Оккупанты в Донбассе
Василий Гроссман, "Красная звезда", СССР (№84 [5148]), 10 апреля 1942 года.
За несколько месяцев своего господства немецкие оккупанты отбросили Донбасс от самых передовых и высших форм производственных отношений и культуры в болото средневековья.
Знающим Донбасс, хорошо известен вечный трудовой грохот, дым из многих тысяч труб, застилающий небо, залитые светом бесчисленные шахтные и заводские поселки, разноголосые гудки, сигналы автобусов и звонки трамваев, бегущих от городов к заводским поселкам. Сейчас Донбасс погружен в полный мрак, глубокая тишина лишь изредка нарушается стрельбой немецких и итальянских мародеров, грабящих население. Местный и межгородской транспорт полностью парализован. Шахтные копры разрушены, под'емные механизмы выведены из строя. Гиганты металлургической промышленности - Сталинский и Макеевский заводы - безмолвствуют.
Лишь на маленьких шахтах, где угольные пласты подходят к поверхности земли, делаются попытки организовать добычу угля с помощью средневековых методов: вытаскиванием отбитого угля корзинами, тачками, либо с помощью конской тяги.
В зданиях краматорских промышленных великанов, своевременно нами эвакуированных, - завода тяжелого машиностроения им. Сталина, машиностроительного завода им. Орджоникидзе, металлургического завода им. Куйбышева, - оккупанты создали небольшие полукустарные мастерские по ремонту автомашин и танков. Оборудование для этих мастерских собрано из устаревших, не имеющих почти никакой ценности станков.
Не надеясь на свои силы, немцы обратились к населению гор. Сталино с об'явлением, разрешающим открывать частные заводы и фабрики, при уплате налога. Однако это пресловутое «развязывание частной инициативы» привело лишь к тому, что здесь открылись парикмахерская, сапожная и портняжная мастерские. Оккупанты не делают попыток к восстановлению больших заводов. Это понятно вполне: первая причина - неуверенность оккупантов в прочности и продолжительности своего пребывания в Донбассе. Вторая причина - невозможность при страшном перенапряжении германской промышленной машины уделить хотя бы ничтожную долю материалов и квалифицированной технической силы на сложныe, тяжелые, требующие огромных затрат работы. Третья причина - страшная враждебность, ненависть донецких шахтеров и металлургов к оккупантам.
Не имея возможности восстановить Донбасс, оккупанты могут лишь грабить и растаскивать донбасскую промышленность. Этим, пожалуй, об'ясняется то, что железнодорожный транспорт кое-где налажен: его используют для вывоза награбленного. Поезда ходят очень скверно, часты аварии, крушения, продолжительные задержки составов в пути. Железнодорожники работают под страхом виселицы.
Вот как описывал нам положение рабочих в оккупированных районах Донбасса товарищ Синилов А.С., недавно посетивший эти районы. Вдоль дорог бредут толпы людей. Они направляются в деревни обменивать вещи на продукты питания. Но так как деревня также разорена постоянным грабежом, обмен с каждым днем становится все трудней. Голодные, опухшие люди вырывают из-под снега сгнившие колосья пшеницы, картошку, бураки, собирают осыпавшееся зерно кукурузы. Это является единственным источником существования многих тысяч рабочих и их семей.
Для того, чтобы собрать немного гнилой пшеницы или кукурузных зерен, нужно пройти пешком 50-70 километров. Недалеко от Макеевки, возле заброшенной трамвайной линии, рассказывает тов. Синилов, он увидел старика рабочего, рубившего топором павшую лошадь. Рабочий рассказал, что дома у него находится 5 детей, что он и его дети ничего не ели в течение 8 дней.
Такая же картина наблюдалась на дороге из Алекссевки-Орловки в Чистякове: три женщины и двое мужчин тащили на санях труп павшей лошади.
Множество больших шахтерских и заводских поселков стоят совершенно пустыми - вокруг них не видно человеческих следов. Прекрасные здания клубов и школ разрушены. Высококвалифицированные рабочие электрики, слесари, токари, автогенщики добывают себе пропитание в деревнях тем, что паяют жестяную посуду, чинят чугуны и пр.
Таковы условия существования рабочих оккупированных районов Донбасса, они обречены на голодную смерть. Многие тысячи рабочих и их семей уже умерли мучительной, медленной смертью.
Каково положение в городах Донбасса?
Макеевка, недавно бывшая одним из самых живых городов Советского Союза, - сейчас мертва. Стекла в большинстве домов выбиты, дворы, площади завалены грудами нечистот. Воды и света в городе нет. Нет керосина, нет свечей. В городе ни одного магазина. Аптеки разрушены, медикаменты начисто вывезены немцами. Больниц не существует. Школы не функционируют, парты в них сожжены. Дети часами простаивают возле солдатских кухонь, вдыхают запах варева.
Изредка, в Макеевке бывают базары. В меновой торговле принимают участие и немцы. Обычный прием следующий: солдат отнимает ка дороге к Макеевке у колхозников лошадь, ведет на базар и тут же обменивает ее. Преимущественно немцы меняют на хлеб, так как выдаваемого казенного пайка им нехватает. В Макеевке открыта парикмахерская и кинематограф. На дверях этих предприятий висят об'явяения, уведомляющие население, что посещать их могут лишь немцы.
Краматорский кинотеатр «Ким» на улице Луначарского превращен в конюшню. В бывшем помещении дворца культуры им. Ленина устроен дом терпимости. Огромный парк со столетними деревьями - украшение Краматорска - целиком вырублен, стволы деревьев пошли на отопление казарм. Все магазины Краматорска закрыты. Населению Краматорска разрешается хранить не больше 6 килограммов муки. В Славянске, одном из красивейших городов Донбасса, почти нет населения, все оно угнано немцами на тыловые оборонительные работы.
В Сталино - столице Донбасса, та же картина смерти и запустения. Магазинов в городе нет, коммунальные предприятия не работают.
На всех площадях городов Донбасса страшные следы фашистского террора. На площади в Константиновке повешены восемь советских граждан, в Артемовске повешены на площади десять человек, в Макеевке на Базарной площади повешены четверо мужчин и две женщины. В Никитовке на виселице повешены трое - отец и сын - местные рабочие и девушка двадцати двух лет.
Каково же правовое положение рабочих, советских людей, находящихся под игом немецких извергов? Если продовольственное положение определяется формулой: голодная смерть, то правовое можно определить тем же словом: смерть. Смерть всех социальных, юридических да и просто элементарных человеческих прав.
Вся власть в городах и поселках оккупированных районов Донбасса принадлежит безраздельно военным комендантам. Их законодательство зиждется на трех «китах»: провокация, грабеж и смертная казнь. Система провокаций строится главным образом по национальному принципу - оккупанты пытаются натравливать украинцев на русских, обещая им преимущества в получении патентов на открытие частных лавок и права крупного домовладения. В Горловке комендант пытался вербовать специально украинскую полицию, издав приказ: «Все мужчины украинской национальности от 18 до 40 лет включительно должны явиться в управление бургомистра для зачисления на полицейскую службу».
Узаконенный грабеж населения принял необычайно широкие размеры. Из деревень вывозят посевные фонды, птица размещена по специальным фермам, быки, свиньи, бараны угоняются вслед за войсками. Крестьян в некоторых районах обязывают кормить удойный скот, конфискованный для армии. Удой производится по специальному графику под контролем. Тотчас же, выдоенное молоко отбирается представителем воинской части. Любопытно, что крестьяне при этом платят налог 1.500 рублей в год за корову, молоком которой не пользуются.
Такой же узаконенный грабеж происходит и в городах. В Артемовске комендант издал приказ, обязывающий население сдать в течение суток все карманные и ручные дамские и мужские часы. В Славянске населению было приказано: «Сдать все меховые вещи, как то: дамские и мужские шубы, овчины, меховые шапки, валенки от 40 номера и выше». Коменданты издают огромное количество постановлений. Каждое из них начинается словом: «запрещается». Запрещается в'езжать в город, выезжать из города, ходить .по целому ряду улиц, ходить по улицам задолго до наступления темноты, ночевать у знакомых, выбирать уголь из гор пустой породы, выброшенной из шахты, пользоваться ручными мельницами для помола собранного зерна, уходя из дома, запирать свою квартиру на ключ и т.д. и т.д. В некоторых местах рабочих обязывают носить пришитыми номера с указанием их мертвых заводов. Толпы людей по приказу перегоняют из одного района в другой. Мучительные земляные работы по 10-12 часов в день сопровождаются обычно насилиями, избиениями. Всякая попытка жаловаться коменданту на побои, увечья вызывает лишь новые насилия и избиения.
Но кроме жестоких правил, определяющих запрещения, существует голый произвол разнузданных, потерявших образ человеческий, солдат: они грабят, жгут, воруют, насилуют женщин, раздевают на улицах прохожих.
Важно отметить следующее: запрещения, изданные комендантами, стихийно нарушаются. Населению запрещено передвигаться. Но толпы голодных людей бредут вдоль дорог, глубоко безразличные к этим запрещениям. У населения отобраны ручные мельницы. Но рабочие конструируют эти мельницы из пустых снарядных гильз разных калибров, либо из комбинации плоских камней и продолжают молоть собранную под снегом пшеницу у себя дома, а не на мельнице, где за пуд помола взимают 3 пуда зерна. Десятки тысяч людей продолжают выбирать из пустой породы уголь, невзирая на все кровавые кары, которыми грозят им власти. Все, кто ищет приюта на ночь, те, в ком население угадывает врагов оккупантов, находят широкое гостеприимство у шахтеров и их жен. С волнением рассказал нам закаленный в опасностях партизан, как приютившая его вдова шахтера, полумертвая от голода, принесла ему две соленых рыбки, единственное достояние ее и ее голодных детей.
Солдаты, ходящие в патрулях, во время облав мало интересуются документами ночующих в домах людей, а шарят в печи и подполье в поисках пищи. На дорогах они не смотрят пропусков, а лишь щупают карманы и сумки, грозно требуют у прохожих не документов, а махорки и самосада.
Оккупационные войска вызывают не только ненависть, но и глубокое презрение и насмешку. Итальянцы одеты в опереточные костюмы, носят каски с перьями. Часть, входящая в поселок, немедленно разбегается по домам грабить и насиловать. Когда немецкая или итальянская часть выходит из поселка, она представляет собой беспорядочную толпу, нагруженную награбленным. Далеко сзади бредут отставшие, не успевшие дограбить жителей к моменту выступления части. Итальянцы полностью находятся на подножном корму, интендантством не снабжаются.
Характерен следующий прием, используемый немцами и итальянцами: приходя в рабочий поселок, они требуют у поквартальных уполномоченных списки мужского населения. Получив описок, всех значащихся в нем об'являют военнопленными и сообщают о них по начальству. При насильственной эвакуации населения из районов, где наступает Красная Армия, в концлагери угоняют наряду со всеми и старост, поквартальных уполномоченных. Их так же числят военнопленными.
Моральный уровень солдат необычайно низок. Начальство знает это и в своих методах пропаганды апеллирует к самым примитивным инстинктам. Одному товарищу пришлось видеть солдатское кино в Макеевке. Были показаны военные хроникальные короткометражки: поход в Грецию, Югославию, Норвегию, СССР. Во всех этих фильмах речь шла лишь об одном: о еде и пьянстве. Батальные сцены отсутствовали. Зато очень умело были смонтированы горы головок сыра, консервы, стада захваченных жирных овец, и коров, моменты приготовления пищи, повара, свежующие туши, солдаты, жарящие гусей, пьющие на привалах вино из бутылок, особыми бритвами очищающие заколотых свиней от щетины, солдаты, едящие вкусную жирную пищу - стоя, сидя, лежа. Зрительный зал волновался, шумел, а когда перед зрителем появилась феноменальная гора захваченных на Балканах огромных свиных туш, в зале было настоящее воодушевление: слышались аплодисменты, смех, довольные восклицания. Смысл, и назначение этих фильмов ясен: прожорливую саранчу призывают ползти с опустошенных полей на еще нетронутые. Фашистская пропаганда апеллирует к желудку солдата. В грабительской подлой войне, затеянной фашизмом, нельзя говорить ей о чести, ни о долге, ни о морали, приходится взывать к желудку гитлеровского солдата.
Такова краткая характеристика действий грабительской армии в нашем Донбассе. За несколько месяцев гитлеровцы превратили советский Донбасс в развалины, среди которых медленной, голодной смертью умирают недавно свободные рабочие люди. Гитлеровцы бессильны создавать и строить. Это - армия разрушителей, убийц, палачей. Земля, которой коснулись они, перестает плодоносить, металлургические гиганты, рудники, химические комбинаты, изумительные подземные заводы, дворцы, библиотеки, сама простая и прекрасная жизнь трудового человека - все рушится и замирает, едва их коснется дыхание коричневой чумы.
Лишь одну силу смогли гитлеровцы вызвать к жизни, силу могучую и грозную: ненависть. Живы и вечно будут жить великие ленинские традиции нашего свободолюбивого рабочего класса. Нет силы в мире, которая могла бы превратить в рабов донбасских рабочих и шахтеров. Шахтерские полки и дивизии показывают образцы беспримерной отваги в боях, которые ведет Красная Армия за освобождение Донбасса. Рабочие, оставшиеся во временно оккупированных районах, говорят: «Лучше погибнуть в борьбе с оружием в руках, чем жить в позоре и рабстве».
Эти слова рабочих не расходятся с делом. Одновременно с Красной Армией бьют оккупантов суровые рабочие партизаны и партизанки Донбасса, разбивая звено за звеном цепь фашистского рабства.
За несколько месяцев своего господства немецкие оккупанты отбросили Донбасс от самых передовых и высших форм производственных отношений и культуры в болото средневековья.
Знающим Донбасс, хорошо известен вечный трудовой грохот, дым из многих тысяч труб, застилающий небо, залитые светом бесчисленные шахтные и заводские поселки, разноголосые гудки, сигналы автобусов и звонки трамваев, бегущих от городов к заводским поселкам. Сейчас Донбасс погружен в полный мрак, глубокая тишина лишь изредка нарушается стрельбой немецких и итальянских мародеров, грабящих население. Местный и межгородской транспорт полностью парализован. Шахтные копры разрушены, под'емные механизмы выведены из строя. Гиганты металлургической промышленности - Сталинский и Макеевский заводы - безмолвствуют.
Лишь на маленьких шахтах, где угольные пласты подходят к поверхности земли, делаются попытки организовать добычу угля с помощью средневековых методов: вытаскиванием отбитого угля корзинами, тачками, либо с помощью конской тяги.
В зданиях краматорских промышленных великанов, своевременно нами эвакуированных, - завода тяжелого машиностроения им. Сталина, машиностроительного завода им. Орджоникидзе, металлургического завода им. Куйбышева, - оккупанты создали небольшие полукустарные мастерские по ремонту автомашин и танков. Оборудование для этих мастерских собрано из устаревших, не имеющих почти никакой ценности станков.
Не надеясь на свои силы, немцы обратились к населению гор. Сталино с об'явлением, разрешающим открывать частные заводы и фабрики, при уплате налога. Однако это пресловутое «развязывание частной инициативы» привело лишь к тому, что здесь открылись парикмахерская, сапожная и портняжная мастерские. Оккупанты не делают попыток к восстановлению больших заводов. Это понятно вполне: первая причина - неуверенность оккупантов в прочности и продолжительности своего пребывания в Донбассе. Вторая причина - невозможность при страшном перенапряжении германской промышленной машины уделить хотя бы ничтожную долю материалов и квалифицированной технической силы на сложныe, тяжелые, требующие огромных затрат работы. Третья причина - страшная враждебность, ненависть донецких шахтеров и металлургов к оккупантам.
Не имея возможности восстановить Донбасс, оккупанты могут лишь грабить и растаскивать донбасскую промышленность. Этим, пожалуй, об'ясняется то, что железнодорожный транспорт кое-где налажен: его используют для вывоза награбленного. Поезда ходят очень скверно, часты аварии, крушения, продолжительные задержки составов в пути. Железнодорожники работают под страхом виселицы.
Вот как описывал нам положение рабочих в оккупированных районах Донбасса товарищ Синилов А.С., недавно посетивший эти районы. Вдоль дорог бредут толпы людей. Они направляются в деревни обменивать вещи на продукты питания. Но так как деревня также разорена постоянным грабежом, обмен с каждым днем становится все трудней. Голодные, опухшие люди вырывают из-под снега сгнившие колосья пшеницы, картошку, бураки, собирают осыпавшееся зерно кукурузы. Это является единственным источником существования многих тысяч рабочих и их семей.
Для того, чтобы собрать немного гнилой пшеницы или кукурузных зерен, нужно пройти пешком 50-70 километров. Недалеко от Макеевки, возле заброшенной трамвайной линии, рассказывает тов. Синилов, он увидел старика рабочего, рубившего топором павшую лошадь. Рабочий рассказал, что дома у него находится 5 детей, что он и его дети ничего не ели в течение 8 дней.
Такая же картина наблюдалась на дороге из Алекссевки-Орловки в Чистякове: три женщины и двое мужчин тащили на санях труп павшей лошади.
Множество больших шахтерских и заводских поселков стоят совершенно пустыми - вокруг них не видно человеческих следов. Прекрасные здания клубов и школ разрушены. Высококвалифицированные рабочие электрики, слесари, токари, автогенщики добывают себе пропитание в деревнях тем, что паяют жестяную посуду, чинят чугуны и пр.
Таковы условия существования рабочих оккупированных районов Донбасса, они обречены на голодную смерть. Многие тысячи рабочих и их семей уже умерли мучительной, медленной смертью.
Каково положение в городах Донбасса?
Макеевка, недавно бывшая одним из самых живых городов Советского Союза, - сейчас мертва. Стекла в большинстве домов выбиты, дворы, площади завалены грудами нечистот. Воды и света в городе нет. Нет керосина, нет свечей. В городе ни одного магазина. Аптеки разрушены, медикаменты начисто вывезены немцами. Больниц не существует. Школы не функционируют, парты в них сожжены. Дети часами простаивают возле солдатских кухонь, вдыхают запах варева.
Изредка, в Макеевке бывают базары. В меновой торговле принимают участие и немцы. Обычный прием следующий: солдат отнимает ка дороге к Макеевке у колхозников лошадь, ведет на базар и тут же обменивает ее. Преимущественно немцы меняют на хлеб, так как выдаваемого казенного пайка им нехватает. В Макеевке открыта парикмахерская и кинематограф. На дверях этих предприятий висят об'явяения, уведомляющие население, что посещать их могут лишь немцы.
Краматорский кинотеатр «Ким» на улице Луначарского превращен в конюшню. В бывшем помещении дворца культуры им. Ленина устроен дом терпимости. Огромный парк со столетними деревьями - украшение Краматорска - целиком вырублен, стволы деревьев пошли на отопление казарм. Все магазины Краматорска закрыты. Населению Краматорска разрешается хранить не больше 6 килограммов муки. В Славянске, одном из красивейших городов Донбасса, почти нет населения, все оно угнано немцами на тыловые оборонительные работы.
В Сталино - столице Донбасса, та же картина смерти и запустения. Магазинов в городе нет, коммунальные предприятия не работают.
На всех площадях городов Донбасса страшные следы фашистского террора. На площади в Константиновке повешены восемь советских граждан, в Артемовске повешены на площади десять человек, в Макеевке на Базарной площади повешены четверо мужчин и две женщины. В Никитовке на виселице повешены трое - отец и сын - местные рабочие и девушка двадцати двух лет.
Каково же правовое положение рабочих, советских людей, находящихся под игом немецких извергов? Если продовольственное положение определяется формулой: голодная смерть, то правовое можно определить тем же словом: смерть. Смерть всех социальных, юридических да и просто элементарных человеческих прав.
Вся власть в городах и поселках оккупированных районов Донбасса принадлежит безраздельно военным комендантам. Их законодательство зиждется на трех «китах»: провокация, грабеж и смертная казнь. Система провокаций строится главным образом по национальному принципу - оккупанты пытаются натравливать украинцев на русских, обещая им преимущества в получении патентов на открытие частных лавок и права крупного домовладения. В Горловке комендант пытался вербовать специально украинскую полицию, издав приказ: «Все мужчины украинской национальности от 18 до 40 лет включительно должны явиться в управление бургомистра для зачисления на полицейскую службу».
Узаконенный грабеж населения принял необычайно широкие размеры. Из деревень вывозят посевные фонды, птица размещена по специальным фермам, быки, свиньи, бараны угоняются вслед за войсками. Крестьян в некоторых районах обязывают кормить удойный скот, конфискованный для армии. Удой производится по специальному графику под контролем. Тотчас же, выдоенное молоко отбирается представителем воинской части. Любопытно, что крестьяне при этом платят налог 1.500 рублей в год за корову, молоком которой не пользуются.
Такой же узаконенный грабеж происходит и в городах. В Артемовске комендант издал приказ, обязывающий население сдать в течение суток все карманные и ручные дамские и мужские часы. В Славянске населению было приказано: «Сдать все меховые вещи, как то: дамские и мужские шубы, овчины, меховые шапки, валенки от 40 номера и выше». Коменданты издают огромное количество постановлений. Каждое из них начинается словом: «запрещается». Запрещается в'езжать в город, выезжать из города, ходить .по целому ряду улиц, ходить по улицам задолго до наступления темноты, ночевать у знакомых, выбирать уголь из гор пустой породы, выброшенной из шахты, пользоваться ручными мельницами для помола собранного зерна, уходя из дома, запирать свою квартиру на ключ и т.д. и т.д. В некоторых местах рабочих обязывают носить пришитыми номера с указанием их мертвых заводов. Толпы людей по приказу перегоняют из одного района в другой. Мучительные земляные работы по 10-12 часов в день сопровождаются обычно насилиями, избиениями. Всякая попытка жаловаться коменданту на побои, увечья вызывает лишь новые насилия и избиения.
Но кроме жестоких правил, определяющих запрещения, существует голый произвол разнузданных, потерявших образ человеческий, солдат: они грабят, жгут, воруют, насилуют женщин, раздевают на улицах прохожих.
Важно отметить следующее: запрещения, изданные комендантами, стихийно нарушаются. Населению запрещено передвигаться. Но толпы голодных людей бредут вдоль дорог, глубоко безразличные к этим запрещениям. У населения отобраны ручные мельницы. Но рабочие конструируют эти мельницы из пустых снарядных гильз разных калибров, либо из комбинации плоских камней и продолжают молоть собранную под снегом пшеницу у себя дома, а не на мельнице, где за пуд помола взимают 3 пуда зерна. Десятки тысяч людей продолжают выбирать из пустой породы уголь, невзирая на все кровавые кары, которыми грозят им власти. Все, кто ищет приюта на ночь, те, в ком население угадывает врагов оккупантов, находят широкое гостеприимство у шахтеров и их жен. С волнением рассказал нам закаленный в опасностях партизан, как приютившая его вдова шахтера, полумертвая от голода, принесла ему две соленых рыбки, единственное достояние ее и ее голодных детей.
Солдаты, ходящие в патрулях, во время облав мало интересуются документами ночующих в домах людей, а шарят в печи и подполье в поисках пищи. На дорогах они не смотрят пропусков, а лишь щупают карманы и сумки, грозно требуют у прохожих не документов, а махорки и самосада.
Оккупационные войска вызывают не только ненависть, но и глубокое презрение и насмешку. Итальянцы одеты в опереточные костюмы, носят каски с перьями. Часть, входящая в поселок, немедленно разбегается по домам грабить и насиловать. Когда немецкая или итальянская часть выходит из поселка, она представляет собой беспорядочную толпу, нагруженную награбленным. Далеко сзади бредут отставшие, не успевшие дограбить жителей к моменту выступления части. Итальянцы полностью находятся на подножном корму, интендантством не снабжаются.
Характерен следующий прием, используемый немцами и итальянцами: приходя в рабочий поселок, они требуют у поквартальных уполномоченных списки мужского населения. Получив описок, всех значащихся в нем об'являют военнопленными и сообщают о них по начальству. При насильственной эвакуации населения из районов, где наступает Красная Армия, в концлагери угоняют наряду со всеми и старост, поквартальных уполномоченных. Их так же числят военнопленными.
Моральный уровень солдат необычайно низок. Начальство знает это и в своих методах пропаганды апеллирует к самым примитивным инстинктам. Одному товарищу пришлось видеть солдатское кино в Макеевке. Были показаны военные хроникальные короткометражки: поход в Грецию, Югославию, Норвегию, СССР. Во всех этих фильмах речь шла лишь об одном: о еде и пьянстве. Батальные сцены отсутствовали. Зато очень умело были смонтированы горы головок сыра, консервы, стада захваченных жирных овец, и коров, моменты приготовления пищи, повара, свежующие туши, солдаты, жарящие гусей, пьющие на привалах вино из бутылок, особыми бритвами очищающие заколотых свиней от щетины, солдаты, едящие вкусную жирную пищу - стоя, сидя, лежа. Зрительный зал волновался, шумел, а когда перед зрителем появилась феноменальная гора захваченных на Балканах огромных свиных туш, в зале было настоящее воодушевление: слышались аплодисменты, смех, довольные восклицания. Смысл, и назначение этих фильмов ясен: прожорливую саранчу призывают ползти с опустошенных полей на еще нетронутые. Фашистская пропаганда апеллирует к желудку солдата. В грабительской подлой войне, затеянной фашизмом, нельзя говорить ей о чести, ни о долге, ни о морали, приходится взывать к желудку гитлеровского солдата.
Такова краткая характеристика действий грабительской армии в нашем Донбассе. За несколько месяцев гитлеровцы превратили советский Донбасс в развалины, среди которых медленной, голодной смертью умирают недавно свободные рабочие люди. Гитлеровцы бессильны создавать и строить. Это - армия разрушителей, убийц, палачей. Земля, которой коснулись они, перестает плодоносить, металлургические гиганты, рудники, химические комбинаты, изумительные подземные заводы, дворцы, библиотеки, сама простая и прекрасная жизнь трудового человека - все рушится и замирает, едва их коснется дыхание коричневой чумы.
Лишь одну силу смогли гитлеровцы вызвать к жизни, силу могучую и грозную: ненависть. Живы и вечно будут жить великие ленинские традиции нашего свободолюбивого рабочего класса. Нет силы в мире, которая могла бы превратить в рабов донбасских рабочих и шахтеров. Шахтерские полки и дивизии показывают образцы беспримерной отваги в боях, которые ведет Красная Армия за освобождение Донбасса. Рабочие, оставшиеся во временно оккупированных районах, говорят: «Лучше погибнуть в борьбе с оружием в руках, чем жить в позоре и рабстве».
Эти слова рабочих не расходятся с делом. Одновременно с Красной Армией бьют оккупантов суровые рабочие партизаны и партизанки Донбасса, разбивая звено за звеном цепь фашистского рабства.