Письмо в бутылке_1
Самые мрачные уголки ада оставлены для тех,
кто соблюдает нейтралитет во времена морального кризиса.
Данте.
.
Перемена участи
Стал ли мир последних поколений лучше?
В чем-то, на какой-то срок - да…
И все же с какого-то момента сомнения в прогрессе возрастают, планка опасений повышается: возникает жанр антиутопии.
А после мировых войн вызревает обширная ревизия человеческой и метафизической ситуации, отразившись в переоценке коммунистического эксперимента, дискуссиях о новом мировом порядке, коррупции протестантской этики, теологии после Освенцима.
Возможно, токи этой мерцающей аритмии - неизбежное следствие масштаба трансформаций.
На рубеже 60-70-х годов совершается грандиозный социокультурный переворот, определяемый как -
· «Мировая революция» (Иммануил Валлерстайн),
· «Вступление в фазу новой метаморфозы всей человеческой истории» (Збигнев Бжезинский),
· «Великий перелом» (Рикардо Диес-Хохлайтнер).
Россия в ипостаси СССР, не сумев опознать калибр перемен, прогуляла урок, упустив некий судьбоносный шанс.
Изменения в Советском Союзе, отчасти откликаясь на эманации мирового переворота, выражали дух перемен в том смысле, что страна переживала оттепель - обновление, связанное с энергетикой ХХ съезда, с возможностью жить, говорить, писать, снимать кинофильмы несколько свободнее, чем до той поры.
Социальный оптимизм, порой даже чрезмерный, присутствовал тогда, в 60-е. Отразился он и в программе КПСС, объявившей задачу построения коммунизма близкой к завершению, и в поднявшем образ физика специфическом очаровании НТР, отражённом у Стругацких в - «Понедельнике».
Все это влияло на настроения в лишённой многих других удовольствий стране.
Конец 60-х обозначил апофеоз и рубеж модернити на Западе, на Востоке же иллюзии ностальгически окрашенного мира - «комиссаров в пыльных шлемах», позолоченного десятилетия - «социализма с человеческим лицом», грёзы о новой - «весне народов» развеивались, замещаясь твердеющей скорлупой - «реального социализма».
Вскоре СССР поразил ступор - заработал сырьевой амортизатор, началось бронзовение 70-х, нарастал пафос борьбы с интеллектуальной оживлённостью, самостоятельностью, инакомыслием, включая марксистское.
В массовом сознании распадалась одна из схем просвещенческого прогресса.
В 1968-м предтеча Стругацких Иван Ефремов публикует антиутопию - «Час быка». И тогда же, после ввода войск в Чехословакию, терпит крах попытка Алексея Германа снять фильм - «Трудно быть богом».
У столь чутких людей, как писатели, к тому же фантасты (то есть люди с не лимитированным воображением), ощущение цивилизационного транзита наличествовало.
У Стругацких было необычное чутье, особая зоркость или, если не будет звучать слишком пафосно, странный дар ясновидения.
Достаточно вспомнить аллюзии, возникавшие - post factum при сравнении повести - «Пикник на обочине» либо фильма - «Сталкер» с образами чернобыльской катастрофы.
Парадоксальна роль цензуры, сыгравшей в данном случае отчасти позитивную роль. Список замечаний к первоначальной редакции - «Обитаемого острова», сделанных Главлитом, издательством, редакциями, включал такие позиции, как
· «подчеркнуть наличие социального неравенства в Стране Отцов»,
· «затуманить социальное устройство» и даже -
· «чем меньше аналогий с СССР, тем лучше».
Социальный строй на Саракше, становясь невнятным, обретал многозначность. Недаром, когда появилась возможность опубликовать бесцензурное издание, ряд внесённых в текст изменений остался.
Сказанное не означает, что я сторонник цензуры, просто так уж легли карты.
В итоге повесть, синтезировав черты антисоветской антиутопии и карикатурно-мрачного капиталистического строя с элементами фашизации, оказалась письмом в бутылке, брошенным в будущее.
Тут вспоминается прозорливое замечание Льва Троцкого: -
«СССР минус социальные основы, заложенные Октябрьской революцией, это и будет фашистский режим».
Эклектика, коктейль в одном флаконе из антисоветской и антикапиталистической критики с привкусом -
«новой тирании, невидимой и зачастую виртуальной» (Папа Франциск)
предопределили актуальность текста Стругацких в наши дни.
Обитаемый остров Россия
Название одной из повестей братьев наводит на мысль о статье безвременно ушедшего Вадима Цымбурского - «Остров Россия». Понимание Московского государства как острова спасения восходит едва ли не ко временам падения Византии, точнее, к концу XV - началу XVI века.
Именно тогда формируется самоощущение народа как особой общности.
Образ острова - отчего дома, погруженного в необъятный океан, - появляется в заключительных кадрах - «Соляриса» Андрея Тарковского.
«Остров» - название вызвавшего широкий резонанс фильма Павла Лунгина.
По мотивам повести Стругацких - «Обитаемый остров» была снята картина Фёдором Бондарчуком.
Своеобразие российского - «острова» не только в чувстве вселенской исключительности и географической фронтирности, но также в
· повторяющейся утрате политического и социального баланса,
· выпадении его обитателей в безвременье,
· неудачах реформ и революций по знаменитому рецепту Виктора Черномырдина: «хотели, как лучше, а получилось как всегда».
И как следствие - накопление огрехов, сменявшееся новыми усилиями по перемене участи.
У Стругацких был выраженный интерес к проблематике прогресса и коллизиям прогрессорства. Писатели демонстрируют несколько моделей поведения в «мире неприятных лиц»:
· Человек, который наблюдает - дон Румата;
· Человек, который следует эволюционным путём - Странник;
· Человек, который действует революционно - Максим.
Еще одна модель - Саул с его - «попыткой к бегству», экзотичной версией эмиграции: персонального - «выпадения из истории» по лекалам русской традиции - «лишних людей».
Братья - обитатели своего времени, свидетели его горизонтов.
Очевидцы, которые посредством иносказаний и проговорок выражали подчас больше, нежели можно было достичь иным образом, существуя на земле советского - «обитаемого острова», за пределы которого население вряд ли могло заглянуть из-за устойчивой рефракции, характерной особенности его горизонта.
Это не - «туманный занавес» Саракша, однако не менее плотная ограда, крепко сработанная соотечественниками из подручного материала эпохи.
Выход в открытый земной космос был отчасти возможен для советских - «островитян», но лишь как рабочая обязанность, привилегия либо под присмотром - «странника-пастуха» в составе группы.
То есть будучи не столько субъектом, сколько объектом: движимым имуществом Страны Советов.
В границах же - «острова» соблюдался прокрустов регламент.
Даже в хрущёвские 60-е, когда издавался солженицынский - «Один день Ивана Денисовича», в городе Новочеркасске войска стреляли в забастовавший народ, а - «хотящего странного» поэта, будущего лауреата Нобелевской премии, осудили на пять лет принудительного труда и ссылки за… тунеядство.
Как в любом сновидении либо - «одержании», в книгах Стругацких ощутимы прорехи памяти: дефицит ретроспективной рефлексии, отсутствие полноты - «будущего прошлого», в том числе России, при обилии в текстах русских имён.
Но, может быть, просто пиджачок был узковат? Из-за меры дозволенности, цензурной допустимости конструкций, которые Стругацкие могли выстраивать в виде Мира Полудня.
Ведь даже в художественных проекциях братья видели массу острых углов.
И если бы на поверхность выводились неприятные для властей проблемы - что Стругацкие частично и делали, но именно частично, до какой-то границы, - то возможность публично представлять подобные размышления серьёзно бы сократилась.
Писатели между тем нашли остроумный выход, перенеся казусы социального строительства в иные времена и в дальний космос, тем более что космонавтика стала на время советским брендом.
В психологии нечто схожее называется эскапизмом.
Так родился интересный эксперимент: каждый из описанных миров-планет превратился в лабораторию некой проблемы. В итоге возник реестр моделей поведения, политических концептов, рельефных конструкций, более или менее свободных от внимания сауронова ока: они же прописывались не в СССР и даже не на Земле.
Крах СССР был связан в числе прочего с запретом на обсуждение альтернатив, с табуированием серьёзной полемики о грядущем. В результате, по меткому выражению Вепря, страна - «выпала из истории».
Но оставалась лазейка…
Стругацкие использовали её, совершив собственную попытку к бегству из лагеря - «реального социализма».
Борис Стругацкий засвидетельствовал:
«Трудно быть богом» мы писали в великой злобе - сразу после встречи Хрущёва с художниками в Манеже. Тут мы впервые поняли, что нами правят враги культуры, враги всего того, что мы любим. И мы получали злое, дикое наслаждение, описывая государство Арканар - с таким же точно хамским правительством и с такими же раболепными, льстивыми подданными».
В общем -
«Мушкетёрский роман должен был, обязан был стать романом о судьбе интеллигенции, погруженной в сумерки Средневековья».
Да и реакция на фильмы по мотивам Стругацких связана была не только с обсуждением их художественных качеств, но с очевидными политическими аллюзиями.
Любопытно: как будет воспринят с этой позиции фильм Алексея Германа?
Не исключено, фантастическое арканарское прошлое окажется на шаг ближе к настоящему будущему, ведь, по словам режиссёра: -
«Трудно быть богом» - отчёт о том, как я вместе со всеми проживал эти десять лет, как мы сами позвали серых и как они превратились в черных».
Читатели - диссиденты и не диссиденты - размышляли над предъявленными Стругацкими моделями поведения в условиях конфликта с социальной реальностью и политическим строем.
Румата - он ведь не прогрессор, а наблюдатель. Лишённый возможности действовать, однако размышляющий: почему, собственно, он - «дезактивирован» и правильна ли такая политика?
Или столкновение Странника с юным землянином Максимом. Прогрессор реализует долговременный, эволюционный проект развития Страны Отцов, а население тем временем претерпевает деградацию, духовную гибель под - «излучателями».
И противоположная позиция Максима Каммерера: возможно, лет через пятьдесят Сикорски (он долгожитель) сможет решить проблемы с инфляцией и прочими неурядицами, только вот для кого их решит?
Для оскотинившихся, обезумевших или просто угасших людей.
Во внутреннем круге реальной власти в Стране Отцов («Отечестве») действуют регламенты - «по понятиям».
Шутовские имена-прозвища - своего рода звания: Папа, Тесть, Свёкор, Шурин, Умник и т.д. Включая, между прочим, и Странника.
Всё это на первый взгляд напоминает устройство мафии, однако с существенными модификациями.
Представлена ситуация тотального извращения прежней политкультуры - как патриархальной организации правления, так и рациональной бюрократии.
Произошло замещение её, но не маргинальной по своей сути уголовщиной, а скорее смесью аморального корпоративного менеджмента с не ограниченной рамками закона практикой секретных сообществ.
Окончание - Письмо в бутылке_2
.