КОСТЕР
Когда-то я прочитал о том, что при исследовании пещеры, в которой жили синантропы, был обнаружен шестиметровый слой золы. Это означало, что костер горел на одном месте сотни лет. Помню, что этот огонь, поддерживаемый в течение столетий первобытными людьми, а потом отчего-то угасший, поразил тогда мое воображение.
Но впоследствии ученые доказали, что то была вовсе не зола, а ил и какашки летучих мышей, скопившиеся за века в углублении пещеры. Выходит, не жгли синантропы тот костер. И, кстати, вполне возможно, что они даже не умели разводить огонь.
Но ведь зато известно, что огнем умели пользоваться неандертальцы. И поскольку, разведение костра было тогда делом трудоемким, то логично предположить, что огни своих костров они поддерживали в течение длительного времени. Рождались первобытные люди при свете костра и умирали, глядя в этот огонь. Он был для них как бы постоянной составляющей их жизни.
И иногда я задумываюсь над тем, при каких обстоятельствах погас их последний костер, над тем, какую драму осветили его последние искры.
Может быть, постепенно закончились дрова. Прошлые поколения находили топливо без труда, но уже у отцов поиск того, что могло бы гореть, вызывал затруднения. В итоге, наступает день, когда их потомок, принеся последнюю найденную им щепку и бросив ее в костер, стучит зубами от холода, печально смотрит в затухающий костер и ощущает, как с его последними отблесками уходит и жизнь его некогда многочисленного племени.
А, может, дело было совсем не в топливе. Просто в какой-то момент, вольготно живших на просторах Европы неандертальцев, начинают теснить вдруг появившиеся новые люди, которых мы потом назовем кроманьонцами. Они слабее неандертальцев и в честном бою не имели бы шансов. Но кроманьонцы хитрее, подлее и их больше...
И вот, последний оставшийся в живых воин-неандерталец умирает от ран, полученных прямо в пещере, которую он защищал до конца, и бросает прощальный взгляд в умирающий огонь, а по его мохнатым щекам текут слезы.
Но плачет он не от боли, а оттого что видит, как кроманьонцы глумливо тушат священный огонь его племени. У этого костра воин родился. Он видел, как подкидывали в него дрова ласковые руки его матери, он видел с каким трепетом молился огню его отец, и также молился он сам. А теперь, последнее, что слышит он перед смертью это издевательский смех кроманьонцев. И не было, и нет, ничего более страшного и обидного для него в этой жизни.
Но, возможно, дело вовсе не в чужаках. Просто в какой-то момент у неандертальцев выросло новое поколение, для которого костер был настолько привычным и обыденным делом, что они перестали его ценить и уважать.
Неандертальские старики пытались научить молодежь поддерживать огонь, но те не понимали, зачем им это нужно. Ну, кому нужен этот старомодный костер, когда вокруг так тепло. Молодые скалились желтозубыми улыбками навязчивым учителям в лицо, просили от них отстать, и даже желали старикам поскорее сдохнуть.
Когда умер последний старик, костер погас. Молодые обрадовались, потому что они, наконец, избавились от этого раздражавшего их дыма и чада в пещере. И в знак презрения к старомодным консерваторам посыпали золой их могилы.
Но через несколько лет эти молодые неандертальцы, которые к тому времени стали уже не совсем молодыми, вдруг увидели снег. Стало резко холодать. Теперь они поняли, что им нужен костер, но никто из них не умел его развести... Скоро их всех не стало.
Но, возможно, все было не так, а как-то по-другому. В любом случае, последний костер неандертальцев потух, и это точно было по-настоящему драматичное событие. И почему-то хочется знать какое. Может быть потому, что хоть костры кроманьонцев до сих пор пылают ярко, кто сказал, что в один прекрасный момент не потухнут и они.