О дне освобождения Харькова
Недавно я публиковала вот это фото:
Это члены редакции оккупационной харьковской газеты "Новая Украина".
Старая фотография из сороковых годов прошлого века. Похожа на миллионы других - группа небогато одетых людей, сидят в первом ряду, дальше - стоят. Но присмотритесь: сзади современный государственный тризуб, на сидящем в центре мужчине фашистская форма…. Это редакция газеты «Нова Украина», которая выходила в Харькове в период оккупации города немецко-фашистскими войсками. Мужчина в форме - ее редактор, некий Петро Сагайдачный.
Когда я готовил для горсовета биографическую справку о коллаборанте Шевелеве, ныне провозглашенного звездой украинской науки (впрочем, какие звезды, такая и наука), я, в числе прочего, работал и в архиве. Там мне попалась занятная папочка: послевоенное расследование деятельности редакции «Новой Украины». Бывший штатный карикатурист - Шульгин его фамилия - рассказывал следователю о коллективе газеты. С его слов, там работали разные люди - и профессиональные редакционные сотрудники, имевшие опыт работы в советской прессе, и харьковские преподаватели, и даже один бывший белый офицер. Сам же редактор Петро Сагайдачный (скорее всего, псевдоним) был прислан с Западной Украины Организацией Украинских Националистов. Естественно, редактором он был назначен по согласованию с оккупационной администрацией.
Газета была гадкой. Панегирики Гитлеру и вермахту густо перемежались русофобским статьями, хвалебные очерки о «великих» Мазепе и Петлюре чередовались с антисемитскими «расследованиями», дифирамбы оккупантам -объявлениями о расстрелах. И немцы расстреливали, вешали, убивали под сладкоголосые статьи журналистов «Новой Украины» почти до самого освобождения Харькова от нацистов. И тогда побежали вслед за своими хозяевами сагайдачные и шевелёвы, бежали сначала до Галичины, а потом до Германии и США. А кто не успел - давал в освобожденном от оккупантов Харькове показания компетентным органам.
Как сложилась судьба карикатуриста, рисовавшего такие смешные карикатуры на носатых евреев и Сталина, попираемого тевтонским сапогом, в деле не сказано. Думаю, свою двадцатку он получил. Раскаявшихся нацистских прихвостней в то время пачками расстреливать перестали - страна нуждалась в рабочих руках для восстановления, а самые «отличившиеся» из преступников были повешены и расстреляны еще по горячим следам. Часто - самими жителями освобожденных Красной армией сел и городов.
После войны советское руководство еще долго мучал вопрос: что же делать с многомиллионным населением оккупированных территорий, оставленным под оккупацией во многом по их вине? Вожди Советского Союза опасались, что среди этих миллионов затерялись многочисленные предатели, а само население под многолетним воздействием вражеской пропаганды перестало быть в должной степени лояльным. Однако реальность оказалось иной - те, кто чинил произвол, населением охотно опознавались и выдавались СМЕРШу. Ни о какой популярности кровавого режима оккупантов и речи быть не могло, ну а прошедшие сквозь страшные испытания харьковчане дали стране еще множество заслуженных граждан - от пережившего оккупацию Бориса Гмыри до так рано повзрослевшей Люси - Людмилы Гурченко.
Надвигается 23 августа - День освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков. Это настоящий праздник для всех истинных харьковчан, для кого дороги песни наших земляков Шульженко, Бернеса, Гурченко; кто слышит саму симфонию родного города, когда мягкое шуршание асфальта на Сумской напротив театра Шевченко сменяется под шинами автомобилей нервным ритмом брусчатки.
Наследники жителей Харькова, на глазах у которых оккупанты убивали детей, те, кому родители и деды рассказывали ужасы оккупации, не могут радоваться убийству детей Донбасса и страданиям их родителей; потомки убитых в Дробицком Яру не имеют права кричать «Слава!» убийцам своих предков, ибо сразу обращаются в презренное жидобандеровское отродье; порядочный журналист не будет наследовать традиции грязного оккупационного листка «Нова Украина».
Националисты снова пытаются слепить «новую», то есть хорошо известную из истории старую, посконную Украину. В сороковые годы физически вырезав коренных львовян, а в девяностые опутав паутиной Киев, национализм планомерно двинулся на восток. Сюда вполне организованно направлялись активисты националистических партий, дабы нести «свет учения» Бандеры местным жителями (навербовали столько, что в Педуниверситете сколотилось аж целых две молодежных организации партии «Свобода»). Кормили местную национал-интеллигенцию грантами - на поездки, на «национальное творчество», на антисоветские наукообразные исследования. Налаживали на отделении украинской филологии производство журналистов, пропитывали нужными связями местный «бомонд»…
Национализм - это омела, иссасывающая уже зараженные деревья и поражающая здоровые. Омела издали кажется даже красивой, но её паразитическая суть очень быстро становится явной. Захватывать то, что не возводили, разрушать то, что не строили, грабить то, что не принадлежит - таков давно знакомый почерк оккупантов. И кажется им: запугал доверчивых аборигенов арестами-пытками-убийствами, обработал извилины мозгов ядовитой газетенкой, нанял за продуктовый паёк исчадье ХТЗ и хозяйнуй!
Сегодня оккупанты, при пособничестве предателей из местных, вновь захватили Харьков и снова мечтают, что надолго. Некоторые, наиболее хитрожелтые, спасаясь от европейской реституции, которая скоро накроет запад Украины, даже прикупает здесь недвижимость: потянулись за приезжими национал-активистами их домочадцы. Стучит в гестапо местная шантрапа, жиреют интенданты и военкомы, без устали нахваливают неонацистов гуманитарии районного звена. Коричневая саранча покрывает мой город, пытаясь переделать его под свой убогий провинциальный вкус, и исступленно гадит на улицах. Но саранча - по своей по безмозглости - управлять не умеет. Истреблять посеянное другими, проедать - пожалуйста. Или же маскироваться под составную часть природы: дескать, мы здешние исконные кузнечики. Но асфальт - не пастбище, завод - не хутор, институт - не шинок.
Многие обыватели, убаюканные оккупационной пропагандой, даже не поняли, что еще весной обвал экономики страны стал необратимым. Осенью наступит неизбежный коллапс, зимой пружина разожмется. Наступает предчувствие прошлого. Я смотрю на старую фотографию: незавидна судьба оккупанта! Ну, а те, кто останется - ответит за всех. За что конкретно - СМЕРШ разберется.
Константин Кеворкян
Это члены редакции оккупационной харьковской газеты "Новая Украина".
Старая фотография из сороковых годов прошлого века. Похожа на миллионы других - группа небогато одетых людей, сидят в первом ряду, дальше - стоят. Но присмотритесь: сзади современный государственный тризуб, на сидящем в центре мужчине фашистская форма…. Это редакция газеты «Нова Украина», которая выходила в Харькове в период оккупации города немецко-фашистскими войсками. Мужчина в форме - ее редактор, некий Петро Сагайдачный.
Когда я готовил для горсовета биографическую справку о коллаборанте Шевелеве, ныне провозглашенного звездой украинской науки (впрочем, какие звезды, такая и наука), я, в числе прочего, работал и в архиве. Там мне попалась занятная папочка: послевоенное расследование деятельности редакции «Новой Украины». Бывший штатный карикатурист - Шульгин его фамилия - рассказывал следователю о коллективе газеты. С его слов, там работали разные люди - и профессиональные редакционные сотрудники, имевшие опыт работы в советской прессе, и харьковские преподаватели, и даже один бывший белый офицер. Сам же редактор Петро Сагайдачный (скорее всего, псевдоним) был прислан с Западной Украины Организацией Украинских Националистов. Естественно, редактором он был назначен по согласованию с оккупационной администрацией.
Газета была гадкой. Панегирики Гитлеру и вермахту густо перемежались русофобским статьями, хвалебные очерки о «великих» Мазепе и Петлюре чередовались с антисемитскими «расследованиями», дифирамбы оккупантам -объявлениями о расстрелах. И немцы расстреливали, вешали, убивали под сладкоголосые статьи журналистов «Новой Украины» почти до самого освобождения Харькова от нацистов. И тогда побежали вслед за своими хозяевами сагайдачные и шевелёвы, бежали сначала до Галичины, а потом до Германии и США. А кто не успел - давал в освобожденном от оккупантов Харькове показания компетентным органам.
Как сложилась судьба карикатуриста, рисовавшего такие смешные карикатуры на носатых евреев и Сталина, попираемого тевтонским сапогом, в деле не сказано. Думаю, свою двадцатку он получил. Раскаявшихся нацистских прихвостней в то время пачками расстреливать перестали - страна нуждалась в рабочих руках для восстановления, а самые «отличившиеся» из преступников были повешены и расстреляны еще по горячим следам. Часто - самими жителями освобожденных Красной армией сел и городов.
После войны советское руководство еще долго мучал вопрос: что же делать с многомиллионным населением оккупированных территорий, оставленным под оккупацией во многом по их вине? Вожди Советского Союза опасались, что среди этих миллионов затерялись многочисленные предатели, а само население под многолетним воздействием вражеской пропаганды перестало быть в должной степени лояльным. Однако реальность оказалось иной - те, кто чинил произвол, населением охотно опознавались и выдавались СМЕРШу. Ни о какой популярности кровавого режима оккупантов и речи быть не могло, ну а прошедшие сквозь страшные испытания харьковчане дали стране еще множество заслуженных граждан - от пережившего оккупацию Бориса Гмыри до так рано повзрослевшей Люси - Людмилы Гурченко.
Надвигается 23 августа - День освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков. Это настоящий праздник для всех истинных харьковчан, для кого дороги песни наших земляков Шульженко, Бернеса, Гурченко; кто слышит саму симфонию родного города, когда мягкое шуршание асфальта на Сумской напротив театра Шевченко сменяется под шинами автомобилей нервным ритмом брусчатки.
Наследники жителей Харькова, на глазах у которых оккупанты убивали детей, те, кому родители и деды рассказывали ужасы оккупации, не могут радоваться убийству детей Донбасса и страданиям их родителей; потомки убитых в Дробицком Яру не имеют права кричать «Слава!» убийцам своих предков, ибо сразу обращаются в презренное жидобандеровское отродье; порядочный журналист не будет наследовать традиции грязного оккупационного листка «Нова Украина».
Националисты снова пытаются слепить «новую», то есть хорошо известную из истории старую, посконную Украину. В сороковые годы физически вырезав коренных львовян, а в девяностые опутав паутиной Киев, национализм планомерно двинулся на восток. Сюда вполне организованно направлялись активисты националистических партий, дабы нести «свет учения» Бандеры местным жителями (навербовали столько, что в Педуниверситете сколотилось аж целых две молодежных организации партии «Свобода»). Кормили местную национал-интеллигенцию грантами - на поездки, на «национальное творчество», на антисоветские наукообразные исследования. Налаживали на отделении украинской филологии производство журналистов, пропитывали нужными связями местный «бомонд»…
Национализм - это омела, иссасывающая уже зараженные деревья и поражающая здоровые. Омела издали кажется даже красивой, но её паразитическая суть очень быстро становится явной. Захватывать то, что не возводили, разрушать то, что не строили, грабить то, что не принадлежит - таков давно знакомый почерк оккупантов. И кажется им: запугал доверчивых аборигенов арестами-пытками-убийствами, обработал извилины мозгов ядовитой газетенкой, нанял за продуктовый паёк исчадье ХТЗ и хозяйнуй!
Сегодня оккупанты, при пособничестве предателей из местных, вновь захватили Харьков и снова мечтают, что надолго. Некоторые, наиболее хитрожелтые, спасаясь от европейской реституции, которая скоро накроет запад Украины, даже прикупает здесь недвижимость: потянулись за приезжими национал-активистами их домочадцы. Стучит в гестапо местная шантрапа, жиреют интенданты и военкомы, без устали нахваливают неонацистов гуманитарии районного звена. Коричневая саранча покрывает мой город, пытаясь переделать его под свой убогий провинциальный вкус, и исступленно гадит на улицах. Но саранча - по своей по безмозглости - управлять не умеет. Истреблять посеянное другими, проедать - пожалуйста. Или же маскироваться под составную часть природы: дескать, мы здешние исконные кузнечики. Но асфальт - не пастбище, завод - не хутор, институт - не шинок.
Многие обыватели, убаюканные оккупационной пропагандой, даже не поняли, что еще весной обвал экономики страны стал необратимым. Осенью наступит неизбежный коллапс, зимой пружина разожмется. Наступает предчувствие прошлого. Я смотрю на старую фотографию: незавидна судьба оккупанта! Ну, а те, кто останется - ответит за всех. За что конкретно - СМЕРШ разберется.
Константин Кеворкян