег.
- А вот кому-то везет, - сказал Шурин. - Помер честных дядя правил, и оставил наследство какому-нибудь денди, и тот весь в шоколаде, катается себе на жеребцах в яблоках, к леди светским куртуазно вхож в будуар, машины электирические в гараже собирает.
Г-н Дальф даже закашлялся от неожиданности.
- Шурин, вы что, специализировались по ограблению библиотек, театров и музеев? - ошеломленно спросил он.
- Нет, - сказал счастливый от неподдельного изумления собеседника Шурин, - сидел с одним интеллигентом два года в одиночке. Тот так трекал - закачаешься!
И тут провидение послало им старого знакомца, который пускал колечки у своей покосившейся калитки.
- Добрый вечер! - услышали они и, повернув как по команде головы, узрели улыбающегося до мохнатых ушей Бильбо.
- Что вы имеете в виду? - строго спросил г-н Дальф, в голове которого уже кипела работа.
- Ничего, - обезоруживающе сказал Бильбо. - У нас тут был один парень, всегда докапывался до всех, не замышляют ли они чего, и не подразумевают ли они нечто другое под словами, которые говорят. Его тело нашли в реке Смородине через две недели после того снегопада, когда еще засыпало нору старого Брендипупа, которого так и не нашли вместе с соседской женой, но это было позже, а тогда его откопали всем миром, только у трактирщика Падло сломалось лопата, он еще сказал: "Дерьмо, ... в ... л... ...г... - ...ъ ..., ... ...; ... ...ю!", после чего грязно выругался. Потом его вдова (не Брендипупа - тот сам был дважды вдовец уже в семьдесят четвертом, а того, который утонул) вышла замуж за какого-то артиста из Житомира - и тот тоже утонул, как и два ее следующих мужа. Тогда она поехала весной торговать картошкой в район и встретила на мосту пекаря Блуду из соседней деревни - и так у них хорошо завязался разговор, что она поди уже представляла выводок общих детей, а может и до внуков дошла, но тот вовремя понял что и к чему, а они как раз на мосту стояли - схватил ее и швырнул в набежавшую волну. Повезло, что воды в ту пору не было - закрыли гоблинский канал-то, а то бы она потонула, как пить дать. А так просто разбилась о камни. Кстати, на ее похоронах подавали несвежее сало, вся деревня потом...
Г-н Дальф вдруг громко стукнул посохом о дорогу, но попал по ноге Шурину. От неожиданного дикого крика последнего Бильбо замолчал.
- Фамилия твоя как? - грозно спросил г-н Дальф.
- Галкинд. - сказал Бильбо. - Бильбо Галкинд к вашим услугам.
Он встал и церемонно поклонился.
- Отлично, - сказал г-н Дальф. - Язык у тебя здорово подвешен. Будем зарабатывать, демонстрируя тебя между бородатой женщиной и беременным мальтузианцем. Причем, мы не будем брать деньги за вход, только за выход. Пенсионерам и членам профсоюза - скидка.
- А если яблоком кинут? - спросил осторожный Бильбо.
- Разрешаю съесть, - канцелярским тоном сказал г-н Дальф. - На гастроли выезжаем завтра. Командовать цирком буду я.
- А я? - спросил Шурин. - А я что буду делать?
- А вы, Шурин, будете снимать трусы и бегать. Мы назовем этой "бой быков", от английского слова "бой", что значит "мальчик". Для исполнения комических куплетов я подпишу Грешевчуковского. За еду, у него сейчас непростые времена.
- Не, - сказал Галкинд, - Грешевчуковского я не люблю, я его могу по-пьяни макнуть в навоз. Мне его творчество не нравится.
- И что же вас задело в творчестве этого незлобного, если не сказать святого, человека?
- Да много чего. Например: "поехал на фронт со своей молодой женой". А каково людям, у которых нет молодой жены, или вообще нет жены, или вообще муж вместо жены? Он подумал о страданиях, которые он своим творчеством приносит миллионам людей, жены которых не молоды?! Зачем тыкать людей носом в молодость чьей-то жены?! Что за излишняя детализация?! Или: "эта земля была нашей... пора вернуть эту землю себе". А я между прочим, пацифист! Я не хочу возвращать землю себе! Может быть эту землю уже купили уважаемые эльфы, а вы тут ее возвращать себе вздумали! А эльфы кредитов небось набрали под это дело, и плачут теперь - ни земли, ни молодой жены! У нас как-то один хоббит взял ипотеку для постройки бани, и когда в этой бане сгорело шестьдесят тысяч березовых веников, которые он заготовил на продажу, пообещав местным зробитчанам, что за каждый веник он нальет им по стакану в "Драконе", он заявил, что не нальет, потому что форс-мажор, но баня была застрахована, а когда в золе нашли чьи-то кости, посадили соседа за поджог, хотя тот божился что не может курить, потому что он парализован уже два года, но тут городской голова (не тот, что умер на день самогоноварения, съев на спор сто тридцать два французских безе, а другой, который тоже, правда, умер на день самогоновареная, но уже позже, и не от безе, а потому что жена аптекаря перепутала латинскую букву "х" с ...
Звонкая затрещина заставила его замолчать, причем г-н Дальф пояснил факт рукоприкладства просто:
- Вы не на сцене, Галкинд.
- Весь мир - театр, а люди в нем - пассажиры, - сказал Шурин и картинно сплюнул для повышения своего социального статуса. Он уже считал себя старым другом г-н Дальфа и его правой рукой.
- Нам понадобятся лошади, - сказал г-н Дальф. - А что, батя, кобылы у вас тут имеются?
- Кому и жеребец кобыла, - на сей раз лаконично ответил Бильбо.
Позже сидели за яичницей из двадцати пяти яиц, которые Бильбо получил в счет пристроенной вчера дворняги, выданной за представителя породы "калифорнийский блудливый шницель" (в мире только восемь экземпляров, два из которых у королевы Элизабеты) и строили маршрут на старой карте Средиземья, которую г-н Дальф носил обмотав вокруг левой ноги, отчего слегка прихрамывал при ходьбе.
- В Город на Великих Озерах соваться пока не стоит, - деловито говорил Бильбо, - там будут похороны дракона. Драки, поджоги, изнасилования, мародерство. А у меня ревматизм обострился - я не смогу нормально принять участие и буду бешенно завидовать. Лучше там закончить тур весной, тогда наши гастроли будут более заметны.
- Дракона? - переспросил г-н Дальф. - Дракон умер? Что ж вы молчали? Надо ехать немедлено! Там сейчас начнется дележка наследства! Да и логистика вся будет перестраиваться под новые реалии!
- Ну, не сам умер - завалили, - сказал Бильбо. - То ли на спор, то ли из принципа. Говорят, он не признавал каких-то красных линий. Как говорит трактирщик Падло: "в ж... красные линии!". Только Падло - жив, а дракон - нет, но тут, как говорится, как повезет. Вот у нас были два брата Глючеки, оба промышляли тем, что били морды, и были похожи, как два капли воды на следы жизнедеятельности на краю унитаза, и вот один стал городской головой, и как-то раз пытался он сказать речь...
- Галкинд! - оборвал его г-н Дальф. - Мы не табунок лошадей, привыкших ржать как только вы начинаете истерически орудовать языком.
На утро илуватары и Галкинд доели остатки яиц последнего и покинули гостеприимный замок, который хозяйственный хоббит построил в глупой надежде на спокойную старость.