Змейо ле, змейо горянин...
Сказъ про то, как глупо бывает искать чёрную кошку в тёмной комнате требовать для мифологической ономастики строгого следования законам исторической фонетики особенно когда её там нет.
Итак, для строго-научно-фонетического обоснования имени Змея нашего Горынича, обычно пользуются двумя приёмами:
1. "Горынич", он потому что строго-научно-фонетически "живёт обычно в горах".
2. "Горынич" есть строго-научно-фонетический сын папы Горыни (потому что это похоже на отчество).
Разберём сии теории по очереди.
1. Горынич живёт обычно в горах.
До чего умиляет это "обычно"! Настоящий солидный учёный в этом месте напишет "очевидно": так больше шансов, что не станут проверять.
Мы же не поленимся пройти по ссылке, дабы оценить основательность обоснования:
Пропп В.Я. Исторические корни Волшебной сказки. 2000
Вы видите здесь хоть один пример, могущий служить таким обоснованием? Тогда Вы точно найдёте кошку.
Лично я - нет.
Проблема в том, что наш Змей Горынич сюжетно никак не связан с горами.
Европейский - возможно. Наш - нет.
Нет таких текстов.
Такие дела.
2. Горынич - сын Горыни.
Обычно имеется в виду богатырь Горыня из сказки о трёх побитых волшебной старушкой богатырях. У Афанасьева это №№ 141 и 142, например.
Горыня: "увидали богатыря - захватил тот богатырь целую гору, понес в лог и верстает дорогу"
Есть также:
Усыня: "на берегу стоит человек, спер реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает"
вариант: "сидит на берегу, одним усом реку запрудил, а по его усу, словно по мосту, пешие идут, конные скачут, обозы едут"
Дубыня: "богатырь дубье верстает: который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет"
или вместо него Дугиня: "хоть какое дерево, так в дугу согнет"
Это троица богатырей-неудачников, которые предадут главного героя и будут им наказаны.
А как зовут самого главного героя?
Варианты:
Сосна-богатырь: "...сосновый чурбан... Вдруг старухе послышалось, будто на печи чурбан кричит: «Матушка, дымно! Матушка, дымно!» Она сотворила молитву, подошла к печке и сняла чурбан, смотрит - что за диво? Был чурбан, а стал мальчик."
Медведко: "Репка родила сына - половина человечья, половина медвежья; окрестили его и дали имя Ивашко-Медведко."
И, кстати, мама-Репка: "Старуха пошла, купила две репки; одну кое-как изгрызли, а другую в печь положили, чтобы распарилась. Погодя немного слышат - что-то в печи кричит: «Бабушка, откутай; тут жарко!» Старуха открыла заслонку, а в печи лежит живая девочка."
А других имён собственных в этих сказках-то и нет.
Таким образом, все имена здесь образованы от использованных для характеристики персонажей мотивов.
То есть, если есть характерный мотив для героя, то есть и имя собственное герою.
А нет мотива - персонаж остаётся безымянным (старик, старуха, баба-яга, девица).
Здесь из мотива следует имя.
Никак иначе.
То есть, ни о каком независимом бытовании имён для этих героев речи не идёт. Не может быть никакой "другой" сказки для Горыни, а есть только та, где его главное и единственное качество - ровнять горы. А значит, не может идти речь и о независимом бытовании самого данного персонажа.
В другой сказке, с другим характерным мотивом, у него будет другое имя.
Следовательно, законы исторической фонетики для такого имени совершенно излишни. Как принято в момент рассказа сказки образовывать клички-прозвища-погоняла, так и назовут такого героя.
Остаётся добавить, что никаких сказок, в которых у Горыни был бы сын, а у Змея Горынича - отец, в природе не существует.
А самому Горыничу, без помощи Горыни, как мы показали выше, происходить от "горы" нет никаких оснований.
Итак, оба варианта этимологии для Горынича рассыпались ввиду отсутствия фактических доказательств текстами.
Между тем, у нас всё-таки есть этнографические материалы, в коих Змей, весьма похожий на прокурора Горынича, обитает преимущественно в горах.
Но вот беда, горы у этого народа вовсе не горы, а нечто совершенно иное:
[Гоцеделчевско, ст. Неврокопско (Илиев, № 277), ОСТОРОЖНО, МНОГО БУКВ!]
Хубава мома Вела!
Потераха мома Вела,
оттук, оттам, от селата.
Тераха я, дадоха я.
Откак са я брате дали,
нито преде, нито тъче,
нито тъче тенки дари.
Велините до две снахи
на Вела си одговарет:
- Ой хубава зълво Вело!
Лю ти ли си мома била,
лю теб ли са брате дали,
брате дали, оглавили?
И ние сме моми били,
па и нас са брате дали,
брате дали, оглавили
и ние сме прели, ткали.
Я Вела хим од говор и:
- Ой хубави мои снахи!
Мен ми прике не трябува -
майка ми е змей любила,
на мен го е прике дала!
Кога мене ке заведат,
ка ще мене да превядат
през Пириня, през планина,
ке излезе змей горянин,
туга мене ке си грабни.
Две хи снахи одговарет:
- Ой хубава зълво Вело!
И това ли кахър береш?
Ти си имаш ду два брата -
кога тебе ке заведат,
и тие с теб ке дойдат,
един оттук, други оттам,
тебе, зълво, ке си чуват,
тебе, зълво, ке превядат
през Пириня, през планина.
Кога било на есента,
де ми дойде силна сватба.
Заведоха мома Вела,
един оттук, други оттам,
да си чуват мома Вела;
та вървяха, щу вървяха,
кога било във Пириня,
във Пириня, във планина,
зададе са темен облак,
загръмяло, затрещяло,
та си дигна мома Вела,
извиши е в синю небе.
Велините до два брата,
видеха й цървен превес,
цървен превес в синю небе.
[СбНУ 43, № 117, ОСТОРОЖНО, МНОГО БУКВ!]
Змейо си Стана любеше,
та я е любил три годин.
Майкя на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
досади ми се, додеа
от твои дружки питане,
защо на вода не идеш!
С тебе си шега биеа
твоите дружки на вода.
Я люби змейо, я махни!
Кога е било навечер,
ка дойде змейо навечер,
а Стана си му говори:
- Змейо ле, змейо горянин,
на майкя ми се досади.
Те стана до три години,
токо ме любиш, не водиш.
Досади ю се, додеа.
от мои дружки питане,
оти на вода не идем,
оти си майкя не слушам.
Я люби, змейо, я махни!
Змейо си Стани говори:
- Стано ле, много хубава,
на майкя, Стано, да кажеш,
никой да си се не бои,
довечер, Стано, че дойдем!
Кога у двори улезнем,
у ваши равни дворове,
ясен че огин да плане,
та двори че облелее.
Ти, Стано, да се не боиш,
на стара майкя да кажеш
и она да се не бои;
на стари баща да кажеш
и он да се не бои;
на мили брайкя да кажеш
и они да се не боя.
Стана на майкя казала,
Стана на баща казала,
Стана на брайкя казала -
ка вида ясни огневе,
ка вида, да се не боя.
Кога е било навечер,
ка дойде змейо низ гора,
па си у двори улезна,
пламнаха ясни огневе
и Стана змейо посрещна.
Ка се огневе планали,
Стана у огин стоеше.
Змейо си Стана привана,
па я на коня укачи.
Па пойде Стана да сийде,
сас змейо Стана да сийде,
майкя на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
ка че ти ойдем на госте,
дека че да те намерим,
дека че тебе да найдем?
Стана на майкя говори:
- Мале ле, мила майчице,
да дойдеш, мале, да дойдеш
у тая гора зелена,
при големата пещера,
там има яма голема,
при яма суа череша,
тамо са двори на змейо.
Па змейо Стана заведе.
Мина се до три години,
станала майкя Станина,
омеси бела погача,
наточи препек ракия,
па си отиде, отиде,
отишла си е майкя ю
у тая гора зелена,
при големата пещера,
при тая суа череша;
там найде змейо дворове
и тамо найде черка си.
Три дни им на двор гостова.
Пойде си майкя Станина,
пойде си дома да иде,
а Стана си я изпраща:
- Мале ле, мила майчице,
кога Стояна зажениш,
на сватба да ме поканиш
и я на сватба да дойдем!
И майка си ю говори:
- Я че те, Стано, поканим,
тува ли да те намерим?
А Стана си ю говори:
- Мале ле, мила майчице,
тува чеш мене да найдеш
и тува змейо че найдеш!
Ойде си майкя Станина
на свои равни дворове.
Па си Стояна зажени,
па стана майкя Станина,
та ойде Стана да кани,
на сватба да я покани.
Пойде си Стана да иде,
на сватба Стана да иде
и змейо сака да иде,
змейо си на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
и я че идем на сватба!
На китка че се претворим,
ти да ме, Стано, затъкнеш
о десна страна у перо
и я на сватба да идем.
И змейо си се претвори
на росна китка зелена,
та си го Стана затъкна
о десна страна у перо.
Стана си пойде по друми,
па си по друми одеше.
У среща са ю три кола,
две кола сено зелено
и едни бела белия,
па се на Стана смеяа,
че сама оди по друми,
без мъж си иде на сватба.
А змейо слуша низ китка,
а Стана на змейо говори:
- Змейо ле, змейо горянин,
да си запалиш три кола,
две кола сено зелено
и една бела белия!
А змей си на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
не можем да ги запалим,
да палим сено зелено,
защо си има три травки,
вратика и куманика
и тая синя тантева;
от них не можем да палим,
да палим сено зелено,
оти че да се накадим,
та че се язе отровим;
че палим бела белия!
Запали бела белия,
изгоре бела белия.
Кога на сватба ойдоха,
Стана на стрина говори:
- Стринице, мила майчице,
улезни нова градина,
та си намери вратика,
вратика и куманика
и тая синя тантева;
на змейо зелник направи,
та змейо зелник да руча,
та змейо да си отровиш!
И стрина Стана послуша,
улезна нова градина,
та си набрала вратика,
вратика и куманика
и тая синя тантева,
та зелен зелник направи,
ка го у огин спущиа,
та зелен зелник да печа,
низ зелник пара излезна,
замириса си на змейо
и веднъг се с душа разстави.
[СбНУ 43, № 119, ОСТОРОЖНО, МНОГО БУКВ!]
Змей прелете през гора зелена,
под крило му гиздава девойкя,
проговори силен змей низ гора:
- Фала тебе, гиздава девойкьо,
фала тебе, Граовко девойкьо!
Я погледни по твое Граово,
да си видиш под твое Граово,
како роса тия ситни роси,
како роса по равно Граово,
що е лепо, колко е хубаво,
а тизека низ Граово бегаш,
та си бегаш сас мене да идеш!
Я погледни по мое Загоре,
по Загоре, по равно Загоре,
дека язе тебе че да водим,
да те водим, либе да ми бъдеш,
а какво е по равно Загоре,
по Загоре тия тевни мъгли,
низ мъглите той силни ветрове,
низ ветрове той бели снегове!
Досети се Граовка девойкя,
па на змейо потио говори:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш дома да си ойдем,
да си ойдем, назад да се върнем,
заборавих тоя златен гердан,
да си земем тоя златен гердан.
Проговори силен змей низ гора:
- Фала тебе, гиздава девойкьо!
Ти ме лъжеш, назад да се върнеш,
да си ойдеш на твои дворове,
дека тебе, моме, че намерим?
Че те водим на мои дворове
и я имам брата коюнджиа,
он че тебе гердан да направи,
че направи по-добър от тоя!
Одговара гиздава девойкя:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш дома да си ойдем,
да си ойдем на свои дворове,
да си ойдем при старата майкя,
мене майкя ситно да оплете,
да оплете граовско плетенье,
да изплете мои руси коси.
А змей си ю потио говори:
- Фала тебе, гиздава девойкьо!
Че те водим на мои дворове
и я имам майкя като тебе,
и моя е майкя низ Граово,
она тебе граовски че плете,
по-лепо че тебе да изплете.
Па говори гиздава девойкя:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш назад да се върнем,
да ме пущиш дома да си ойдем,
златен съм си колан оставила,
да го земем, да се не загуби.
Одговара силен змей низ гора:
- Фала тебе, Граовко девсйкьо!
Я си имам брата коюнджиа,
по-боле че колан да направи,
по-убаво колан че позлати.
Па говори гиздава девойкя:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш дома да се върнем,
заборавих тия златни гривни,
да си земем тия златни гривни,
да си земем и чем да те стигнем.
Проговори силен змей низ гора:
- Фала тебе, гиздава девойкьо!
Я не смеем тебе да опущим
да се върнеш назад на дворове,
ти че мене, младо, да излъжеш!
Я си имам брата коюнджиа,
он че тебе гривни да направи,
че направи тиа златни гривни,
от твоите по-добри че бъда.
Па говори гиздава девойкя:
- Да ме пущиш назад да си ойдем,
да си идем майкя да си видим,
голема ме тъга, бре, нападна.
А змей си ю потио говори:
- Не лъж, не лъж, гиздава девойкьо,
язе тебе за вера не ватам!
Че те водим низ пусто Граово,
че те водим у равно Загоре,
да си идеш Загоре да видиш,
да си видиш той равно Загоре
и да видиш сичка моя рода,
да си видиш що я рода имам.
И ти мене либе че да бъдеш,
ти от мене не че се отречеш,
я от тебе нече се отречем,
я от тебе не че да се махнем!
Заведе я у равно Загоре,
заведе я на свои дворове,
заведе си Граовка девойкя,
заведе я, сватба си направи.
Что мы тут видим?
1. "Горянин" является устойчивым эпитетом для болгарского Змея, ибо повторяется в устойчивых формулах - припевах.
2. Болгарский Змей занимается обычным для русского Горынича ремеслом - уносит красных девок. Другими словами, наблюдается совпадение характерного для данного персонажа мотива.
3. Форма "горянин" не может быть интерпретирована как отчество, потому что у болгар отчества образуются с помощью суффикса "-ов"/"-ев".
4. Слово "горянин" не может происходить от горы, потому что гора по-болгарски "планина", а болгарская "гора" означает лес.
Какие мы можем сделать отсюда выводы?
1. С точки зрения мифологической структуры, болгарский "змей горянин" и русский "Змей Горынич" - один и тот-же персонаж, так как является основой одного и того-же мотива.
2. Фонетическое сходство имён также говорит об общем происхождении этих персонажей.
3. Но при этом смысловое различие слов рус."гора" как гора и болг."гора" как лес исключает происхождение соответствующих имён от этих понятий.
Другими словами, исходный персонаж не мог получить своё имя и от русской горы и от болгарского леса, по крайней мере одновременно.
4. Не может идти речь и о заимствовании персонажа из одной языковой среды в другую. Против этого свидетельствует различие формы слов как в фонетическом ("-янин" против "-ынич"), так и в морфологическом ("обитатель" против "сын") аспектах.
Таким образом, единственным объяснением такой ситуации может быть какая-то иная этимология данного имени, усвоенного в обеих языковых средах в общей или сходной фонетической форме и, возможно, в дальнейшем переосмысленная с целью соответствия сложившейся в данной среде мифологической традиции.
Итак, для строго-научно-фонетического обоснования имени Змея нашего Горынича, обычно пользуются двумя приёмами:
1. "Горынич", он потому что строго-научно-фонетически "живёт обычно в горах".
2. "Горынич" есть строго-научно-фонетический сын папы Горыни (потому что это похоже на отчество).
Разберём сии теории по очереди.
1. Горынич живёт обычно в горах.
До чего умиляет это "обычно"! Настоящий солидный учёный в этом месте напишет "очевидно": так больше шансов, что не станут проверять.
Мы же не поленимся пройти по ссылке, дабы оценить основательность обоснования:
Пропп В.Я. Исторические корни Волшебной сказки. 2000
Вы видите здесь хоть один пример, могущий служить таким обоснованием? Тогда Вы точно найдёте кошку.
Лично я - нет.
Проблема в том, что наш Змей Горынич сюжетно никак не связан с горами.
Европейский - возможно. Наш - нет.
Нет таких текстов.
Такие дела.
2. Горынич - сын Горыни.
Обычно имеется в виду богатырь Горыня из сказки о трёх побитых волшебной старушкой богатырях. У Афанасьева это №№ 141 и 142, например.
Горыня: "увидали богатыря - захватил тот богатырь целую гору, понес в лог и верстает дорогу"
Есть также:
Усыня: "на берегу стоит человек, спер реку ртом, рыбу ловит усом, на языке варит да кушает"
вариант: "сидит на берегу, одним усом реку запрудил, а по его усу, словно по мосту, пешие идут, конные скачут, обозы едут"
Дубыня: "богатырь дубье верстает: который дуб высок, тот в землю пихает, а который низок, из земли тянет"
или вместо него Дугиня: "хоть какое дерево, так в дугу согнет"
Это троица богатырей-неудачников, которые предадут главного героя и будут им наказаны.
А как зовут самого главного героя?
Варианты:
Сосна-богатырь: "...сосновый чурбан... Вдруг старухе послышалось, будто на печи чурбан кричит: «Матушка, дымно! Матушка, дымно!» Она сотворила молитву, подошла к печке и сняла чурбан, смотрит - что за диво? Был чурбан, а стал мальчик."
Медведко: "Репка родила сына - половина человечья, половина медвежья; окрестили его и дали имя Ивашко-Медведко."
И, кстати, мама-Репка: "Старуха пошла, купила две репки; одну кое-как изгрызли, а другую в печь положили, чтобы распарилась. Погодя немного слышат - что-то в печи кричит: «Бабушка, откутай; тут жарко!» Старуха открыла заслонку, а в печи лежит живая девочка."
А других имён собственных в этих сказках-то и нет.
Таким образом, все имена здесь образованы от использованных для характеристики персонажей мотивов.
То есть, если есть характерный мотив для героя, то есть и имя собственное герою.
А нет мотива - персонаж остаётся безымянным (старик, старуха, баба-яга, девица).
Здесь из мотива следует имя.
Никак иначе.
То есть, ни о каком независимом бытовании имён для этих героев речи не идёт. Не может быть никакой "другой" сказки для Горыни, а есть только та, где его главное и единственное качество - ровнять горы. А значит, не может идти речь и о независимом бытовании самого данного персонажа.
В другой сказке, с другим характерным мотивом, у него будет другое имя.
Следовательно, законы исторической фонетики для такого имени совершенно излишни. Как принято в момент рассказа сказки образовывать клички-прозвища-погоняла, так и назовут такого героя.
Остаётся добавить, что никаких сказок, в которых у Горыни был бы сын, а у Змея Горынича - отец, в природе не существует.
А самому Горыничу, без помощи Горыни, как мы показали выше, происходить от "горы" нет никаких оснований.
Итак, оба варианта этимологии для Горынича рассыпались ввиду отсутствия фактических доказательств текстами.
Между тем, у нас всё-таки есть этнографические материалы, в коих Змей, весьма похожий на прокурора Горынича, обитает преимущественно в горах.
Но вот беда, горы у этого народа вовсе не горы, а нечто совершенно иное:
[Гоцеделчевско, ст. Неврокопско (Илиев, № 277), ОСТОРОЖНО, МНОГО БУКВ!]
Хубава мома Вела!
Потераха мома Вела,
оттук, оттам, от селата.
Тераха я, дадоха я.
Откак са я брате дали,
нито преде, нито тъче,
нито тъче тенки дари.
Велините до две снахи
на Вела си одговарет:
- Ой хубава зълво Вело!
Лю ти ли си мома била,
лю теб ли са брате дали,
брате дали, оглавили?
И ние сме моми били,
па и нас са брате дали,
брате дали, оглавили
и ние сме прели, ткали.
Я Вела хим од говор и:
- Ой хубави мои снахи!
Мен ми прике не трябува -
майка ми е змей любила,
на мен го е прике дала!
Кога мене ке заведат,
ка ще мене да превядат
през Пириня, през планина,
ке излезе змей горянин,
туга мене ке си грабни.
Две хи снахи одговарет:
- Ой хубава зълво Вело!
И това ли кахър береш?
Ти си имаш ду два брата -
кога тебе ке заведат,
и тие с теб ке дойдат,
един оттук, други оттам,
тебе, зълво, ке си чуват,
тебе, зълво, ке превядат
през Пириня, през планина.
Кога било на есента,
де ми дойде силна сватба.
Заведоха мома Вела,
един оттук, други оттам,
да си чуват мома Вела;
та вървяха, щу вървяха,
кога било във Пириня,
във Пириня, във планина,
зададе са темен облак,
загръмяло, затрещяло,
та си дигна мома Вела,
извиши е в синю небе.
Велините до два брата,
видеха й цървен превес,
цървен превес в синю небе.
[СбНУ 43, № 117, ОСТОРОЖНО, МНОГО БУКВ!]
Змейо си Стана любеше,
та я е любил три годин.
Майкя на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
досади ми се, додеа
от твои дружки питане,
защо на вода не идеш!
С тебе си шега биеа
твоите дружки на вода.
Я люби змейо, я махни!
Кога е било навечер,
ка дойде змейо навечер,
а Стана си му говори:
- Змейо ле, змейо горянин,
на майкя ми се досади.
Те стана до три години,
токо ме любиш, не водиш.
Досади ю се, додеа.
от мои дружки питане,
оти на вода не идем,
оти си майкя не слушам.
Я люби, змейо, я махни!
Змейо си Стани говори:
- Стано ле, много хубава,
на майкя, Стано, да кажеш,
никой да си се не бои,
довечер, Стано, че дойдем!
Кога у двори улезнем,
у ваши равни дворове,
ясен че огин да плане,
та двори че облелее.
Ти, Стано, да се не боиш,
на стара майкя да кажеш
и она да се не бои;
на стари баща да кажеш
и он да се не бои;
на мили брайкя да кажеш
и они да се не боя.
Стана на майкя казала,
Стана на баща казала,
Стана на брайкя казала -
ка вида ясни огневе,
ка вида, да се не боя.
Кога е било навечер,
ка дойде змейо низ гора,
па си у двори улезна,
пламнаха ясни огневе
и Стана змейо посрещна.
Ка се огневе планали,
Стана у огин стоеше.
Змейо си Стана привана,
па я на коня укачи.
Па пойде Стана да сийде,
сас змейо Стана да сийде,
майкя на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
ка че ти ойдем на госте,
дека че да те намерим,
дека че тебе да найдем?
Стана на майкя говори:
- Мале ле, мила майчице,
да дойдеш, мале, да дойдеш
у тая гора зелена,
при големата пещера,
там има яма голема,
при яма суа череша,
тамо са двори на змейо.
Па змейо Стана заведе.
Мина се до три години,
станала майкя Станина,
омеси бела погача,
наточи препек ракия,
па си отиде, отиде,
отишла си е майкя ю
у тая гора зелена,
при големата пещера,
при тая суа череша;
там найде змейо дворове
и тамо найде черка си.
Три дни им на двор гостова.
Пойде си майкя Станина,
пойде си дома да иде,
а Стана си я изпраща:
- Мале ле, мила майчице,
кога Стояна зажениш,
на сватба да ме поканиш
и я на сватба да дойдем!
И майка си ю говори:
- Я че те, Стано, поканим,
тува ли да те намерим?
А Стана си ю говори:
- Мале ле, мила майчице,
тува чеш мене да найдеш
и тува змейо че найдеш!
Ойде си майкя Станина
на свои равни дворове.
Па си Стояна зажени,
па стана майкя Станина,
та ойде Стана да кани,
на сватба да я покани.
Пойде си Стана да иде,
на сватба Стана да иде
и змейо сака да иде,
змейо си на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
и я че идем на сватба!
На китка че се претворим,
ти да ме, Стано, затъкнеш
о десна страна у перо
и я на сватба да идем.
И змейо си се претвори
на росна китка зелена,
та си го Стана затъкна
о десна страна у перо.
Стана си пойде по друми,
па си по друми одеше.
У среща са ю три кола,
две кола сено зелено
и едни бела белия,
па се на Стана смеяа,
че сама оди по друми,
без мъж си иде на сватба.
А змейо слуша низ китка,
а Стана на змейо говори:
- Змейо ле, змейо горянин,
да си запалиш три кола,
две кола сено зелено
и една бела белия!
А змей си на Стана говори:
- Стано ле, Стано хубава,
не можем да ги запалим,
да палим сено зелено,
защо си има три травки,
вратика и куманика
и тая синя тантева;
от них не можем да палим,
да палим сено зелено,
оти че да се накадим,
та че се язе отровим;
че палим бела белия!
Запали бела белия,
изгоре бела белия.
Кога на сватба ойдоха,
Стана на стрина говори:
- Стринице, мила майчице,
улезни нова градина,
та си намери вратика,
вратика и куманика
и тая синя тантева;
на змейо зелник направи,
та змейо зелник да руча,
та змейо да си отровиш!
И стрина Стана послуша,
улезна нова градина,
та си набрала вратика,
вратика и куманика
и тая синя тантева,
та зелен зелник направи,
ка го у огин спущиа,
та зелен зелник да печа,
низ зелник пара излезна,
замириса си на змейо
и веднъг се с душа разстави.
[СбНУ 43, № 119, ОСТОРОЖНО, МНОГО БУКВ!]
Змей прелете през гора зелена,
под крило му гиздава девойкя,
проговори силен змей низ гора:
- Фала тебе, гиздава девойкьо,
фала тебе, Граовко девойкьо!
Я погледни по твое Граово,
да си видиш под твое Граово,
како роса тия ситни роси,
како роса по равно Граово,
що е лепо, колко е хубаво,
а тизека низ Граово бегаш,
та си бегаш сас мене да идеш!
Я погледни по мое Загоре,
по Загоре, по равно Загоре,
дека язе тебе че да водим,
да те водим, либе да ми бъдеш,
а какво е по равно Загоре,
по Загоре тия тевни мъгли,
низ мъглите той силни ветрове,
низ ветрове той бели снегове!
Досети се Граовка девойкя,
па на змейо потио говори:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш дома да си ойдем,
да си ойдем, назад да се върнем,
заборавих тоя златен гердан,
да си земем тоя златен гердан.
Проговори силен змей низ гора:
- Фала тебе, гиздава девойкьо!
Ти ме лъжеш, назад да се върнеш,
да си ойдеш на твои дворове,
дека тебе, моме, че намерим?
Че те водим на мои дворове
и я имам брата коюнджиа,
он че тебе гердан да направи,
че направи по-добър от тоя!
Одговара гиздава девойкя:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш дома да си ойдем,
да си ойдем на свои дворове,
да си ойдем при старата майкя,
мене майкя ситно да оплете,
да оплете граовско плетенье,
да изплете мои руси коси.
А змей си ю потио говори:
- Фала тебе, гиздава девойкьо!
Че те водим на мои дворове
и я имам майкя като тебе,
и моя е майкя низ Граово,
она тебе граовски че плете,
по-лепо че тебе да изплете.
Па говори гиздава девойкя:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш назад да се върнем,
да ме пущиш дома да си ойдем,
златен съм си колан оставила,
да го земем, да се не загуби.
Одговара силен змей низ гора:
- Фала тебе, Граовко девсйкьо!
Я си имам брата коюнджиа,
по-боле че колан да направи,
по-убаво колан че позлати.
Па говори гиздава девойкя:
- Фала тебе, змейо горянине!
Да ме пущиш дома да се върнем,
заборавих тия златни гривни,
да си земем тия златни гривни,
да си земем и чем да те стигнем.
Проговори силен змей низ гора:
- Фала тебе, гиздава девойкьо!
Я не смеем тебе да опущим
да се върнеш назад на дворове,
ти че мене, младо, да излъжеш!
Я си имам брата коюнджиа,
он че тебе гривни да направи,
че направи тиа златни гривни,
от твоите по-добри че бъда.
Па говори гиздава девойкя:
- Да ме пущиш назад да си ойдем,
да си идем майкя да си видим,
голема ме тъга, бре, нападна.
А змей си ю потио говори:
- Не лъж, не лъж, гиздава девойкьо,
язе тебе за вера не ватам!
Че те водим низ пусто Граово,
че те водим у равно Загоре,
да си идеш Загоре да видиш,
да си видиш той равно Загоре
и да видиш сичка моя рода,
да си видиш що я рода имам.
И ти мене либе че да бъдеш,
ти от мене не че се отречеш,
я от тебе нече се отречем,
я от тебе не че да се махнем!
Заведе я у равно Загоре,
заведе я на свои дворове,
заведе си Граовка девойкя,
заведе я, сватба си направи.
Что мы тут видим?
1. "Горянин" является устойчивым эпитетом для болгарского Змея, ибо повторяется в устойчивых формулах - припевах.
2. Болгарский Змей занимается обычным для русского Горынича ремеслом - уносит красных девок. Другими словами, наблюдается совпадение характерного для данного персонажа мотива.
3. Форма "горянин" не может быть интерпретирована как отчество, потому что у болгар отчества образуются с помощью суффикса "-ов"/"-ев".
4. Слово "горянин" не может происходить от горы, потому что гора по-болгарски "планина", а болгарская "гора" означает лес.
Какие мы можем сделать отсюда выводы?
1. С точки зрения мифологической структуры, болгарский "змей горянин" и русский "Змей Горынич" - один и тот-же персонаж, так как является основой одного и того-же мотива.
2. Фонетическое сходство имён также говорит об общем происхождении этих персонажей.
3. Но при этом смысловое различие слов рус."гора" как гора и болг."гора" как лес исключает происхождение соответствующих имён от этих понятий.
Другими словами, исходный персонаж не мог получить своё имя и от русской горы и от болгарского леса, по крайней мере одновременно.
4. Не может идти речь и о заимствовании персонажа из одной языковой среды в другую. Против этого свидетельствует различие формы слов как в фонетическом ("-янин" против "-ынич"), так и в морфологическом ("обитатель" против "сын") аспектах.
Таким образом, единственным объяснением такой ситуации может быть какая-то иная этимология данного имени, усвоенного в обеих языковых средах в общей или сходной фонетической форме и, возможно, в дальнейшем переосмысленная с целью соответствия сложившейся в данной среде мифологической традиции.