2/15 марта, когда власть уже фактически перешла в руки Исполнительного комитета Государственной Думы и Совета рабочих и солдатских депутатов, на одной из архиерейских квартир состоялось частное собрание членов Святейшего Синода и представителей столичного духовенства.
Первым делом было заслушано прошение об увольнении на покой митрополита Петроградского
Питирима (Окнова). Автоматически председательство в Синоде переходило старейшему по хиротонии - митрополиту Владимиру (Богоявленскому). После этого синодалы постановили немедленно установить связь с Исполнительным комитетом Думы. Как считает питерский историк
М. А. Бабкин, этот факт дает основание утверждать, что Синод признал новую революционную власть еще до известия об отречении Императора Николая II, которое состоялось в ночь со 2 на 3 марта.
После февральского переворота в первый день своего назначения революционный обер-прокурор В. Н. Львов в бесцеремонной форме потребовал и от другого царского синодала - владыки
Макария (Невского) оставить московскую кафедру. За отказ подчиниться и попытку обратиться с печатным воззванием к верующим Москвы святитель был немедленно арестован и сослан в подмосковный Николо-Угрешский монастырь.
4/17 марта состоялось первое после свержения монархии официальное заседание Святейшего Синода. Оно проходило под председательством митрополита Киевского Владимира (Богоявленского). Первым делом, от лица Временного правительства новый обер-прокурор Владимир Львов объявил на нем о «предоставлении Церкви свободы от опеки государства». Члены Синода (за исключением удаленных из него
митрополитов Питирима и Макария) выразили, как известно из официального протокола, «искреннюю радость по поводу наступления новой эры в жизни Церкви».
9/22 марта Синод обратился с посланием «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий». Послание начиналось так: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути».
29 апреля Святейший Синод, возглавляемый все тем же Львовым, рассмотрел и одобрил проект обращения о созыве Поместного собора. «Происшедший у нас государственный переворот, в корне изменивший нашу общественную и государственную жизнь, обеспечил и Церкви возможность и право свободного устроения, - в частности говорится в этом документе, - Заветная мечта русских православных людей теперь стала осуществимой, и созыв Поместного Собора в возможно ближайшее время сделался настоятельно необходимым».
5 июля принимается окончательное решение о времени и месте созыва Чрезвычайного Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви, то есть «в день честнаго Успения Пресвятыя Богородицы 15-го августа 1917 года в богоспасаемом граде Москве».
15 ноября крестьянин тверской губернии М. Е. Никонов (между прочим - из старообрядцев) прислал в адрес собора письмо, в котором в частности говорится следующее:
«[...] Нам думается, что Святейший Синод сделал непоправимую ошибку, что преосвященные пошли навстречу революции. Неведомо нам сей причины. Страха ли ради Иудейска? Или по влечению своего сердца, или по каким-либо уважительным причинам, но всё-таки поступок их в верующих произвёл великий соблазн... В среде народа такие речи, что якобы поступком Синода многие здравомыслящие люди введены в заблуждение, а также многие и в среде духовенства. [...] Православный русский народ уверен, что Святейший Собор в интересах Святой матери нашей церкви, отечества и Батюшки Царя, самозванцев и всех изменников, поругавшихся над присягой, предаст анафеме и проклятию с их сатанинской идеей революции. И Святейший Собор укажет своей пастве, кто должен взять кормило правления в великом Государстве. [...] Не простая же комедия совершаемый акт Священного Коронования и помазания Святым миром царей наших в Успенском Соборе [Московского Кремля], принимавших от Бога власть управлять народом и Тому Единому отдавать ответ, но никак не конституции или какому-то парламенту».
Рассмотрение этого письма было поручено какой-то второстепенной богословской комиссии в рамках дискуссии о действительности царской присяги, которая, разумеется, ничего вразумительного по этому поводу и не выработала. Куда важнее были вопросы о выборах патриарха и формировании Высшего Церковного Совета.
Затем, в начале второй, зимней сессии, к ним прибавился вопрос о гонениях. И опять никто не вспомнил о томящемся в заточении Помазаннике Божием. Ограничились только анафемой «безумцев», которые не назывались конкретно, но характеризовались, как «хотящие погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани».
В стране - война, царь - в плену, вера - уничтожается, а тут, как у Маяковского - прозаседавшиеся! И как тут не скажешь, что своим молчанием, коим предается Бог, «прозаседавшиеся» стали причастны к убиению Помазанника Божия!
Самое интересное, что когда жиды-оккупанты совершили страшное убийство, то у прозаседавшихся «после прений, вопрос о служении по убиенном бывшем императоре панихиды был был поставлен на голосование»! Из присутствовавших в заседании 143 членов Поместного собора против проведения поминальной службы проголосовало 28 членов и 3 воздержалось. Это ведь около четверти участников Собора!
В связи со всем вышеизложенным возникает вопрос: а неужели не нашлось никого из духовенства, кто бы взял на себя смелость организовать альтернативный Собор? Пусть из двух-трех архиереев, оставшихся верными царю и присяге, то есть не ставших клятвопреступниками. То есть не для окончательного разрушения Самодержавного Царства и верной ему Церкви, а для сохранения самой идеи Православной Монархии. То есть не для ухода Святой Руси в небытие, а для сокрытия «царского Китеж-града» до лучших времен!