Исповедь анонимной прихожанки (окончание)
Публикую с "Ахиллы" вторую часть "Исповеди анонимной прихожанки": http://ahilla.ru/duhovnaya-zhizn-shishki-pinii-okonchanie/
Хорошего, бодрого и веселого чтения. А главное - помнить пушкинский завет ИМХО: сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.
Воскресная школа и отец-директор
Особого внимания заслуживает окормление паствы силами воскресной школы и через нее. Я уже упоминала об отце-директоре воскресной школы, богатом духовными чадами под стать отцу-настоятелю. Особый почерк этого деятеля отечественного православия весьма примечателен, но не менее примечательна и сама эпическая история его пути к хиротонии. Цитирую ее по подручному интернет-источнику, поскольку лучше не напишешь:
Предыстория попа Георгия и матушки его Иулиты
Жил-был в провинции один малый, не лишенный музыкального слуха и неких певческих способностей. Окончил он местное музучилище и приехал в тогда еще Ленинград, в надежде поступить в консерваторию. С попытки этак четвертой поступил (а меж ними работал на стройке да разнорабочим, жил в общаге).
Итак, поступает он в консерваторию и начинает обучаться, не особо успешно, но как-то. И знакомится между прочим со студенткою дирижерского отделения, а сам-то певун-тенор. Ну, они друг друга полюбляют, женятся и рожают сына. А время уже даже не перестроечное (когда они на последнем излете каких-то там гарантий приступали к обучению), а глубоко бандитское, сиречь середка 1990-х. Ну вот, они со своими дипломами об умении консервировать (понеже консерваторию с грехом пополам окончили) оказываются на улице, а младенец-то орет. Они его сдают ее родителям, а сами подаются в уличные музыканты. Ездят по разным городам, поют в переходах метро, шляпят. И даже в Скандинавию подаются и там шляпят тож. Однако ж сердце материнское за младенца неспокойно, да и родители сообщают при малейшей оказии, что орет.
И вот возвращаются супруги-песняры уличные уже в Петербург, без особых денег и особых перспектив. И рыщут оне в неудачных поисках работы там и сям. Вдруг бац - объявление: нужны певчие в восстанавливающийся храм. Ну певчими так певчими, в храм так в храм, им выбирать особо не приходится. Но вынуждены креститься, да-с. Начинают спевать знаменным распевом, чтобы была особая фишка. Спевают и спевают, новоиспеченный отец-настоятель им потихоньку башляет, вот и младенчику на молочишко, и им как-то уже можно жить.
Но тут наш регент-тенор (назовем его Георгий) смекает, что нужно ж подрасти как-то в плане церковно-чиновном, а то так петь по-знаменному можно до позеленения, и все пребудет на одном месте. Составляет разговор с отцом-настоятелем, как бы, мол, мне бы как-то вот того-с. «А что ты делать станешь?» - резонно вопрошает отец. «А я, - грит наш Георгий, - стану… учить катехизису, вот. И супруга моя - тож. Она станет детей учить, а я, стал быть, взрослых». «Да ты сам его не разумеешь», - грит отец-настоятель с сомнением. «Дык вот я уж и Дроздова приобрел», - демонстрирует Георгий книжечку, которую, и правда, зачем-то прикупил. «Ну, раз так, - благословляю, - резюмирует отец-настоятель. - Будем с тобой и с твоей супругой приход собирать тогда. Ты какбэ идеологом станешь. Иди учись, что ли, это параллельно с учением пасомых-то».
И к клиросу у Георгия прибавляется еще куча всяких дел: он и в семинарию ходи, и курсы для ЦПШ по Дроздову составляй, и читай, и супругу свою назидай, чтоб читала малым детям. Маята. Но он упорный, Георгий-то, через пару годочков уже рукополагается во диакона, потом и в иерея. Правда, далее Дроздова и знаменных распевов ему не уйти, зато постепенно насиживает вместе со своей матушкой отличное место. Он так и сяк песочит пасомых, нерадивых к разумению дроздовского Катехизиса, пугает экзаменами, заставляет шпарить наизусть, между прочим, не только Дроздова, но и Евангелия, и даже 118 псалом. И кто запинается на экзамене, того выгоняет. Православные падают духом, тащат ему подарки на двунадесятые праздники, именины и годовщины хиротоний. Георгию это весьма нравится. А одна прихожанка, пребывая в ужасе и страсе пред георгиевским экзаменом, даже отписывает Георгию доставшуюся ей по наследству комнату. Сие событие воспринимается Георгием как сбыча Божией воли, типо: правильным путем идешь, Георгий, все в твоих руках, сим победиши.
Младенец же Георгиев растет в соответствующей атмосфэре. Родители крутятся что твоя юла: и поют, и преподают, и домостроительством занимаются. Пребывая в таковском деловом алгоритме, отрок сей с младых ногтей мотает на ус, что храм Божий и приход - уникальное место, микрокосмос, в котором делаются карьеры, деньги, квартирки, машинки; главное - трудолюбие и правильно направленное пасение овец словесного стада. Отец же назидает его всякий раз: «Зри, чадо, все мое - твое, достойно подхватишь мое, так сказать, знамя, станешь петь на крылосе да спрашивать 118 псалом, и будет у тебя всё, как у твоего родителя. Путь сей не усыпан розами, предусматривает тяжелое каждодневное напряжение, зато и плоды его сладки. А главное - не жалеть себя, паче же не послаблять пасомым».
Выросши при родителях-пчелах, без устали сбирающих сей благой нектар, кроха вполне предсказуемо порешил получить два образования. Сначала - педагогическое, чтобы, став восприемником ЦПШ, созданной его родителями, уверенной рукой и с должным апломбом назидать чад Церкви по Дроздову; а после, ясное дело, духовное, чтобы, подобно отцу, уловлять словесное стадо и расти, расти, расти все вверх да вверх, карабкаясь муравьем от комнаты к квартире, от лады-калины к инфинити, пожиная щедрые плоды Божией благодати, изливаемой в особом месте для особых людей.
По негласным правилам, довлеющим на приходе, каждый прихожанин, хоть в какой-то мере склонный к интеллектуальной деятельности, должен был пройти через горнило воскресной школы. Это вполне способствовало претворению в жизнь излюбленной схемы отца-настоятеля «дом - храм - работа - дом», потому что не оставляло уже никаких времени и сил для походов куда-то «на сторону». В субботу прихожанам было под страхом Божией кары регламентировано посещать всенощную, которая начиналась в 18 и могла длиться и до 21, и до 22 и более, в зависимости от того, какой продолжительности проповедь затем решит сказать отец-настоятель или - в его отсутствие - отец-директор школы. В воскресенье по холодку все сомкнутыми рядами шли на литургию, раннюю (к 7 утра) или позднюю (к 10). И если ранняя длилась не более 3 часов (должна была хоть как окончиться к началу поздней), то поздняя могла быть и 4 часа, и 5, однако все же обычно обходилось 4 часами. И вот через пару часов после литургии начинались занятия в ВШ, по классам, так что у большинства прихожан весь день воскресный оказывался сопряжен с обслуживанием религиозных и духовно-просветительских надобностей. Совсем к вечеру воскресенья прихожане возвращались домой, чтоб тихо поужинать, помолиться и опочить в преддверии очередной трудовой недели.
Основной миссией ВШ было утверждение в головах прихожан мысли об их всяческой «недоделанности». Оставалось только дивиться милосердию Божию, как Он не стирает с лица земли таких глупых, никчемных, несообразительных недотыкомок, каковыми себя ощущали (и по сей день ощущают) обучающиеся. Не смог вызубрить и воспроизвести текст Св. Писания буква в букву, переставил слова в изречениях Святых Отцов, не разумел смысла прообразования, не смог внятно и логично ответить на вопрос, что есть поклонение в Духе и Истине, дерзал иметь и высказывать свое мнение по поводу Евангельского чтения, усомнился в толковании Феофилакта Болгарского, заснул (!) на занятии… Обучаемым снова и снова втолковывалась максима о том, что волю Божию о себе можно получить через духовного отца, а самому-де и дерзать нечего, ибо качество молитвы и духовной жизни, извиняйте, ниже плинтуса.
Для меня до сих пор загадка, по какой причине сотни, в общем-то, неглупых, состоявшихся людей участвовали (и участвуют!) из недели в неделю в этом мазохистском мероприятии, позволяя невежественным, зачастую малограмотным «учителям» растаптывать их самооценку, демонстрировать свое мнимое интеллектуальное и какое-то «духовное» превосходство. Скажете, необходимо смирение? Никто с этим не спорит, смирение нужно христианину как воздух, но ему ведь дана Господом и голова - и не чтобы преклонять ее перед чем попало, изображая это смирение, а чтобы думать - в том числе и соображать, перед чем смиряться, а перед чем - нет. С моей точки зрения, смиряться перед малограмотностью, ограниченностью, глупостью - это попустительство, а никакое не смирение. Попустительство разрушает души всех участников процесса, создает иллюзии, кривые зеркала.
Я, желая в полной мере поучаствовать в приходской жизни, пошла учиться в ВШ. Хватило меня, кажется, на 4 или 5 занятий. Далее стала задавать вопросы, что бы могло значить происходящее в оном пространстве, но ответов не получила. Посещать мероприятие прекратила ввиду его очевидной бессмысленности и неприложимости ни к каким сферам жизни. Обсуждала с другими людьми. Они признавались, что тоже не понимают смысла этого обучения, но упорно продолжали начатое. Причины назывались разные: не привык бросать процесс; может быть, дальше что-то такое откроется; я понял, что настолько духовно незрел, что не могу вникнуть в очевидное, и спасибо, что меня терпят эти святые люди; мне интересно наблюдать за процессом, посмотрю, что дальше будет…
Правда, многие на приходе и по сей день гордятся своим образованием, полученным в ВШ. Совсем недавно в ней отменили экзамены, вроде бы по требованию епархиального начальства. До того же в конце учебного года (в мае) верующим становилось сильно не до молитв и вообще ни до чего - они лихорадочно строчили шпоры, что-то зубрили и стучали зубами от ужаса засыпаться на экзамене. Все как один просили молитв - чтоб Господь сподобил их благополучно сдать очередной экзамен в ВШ (там 5 классов-курсов для взрослых, соответственно, после каждого курса переводной экзамен). Я много раз спрашивала у тех, кто обращался за молитвенной поддержкой, не кажется ли им странным такая постановка вопроса, ведь вряд ли можно считать при получении духовного образования главным оценки. Главное - знания, полученная или неполученная духовность. Оценки не показывают степени «духовности» и образованности в вопросах веры. Мне отвечали, что я ничего не понимаю, и строчили свои шпоры дальше.
Справедливости ради надо сказать, что в духовности и вопросах, связанных с отправлениями веры, учащиеся ВШ вне зависимости от оценок на экзаменах особо не преуспевают. Например, все мои знакомые выпускники ВШ полагают, что диаконский возглас «Миром Господу помолимся!» - это призыв к соборной молитве (предложение помолиться всем миром, всем вместе). В ВШ, конечно, учат не понимать службу и молитвы, а источникам узнавания воли Божией, это куда актуальнее.
Надо сказать, что всегдашнее понимание, что ты чего-то недоучил, что-то списал, чего-то не понял, вызывает чувство вины. Прихожане жили и живут под гнетом осознания своей нерадивости в делах школьных. Это позволяет отцу-директору и его матушке с легкостью управлять ими как душа пожелает. Яркий эпизод их злоупотреблений:
О славных делах попа Георгия и матушки Иулиты
У одной прихожанки случилась знакомая, жена нового русского, женщина гипервнушаемая. И стал этой новой русской массаж делать некий экстрасенс. Ну, этот экстрасенс ея массировал и, значиццо, поработил ея волю. Ну, то есть стал склонять к блудному сожительству, затем уходу от мужа к нему, к экстрасенсу то есть, и к разделу мужниного имущества судом с тем, чтобы завладеть половиной капиталов того богатея. Узнав о сей прискорбной ситуации, прихожанка храма сего решила срочно вмешаться и переориентировать свою знакомую (будем звать ея Фотиния).
Итак, Фотиния сия направляется прихожанкой храма сего (в коем подвизаются поп Георгий и матушка Иулита) прямехонько на исповедь к попу Георгию, а затем в воскресную школу к матушке Иулите. Год прошел, как сон пустой… Гипервнушаемая Фотиния оставила своего экстрасенса и стала сама прихожанкой храма сего. Она постоянно ходит на исповедь и носит в конвертах. Она убедила своего новорусского мужа освятить все принадлежащие семье объекты движимости и недвижимости, освящал, ясное дело, поп Георгий, по таксе: 15000 деревянненьких за единицу движимости/недвижимости + расходы на бензин и амортизацию колесницы + корм на территории хозяев + сухой паек. Кроме того, за отчетный период были оплачены инженерные работы в Вологодском имении попа Георгия.
Кроме того, одна из квартир, принадлежащих гипервнушаемой Фотинии со чады и домочадцы, пошла на устройство в ней детского сада под патронажем матушки Иулиты; а еще одна квартира ныне оказалась занята честным семейством попа Георгия и матушки Иулиты, понеже они решили расшириться: продали свой флет (построенный на базе подаренного им ранее еще одной прихожанкой храма сего), купили землю в Коломягах и затеяли там стройку века (думаю, понятно, что ежели ресурсов не хватит, придется докладывать мужу гипервнушаемой Фотинии).
По поводу же окормления вот какой интересный нюанс был и есть в духовных экзерсисах отца-директора. Любит он на восьмой день по рождению младенцев посещать семьи своих пасомых и нарекать детям имена. Причем нарекает в соответствии с Божией волей, о которой усердно молится и против которой молодым родителям ну никак не попереть. К ужасу молодых мам, окормляющихся у сего достойного мужа, он нарек (только на моей памяти) их детей Февронией, Феклой, Ананией, Лавром и Пульхерией. Некоторые родители даже плакали, но пойти против Божией воли не посмели.
В настоящее время отец-директор, пользуясь на приходе репутацией первого знатока Св. Писания и Предания, а вкупе и непререкаемого оракула, ввел в приходской клир своего новоиспеченного зятя-диакона и новопоставленного сына-иерея. Клан его прирастает клонами, и боюсь, отца-настоятеля, у которого имеются определенные проблемы со здоровьем, скоро потеснят сии птенцы. (Если раньше не наложит лапу на любовно собранный и не отпускаемый ни на шаг приход саранская мафия.)
Как я ушла из прихода
Я с самого начала не была верным чадом своего духовного отца и позволяла себе при случае посещать другие храмы. Имела возможность сравнивать, сопоставлять, делать какие-то выводы. Мне не нравилась наша затянутая служба под заунывный знаменный распев, очень не нравилась Херувимская, во время которой отец-настоятель злоупорно и долго молился в алтаре, а хор тянул и тянул нескончаемое «ииииииииииии-иииииииииииииии-иииииииииииже», не нравился Димитрий Ростовский и невозможность частых причащений (отец не благословлял, почему-то требуя выстаивания на уставных службах). Меня изумляли странности ВШ и регулярные страшилки в проповедях.
И вот в какой-то момент я поняла, что больше туда не пойду, без обид, просто не пойду; а если формально объяснять, то все происходящее мало сопрягалось в моем представлении со Христом и христианством. За несколько лет моего «прихожанства» я изучила обрядовую сторону вопроса, привыкла жить по церковному календарю, но ощущения, что стала ближе ко Христу, не было. Поездки в этот храм на другом конце города, еженедельное участие в богослужениях все более и более напоминали какую-то странную ролевую игру, в которой я неизменно выступала в роли никому не нужного и не интересного статиста. Статистами были все лаики, которые просто формировали массовку. Это становилось все более скучно.
Еще одно немаловажное обстоятельство буквально изгоняло меня из этого прихода - поощрение доносительства. Родители меня воспитывали под девизом «доносчику первый кнут», стукачество в нашей семье почиталось делом подлым и постыдным. Насколько мне известно, к нему так же относятся и большинство людей. Но на приходе все было иначе. Сколько раз слышала я от прихожан святого храма: «Надо донести!» И шли, и доносили, потому что священноначалие завело такой порядок, тут все было переставлено с ног на голову: надо радоваться смерти ближнего, надо бояться мести Бога, надо стучать на окружающих - ради их же пользы! Потому что они, бедные, сами не видят своего безобразия; а если ты увидел со стороны, то мог ошибиться, ибо лаик и непроходимо глуп и невежествен; оттого, увидев, что брат твой сделал что-то, с твоей точки зрения, не то, надо донести священноначалию - ему видней, оно с Богом напрямую разговаривает, вот пусть с Богом и разбираются далее, что с этим братом делать - а ты поступил хорошо, вовремя доложив.
Сначала я ничего не знала о системе доносов. Но меня озадачивали вопросы духовного отца на исповеди; он, например, спрашивал, почему я не исповедую ссору с домочадцами, ведь ссорилась же. Мне бы списать сие на его прозорливость (как все и делали и делают), но я в силу своей грубости и глупости вспомнила, что намедни рассказывала о ссоре подруге; по всему получалось, что она донесла.
Перед моим уходом состоялся разговор с духовным отцом. Он сообщил, что я делаю большую глупость, потому что, конечно же, ему держать за меня ответ на Страшном Суде. Я попыталась сообщить, что хотела бы предстать перед Судией сама. На это он возразил: «Ты думаешь, Он станет с тобой разговаривать? А кто ты такая? Я поставлен здесь, на земле, вязать и решить, ты это знаешь? Что свяжу, то свяжется на Небесах, что разрешу, то разрешится. А ты - что, кто?» Я ответила, что хочу иметь свои отношения с Господом. «А ты что, думаешь, может, что ты Ему и исповедуешься?» - изумился отец. «Именно Ему», - подтвердила я. - «Ошибаешься, мне. И я, если ты будешь хорошо себя вести, скажу Ему на Страшном Суде, что тебя надо в рай, поняла?»
Я сказала, что в голове у меня это не укладывается (и это истинная правда), и я должна взять тайм-аут, чтобы все обдумать.
Прошло несколько лет. Я повидала разные храмы и приходы РПЦ. Вопреки грозным пророчествам духовного отца от Христа не отвернулась, прочитала самостоятельно немало богословских трудов, статей, проповедей разных священников. И все более и более понимаю, что в том виде, в котором Церковь сейчас представлена, она мирянину не нужна, если он, правда, хочет быть со Христом, а не пошаманить на предмет освятить тачку-хатку-окрестить-дитя-от-злого-глаза.
У православных собственная гордость, они на всех «внешних» смотрят свысока. Посещение храмов и - в особенности - членство в приходах дает многим лаикам чувство собственной исключительности и надмирности. Они надмеваются над нецерковными, ощущают внутреннее превосходство и готовы возлюбить нецерковных ближних только как потенциально церковных. Вообще каждый человек обретает ценность в их глазах как в перспективе могущий воцерковиться. А если вдруг по какой-то причине этой перспективы он лишен, ценность его стремится к нулю. Остается только благочестиво вздохнуть о «Божией воле» (или ее отсутствии).
И за этим приходил Христос? Чтобы сколотить круг избранных, вернее - пирамиду, а остальные были быдлом, не стоящим упоминания? В том Его воля? Категорически в это не верю и не поверю никогда.
Не хочу быть в церковной ограде, делить людей на «своих» и «чужих» по принципу вероисповедания, не хочу быть в системе. И не вижу ничего худого в том, чтобы обходиться без посредника между собой и Господом.
Хорошего, бодрого и веселого чтения. А главное - помнить пушкинский завет ИМХО: сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.
Воскресная школа и отец-директор
Особого внимания заслуживает окормление паствы силами воскресной школы и через нее. Я уже упоминала об отце-директоре воскресной школы, богатом духовными чадами под стать отцу-настоятелю. Особый почерк этого деятеля отечественного православия весьма примечателен, но не менее примечательна и сама эпическая история его пути к хиротонии. Цитирую ее по подручному интернет-источнику, поскольку лучше не напишешь:
Предыстория попа Георгия и матушки его Иулиты
Жил-был в провинции один малый, не лишенный музыкального слуха и неких певческих способностей. Окончил он местное музучилище и приехал в тогда еще Ленинград, в надежде поступить в консерваторию. С попытки этак четвертой поступил (а меж ними работал на стройке да разнорабочим, жил в общаге).
Итак, поступает он в консерваторию и начинает обучаться, не особо успешно, но как-то. И знакомится между прочим со студенткою дирижерского отделения, а сам-то певун-тенор. Ну, они друг друга полюбляют, женятся и рожают сына. А время уже даже не перестроечное (когда они на последнем излете каких-то там гарантий приступали к обучению), а глубоко бандитское, сиречь середка 1990-х. Ну вот, они со своими дипломами об умении консервировать (понеже консерваторию с грехом пополам окончили) оказываются на улице, а младенец-то орет. Они его сдают ее родителям, а сами подаются в уличные музыканты. Ездят по разным городам, поют в переходах метро, шляпят. И даже в Скандинавию подаются и там шляпят тож. Однако ж сердце материнское за младенца неспокойно, да и родители сообщают при малейшей оказии, что орет.
И вот возвращаются супруги-песняры уличные уже в Петербург, без особых денег и особых перспектив. И рыщут оне в неудачных поисках работы там и сям. Вдруг бац - объявление: нужны певчие в восстанавливающийся храм. Ну певчими так певчими, в храм так в храм, им выбирать особо не приходится. Но вынуждены креститься, да-с. Начинают спевать знаменным распевом, чтобы была особая фишка. Спевают и спевают, новоиспеченный отец-настоятель им потихоньку башляет, вот и младенчику на молочишко, и им как-то уже можно жить.
Но тут наш регент-тенор (назовем его Георгий) смекает, что нужно ж подрасти как-то в плане церковно-чиновном, а то так петь по-знаменному можно до позеленения, и все пребудет на одном месте. Составляет разговор с отцом-настоятелем, как бы, мол, мне бы как-то вот того-с. «А что ты делать станешь?» - резонно вопрошает отец. «А я, - грит наш Георгий, - стану… учить катехизису, вот. И супруга моя - тож. Она станет детей учить, а я, стал быть, взрослых». «Да ты сам его не разумеешь», - грит отец-настоятель с сомнением. «Дык вот я уж и Дроздова приобрел», - демонстрирует Георгий книжечку, которую, и правда, зачем-то прикупил. «Ну, раз так, - благословляю, - резюмирует отец-настоятель. - Будем с тобой и с твоей супругой приход собирать тогда. Ты какбэ идеологом станешь. Иди учись, что ли, это параллельно с учением пасомых-то».
И к клиросу у Георгия прибавляется еще куча всяких дел: он и в семинарию ходи, и курсы для ЦПШ по Дроздову составляй, и читай, и супругу свою назидай, чтоб читала малым детям. Маята. Но он упорный, Георгий-то, через пару годочков уже рукополагается во диакона, потом и в иерея. Правда, далее Дроздова и знаменных распевов ему не уйти, зато постепенно насиживает вместе со своей матушкой отличное место. Он так и сяк песочит пасомых, нерадивых к разумению дроздовского Катехизиса, пугает экзаменами, заставляет шпарить наизусть, между прочим, не только Дроздова, но и Евангелия, и даже 118 псалом. И кто запинается на экзамене, того выгоняет. Православные падают духом, тащат ему подарки на двунадесятые праздники, именины и годовщины хиротоний. Георгию это весьма нравится. А одна прихожанка, пребывая в ужасе и страсе пред георгиевским экзаменом, даже отписывает Георгию доставшуюся ей по наследству комнату. Сие событие воспринимается Георгием как сбыча Божией воли, типо: правильным путем идешь, Георгий, все в твоих руках, сим победиши.
Младенец же Георгиев растет в соответствующей атмосфэре. Родители крутятся что твоя юла: и поют, и преподают, и домостроительством занимаются. Пребывая в таковском деловом алгоритме, отрок сей с младых ногтей мотает на ус, что храм Божий и приход - уникальное место, микрокосмос, в котором делаются карьеры, деньги, квартирки, машинки; главное - трудолюбие и правильно направленное пасение овец словесного стада. Отец же назидает его всякий раз: «Зри, чадо, все мое - твое, достойно подхватишь мое, так сказать, знамя, станешь петь на крылосе да спрашивать 118 псалом, и будет у тебя всё, как у твоего родителя. Путь сей не усыпан розами, предусматривает тяжелое каждодневное напряжение, зато и плоды его сладки. А главное - не жалеть себя, паче же не послаблять пасомым».
Выросши при родителях-пчелах, без устали сбирающих сей благой нектар, кроха вполне предсказуемо порешил получить два образования. Сначала - педагогическое, чтобы, став восприемником ЦПШ, созданной его родителями, уверенной рукой и с должным апломбом назидать чад Церкви по Дроздову; а после, ясное дело, духовное, чтобы, подобно отцу, уловлять словесное стадо и расти, расти, расти все вверх да вверх, карабкаясь муравьем от комнаты к квартире, от лады-калины к инфинити, пожиная щедрые плоды Божией благодати, изливаемой в особом месте для особых людей.
По негласным правилам, довлеющим на приходе, каждый прихожанин, хоть в какой-то мере склонный к интеллектуальной деятельности, должен был пройти через горнило воскресной школы. Это вполне способствовало претворению в жизнь излюбленной схемы отца-настоятеля «дом - храм - работа - дом», потому что не оставляло уже никаких времени и сил для походов куда-то «на сторону». В субботу прихожанам было под страхом Божией кары регламентировано посещать всенощную, которая начиналась в 18 и могла длиться и до 21, и до 22 и более, в зависимости от того, какой продолжительности проповедь затем решит сказать отец-настоятель или - в его отсутствие - отец-директор школы. В воскресенье по холодку все сомкнутыми рядами шли на литургию, раннюю (к 7 утра) или позднюю (к 10). И если ранняя длилась не более 3 часов (должна была хоть как окончиться к началу поздней), то поздняя могла быть и 4 часа, и 5, однако все же обычно обходилось 4 часами. И вот через пару часов после литургии начинались занятия в ВШ, по классам, так что у большинства прихожан весь день воскресный оказывался сопряжен с обслуживанием религиозных и духовно-просветительских надобностей. Совсем к вечеру воскресенья прихожане возвращались домой, чтоб тихо поужинать, помолиться и опочить в преддверии очередной трудовой недели.
Основной миссией ВШ было утверждение в головах прихожан мысли об их всяческой «недоделанности». Оставалось только дивиться милосердию Божию, как Он не стирает с лица земли таких глупых, никчемных, несообразительных недотыкомок, каковыми себя ощущали (и по сей день ощущают) обучающиеся. Не смог вызубрить и воспроизвести текст Св. Писания буква в букву, переставил слова в изречениях Святых Отцов, не разумел смысла прообразования, не смог внятно и логично ответить на вопрос, что есть поклонение в Духе и Истине, дерзал иметь и высказывать свое мнение по поводу Евангельского чтения, усомнился в толковании Феофилакта Болгарского, заснул (!) на занятии… Обучаемым снова и снова втолковывалась максима о том, что волю Божию о себе можно получить через духовного отца, а самому-де и дерзать нечего, ибо качество молитвы и духовной жизни, извиняйте, ниже плинтуса.
Для меня до сих пор загадка, по какой причине сотни, в общем-то, неглупых, состоявшихся людей участвовали (и участвуют!) из недели в неделю в этом мазохистском мероприятии, позволяя невежественным, зачастую малограмотным «учителям» растаптывать их самооценку, демонстрировать свое мнимое интеллектуальное и какое-то «духовное» превосходство. Скажете, необходимо смирение? Никто с этим не спорит, смирение нужно христианину как воздух, но ему ведь дана Господом и голова - и не чтобы преклонять ее перед чем попало, изображая это смирение, а чтобы думать - в том числе и соображать, перед чем смиряться, а перед чем - нет. С моей точки зрения, смиряться перед малограмотностью, ограниченностью, глупостью - это попустительство, а никакое не смирение. Попустительство разрушает души всех участников процесса, создает иллюзии, кривые зеркала.
Я, желая в полной мере поучаствовать в приходской жизни, пошла учиться в ВШ. Хватило меня, кажется, на 4 или 5 занятий. Далее стала задавать вопросы, что бы могло значить происходящее в оном пространстве, но ответов не получила. Посещать мероприятие прекратила ввиду его очевидной бессмысленности и неприложимости ни к каким сферам жизни. Обсуждала с другими людьми. Они признавались, что тоже не понимают смысла этого обучения, но упорно продолжали начатое. Причины назывались разные: не привык бросать процесс; может быть, дальше что-то такое откроется; я понял, что настолько духовно незрел, что не могу вникнуть в очевидное, и спасибо, что меня терпят эти святые люди; мне интересно наблюдать за процессом, посмотрю, что дальше будет…
Правда, многие на приходе и по сей день гордятся своим образованием, полученным в ВШ. Совсем недавно в ней отменили экзамены, вроде бы по требованию епархиального начальства. До того же в конце учебного года (в мае) верующим становилось сильно не до молитв и вообще ни до чего - они лихорадочно строчили шпоры, что-то зубрили и стучали зубами от ужаса засыпаться на экзамене. Все как один просили молитв - чтоб Господь сподобил их благополучно сдать очередной экзамен в ВШ (там 5 классов-курсов для взрослых, соответственно, после каждого курса переводной экзамен). Я много раз спрашивала у тех, кто обращался за молитвенной поддержкой, не кажется ли им странным такая постановка вопроса, ведь вряд ли можно считать при получении духовного образования главным оценки. Главное - знания, полученная или неполученная духовность. Оценки не показывают степени «духовности» и образованности в вопросах веры. Мне отвечали, что я ничего не понимаю, и строчили свои шпоры дальше.
Справедливости ради надо сказать, что в духовности и вопросах, связанных с отправлениями веры, учащиеся ВШ вне зависимости от оценок на экзаменах особо не преуспевают. Например, все мои знакомые выпускники ВШ полагают, что диаконский возглас «Миром Господу помолимся!» - это призыв к соборной молитве (предложение помолиться всем миром, всем вместе). В ВШ, конечно, учат не понимать службу и молитвы, а источникам узнавания воли Божией, это куда актуальнее.
Надо сказать, что всегдашнее понимание, что ты чего-то недоучил, что-то списал, чего-то не понял, вызывает чувство вины. Прихожане жили и живут под гнетом осознания своей нерадивости в делах школьных. Это позволяет отцу-директору и его матушке с легкостью управлять ими как душа пожелает. Яркий эпизод их злоупотреблений:
О славных делах попа Георгия и матушки Иулиты
У одной прихожанки случилась знакомая, жена нового русского, женщина гипервнушаемая. И стал этой новой русской массаж делать некий экстрасенс. Ну, этот экстрасенс ея массировал и, значиццо, поработил ея волю. Ну, то есть стал склонять к блудному сожительству, затем уходу от мужа к нему, к экстрасенсу то есть, и к разделу мужниного имущества судом с тем, чтобы завладеть половиной капиталов того богатея. Узнав о сей прискорбной ситуации, прихожанка храма сего решила срочно вмешаться и переориентировать свою знакомую (будем звать ея Фотиния).
Итак, Фотиния сия направляется прихожанкой храма сего (в коем подвизаются поп Георгий и матушка Иулита) прямехонько на исповедь к попу Георгию, а затем в воскресную школу к матушке Иулите. Год прошел, как сон пустой… Гипервнушаемая Фотиния оставила своего экстрасенса и стала сама прихожанкой храма сего. Она постоянно ходит на исповедь и носит в конвертах. Она убедила своего новорусского мужа освятить все принадлежащие семье объекты движимости и недвижимости, освящал, ясное дело, поп Георгий, по таксе: 15000 деревянненьких за единицу движимости/недвижимости + расходы на бензин и амортизацию колесницы + корм на территории хозяев + сухой паек. Кроме того, за отчетный период были оплачены инженерные работы в Вологодском имении попа Георгия.
Кроме того, одна из квартир, принадлежащих гипервнушаемой Фотинии со чады и домочадцы, пошла на устройство в ней детского сада под патронажем матушки Иулиты; а еще одна квартира ныне оказалась занята честным семейством попа Георгия и матушки Иулиты, понеже они решили расшириться: продали свой флет (построенный на базе подаренного им ранее еще одной прихожанкой храма сего), купили землю в Коломягах и затеяли там стройку века (думаю, понятно, что ежели ресурсов не хватит, придется докладывать мужу гипервнушаемой Фотинии).
По поводу же окормления вот какой интересный нюанс был и есть в духовных экзерсисах отца-директора. Любит он на восьмой день по рождению младенцев посещать семьи своих пасомых и нарекать детям имена. Причем нарекает в соответствии с Божией волей, о которой усердно молится и против которой молодым родителям ну никак не попереть. К ужасу молодых мам, окормляющихся у сего достойного мужа, он нарек (только на моей памяти) их детей Февронией, Феклой, Ананией, Лавром и Пульхерией. Некоторые родители даже плакали, но пойти против Божией воли не посмели.
В настоящее время отец-директор, пользуясь на приходе репутацией первого знатока Св. Писания и Предания, а вкупе и непререкаемого оракула, ввел в приходской клир своего новоиспеченного зятя-диакона и новопоставленного сына-иерея. Клан его прирастает клонами, и боюсь, отца-настоятеля, у которого имеются определенные проблемы со здоровьем, скоро потеснят сии птенцы. (Если раньше не наложит лапу на любовно собранный и не отпускаемый ни на шаг приход саранская мафия.)
Как я ушла из прихода
Я с самого начала не была верным чадом своего духовного отца и позволяла себе при случае посещать другие храмы. Имела возможность сравнивать, сопоставлять, делать какие-то выводы. Мне не нравилась наша затянутая служба под заунывный знаменный распев, очень не нравилась Херувимская, во время которой отец-настоятель злоупорно и долго молился в алтаре, а хор тянул и тянул нескончаемое «ииииииииииии-иииииииииииииии-иииииииииииже», не нравился Димитрий Ростовский и невозможность частых причащений (отец не благословлял, почему-то требуя выстаивания на уставных службах). Меня изумляли странности ВШ и регулярные страшилки в проповедях.
И вот в какой-то момент я поняла, что больше туда не пойду, без обид, просто не пойду; а если формально объяснять, то все происходящее мало сопрягалось в моем представлении со Христом и христианством. За несколько лет моего «прихожанства» я изучила обрядовую сторону вопроса, привыкла жить по церковному календарю, но ощущения, что стала ближе ко Христу, не было. Поездки в этот храм на другом конце города, еженедельное участие в богослужениях все более и более напоминали какую-то странную ролевую игру, в которой я неизменно выступала в роли никому не нужного и не интересного статиста. Статистами были все лаики, которые просто формировали массовку. Это становилось все более скучно.
Еще одно немаловажное обстоятельство буквально изгоняло меня из этого прихода - поощрение доносительства. Родители меня воспитывали под девизом «доносчику первый кнут», стукачество в нашей семье почиталось делом подлым и постыдным. Насколько мне известно, к нему так же относятся и большинство людей. Но на приходе все было иначе. Сколько раз слышала я от прихожан святого храма: «Надо донести!» И шли, и доносили, потому что священноначалие завело такой порядок, тут все было переставлено с ног на голову: надо радоваться смерти ближнего, надо бояться мести Бога, надо стучать на окружающих - ради их же пользы! Потому что они, бедные, сами не видят своего безобразия; а если ты увидел со стороны, то мог ошибиться, ибо лаик и непроходимо глуп и невежествен; оттого, увидев, что брат твой сделал что-то, с твоей точки зрения, не то, надо донести священноначалию - ему видней, оно с Богом напрямую разговаривает, вот пусть с Богом и разбираются далее, что с этим братом делать - а ты поступил хорошо, вовремя доложив.
Сначала я ничего не знала о системе доносов. Но меня озадачивали вопросы духовного отца на исповеди; он, например, спрашивал, почему я не исповедую ссору с домочадцами, ведь ссорилась же. Мне бы списать сие на его прозорливость (как все и делали и делают), но я в силу своей грубости и глупости вспомнила, что намедни рассказывала о ссоре подруге; по всему получалось, что она донесла.
Перед моим уходом состоялся разговор с духовным отцом. Он сообщил, что я делаю большую глупость, потому что, конечно же, ему держать за меня ответ на Страшном Суде. Я попыталась сообщить, что хотела бы предстать перед Судией сама. На это он возразил: «Ты думаешь, Он станет с тобой разговаривать? А кто ты такая? Я поставлен здесь, на земле, вязать и решить, ты это знаешь? Что свяжу, то свяжется на Небесах, что разрешу, то разрешится. А ты - что, кто?» Я ответила, что хочу иметь свои отношения с Господом. «А ты что, думаешь, может, что ты Ему и исповедуешься?» - изумился отец. «Именно Ему», - подтвердила я. - «Ошибаешься, мне. И я, если ты будешь хорошо себя вести, скажу Ему на Страшном Суде, что тебя надо в рай, поняла?»
Я сказала, что в голове у меня это не укладывается (и это истинная правда), и я должна взять тайм-аут, чтобы все обдумать.
Прошло несколько лет. Я повидала разные храмы и приходы РПЦ. Вопреки грозным пророчествам духовного отца от Христа не отвернулась, прочитала самостоятельно немало богословских трудов, статей, проповедей разных священников. И все более и более понимаю, что в том виде, в котором Церковь сейчас представлена, она мирянину не нужна, если он, правда, хочет быть со Христом, а не пошаманить на предмет освятить тачку-хатку-окрестить-дитя-от-злого-глаза.
У православных собственная гордость, они на всех «внешних» смотрят свысока. Посещение храмов и - в особенности - членство в приходах дает многим лаикам чувство собственной исключительности и надмирности. Они надмеваются над нецерковными, ощущают внутреннее превосходство и готовы возлюбить нецерковных ближних только как потенциально церковных. Вообще каждый человек обретает ценность в их глазах как в перспективе могущий воцерковиться. А если вдруг по какой-то причине этой перспективы он лишен, ценность его стремится к нулю. Остается только благочестиво вздохнуть о «Божией воле» (или ее отсутствии).
И за этим приходил Христос? Чтобы сколотить круг избранных, вернее - пирамиду, а остальные были быдлом, не стоящим упоминания? В том Его воля? Категорически в это не верю и не поверю никогда.
Не хочу быть в церковной ограде, делить людей на «своих» и «чужих» по принципу вероисповедания, не хочу быть в системе. И не вижу ничего худого в том, чтобы обходиться без посредника между собой и Господом.