Сыны Оденовы, любимцы бранной славы... (II)
Глава из книги П. Хитченса "Фальшивая победа" (2018), продолжение.
(Фото добавлены переводчиком).
Поразительный факт заключается в том, что преднамеренные бомбежки собственно гражданских целей в годы Второй мировой начали отнюдь не немцы. Бомбежки явились одним из первых последствий прихода на Даунинг-стрит Уинстона Черчилля. Подобно большинству консервативных деятелей того времени Невилл Чемберлен отшатывался от самой мысли о таких налетах и удерживал КА от бомбардировок германской территории. Черчилль же такой умеренностью не обладал. Почему он на это пошел?
Чего я не думаю и чего никогда не говорил
Когда я критикую бомбежки в публичных выступлениях, мне говорят, что я оскорбляю память бомбардировочных экипажей. Я этого не делал и не стану. Они плохо понимали, что̀ они творят, демонстрировали огромное личное мужество и часто погибали самой ужасной смертью и в ужасных количествах из-за того, что командиры привыкли жестоко разбрасываться их судьбами. Я обвиняю тех, кто, прекрасно отдавая себе отчет в происходящем, отправлял их в бой.
Мне говорят, что я приравниваю наши бомбардировки Германии к массовому убийству европейских евреев. Мне бы и в голову не пришло проводить такое сравнение; я этого не делал и не стану. Также мне говорят, что я оправдываю массовое убийство евреев германским государством, хотя это невозможно оправдать ничем, и я никогда не пытался это сделать. Неужели и сегодня требуется объяснять, что злом зла не поправишь и что одна ужасно неправильная вещь может быть хуже другой ужасно неправильной вещи, и обе они не перестанут быть ужасно неправильными, если их рассматривать по отдельности? Похоже на то.
Тот же самый вопрос встает и при обсуждении вопроса об изгнании немцев из Центральной Европы, который я рассмотрю в следующей главе. Это один из самых неудобных вопросов, поставленных войной. Неужели война против вопиющего, несравненного зла извиняет более заурядное зло, совершаемое с нашей стороны? Мне лично так не кажется.
Еще мне скажут, что меня тогда не было на свете и что я лишь ретроспективно морализирую. Это правда. А как иначе? Но из этого не следует, что критиковать и порицать подобное было невозможно в то время. В действительности отдельные храбрецы тогда именно так и поступали. Епископ Джордж Белл Чичестерский (который, прежде чем выразить свой протест, посоветовался с бывшим солдатом, историком, правительственным экспертом и военным корреспондентом газеты «Таймс» Бэзилом Лиддел-Гартом), член парламента майор Ричард Стокс и сэр Генри Тизард были современниками событий. Белл потерял на Великой войне двоих своих братьев. Стокс храбро воевал на ее фронтах. Личное мужество, патриотизм и верность долгу Генри Тизарда несомненны. Все они были знающими и ответственными людьми, безусловными патриотами, которые помогали стране в годы войны и любили ее в мирное время. Они, как и я, выражали свой протест, причем по тем же самым причинам, как нравственным, так и утилитарным. Они многим рисковали. Они совесть нашей страны, и в один поистине прекрасный день их деяния оценят как благородный, справедливый поступок, коим он в действительности и является.
Первое из утверждений со стороны тех, кто поддерживает бомбардировки гражданского населения Германии, состоит в том, что при принятии решения о бомбежке германских городов, как и о реализации этой политики, на кону стоял вопрос о нашем выживании как страны и народа.
Это абсолютно не так. Даже если поверить, будто Гитлер всерьез намеревался провести высадку в Англии - в 1940 году либо позднее, хотя факты говорят об обратном - то еще до того, как в 1942 году началась настоящая кампания бомбардировок, Гитлер уже потерял право выбора. Германия была занята войной против Советского Союза, и ее будущий исход, вероятно, уже был предрешен после того, как в декабре 1941 года немцам не удалось занять Москву. На итог германо-советской войны британские бомбардировки Германии, все еще сравнительно слабые до налета на Кельн в 1942 году и ставшие интенсивными не ранее середины 1943 года, никак не повлияли. К тому времени, когда начались мощные и продолжительные бомбардировки, Гитлер уже потерпел сокрушительное поражение под Сталинградом, и в войну вступили США.
Убийство гражданских лиц - это сознательное намерение командования КА, где с полным на то основанием считали, что именно этого требует от них политическое руководство. Гибель гражданских это не привходящее побочное следствие какой-то иной тактики, на которое приходится идти против своей воли, но вполне преднамеренная цель. Многие продолжают упорно верить в то, что наша политика вовсе не предусматривала уничтожения гражданских лиц, и в то, что все он погибли случайно в ходе налетов на военные и промышленные объекты. Это полное вранье. Уже очень скоро после Дюнкерка язык британских вождей приобретает зловещий обертон. В письме от 8 июля 1940 года к своему приятелю, министру авиационной промышленности и королю прессы лорду Максу Бивербруку, Уинстон Черчилль рассуждал так: разгромить Гитлера нам помогут «безусловно катастрофические, опустошительные налеты самых тяжелых бомбардировщиков с территории нашей страны на родину нацистов». Будущий начальник Командования бомбардировочной авиации КА Артур Гаррис вполне уяснил себе смысл этих поразительных речей. Вероятно, не слишком веря в то, что впоследствии политики захотят оправдывать меры, предпринятые в соответствии с ими же отданными приказаниями, буде те окажутся непопулярными или неприличными (как это в действительности и случится), копию этого письма Черчилля он сохранил у себя.
"Мясник" Артур Гаррис не позднее июля 1943
С похвальной сдержанностью в 1946 году Гаррис отказался от предложенного ему звания пэра, поскольку послевоенная стеснительность не позволила тогда наградить Медалью за участие в войне его бомбардировочные экипажи. А раз им не дают медали, то в лорды он тоже не пойдет. Гаррис, личность довольно непривлекательная, из этой ситуации вышел с некоторым достоинством. Когда для ведения войны в ее самой кровожадной и необузданной форме политикам требуется человек подобного сорта, его с радостью зовут на советы вождей и любезно обхаживают. А когда впоследствии оглушенный и растерянный мир начинает прозревать, что̀ же в действительности произошло, то его просят удалиться через заднюю дверь. Он без обиняков дал нам понять, что прекрасно понимает ситуацию и презирает тех, кто когда-то лебезил перед ним, а теперь отрекся от него. Свой мандат он получил от них. И, по его убеждению, именно они несут главную ответственность.
Война еще не закончилась, а британский правящий класс, как это и предсказывал епископ Белл, уже начал сожалеть о том, что решил прислушаться к фальшивым доводам в пользу поступков, не имеющих оправдания. Речь Белла в Палате лордов от 9 февраля 1944 года часто ошибочно называют реакцией на сожженный Дрезден, хотя Дрезден произошел годом позже. На самом же деле она стала протестом в связи с нескончаемыми чудовищными бомбежками германских городов, далеко превосходившими по масштабам германские бомбардировки Британии, которые тоже тогда шли. Выступление Белла не было каким-то эмоциональным выплеском. Епископ в течение нескольких недель опрашивал военных специалистов по поводу военных и нравственных аспектов этих воздушных нападений и подробно беседовал с выдающимся военным теоретиком того времени Бэзилом Лиддел-Гартом (в конце 1930-х его труды серьезно повлияли на Невилла Чемберлена при планировании военных расходов).
Епископ Дж. Белл в мае 1943
В отличие от некоторых других критиков Белл никаким идейным пацифистом не был. Он говорил так:
В самом начале войны лорд Галифакс, затронув как раз эту тему, назвал войну кровопролитным и бесчеловечным делом. Тщетно было бы рассчитывать, что ее можно вести, избегая страшного насилия и жестокости, от которых наравне с военными страдают и гражданские лица. Тем не менее, остается справедливым утверждение, что общепризнанные границы дозволенного существуют.
Главные моменты его речи заслуживают подробного цитирования, потому что доводы эти мы слышим слишком редко. Для нас, богатых задним умом, его рассуждения страдают одним крупным и непреодолимым изъяном. За который, впрочем, Белла можно легко извинить. Он не мог знать о нацистах всего того, что известно нам. Он справедливо осуждает бесчеловечные методы ведения войны - так, как нам это виделось по состоянию на 1944 год. Он еще не имел никакого представления о последующих в будущем кошмарных разоблачениях. По-видимому, именно эти кошмары необъяснимым и нелогичным образом мешают многим отнестись к данной теме с необходимой определенностью.
Демонстрируя полное отсутствие наивного пацифизма или незрелой апелляции к чувствам слушателя, а также ясное понимание сути христианской концепции «справедливой войны», Белл продолжает:
Я хочу коснуться ситуации на февраль 1944 года и страшного опустошения германских городов, которое проводит Командование бомбардировочной авиации. Я помню о Люфтваффе и об ужасных бомбардировках Белграда, Варшавы, Роттердама, Лондона, Портсмута, Ковентри, Кентербери и многих других военных, промышленных и культурных центров.
Гитлер - варвар. Ни один нормальный человек на стороне Союзников не решится объявить, что нам следует ему подражать или пытаться состязаться с ним на этом поле. Совершенно ясно, что массированные бомбардировки вражеских городов начали нацисты. Я нисколько не оспариваю этого утверждения. Меня беспокоит другое. Вполне ли себе представляет наше правительство, что̀ творят и что̀ уничтожают сегодня эти ковровые бомбежки? Осознают ли они не просто объемы материального ущерба, во многом непоправимого, но также плоды того урожая, который они сейчас сеют, для взаимоотношений между европейскими народами в будущем, а также все нравственные последствия? Двадцать второго января в Плимуте министр авиации заявил, что целью воздушных бомбардировок является дезорганизация военного производства и транспортной системы Германии. Я осознаю законный характер сосредоточенных налетов на военно-промышленные цели, на аэродромы и базы военной авиации, в особенности с учетом открытия Второго фронта. Я полностью отдаю себе отчет в том, что при налетах на узловые военно-промышленные и транспортные пункты гибель гражданских лиц в результате даже самых добросовестных военных действий является неизбежной. Но необходимо соблюдать точный баланс между задействованными средствами и достигнутой целью. Сравнять с землей целый город ввиду того, что в каких-то его районах находятся военно-промышленные предприятия, означает нарушение такого баланса.
Я приведу два ключевых примера: Гамбург и Берлин. Население Гамбурга составляло от одного до двух миллионов человек. Там находятся цели, имеющие огромное военное и промышленное значение. По воле случая это также самый демократически настроенный город Германии, где нацистам было оказано самое сильное сопротивление. Согласно международному праву ущерб, причиненный гражданским лицам в результате добросовестных нападений на конкретные цели, является допустимым. Однако вследствие использованной тактики в развалинах теперь лежит весь город. Прошлой осенью он пережил неописуемый разгром и разорение. По самым скромным оценкам, основанным на предварительных данных германской статистики, погибло 28 000 человек. Еще никогда в истории воздушной войны нападение такой силы и продолжительности не было направлено против отдельной промышленной агломерации. Были до основания разрушены фактически все здания: и культурного, и военного, и жилого, и промышленного, и религиозного назначения - в том числе знаменитая Университетская библиотека, насчитывавшая 800 000 томов, три четверти из которых погибли.
Столица Рейха Берлин в четыре раза крупнее Гамбурга. Государственные учреждения, военные, промышленные, оружейные предприятия Берлина - все это законные цели. Ущерб гражданским лицам неизбежен. Но на текущий момент уничтожается половина Берлина, район за районом, жилые зоны наравне с промышленными. Под ударами бомб необыкновенной мощи весом в тысячи тонн, в том числе зажигательных фосфорных бомб, в гигантском смерче из ураганного ветра, пламени и дыма гибнут мужчины и женщины. Заявленное число погибших - 74 000 человек, остались бездомными уже 3 миллиона человек. Открыто говорят о политике истребления. Все это невозможно назвать законным способом ведения войны. Кроме того, Берлин - это один из величайших мировых культурных центров, где хранятся собрания произведений искусства. Там находится крупнейшее собрание восточной и античной скульптуры. Там находится одна из лучших картинных галерей в Европе, сравнимая с нашей Национальной галереей. Там находятся музей современного искусства, который превосходит галерею Тейта; этнографический музей, равного которому у нас просто нет; одна из крупнейших в мире и прекрасно устроенных библиотек - Государственная университетская, насчитывающая два с половиной миллиона книг. Почти все эти невоенные, непромышленные здания сосредоточены у старого Дворца и на Липовой улице [Street of the Linden, Унтер-ден-Линден]. Вся эта улица, которая постоянно упоминается в сводках о налетах, сейчас полностью разрушена. Массовое строительство может заменить стандартные дома. Но невозможно столь же быстро отстроить библиотеки, галереи, церкви и музеи. Не так-то легко будет даже просто разместить спасенные произведения. Эти произведения искусства и эти библиотеки потребуются после войны для перевоспитания немцев. Не уверен, что ваши светлости отдают себе отчет в масштабе потерь.
Как же тогда это тотальное уничтожение стало возможно? Ответ заключается в методе - методе ковровых бомбардировок. Первый крупный налет с применением ковровых бомбардировок, насколько я помню, состоялся весной 1942 года и был направлен против Любека, затем против Ростока, а за ними последовал рейд тысячи бомбардировщиков против Кельна в мае 1942 года. Я хочу, чтобы вы осознали следующее, поскольку сомневаюсь, что все это понимают: конкретные военные и промышленные цели более не являются мишенями для бомбардировок, но тщательно пропалывается весь город, район за районом. Эту зону выбирают и утюжат сегодня ночью, а завтра ночью выберут и отутюжат другую зону; каждую ночь точно так же будут выбирать и утюжить третью, четвертую, пятую зону и так далее до тех пор, пока, если воспользоваться выражением главы Командования бомбардировочной авиации относительно Берлина, сердце нацистской Германии не перестанет биться. Как здесь можно провести разграничение, если мишенью являются они все: жители, памятники, военные цели и промышленные предприятия? Как бомбардировщики могут прицелиться во что-то иное помимо громадного пространства, если им ничего не видно и если бомбежка идет вслепую?
Не хватает живых, чтобы погрести мертвецов
Но далее епископ хватил через край. Он провел различие, которого не дозволяет делать современная идеологизированная война. Когда он заявил: «Я не оправдываю нацистских преступлений и не отрицаю ответственности всей Германии, которая терпит их слишком долго, но хочу добавить следующее. Я не верю, что правительство Его величества желает истребления Германии. Они признали различие между Германией и гитлеровским государством» [выделение мое - П.Х.], - в официальном протоколе заседаний Палаты, составленном службой «Хансард», указано, что «отдельные благородные лорды» закричали «нет!», что на фоне степенных и сдержанных обсуждений, свойственных этому органу, едва ли не равносильно дебошу. Как уже довелось выяснить П.Г. Вудхаусу, немцев больше не осталось, вокруг были одни нацисты.
Белл же всегда их различал, поскольку имел множество близких друзей среди германских беженцев и прекрасно знал о наличии в Германии реальной и мужественной оппозиции национал-социалистическому режиму. Он помогал этим беженцам из Германии и испытал несправедливые нападки, когда в 1940 году выразил свой протест в связи с нелепыми и вредными арестами многих пламенных германских антифашистов под черчиллевским лозунгом «вяжи их всех!» [collar the lot!] Теперь же он нарвался на новые и худшие неприятности. Базы КА, расположенные в его епархии, демонстрировали отчуждение и враждебность. В 1943 году (ибо протесты Белла не являлись какой-то новостью) Ноэль Кауард уже разбранил его в своей сатирической песенке «Не будем злиться на немцев»:
Отнесемся к немцам с лаской,
Стерпим каждый их каприз,
По епископу подарим -
Будет им и ленд, и лиз.
Широко распространено мнение, что это именно Черчилль помешал Беллу стать архиепископом Кентерберийским, когда вскоре после данного случая престол вдруг оказался вакантным [Вильям Темпл скончался в октябре 1944 года, пробыв в этом звании всего два года; в то время выбор нового архиепископа являлся прерогативой премьер-министра - V.S.] Прямые доказательства отсутствуют, хотя это весьма правдоподобно. И даже его собственная церковь в течение долгого времени уже после смерти Белла (вероятно, все еще испытывая неловкость по поводу его выступлений) довольно позорно отказалась защищать его доброе имя от древних и безосновательных обвинений в совращении малолетней, предпочтя без суда и следствия считать его виновным. [К ноябрю 2021 года, после четвертьвековой суматохи, «справедливость была восстановлена», и англиканская церковь извинилась перед родственниками Белла. «Дело» было основано на показаниях свидетельницы, которая в 1995 году вдруг вспомнила о событиях 1940-х годов, когда ей было пять лет. - V.S.]
Тем не менее, он дал голос реальным и давним сомнениям. И хотя его заслуги так никогда и не были признаны, его протест безусловно способствовал возникновению у власть предержащих некоторой подспудной и всё более крепнущей неловкости по поводу случившегося. Предусмотрительный Артур Гаррис все это предчувствовал. Если он когда-либо и высказывался о Джордже Белле, мне об этом ничего не известно. Но могу предположить, что критику со стороны епископа он считал делом благородным, особенно в сравнении с поступками и речами политиков, которые сначала подзадоривали его, а потом бросили.
В 1979 году, за пять лет до своей смерти, Артур Гаррис рассказал историку Эндрю Бойлю, что черчиллевское письмо Бивербруку стало «для КА карт-бланшем [mandate]». C полным на то основанием он всю свою жизнь помнил, что ответственность за его действия несет политическая верхушка.
Но сегодня об этом конфликте мы почти ничего не знаем. Поразительный факт заключается в том, что преднамеренные бомбежки собственно гражданских целей в годы Второй мировой начали отнюдь не немцы. Бомбежки явились одним из первых последствий прихода на Даунинг-стрит Уинстона Черчилля. Подобно большинству консервативных деятелей того времени Невилл Чемберлен отшатывался от самой мысли о подобных налетах и удерживал КА от бомбардировок германской территории. Черчилль же такой умеренностью не обладал. Почему он на это пошел? Овери пишет, что в годы Второй мировой войны умышленные бомбежки германских городов вовсе не являлись реакцией на «варварство фрицев», но совершенно точно начались еще 11 мая 1940 года, задолго до любого «Блица». [Более подробно история и предыстория развязанной Черчиллем воздушной террористической кампании против мирного населения Германии и других стран изложена в книге Д. Ирвинга «Война Черчилля», см. наш иллюстрированный русский перевод. - V.S.] Поворотным моментом стал мелкий и безрезультатный налет КА на западногерманский город, который тогда назывался Мюнхен-Гладбахом, а сегодня известен как Менхенгладбах. Он не был, как утверждают некоторые, справедливым актом возмездия за пресловутую бомбардировку Роттердама. Этого никак могло быть, поскольку Роттердам подвергся бомбардировке только 14 мая, то есть три дня спустя. Более того, германская бомбардировка Роттердама, сама по себе безусловно варварская, являлась составной частью военной операции по овладению городом. А отнюдь не бомбардировкой ради бомбардировки, каковую тактику в войне 1939-45 годов до сих пор никто не использовал. (В годы Великой войны Германия ее применяла).
"Реабилитация бомбардировок" Дж.М. Спейта
Через несколько лет шеф аппарата в министерстве авиации [и плодовитый военный теоретик - V.S.] Джеймс Молони Спейт самоуверенно превознесет эту смену курса в кровожадных и полных ликования выражениях, которые сегодня звучат довольно странно и даже как-то неловко. В своей работе «Реабилитация бомбардировок» (1944) Спейт писал так:
Командование бомбардировочной авиации вступило в бой 11 мая 1940 года. До этого там только валяли дурака. Это великий день в его боевой истории - и не вследствие каких-то непосредственно эффектных результатов, но вследствие всего того, что случилось по прошествии времени. Хотя тогда мы об этом даже не догадывались, данное майское решение 1940 года обусловило гибель Германии. Правда, какое-то время, и это необходимо признать, наше наступление оставалось предприятием довольно скромных масштабов.
Он продолжает:
Но поскольку мы опасались психологического воздействия в результате пропагандистского искажения той истины, что именно мы начали стратегическое бомбовое наступление, мы отшатнулись от идеи предать это наше майское решение 1940 года вполне заслуженной гласности. Это, безусловно, стало ошибкой. Решение было замечательное. Оно было не менее героическим, не менее жертвенным, чем принятая у русских политика «выжженной земли». Оно позволило Ковентри и Бирмингему, Шеффилду и Саутгемптону честно смотреть в лицо Киефу [Киеву] и Харькову, Сталинграду и Севастополю. Наш советский союзник отнесся бы к нашей инертности в 1942 году гораздо менее критично, если бы осознал все то, что мы тогда совершили. Вместо того, чтобы хранить молчание, нам следовало кричать об этом на всех перекрестках.
И далее:
Эта огласка могла бы повредить нам в нравственном отношении только в том случае, если бы она свелась к признанию того факта, что мы первыми начали бомбить города. Ничего подобного. Первыми в ходе войны это сделали германские пилоты. (Тем более, что так они поступали давным-давно: в Дуранго и Гернике в 1937 году - да даже в Лондоне в 1915-18 годах). Именно они, а вовсе не британские пилоты создали прецедент «войны против мирного населения»
Ссылки на эпизоды из Испанской войны и войны 1914 года справедливы. Однако с 1939 года германские бомбардировки городов сводились к мерам поддержки при выполнении других военных задач. Например, Варшава сильнее пострадала от артиллерийских обстрелов, чем от воздушных налетов.
Атака на Мюнхен-Гладбах, возможно, в некотором смысле и вправду была направлена на то, чтобы сорвать или расстроить неспровоцированное и незаконное внезапное нападение на Голландию, которое тогда вступило в решающую фазу. (Мюнхен-Гладбах сочли военной и экономической целью). В сентябрьском (1942) номере американского журнала «Полет» («Специальный выпуск о Королевской авиации») сам Гаррис писал так:
Первые британские бомбы упали на территорию собственно Германии в ночь на 11 мая 1940 года, когда отряд из 18 бомбардировщиков «Уитни» обрушился на железнодорожную сеть за линией фронта в ходе германского наступления во Фландрии и странах исторических Нидерландов [так у Гарриса - V.S.] Легкие бомбардировщики нашего Командования - тогда это были «Бленимы» - также предприняли попытку обрушиться с атакой на скопления противника, представлявшие непосредственную угрозу, в ходе отчаянных и кровопролитных вылазок.
Спецвыпуск американского журнала "Полет" о Королевской авиации
Тем не менее, это меняло всю политику в одностороннем порядке.
Ущерб оказался жалким и никак не повлиял на ход войны. Как об этом подробно рассказывает Макс Гастингс, на данном этапе войны и еще долгое время спустя точность бомбардировщиков КА оставалась мизерной. Они безнадежно промахивались по большинству целей, а сами эти неудачные самолеты-бомбардировщики, плохо спроектированные и с устаревшей тактикой, Люфтваффе выносило с неба в кошмарных количествах уже в самом начале боя.
Тем временем КА получило новые «карт-бланши». Очень скоро убийство германских рабочих стало у британцев осознанной политикой. В архивах министерства авиации за июнь 1941 года мы находим проект директивы, где говорится следующее: «Последовательные и непрерывные бомбардировки этих работников и эксплуатационных служб с течением времени неизбежно приведут к падению боевого духа, истребят множество рабочих и ощутимо сократят выпуск промышленной продукции».
В апреле того же года программный документ министерства призвал к проведению налетов на «рабочие» районы. В ноябре служебная записка (почти наверняка составленная Гаррисом) поставила вопрос, не пришло ли время бить «по самому народу». В мае начальник воздушной разведки с одобрением писал о нападениях на «средства пропитания, дома̀, приготовление пищи, обогрев, освещение и семейную жизнь… рабочего класса». И все потому, что рабочие были менее мобильны и более уязвимы перед такими нападениями. Далее, они жили в более скученных условиях, чем более зажиточные люди, где взрывы и пожары наносили меньше ущерба, чем в районах, заставленных большими жилыми домами с крохотными переполненными квартирками.
Маршал авиации сэр Ричард Пирс ок. 1940
В ноябре 1941 года тогдашний командующий бомбардировочной авиацией сэр Ричард Пирс [Peirse] рассказал членам Клуба тридцати (частного гастрономического клуба), что его экипажи вот уже около года сознательно бомбят «сам народ».
Сэр Ричард с исключительной откровенностью описал как саму политику, так и утверждения правительства, будто они вовсе не совершают всего того, что они совершали в действительности. Но он хорошо понимал, почему правительство не спешит обнародовать правду:
Я упоминаю об этом, поскольку правительство вот уже долгое время и по веским причинам предпочитает, чтобы в мире думали, будто мы все еще соблюдаем некоторые принципы и атакуем только те объекты, которые отдельным гуманистам угодно называть Военными Целями… Могу заверить вас, господа, что никаких принципов у нас нет [выделение мое - П.Х.]
(Фото добавлены переводчиком).
Поразительный факт заключается в том, что преднамеренные бомбежки собственно гражданских целей в годы Второй мировой начали отнюдь не немцы. Бомбежки явились одним из первых последствий прихода на Даунинг-стрит Уинстона Черчилля. Подобно большинству консервативных деятелей того времени Невилл Чемберлен отшатывался от самой мысли о таких налетах и удерживал КА от бомбардировок германской территории. Черчилль же такой умеренностью не обладал. Почему он на это пошел?
Чего я не думаю и чего никогда не говорил
Когда я критикую бомбежки в публичных выступлениях, мне говорят, что я оскорбляю память бомбардировочных экипажей. Я этого не делал и не стану. Они плохо понимали, что̀ они творят, демонстрировали огромное личное мужество и часто погибали самой ужасной смертью и в ужасных количествах из-за того, что командиры привыкли жестоко разбрасываться их судьбами. Я обвиняю тех, кто, прекрасно отдавая себе отчет в происходящем, отправлял их в бой.
Мне говорят, что я приравниваю наши бомбардировки Германии к массовому убийству европейских евреев. Мне бы и в голову не пришло проводить такое сравнение; я этого не делал и не стану. Также мне говорят, что я оправдываю массовое убийство евреев германским государством, хотя это невозможно оправдать ничем, и я никогда не пытался это сделать. Неужели и сегодня требуется объяснять, что злом зла не поправишь и что одна ужасно неправильная вещь может быть хуже другой ужасно неправильной вещи, и обе они не перестанут быть ужасно неправильными, если их рассматривать по отдельности? Похоже на то.
Тот же самый вопрос встает и при обсуждении вопроса об изгнании немцев из Центральной Европы, который я рассмотрю в следующей главе. Это один из самых неудобных вопросов, поставленных войной. Неужели война против вопиющего, несравненного зла извиняет более заурядное зло, совершаемое с нашей стороны? Мне лично так не кажется.
Еще мне скажут, что меня тогда не было на свете и что я лишь ретроспективно морализирую. Это правда. А как иначе? Но из этого не следует, что критиковать и порицать подобное было невозможно в то время. В действительности отдельные храбрецы тогда именно так и поступали. Епископ Джордж Белл Чичестерский (который, прежде чем выразить свой протест, посоветовался с бывшим солдатом, историком, правительственным экспертом и военным корреспондентом газеты «Таймс» Бэзилом Лиддел-Гартом), член парламента майор Ричард Стокс и сэр Генри Тизард были современниками событий. Белл потерял на Великой войне двоих своих братьев. Стокс храбро воевал на ее фронтах. Личное мужество, патриотизм и верность долгу Генри Тизарда несомненны. Все они были знающими и ответственными людьми, безусловными патриотами, которые помогали стране в годы войны и любили ее в мирное время. Они, как и я, выражали свой протест, причем по тем же самым причинам, как нравственным, так и утилитарным. Они многим рисковали. Они совесть нашей страны, и в один поистине прекрасный день их деяния оценят как благородный, справедливый поступок, коим он в действительности и является.
Первое из утверждений со стороны тех, кто поддерживает бомбардировки гражданского населения Германии, состоит в том, что при принятии решения о бомбежке германских городов, как и о реализации этой политики, на кону стоял вопрос о нашем выживании как страны и народа.
Это абсолютно не так. Даже если поверить, будто Гитлер всерьез намеревался провести высадку в Англии - в 1940 году либо позднее, хотя факты говорят об обратном - то еще до того, как в 1942 году началась настоящая кампания бомбардировок, Гитлер уже потерял право выбора. Германия была занята войной против Советского Союза, и ее будущий исход, вероятно, уже был предрешен после того, как в декабре 1941 года немцам не удалось занять Москву. На итог германо-советской войны британские бомбардировки Германии, все еще сравнительно слабые до налета на Кельн в 1942 году и ставшие интенсивными не ранее середины 1943 года, никак не повлияли. К тому времени, когда начались мощные и продолжительные бомбардировки, Гитлер уже потерпел сокрушительное поражение под Сталинградом, и в войну вступили США.
Убийство гражданских лиц - это сознательное намерение командования КА, где с полным на то основанием считали, что именно этого требует от них политическое руководство. Гибель гражданских это не привходящее побочное следствие какой-то иной тактики, на которое приходится идти против своей воли, но вполне преднамеренная цель. Многие продолжают упорно верить в то, что наша политика вовсе не предусматривала уничтожения гражданских лиц, и в то, что все он погибли случайно в ходе налетов на военные и промышленные объекты. Это полное вранье. Уже очень скоро после Дюнкерка язык британских вождей приобретает зловещий обертон. В письме от 8 июля 1940 года к своему приятелю, министру авиационной промышленности и королю прессы лорду Максу Бивербруку, Уинстон Черчилль рассуждал так: разгромить Гитлера нам помогут «безусловно катастрофические, опустошительные налеты самых тяжелых бомбардировщиков с территории нашей страны на родину нацистов». Будущий начальник Командования бомбардировочной авиации КА Артур Гаррис вполне уяснил себе смысл этих поразительных речей. Вероятно, не слишком веря в то, что впоследствии политики захотят оправдывать меры, предпринятые в соответствии с ими же отданными приказаниями, буде те окажутся непопулярными или неприличными (как это в действительности и случится), копию этого письма Черчилля он сохранил у себя.
"Мясник" Артур Гаррис не позднее июля 1943
С похвальной сдержанностью в 1946 году Гаррис отказался от предложенного ему звания пэра, поскольку послевоенная стеснительность не позволила тогда наградить Медалью за участие в войне его бомбардировочные экипажи. А раз им не дают медали, то в лорды он тоже не пойдет. Гаррис, личность довольно непривлекательная, из этой ситуации вышел с некоторым достоинством. Когда для ведения войны в ее самой кровожадной и необузданной форме политикам требуется человек подобного сорта, его с радостью зовут на советы вождей и любезно обхаживают. А когда впоследствии оглушенный и растерянный мир начинает прозревать, что̀ же в действительности произошло, то его просят удалиться через заднюю дверь. Он без обиняков дал нам понять, что прекрасно понимает ситуацию и презирает тех, кто когда-то лебезил перед ним, а теперь отрекся от него. Свой мандат он получил от них. И, по его убеждению, именно они несут главную ответственность.
Война еще не закончилась, а британский правящий класс, как это и предсказывал епископ Белл, уже начал сожалеть о том, что решил прислушаться к фальшивым доводам в пользу поступков, не имеющих оправдания. Речь Белла в Палате лордов от 9 февраля 1944 года часто ошибочно называют реакцией на сожженный Дрезден, хотя Дрезден произошел годом позже. На самом же деле она стала протестом в связи с нескончаемыми чудовищными бомбежками германских городов, далеко превосходившими по масштабам германские бомбардировки Британии, которые тоже тогда шли. Выступление Белла не было каким-то эмоциональным выплеском. Епископ в течение нескольких недель опрашивал военных специалистов по поводу военных и нравственных аспектов этих воздушных нападений и подробно беседовал с выдающимся военным теоретиком того времени Бэзилом Лиддел-Гартом (в конце 1930-х его труды серьезно повлияли на Невилла Чемберлена при планировании военных расходов).
Епископ Дж. Белл в мае 1943
В отличие от некоторых других критиков Белл никаким идейным пацифистом не был. Он говорил так:
В самом начале войны лорд Галифакс, затронув как раз эту тему, назвал войну кровопролитным и бесчеловечным делом. Тщетно было бы рассчитывать, что ее можно вести, избегая страшного насилия и жестокости, от которых наравне с военными страдают и гражданские лица. Тем не менее, остается справедливым утверждение, что общепризнанные границы дозволенного существуют.
Главные моменты его речи заслуживают подробного цитирования, потому что доводы эти мы слышим слишком редко. Для нас, богатых задним умом, его рассуждения страдают одним крупным и непреодолимым изъяном. За который, впрочем, Белла можно легко извинить. Он не мог знать о нацистах всего того, что известно нам. Он справедливо осуждает бесчеловечные методы ведения войны - так, как нам это виделось по состоянию на 1944 год. Он еще не имел никакого представления о последующих в будущем кошмарных разоблачениях. По-видимому, именно эти кошмары необъяснимым и нелогичным образом мешают многим отнестись к данной теме с необходимой определенностью.
Демонстрируя полное отсутствие наивного пацифизма или незрелой апелляции к чувствам слушателя, а также ясное понимание сути христианской концепции «справедливой войны», Белл продолжает:
Я хочу коснуться ситуации на февраль 1944 года и страшного опустошения германских городов, которое проводит Командование бомбардировочной авиации. Я помню о Люфтваффе и об ужасных бомбардировках Белграда, Варшавы, Роттердама, Лондона, Портсмута, Ковентри, Кентербери и многих других военных, промышленных и культурных центров.
Гитлер - варвар. Ни один нормальный человек на стороне Союзников не решится объявить, что нам следует ему подражать или пытаться состязаться с ним на этом поле. Совершенно ясно, что массированные бомбардировки вражеских городов начали нацисты. Я нисколько не оспариваю этого утверждения. Меня беспокоит другое. Вполне ли себе представляет наше правительство, что̀ творят и что̀ уничтожают сегодня эти ковровые бомбежки? Осознают ли они не просто объемы материального ущерба, во многом непоправимого, но также плоды того урожая, который они сейчас сеют, для взаимоотношений между европейскими народами в будущем, а также все нравственные последствия? Двадцать второго января в Плимуте министр авиации заявил, что целью воздушных бомбардировок является дезорганизация военного производства и транспортной системы Германии. Я осознаю законный характер сосредоточенных налетов на военно-промышленные цели, на аэродромы и базы военной авиации, в особенности с учетом открытия Второго фронта. Я полностью отдаю себе отчет в том, что при налетах на узловые военно-промышленные и транспортные пункты гибель гражданских лиц в результате даже самых добросовестных военных действий является неизбежной. Но необходимо соблюдать точный баланс между задействованными средствами и достигнутой целью. Сравнять с землей целый город ввиду того, что в каких-то его районах находятся военно-промышленные предприятия, означает нарушение такого баланса.
Я приведу два ключевых примера: Гамбург и Берлин. Население Гамбурга составляло от одного до двух миллионов человек. Там находятся цели, имеющие огромное военное и промышленное значение. По воле случая это также самый демократически настроенный город Германии, где нацистам было оказано самое сильное сопротивление. Согласно международному праву ущерб, причиненный гражданским лицам в результате добросовестных нападений на конкретные цели, является допустимым. Однако вследствие использованной тактики в развалинах теперь лежит весь город. Прошлой осенью он пережил неописуемый разгром и разорение. По самым скромным оценкам, основанным на предварительных данных германской статистики, погибло 28 000 человек. Еще никогда в истории воздушной войны нападение такой силы и продолжительности не было направлено против отдельной промышленной агломерации. Были до основания разрушены фактически все здания: и культурного, и военного, и жилого, и промышленного, и религиозного назначения - в том числе знаменитая Университетская библиотека, насчитывавшая 800 000 томов, три четверти из которых погибли.
Столица Рейха Берлин в четыре раза крупнее Гамбурга. Государственные учреждения, военные, промышленные, оружейные предприятия Берлина - все это законные цели. Ущерб гражданским лицам неизбежен. Но на текущий момент уничтожается половина Берлина, район за районом, жилые зоны наравне с промышленными. Под ударами бомб необыкновенной мощи весом в тысячи тонн, в том числе зажигательных фосфорных бомб, в гигантском смерче из ураганного ветра, пламени и дыма гибнут мужчины и женщины. Заявленное число погибших - 74 000 человек, остались бездомными уже 3 миллиона человек. Открыто говорят о политике истребления. Все это невозможно назвать законным способом ведения войны. Кроме того, Берлин - это один из величайших мировых культурных центров, где хранятся собрания произведений искусства. Там находится крупнейшее собрание восточной и античной скульптуры. Там находится одна из лучших картинных галерей в Европе, сравнимая с нашей Национальной галереей. Там находятся музей современного искусства, который превосходит галерею Тейта; этнографический музей, равного которому у нас просто нет; одна из крупнейших в мире и прекрасно устроенных библиотек - Государственная университетская, насчитывающая два с половиной миллиона книг. Почти все эти невоенные, непромышленные здания сосредоточены у старого Дворца и на Липовой улице [Street of the Linden, Унтер-ден-Линден]. Вся эта улица, которая постоянно упоминается в сводках о налетах, сейчас полностью разрушена. Массовое строительство может заменить стандартные дома. Но невозможно столь же быстро отстроить библиотеки, галереи, церкви и музеи. Не так-то легко будет даже просто разместить спасенные произведения. Эти произведения искусства и эти библиотеки потребуются после войны для перевоспитания немцев. Не уверен, что ваши светлости отдают себе отчет в масштабе потерь.
Как же тогда это тотальное уничтожение стало возможно? Ответ заключается в методе - методе ковровых бомбардировок. Первый крупный налет с применением ковровых бомбардировок, насколько я помню, состоялся весной 1942 года и был направлен против Любека, затем против Ростока, а за ними последовал рейд тысячи бомбардировщиков против Кельна в мае 1942 года. Я хочу, чтобы вы осознали следующее, поскольку сомневаюсь, что все это понимают: конкретные военные и промышленные цели более не являются мишенями для бомбардировок, но тщательно пропалывается весь город, район за районом. Эту зону выбирают и утюжат сегодня ночью, а завтра ночью выберут и отутюжат другую зону; каждую ночь точно так же будут выбирать и утюжить третью, четвертую, пятую зону и так далее до тех пор, пока, если воспользоваться выражением главы Командования бомбардировочной авиации относительно Берлина, сердце нацистской Германии не перестанет биться. Как здесь можно провести разграничение, если мишенью являются они все: жители, памятники, военные цели и промышленные предприятия? Как бомбардировщики могут прицелиться во что-то иное помимо громадного пространства, если им ничего не видно и если бомбежка идет вслепую?
Не хватает живых, чтобы погрести мертвецов
Но далее епископ хватил через край. Он провел различие, которого не дозволяет делать современная идеологизированная война. Когда он заявил: «Я не оправдываю нацистских преступлений и не отрицаю ответственности всей Германии, которая терпит их слишком долго, но хочу добавить следующее. Я не верю, что правительство Его величества желает истребления Германии. Они признали различие между Германией и гитлеровским государством» [выделение мое - П.Х.], - в официальном протоколе заседаний Палаты, составленном службой «Хансард», указано, что «отдельные благородные лорды» закричали «нет!», что на фоне степенных и сдержанных обсуждений, свойственных этому органу, едва ли не равносильно дебошу. Как уже довелось выяснить П.Г. Вудхаусу, немцев больше не осталось, вокруг были одни нацисты.
Белл же всегда их различал, поскольку имел множество близких друзей среди германских беженцев и прекрасно знал о наличии в Германии реальной и мужественной оппозиции национал-социалистическому режиму. Он помогал этим беженцам из Германии и испытал несправедливые нападки, когда в 1940 году выразил свой протест в связи с нелепыми и вредными арестами многих пламенных германских антифашистов под черчиллевским лозунгом «вяжи их всех!» [collar the lot!] Теперь же он нарвался на новые и худшие неприятности. Базы КА, расположенные в его епархии, демонстрировали отчуждение и враждебность. В 1943 году (ибо протесты Белла не являлись какой-то новостью) Ноэль Кауард уже разбранил его в своей сатирической песенке «Не будем злиться на немцев»:
Отнесемся к немцам с лаской,
Стерпим каждый их каприз,
По епископу подарим -
Будет им и ленд, и лиз.
Широко распространено мнение, что это именно Черчилль помешал Беллу стать архиепископом Кентерберийским, когда вскоре после данного случая престол вдруг оказался вакантным [Вильям Темпл скончался в октябре 1944 года, пробыв в этом звании всего два года; в то время выбор нового архиепископа являлся прерогативой премьер-министра - V.S.] Прямые доказательства отсутствуют, хотя это весьма правдоподобно. И даже его собственная церковь в течение долгого времени уже после смерти Белла (вероятно, все еще испытывая неловкость по поводу его выступлений) довольно позорно отказалась защищать его доброе имя от древних и безосновательных обвинений в совращении малолетней, предпочтя без суда и следствия считать его виновным. [К ноябрю 2021 года, после четвертьвековой суматохи, «справедливость была восстановлена», и англиканская церковь извинилась перед родственниками Белла. «Дело» было основано на показаниях свидетельницы, которая в 1995 году вдруг вспомнила о событиях 1940-х годов, когда ей было пять лет. - V.S.]
Тем не менее, он дал голос реальным и давним сомнениям. И хотя его заслуги так никогда и не были признаны, его протест безусловно способствовал возникновению у власть предержащих некоторой подспудной и всё более крепнущей неловкости по поводу случившегося. Предусмотрительный Артур Гаррис все это предчувствовал. Если он когда-либо и высказывался о Джордже Белле, мне об этом ничего не известно. Но могу предположить, что критику со стороны епископа он считал делом благородным, особенно в сравнении с поступками и речами политиков, которые сначала подзадоривали его, а потом бросили.
В 1979 году, за пять лет до своей смерти, Артур Гаррис рассказал историку Эндрю Бойлю, что черчиллевское письмо Бивербруку стало «для КА карт-бланшем [mandate]». C полным на то основанием он всю свою жизнь помнил, что ответственность за его действия несет политическая верхушка.
Но сегодня об этом конфликте мы почти ничего не знаем. Поразительный факт заключается в том, что преднамеренные бомбежки собственно гражданских целей в годы Второй мировой начали отнюдь не немцы. Бомбежки явились одним из первых последствий прихода на Даунинг-стрит Уинстона Черчилля. Подобно большинству консервативных деятелей того времени Невилл Чемберлен отшатывался от самой мысли о подобных налетах и удерживал КА от бомбардировок германской территории. Черчилль же такой умеренностью не обладал. Почему он на это пошел? Овери пишет, что в годы Второй мировой войны умышленные бомбежки германских городов вовсе не являлись реакцией на «варварство фрицев», но совершенно точно начались еще 11 мая 1940 года, задолго до любого «Блица». [Более подробно история и предыстория развязанной Черчиллем воздушной террористической кампании против мирного населения Германии и других стран изложена в книге Д. Ирвинга «Война Черчилля», см. наш иллюстрированный русский перевод. - V.S.] Поворотным моментом стал мелкий и безрезультатный налет КА на западногерманский город, который тогда назывался Мюнхен-Гладбахом, а сегодня известен как Менхенгладбах. Он не был, как утверждают некоторые, справедливым актом возмездия за пресловутую бомбардировку Роттердама. Этого никак могло быть, поскольку Роттердам подвергся бомбардировке только 14 мая, то есть три дня спустя. Более того, германская бомбардировка Роттердама, сама по себе безусловно варварская, являлась составной частью военной операции по овладению городом. А отнюдь не бомбардировкой ради бомбардировки, каковую тактику в войне 1939-45 годов до сих пор никто не использовал. (В годы Великой войны Германия ее применяла).
"Реабилитация бомбардировок" Дж.М. Спейта
Через несколько лет шеф аппарата в министерстве авиации [и плодовитый военный теоретик - V.S.] Джеймс Молони Спейт самоуверенно превознесет эту смену курса в кровожадных и полных ликования выражениях, которые сегодня звучат довольно странно и даже как-то неловко. В своей работе «Реабилитация бомбардировок» (1944) Спейт писал так:
Командование бомбардировочной авиации вступило в бой 11 мая 1940 года. До этого там только валяли дурака. Это великий день в его боевой истории - и не вследствие каких-то непосредственно эффектных результатов, но вследствие всего того, что случилось по прошествии времени. Хотя тогда мы об этом даже не догадывались, данное майское решение 1940 года обусловило гибель Германии. Правда, какое-то время, и это необходимо признать, наше наступление оставалось предприятием довольно скромных масштабов.
Он продолжает:
Но поскольку мы опасались психологического воздействия в результате пропагандистского искажения той истины, что именно мы начали стратегическое бомбовое наступление, мы отшатнулись от идеи предать это наше майское решение 1940 года вполне заслуженной гласности. Это, безусловно, стало ошибкой. Решение было замечательное. Оно было не менее героическим, не менее жертвенным, чем принятая у русских политика «выжженной земли». Оно позволило Ковентри и Бирмингему, Шеффилду и Саутгемптону честно смотреть в лицо Киефу [Киеву] и Харькову, Сталинграду и Севастополю. Наш советский союзник отнесся бы к нашей инертности в 1942 году гораздо менее критично, если бы осознал все то, что мы тогда совершили. Вместо того, чтобы хранить молчание, нам следовало кричать об этом на всех перекрестках.
И далее:
Эта огласка могла бы повредить нам в нравственном отношении только в том случае, если бы она свелась к признанию того факта, что мы первыми начали бомбить города. Ничего подобного. Первыми в ходе войны это сделали германские пилоты. (Тем более, что так они поступали давным-давно: в Дуранго и Гернике в 1937 году - да даже в Лондоне в 1915-18 годах). Именно они, а вовсе не британские пилоты создали прецедент «войны против мирного населения»
Ссылки на эпизоды из Испанской войны и войны 1914 года справедливы. Однако с 1939 года германские бомбардировки городов сводились к мерам поддержки при выполнении других военных задач. Например, Варшава сильнее пострадала от артиллерийских обстрелов, чем от воздушных налетов.
Атака на Мюнхен-Гладбах, возможно, в некотором смысле и вправду была направлена на то, чтобы сорвать или расстроить неспровоцированное и незаконное внезапное нападение на Голландию, которое тогда вступило в решающую фазу. (Мюнхен-Гладбах сочли военной и экономической целью). В сентябрьском (1942) номере американского журнала «Полет» («Специальный выпуск о Королевской авиации») сам Гаррис писал так:
Первые британские бомбы упали на территорию собственно Германии в ночь на 11 мая 1940 года, когда отряд из 18 бомбардировщиков «Уитни» обрушился на железнодорожную сеть за линией фронта в ходе германского наступления во Фландрии и странах исторических Нидерландов [так у Гарриса - V.S.] Легкие бомбардировщики нашего Командования - тогда это были «Бленимы» - также предприняли попытку обрушиться с атакой на скопления противника, представлявшие непосредственную угрозу, в ходе отчаянных и кровопролитных вылазок.
Спецвыпуск американского журнала "Полет" о Королевской авиации
Тем не менее, это меняло всю политику в одностороннем порядке.
Ущерб оказался жалким и никак не повлиял на ход войны. Как об этом подробно рассказывает Макс Гастингс, на данном этапе войны и еще долгое время спустя точность бомбардировщиков КА оставалась мизерной. Они безнадежно промахивались по большинству целей, а сами эти неудачные самолеты-бомбардировщики, плохо спроектированные и с устаревшей тактикой, Люфтваффе выносило с неба в кошмарных количествах уже в самом начале боя.
Тем временем КА получило новые «карт-бланши». Очень скоро убийство германских рабочих стало у британцев осознанной политикой. В архивах министерства авиации за июнь 1941 года мы находим проект директивы, где говорится следующее: «Последовательные и непрерывные бомбардировки этих работников и эксплуатационных служб с течением времени неизбежно приведут к падению боевого духа, истребят множество рабочих и ощутимо сократят выпуск промышленной продукции».
В апреле того же года программный документ министерства призвал к проведению налетов на «рабочие» районы. В ноябре служебная записка (почти наверняка составленная Гаррисом) поставила вопрос, не пришло ли время бить «по самому народу». В мае начальник воздушной разведки с одобрением писал о нападениях на «средства пропитания, дома̀, приготовление пищи, обогрев, освещение и семейную жизнь… рабочего класса». И все потому, что рабочие были менее мобильны и более уязвимы перед такими нападениями. Далее, они жили в более скученных условиях, чем более зажиточные люди, где взрывы и пожары наносили меньше ущерба, чем в районах, заставленных большими жилыми домами с крохотными переполненными квартирками.
Маршал авиации сэр Ричард Пирс ок. 1940
В ноябре 1941 года тогдашний командующий бомбардировочной авиацией сэр Ричард Пирс [Peirse] рассказал членам Клуба тридцати (частного гастрономического клуба), что его экипажи вот уже около года сознательно бомбят «сам народ».
Сэр Ричард с исключительной откровенностью описал как саму политику, так и утверждения правительства, будто они вовсе не совершают всего того, что они совершали в действительности. Но он хорошо понимал, почему правительство не спешит обнародовать правду:
Я упоминаю об этом, поскольку правительство вот уже долгое время и по веским причинам предпочитает, чтобы в мире думали, будто мы все еще соблюдаем некоторые принципы и атакуем только те объекты, которые отдельным гуманистам угодно называть Военными Целями… Могу заверить вас, господа, что никаких принципов у нас нет [выделение мое - П.Х.]