Фромм, СМИ и демократия
Оригинал взят у alexandr_rogers в Фромм, СМИ и демократия
Дедушка Эрих Фромм остаётся актуальным и сегодня. Именно его работы предельно ясно объясняют всё происходящее в информационной, идеологической и когнитивной сферах (почему у большинства людей такая каша в головах).
Например, эта цитата из «Бегство от свободы» объясняет результаты социологических исследований по отношению населения к ассоциации с ЕС, евромайдану, соглашениям Януковича с Путиным, «побитым детям» и прочим актуальным вопросам:
«Спросите рядового читателя газеты, что он думает о такой-то политической проблеме, и он вам выдаст как «собственное» мнение более или менее точный пересказ прочитанного; но при этом - что для нас единственно важно - он верит, будто все, сказанное им, является результатом его собственных размышлений».
Естественно, что телевидение по своему воздействию ещё сильнее, чем газеты времён Фромма. И если на пяти разных телеканалах двадцать различных дикторов, журналистов и «экспертов» разными словами говорят практически одно и то же, то убеждённость в том, что это мнение «своё» становится только сильнее. Ведь он просто не в курсе, что есть и другие точки зрения, поэтому относится к этой информационной «прошивке» некритично. И если его разбудить посреди ночи и спросить, он уверенно выдаст окрошку из услышанного в телевизоре.
А вот этот пассаж объясняет относительную популярность националистической идеологии в западных областях Украины:
«Если он живет в небольшой общине, где политические взгляды передаются от отца к сыну, он может не отдавать себе отчета в том, до какой степени «его собственное» мнение определяется авторитетом строгого родителя, сложившимся в детские годы».
Действительно, чем более прогрессивен, урбанистичен, насыщен информацией регион, тем меньше в нём места мракобесию, суевериям, ксенофобии и шовинизму.
Зачастую люди боятся показаться неосведомлёнными, поэтому выдают за «своё» первое услышанное мнение (а потом отказываются его пересматривать даже под давлением вновь открывшихся обстоятельств):
«У другого читателя мнение может быть продуктом минутного замешательства, страха показаться неосведомленным - так что «мысль» его оказывается лишь видимостью, а не результатом естественного сочетания опыта, знаний и политических убеждений».
Поэтому многие, например, продолжают повторять о «побитых на майдане детях», хотя как сейчас уже достоверно известно, никаких детей там не было (в четыре-то утра!), и побить их явно не могли. То же касается и трактовки других актуальных вопросов.
А вот цитата о неспособности воспринимать объективную реальность и формировать (и, тем более, отстаивать) собственное мнение:
«То же явление обнаруживается в эстетических суждениях. Средний посетитель музея, рассматривающий картину знаменитого художника, скажем Рембрандта, находит ее прекрасной и впечатляющей. Если проанализировать его суждение, то оказывается, что картина не вызвала у него никакой внутренней реакции, но он считает ее прекрасной, зная, что от него ожидают именно такого суждения.
То же самое происходит с мнениями людей о музыке и даже с самим актом восприятия вообще. Очень многие, глядя на какой-нибудь знаменитый пейзаж, фактически воспроизводят в памяти его изображение, которое неоднократно попадалось им на глаза, скажем на почтовых открытках. Они смотрят на пейзаж, искренне веря, что видят его, но в действительности видят те самые открытки».
На практике это выражается в том, что если я говорю, что мне не нравятся стихи Стуса или некоторые поэмы Шевченко, то меня автоматом заносят в «украинофобы», даже если они сами этих поэм не читали, а стихов в глаза не видели. Ведь «Кобзар гениален, и у него не может быть плохих произведений». Кстати, некоторые графические рисунки у Шевченко весьма недурны.
И вот ещё фрагмент, касающийся «миллионов на майдане», «провокаторов», «титушек» и прочих СМИшных интерпретаций, прочно сидящих в головах:
«Если при них случается какое-нибудь происшествие, то они воспринимают ситуацию в терминах будущего газетного репортажа. У многих людей любое происшествие, в котором они принимали участие, любой концерт, спектакль или политический митинг, на котором они присутствовали, - все это становится для них реальным лишь после того, как они прочтут об этом в газете».
Фромм не только констатирует существование этих явлений, он также и детально объясняет их происхождение. Например:
«Подавление критического мышления, как правило, начинается в раннем возрасте. Например, пятилетняя девочка может заметить неискренность матери: та всегда говорит о любви, а на самом деле холодна и эгоистична; или - более резкий случай - постоянно подчеркивает свои высокие моральные устои, но связана с посторонним мужчиной.
Девочка ощущает этот разрыв, оскорбляющий ее чувство правды и справедливости, но она зависит от матери, которая не допустит никакой критики, и, предположим, не может опереться на слабохарактерного отца, и поэтому ей приходится подавить свою критическую проницательность.
Очень скоро она перестанет замечать неискренность или неверность матери; она утратит способность мыслить критически, поскольку выяснилось, что это и безнадежно, и опасно. Вместе с тем девочка усвоит шаблон мышления, позволяющий ей поверить, что ее мать искренний и достойный человек, что брак ее родителей - счастливый брак; она примет эту мысль как свою собственную».
В результате подобного подавления критического мышления уже взрослые люди, например, считают Бандеру «героем, воевавшим за украинскую независимость против большевиков». Хотя реальный Бандера никогда напрямую не участвовал в боевых действиях против СССР, да и вообще только позировал с ружьями, но не стрелял из них во врагов.
Или они считают Ленина «палачом, подавлявшим украинство», не взирая на то, что настоящий Ленин был главным идеологом и сторонником любого национального самосознания, а его ученик и последователь Скрыпник был главным украинизатором, благодаря которому украинская культура была не только сохранена, но и получила мощнейший толчок развития.
Эти же люди призывают бороться с коррупцией, но при этом дают и/или берут взятки. Они же ненавидят и высмеивают гаишников, но при этом предпочитают «договориться» (часто сами первыми предлагают). Они же считают олигархов злом, но при этом выбирают их (или их ставленников) в парламент и другие органы власти. И из известного бандита и неизвестного честного стабильно выбирают известного бандита.
Они говорят «так дальше жить нельзя», но при этом боятся перемен, отвергают программы социальных преобразований и не поддерживают реформаторов. Хотят лучшего будущего, но не верят, что оно возможно. Это я могу утверждать на основании тысяч подобных комментариев, звучащих однообразно уныло «Это хорошо, но не получится, потому что некому сделать и не дадут».
Или, что не менее уныло «У нас нет денег и технологий». При том, что технологию им только что выложили перед носом (но игнорировать её и продолжать сетовать на горькую судьбу проще, чем поднять зад и что-то сделать).
И самое ужасное, они реально не замечают противоречия между своими желаниями и действиями, словами и поступками. Я долго думал, что они прикидываются и лицемерят (такие тоже есть), но многие искренне не понимают!
Пассивное большинство противится переменам, подвержено промыванию мозгов (и не догадывается об этом, считая «уж я-то точно думаю рационально») и не способно отслеживать сложные мысли и концепции. Поэтому его просто нельзя допускать до управления страной на данном этапе развития общества.
Только диктатура критично думающего (и достаточно альтруистичного) меньшинства способна вытащить нас из глубокой задницы, в которой мы оказались, несколько десятилетий потакая любым прихотям косного обывательского большинства.
Sapienti sat, а если у вас butthurt на тему демократии, то вы недостаточно sapienti.
Дедушка Эрих Фромм остаётся актуальным и сегодня. Именно его работы предельно ясно объясняют всё происходящее в информационной, идеологической и когнитивной сферах (почему у большинства людей такая каша в головах).
Например, эта цитата из «Бегство от свободы» объясняет результаты социологических исследований по отношению населения к ассоциации с ЕС, евромайдану, соглашениям Януковича с Путиным, «побитым детям» и прочим актуальным вопросам:
«Спросите рядового читателя газеты, что он думает о такой-то политической проблеме, и он вам выдаст как «собственное» мнение более или менее точный пересказ прочитанного; но при этом - что для нас единственно важно - он верит, будто все, сказанное им, является результатом его собственных размышлений».
Естественно, что телевидение по своему воздействию ещё сильнее, чем газеты времён Фромма. И если на пяти разных телеканалах двадцать различных дикторов, журналистов и «экспертов» разными словами говорят практически одно и то же, то убеждённость в том, что это мнение «своё» становится только сильнее. Ведь он просто не в курсе, что есть и другие точки зрения, поэтому относится к этой информационной «прошивке» некритично. И если его разбудить посреди ночи и спросить, он уверенно выдаст окрошку из услышанного в телевизоре.
А вот этот пассаж объясняет относительную популярность националистической идеологии в западных областях Украины:
«Если он живет в небольшой общине, где политические взгляды передаются от отца к сыну, он может не отдавать себе отчета в том, до какой степени «его собственное» мнение определяется авторитетом строгого родителя, сложившимся в детские годы».
Действительно, чем более прогрессивен, урбанистичен, насыщен информацией регион, тем меньше в нём места мракобесию, суевериям, ксенофобии и шовинизму.
Зачастую люди боятся показаться неосведомлёнными, поэтому выдают за «своё» первое услышанное мнение (а потом отказываются его пересматривать даже под давлением вновь открывшихся обстоятельств):
«У другого читателя мнение может быть продуктом минутного замешательства, страха показаться неосведомленным - так что «мысль» его оказывается лишь видимостью, а не результатом естественного сочетания опыта, знаний и политических убеждений».
Поэтому многие, например, продолжают повторять о «побитых на майдане детях», хотя как сейчас уже достоверно известно, никаких детей там не было (в четыре-то утра!), и побить их явно не могли. То же касается и трактовки других актуальных вопросов.
А вот цитата о неспособности воспринимать объективную реальность и формировать (и, тем более, отстаивать) собственное мнение:
«То же явление обнаруживается в эстетических суждениях. Средний посетитель музея, рассматривающий картину знаменитого художника, скажем Рембрандта, находит ее прекрасной и впечатляющей. Если проанализировать его суждение, то оказывается, что картина не вызвала у него никакой внутренней реакции, но он считает ее прекрасной, зная, что от него ожидают именно такого суждения.
То же самое происходит с мнениями людей о музыке и даже с самим актом восприятия вообще. Очень многие, глядя на какой-нибудь знаменитый пейзаж, фактически воспроизводят в памяти его изображение, которое неоднократно попадалось им на глаза, скажем на почтовых открытках. Они смотрят на пейзаж, искренне веря, что видят его, но в действительности видят те самые открытки».
На практике это выражается в том, что если я говорю, что мне не нравятся стихи Стуса или некоторые поэмы Шевченко, то меня автоматом заносят в «украинофобы», даже если они сами этих поэм не читали, а стихов в глаза не видели. Ведь «Кобзар гениален, и у него не может быть плохих произведений». Кстати, некоторые графические рисунки у Шевченко весьма недурны.
И вот ещё фрагмент, касающийся «миллионов на майдане», «провокаторов», «титушек» и прочих СМИшных интерпретаций, прочно сидящих в головах:
«Если при них случается какое-нибудь происшествие, то они воспринимают ситуацию в терминах будущего газетного репортажа. У многих людей любое происшествие, в котором они принимали участие, любой концерт, спектакль или политический митинг, на котором они присутствовали, - все это становится для них реальным лишь после того, как они прочтут об этом в газете».
Фромм не только констатирует существование этих явлений, он также и детально объясняет их происхождение. Например:
«Подавление критического мышления, как правило, начинается в раннем возрасте. Например, пятилетняя девочка может заметить неискренность матери: та всегда говорит о любви, а на самом деле холодна и эгоистична; или - более резкий случай - постоянно подчеркивает свои высокие моральные устои, но связана с посторонним мужчиной.
Девочка ощущает этот разрыв, оскорбляющий ее чувство правды и справедливости, но она зависит от матери, которая не допустит никакой критики, и, предположим, не может опереться на слабохарактерного отца, и поэтому ей приходится подавить свою критическую проницательность.
Очень скоро она перестанет замечать неискренность или неверность матери; она утратит способность мыслить критически, поскольку выяснилось, что это и безнадежно, и опасно. Вместе с тем девочка усвоит шаблон мышления, позволяющий ей поверить, что ее мать искренний и достойный человек, что брак ее родителей - счастливый брак; она примет эту мысль как свою собственную».
В результате подобного подавления критического мышления уже взрослые люди, например, считают Бандеру «героем, воевавшим за украинскую независимость против большевиков». Хотя реальный Бандера никогда напрямую не участвовал в боевых действиях против СССР, да и вообще только позировал с ружьями, но не стрелял из них во врагов.
Или они считают Ленина «палачом, подавлявшим украинство», не взирая на то, что настоящий Ленин был главным идеологом и сторонником любого национального самосознания, а его ученик и последователь Скрыпник был главным украинизатором, благодаря которому украинская культура была не только сохранена, но и получила мощнейший толчок развития.
Эти же люди призывают бороться с коррупцией, но при этом дают и/или берут взятки. Они же ненавидят и высмеивают гаишников, но при этом предпочитают «договориться» (часто сами первыми предлагают). Они же считают олигархов злом, но при этом выбирают их (или их ставленников) в парламент и другие органы власти. И из известного бандита и неизвестного честного стабильно выбирают известного бандита.
Они говорят «так дальше жить нельзя», но при этом боятся перемен, отвергают программы социальных преобразований и не поддерживают реформаторов. Хотят лучшего будущего, но не верят, что оно возможно. Это я могу утверждать на основании тысяч подобных комментариев, звучащих однообразно уныло «Это хорошо, но не получится, потому что некому сделать и не дадут».
Или, что не менее уныло «У нас нет денег и технологий». При том, что технологию им только что выложили перед носом (но игнорировать её и продолжать сетовать на горькую судьбу проще, чем поднять зад и что-то сделать).
И самое ужасное, они реально не замечают противоречия между своими желаниями и действиями, словами и поступками. Я долго думал, что они прикидываются и лицемерят (такие тоже есть), но многие искренне не понимают!
Пассивное большинство противится переменам, подвержено промыванию мозгов (и не догадывается об этом, считая «уж я-то точно думаю рационально») и не способно отслеживать сложные мысли и концепции. Поэтому его просто нельзя допускать до управления страной на данном этапе развития общества.
Только диктатура критично думающего (и достаточно альтруистичного) меньшинства способна вытащить нас из глубокой задницы, в которой мы оказались, несколько десятилетий потакая любым прихотям косного обывательского большинства.
Sapienti sat, а если у вас butthurt на тему демократии, то вы недостаточно sapienti.