Somewhere over the rainbow или снова о счастье
В Киеве моя любимая жара, в которую нырять можно из кондиционированного офиса. Я помню, как мы с Маринкой Зубаревой три года назад выплывали из светящихся башен Москва-Сити в такую же обтекающую ночную теплоту. А сейчас вот Лера за соседним столом собирает вещи и говорит "Так, пора домой, что-то ужасно хочется пореветь". Лера вообще научила меня, что уж раз в месяц точно можно просто так пореветь и съесть сладкого. Мне все ещё пока не хочется сладкого, я обедаю несколькими чашками зеленого чая и в магазине прошу платье размером поменьше, но оказывается, размеров меньше уже просто не бывает.
Я помню Сашины длинные зеленые сережки в рыжих кудряшках, когда мы сидели в Кофе-Хаузе и разговаривали о счастье. Я читаю в кафе разных городов книжку о счастье (не знаю ту ли, о которой говорила тогда Саша) и думаю о своем счастье. О Лере с ее "пореветь". О Диме таком взрослом вроде, но с которым мы бежим под проливным дождем за пивом в почему-то Медицинский Корпус, а потом влезаем в закрытый домик через оставленное открытым окно. Об Олеге, который сквозь сон из-за стенки непонятно как слышит, что я плачу и приходит меня обнимать. Как в четверг на велосипеде по Мариинскому парку, мимо фонтана начала двадцатого века, чтобы успеть посмотреть скатывающееся за силуэты киевских замков плавленое солнце. Мощеные львовские улочки, звенящий трамвай, кованые вывески банков, кафе и магазинчиков, сальса на площади и столетней давности открытки с марками, штампелями и подписями "Liebe Paula". Я бы хотела понимать немецкий, чтобы прочитать, что этот загадочный Вальтер писал в 1913 году своей Пауле.
У меня ощущение, что я в любовном романе, где мы вот-вот расстанемся, а мне ещё с этими людьми, с этой страной подержаться бы за руки, нацеловаться бы, обнять и не отпускать.
Я помню Сашины длинные зеленые сережки в рыжих кудряшках, когда мы сидели в Кофе-Хаузе и разговаривали о счастье. Я читаю в кафе разных городов книжку о счастье (не знаю ту ли, о которой говорила тогда Саша) и думаю о своем счастье. О Лере с ее "пореветь". О Диме таком взрослом вроде, но с которым мы бежим под проливным дождем за пивом в почему-то Медицинский Корпус, а потом влезаем в закрытый домик через оставленное открытым окно. Об Олеге, который сквозь сон из-за стенки непонятно как слышит, что я плачу и приходит меня обнимать. Как в четверг на велосипеде по Мариинскому парку, мимо фонтана начала двадцатого века, чтобы успеть посмотреть скатывающееся за силуэты киевских замков плавленое солнце. Мощеные львовские улочки, звенящий трамвай, кованые вывески банков, кафе и магазинчиков, сальса на площади и столетней давности открытки с марками, штампелями и подписями "Liebe Paula". Я бы хотела понимать немецкий, чтобы прочитать, что этот загадочный Вальтер писал в 1913 году своей Пауле.
У меня ощущение, что я в любовном романе, где мы вот-вот расстанемся, а мне ещё с этими людьми, с этой страной подержаться бы за руки, нацеловаться бы, обнять и не отпускать.