О личном измерении исторической трагедии перехода к коммунизму
https://www.sovietmilitarystuff.com/image/cache/data/MarxandLenin11-1000x1000.jpeg
«Ортодоксальный марксизм» резюмирован как выраженное в мыслях и логически систематизированное вероучение коммунистической религия Нового Запада, являющейся одной из двух дополняющих и взаимно определяющих друг друга по принципам дополнительности и квантовой неразделимости, буржуазных теорий (науки) одной и той же «Феноменологии духа» Нового Запада.
Тезисами обобщено и указано на существо личных трагедий Маркса и Ульянова (Ленина), посредством которых открылись фундаментальные основания бытийственной трагедии народных масс России и всего мiра, развёртывающейся в процессе «новых тёмных веков», достигших своего зенита в начале 20-го века и предваряющих начало перехода человека от своей предыстории в свою человеческую историю.
Каутский в книге «Эрфуртская программа. Комментарии к принципиальной части», опубликованной летом 1892 года объёмом ок. 270 страниц текста, в основу которого были положены комментарии к Эрфуртской программе, опубликованные им в «Neue Zeit» («Новое время») в 1891, утверждал, что «производительные силы, развившиеся в недрах капиталистического общества, стали несовместимыми с той формой собственности, на которой оно покоится».
«Вот уже целое столетие, - продолжал далее Каутский, - мыслители и политики имущих классов прилагают усилия к тому, чтобы предотвратить грозящее ниспровержение частной собственности на средства производства - революцию - путем социальных реформ, ищут… способы… смягчить… действие этой частной собственности, не затрагивая ее самой. В течение целого столетия превозносились и были испробованы для этой цели самые разнообразные средства; едва ли еще возможно придумать в этой области что-нибудь новое».
Рассмотрение попыток господствующего класса оттянуть «социальную революцию» Каутский заключает утверждением о том, что «никакие увертки не помогут. Правовая основа современного способа производства - частная собственность на средства производства становится все более несовместимой с характером средств производства… Гибель этой частной собственности является только вопросом времени. Она произойдет непременно, хотя никто с определенностью и не может сказать, когда и каким образом она наступит».
Передовые нации, в том числе Германия, утверждал в этой книге Каутский, экономически уже готовы к началу перехода к социализму (коммунизму). Вопрос отныне заключается лишь в том, чтобы «трудящиеся классы завоевали политическую власть» в своём государстве.
Более того, Каутский именно в эти 1890-ые годы неоднократно говорил о перспективе в 10-30, максимум в 50 лет, в течение которой «трудящиеся классы станут господствующими в государстве», ибо «социальная революция неизбежна».
Да и в последующие десятилетия вплоть до начала 1920-х годов Каутский ничуть не изменил этих своих представлений и основанных на них принципиальных выводов.
Иными словами, согласно утверждениям Каутского в 1890-1900-х годах, «социальная революция», под которой подразумевалась «коммунистическая (социалистическая) революция», в Германии должна свершиться в перспективе до начала 1920-1940 годов.
Все необходимые экономические и идеологические условия («дух социализма» или «дух коммунизма» - это выражение Каутского из цитированной здесь книги 1892 года, для которого социализм и коммунизм были тождественны) и предпосылки для свершения «социальной революции», по утверждениям Каутского, у «передовых наций» уже есть.
А в Германии, кроме этого, есть также и необходимая политическая предпосылка - рабочая партия с «программой научного социализма» и т.д.
В начале 20-го века это было общеизвестно для всех «социалистов (коммунистов)» в составе европейской и российской социал-демократии.
Все они веровали в то, что «социальная революция» непременно свершится не просто вообще в какой-нибудь из «передовых наций», но прежде всего - в Германии. Они ждали революцию в Германии, надеялись на это, тщательно следя за ситуацией в Германии, дабы уловить самые первые признаки начала неизбежной революционной грозы, должной стать спусковым крючком начала «социальной революции» во всех «передовых нациях».
В 1917-1920-ом годах по накалу верований в неизбежность революции в Германии и чаяний её начала со дня на день все эти ожидания в среде «социалистов (коммунистов)» стали сопоставимы с апокалиптическими ожиданиями первых христиан и всех иных иудео-мессианских «коммунистических общин», «этику и дух коммунизма» которых исследовал Каутский в своей «Истории социализма. Предтечи новейшего социализма» (2-е изд., Петербург, 1906).
Заметим здесь ещё раз, что Макс Вебер был уверен - это собственно и было его субъективным мотивом и целью, что своей «Протестантской этикой и духом капитализма» (1905) и «Историей хозяйства и религий» он опровергает теорию Маркса.
Однако в действительности Вебер опровергал отнюдь не теорию Маркса, но всего лишь то толкование теории Маркса, которое получило наименование «ортодоксального марксизма» и было произведено Каутским на основании первоначально данного Энгельсом толкования теории Маркса, развёрнутого Каутским в «научную систему».
Кстати говоря, самоё именование «ортодоксальный марксизм» произведено по образу и по подобию «ортодоксального христианства» Византии, в России именовавшегося «православным вероисповеданием». Уже только это не могло не стать одним из идеологических факторов принятия «ортодоксального марксизма» в качестве нового вероучения революционно-коммунистической частью «русской интеллигенции».
Но что в действительном результате получилось в целом у Энгельса и Каутского, с одной стороны, и у Вебера, с другой стороны?
А в результате все они (Вебер vs Энгельс-Каутский) вместе взятые дали две, взаимно дополняющие и взаимно определяющие друг друга по принципам дополнительности и квантовой неразделимости, буржуазные теории (науки) одной и той же «Феноменологии духа» Нового Запада.
Эта «Феноменология духа» Нового Запада, по оценке Маркса, данной ещё в рукописях 1844 года, есть «выраженная в мыслях и логически систематизированная религия» Нового Запада.
И даже Ульянов (Ленин) отнюдь не случайно на III-ем съезде РКСМ горячо и убеждённо, без какой бы то ни было тени сомнения, уверенно говорил делегатам съезда о том, что именно их (этих делегатов съезда РКСМ) поколению предстоит строить коммунизм, а следующее поколение уже будет жить при коммунизме.
Вся эта «выраженная в мыслях и логически систематизированная религия» Нового Запада во всём объёме её «коммунистического вероучения» и во всём разнообразии вероисповеданий этого «коммунизма» - это та самая многослойная формация иллюзорных (идеологических) представлений о социализме и коммунизме, которая именно в революционной общественной практике России не выдержала столкновения с действительностью.
Но только один Ульянов (Ленин) уже практически на смертном одре сначала интуитивно, а затем и всё более осознанно начал понимать действительную необходимость «коренной перемены всей точки зрения нашей на социализм».
Однако передать эту эстафету производства подлинно научного знания революционного пролетариата Ульянову (Ленину) было некому - и в этом была трагедия не только его личная.
Собственно и предшественнику Ульянова (Ленина) Марксу в ещё большей мере, чем Ульянову (Ленину), оказалось некому передать начатое им производство подлинной науки революционного пролетариата. Более того, Маркс осознал это своё одиночество уже на рубеже 1850-1860-х годов, то есть в период работы над «Критикой политической экономии», кратко названной им «Капиталом».
Этими двумя личными трагедиями Маркса и Ульянова (Ленина) лишь весьма частично приоткрылись глубинные, фундаментальные основания бытийственной трагедии народных масс России и всего мiра, развёртывающейся в процессе «новых тёмных веков», достигших своего зенита в начале 20-го века и предваряющих начало перехода человека от своей предыстории в свою человеческую историю.