ПОМОЩНИК
Протоиерей Сиулан Туманов
1
- Да пропади оно всё пропадом!
Макар от души поддел ногой камешек, зазевавшийся посреди городской весенней грязи.
- Всё лицемерят, ханжи, придираются по пустякам, а сами…
Надо, пожалуй, пояснить, что ханжами, по мнению юноши, были преподаватель догматического богословия Старгородской духовной семинарии отец Пафнутий и поддержавший его инспектор, архимандрит Евграфий.
Ну, недоучил Макар параграф. Цитату не вспомнил. Но за что его надо было так перед всем классом позорить? За что ставить эту двойку? Остальное же он рассказал! «Вы теперь кандидат на отчисление»! Тошно даже вспоминать сладенький голос пухлого Евграфия.
Поповским детям всё с рук сходит, а он безродный. Кто за него вступится? Начальство? Ага, конечно! У них самих всё не так, всё неправильно, а они за недоученный параграф ухватились. Себя бы с такой же строгостью спрашивали: а где у нас любовь-то, а? Нет любви! Нет самого главного.
Да что любовь. Ему скандал за съеденные в спальне консервы устроили, а сами вообще посты не соблюдают, да и похуже чего творят. Как будто никто не знает! Тьфу! Кругом грех и мерзость, о которой даже думать не хочется, а виноват оказался он… Вот если бы он стал начальником, он бы такого не допустил. Да, конечно, строгость нужна, тут вон какие «кадры» кругом. Но как же без любви и справедливости?
Ещё один камешек стремительно покинул островок грязи и… Что-то звякнуло о стену, блеснуло и откатилось в сторону. Макар подобрал странный предмет, протер рукавом.
- О, колечко! Странное какое. Не встречал такие. Небось китайское, специально для фанатов Толкина. Хотя… Непохоже. То было гладкое, с эльфийскими буковками, а это как будто свито из многих тончайших ветвей с шипами. Очень тонкое, как фольга, но плотное, негнущееся, тяжелое, со знаками или буквами, которые в семинарии ещё не проходили.
- Ой, колется! - Юноша задел об один из мелких, но острых шипов, в сложной последовательности осыпавших кольцо снаружи и внутри. На пальце выступила капелька крови.
- Да ты кусаешься? Ну, ничего, подарю кому-нибудь. Ладно, ещё не хватало опоздать на вечерние пары. Опять эта догматика! Чтоб этого Пафнутия удар хватил…
2
Пока Арнольд Потапыч, учитель библейской истории, что-то нудно зачитывал по конспекту, Макар мечтал. Нет, не о девушках, хотя о девушках он тоже думал, а точнее, о Вере из регентского класса, не подумайте чего. Но сейчас он мечтал о церкви.
Он мечтал о том, чтобы церковь снова стала такой, как в благословенные древние времена, когда все жили праведно, небогато, делились друг с другом. В такой церкви не было бы извращений и пороков, лицемерия и ханжества. Она была бы чистой и святой пред Богом и людьми. Чтобы нападки внешних кончились и тысячи прозревших хлынули в храмы, где бедные и честные священники с радостью встретили новых прихожан…
- Березин, Березин! - вернул студента в реальность скрипучий голос преподавателя. - Что вы там в окне увидали? Не отвлекайтесь. И да, братья! У отца Пафнутия что-то сердце прихватило, так что следующая пара тоже будет наша!
Какое совпадение! Только что он хотел именно этого, и вот… Неужели кольцо исполняет желания? Ха! Ладно, выдумал тоже, сказок начитался!
А если… Если провести эксперимент?
Макар надел на палец кольцо, поморщившись от неприятного укола множества шипов, и тихо сказал: «Хочу, чтобы двойку мне отменили, и в году по догматике была пятёрка».
Кольцо легко ударило чуть онемевший палец. Дверь открылась и обычной своей семенящей походочкой в аудиторию вплыл отец Евграфий.
- Сидите, братия, сидите. Тут такое дело. Нашего любимого батюшку Пафнутия только что увезли на Скорой в больницу с инфарктом. Врачи говорят, что до конца учебного года к преподаванию он уже не вернётся. Так что поставим годовые по последней оценке. И да, Макар Березин здесь? Хорошо. Наверное, отец Пафнутий отвлёкся и забыл поставить твою последнюю двойку в журнал, так что тебе тоже в году пятёрка выйдет. Окажем знак милосердия, так сказать, в надежде на будущие, так сказать, твои заслуги… Ну, не отвлекайтесь, не отвлекайтесь. После занятий все на послушание, двор мести. Не отвлекайтесь…
Юноша похолодел. Ему внезапно показалось, что кольцо стало меньше и впилось в палец. «Нет, так дело не пойдёт, надо снять». На пальце остались тонкие кровавые борозды, а впереди замаячили большие перспективы.
3
Макар был не дурак и понимал, что такие вещи просто так не случаются. Кольцо это либо от Бога, либо от бесов. И хотя других способов проверки кроме как от соприкосновения со святыней он не знал, но проверить долго не решался, втайне боясь, что кольцо потеряет силу и станет бесполезной и неудобной безделушкой.
Но душу давило. В ближайшее воскресенье была его череда пономарить, и утром, придя раньше всех, он внёс кольцо в алтарь, с замиранием сердца вслушиваясь в тишину. Но нет, ничего не произошло, кольцо не изменилось. Юноша собрался с силами и окунул таинственное кольцо в святую воду. Почему-то он решил, что оно должно сразу зашипеть или раствориться. Но ничего такого не произошло. «Не бесы» - выдохнул Макар. «Слава Тебе, Господи! Значит, это Ты! Ты дал мне уникальный шанс изменить эту церковь, и я постараюсь не обмануть Твоего доверия. Я не гордый, мне не нужны богатство и слава. Я начну с малого - создам идеальный приход, который будет всем примером настоящего возрождения православия!»
С этого момента жизнь Макара резко изменилась. Он загадывал новые и новые желания, а на пальце образовывались ссадины и рубцы, поэтому надевать колечко молодой человек старался реже. Хотя никто из посторонних кольца на его пальце не замечал, в душе его поселилось лёгкое беспокойство. Юноша не расставался с кольцом ни на секунду, носил в кармане, боясь его потерять. Со временем он пристроился к ритму кольца и надевал его только чтобы загадать желание и тут же снимал. Казалось, что из раза в раз тонкое холодное железо впивается в палец всё сильнее, но… всё происходило так, как Макар хотел, а рубцы на пальцах тоже никто кроме него не замечал.
Семинарию он закончил круглым отличником, женился на Верочке, принял священный сан, сам отказался от назначения на хороший приход, сам вызвался строить новую церковь на окраине города. Дневал и ночевал на приходе, собирая людей, организовывая чаепития, воскресную школу, курсы для взрослых, паломничества. Время от времени поправлял упиравшуюся действительность кольцом, становясь независимым и от местных авторитетов, и от церковного начальства. Слава о новом приходе пошла по городу.
Всё было просто замечательно, но в один прекрасный день, увлекшись строительством нового храма, отец Макарий «заказал» кольцу кирпич, новую порцию раствора и утварь, забегался, тихонько заставляя прораба не воровать, а строителей не пить и не материться, и… забыл снять кольцо. Уже вечером молодой священник обнаружил, что оно намертво приросло к пальцу и снять его невозможно. Больно не было, но мысль о том, что эта железка теперь навсегда впилась в него, неприятно холодила сознание.
4
Со временем колечко окончательно вросло в палец и почти прикрылось кожей. Казалось, оно питается кровью отца Макария, который теперь взволнованно следил за своими словами и мыслями. Ещё не хватало ляпнуть так что-нибудь невзначай, а оно возьмёт и сбудется! Но позже он заметил, что сбывались не все его желания, а только внятно высказанные. Да и вообще не все. Управлять волей других людей, влиять на события удавалось, но что-то глобальное - воскрешать мёртвых или прекратить войну, например, или сотворить какой-нибудь предмет - не получалось.
Но неожиданно открылся дар лечить болезни.Отец Макарий, прикрыв глаза, видел контур стоящего перед ним человека, состоящего из красных и синих линий. Видел болезнь, серым пятном сидящую на человеке. Понимал, как надо это пятно удалить, чтобы не сделать хуже. Но после каждого исцеления он чувствовал себя выжатым лимоном, был раздражителен и невнимателен, болела голова, на вечернее правило уже не было сил.
Пошла слава. Пошли люди вереницей. Собрала вещи и ушла Вера. Он попросил кольцо её вернуть. Через день Вера молча вернулась, как будто со стеклянными глазами, не обращая внимания ни на него, ни на что вокруг. А ещё через день, когда он был в храме и лечил людей, тихо угасла на своей кровати.
В полубессознательном состоянии от горя и непривычной беспомощности Макарий согласился принять монашество. «Значит, путь женатого человека не для меня. Может, это Твой знак, Господи? Может надо становиться выше и решать проблемы на уровне церкви?»
Так или иначе, но прославленного целителя порекомендовали где надо и вскоре назначили епископом во вновь открытую епархию.
5
Сказать, что Норохолмская епархия после назначения преосвященного Мирослава Березина зажила - ничего не сказать. Изменилась не только епархия, но и город, и даже вся область.
Общественность недоумевала - как новому епископу удаётся уговорить местные власти заниматься городом без взяток и откатов. За пару лет обустроили Норохолмск по новейшим европейским стандартам, починили все дороги в области да ещё и сельское хозяйство подняли. Пьянство снизилось. Люди начали толпами заходить в храм и со стеклянными глазами стоять до конца богослужения, изредка крестясь. Пришлось строить новые храмы и ввести годовые огласительные беседы для выразивших желание креститься.
Прихожане неутомимо строчили благодарности в патриархию: ценники в храмах убрали, всё теперь дают и делают бесплатно, богослужения везде совершают ежедневно и по уставу, всяких смущающих совесть священников изгнали. Священники отвлеклись, наконец, от кормления своих многодетных семей и все силы отдали приходу, служению, бесконечным отчетам и рапортам.
Архиерей посещал приходы священников не требуя никакой мзды, о чём заявил публично. Трапезы себе деликатесной устраивать после богослужения не требовал, да и вообще ел мало и к тому своих иподиаконов приучал. Худой, в простой рясе и деревянной панагии, с впавшими щеками и острым взглядом, он строго следил за соблюдением церковных правил, следил чтобы жены священников вели себя скромно, одевались просто, не вызывающе. В монастырях братия начала резко худеть, являя образ подлинного постнического жития.
Злые языки поговаривали, что среди духовенства увеличилась смертность. Наименее терпимые стали проситься в другие епархии. Но Мирослав их не отпускал. «С креста не сходят, с креста снимают» - говорил он доведенным до уныния и отчаяния многодетным отцам.
Со временем на приходах владыку стали встречать без особого энтузиазма. Конечно, вольнодумство он подавлял, но видно было, что радости у людей нет.
«Ну, ничего, попривыкнут», - утешал себя преосвященный Мирослав. «Когда почувствуют сладость уставного жития с Господом, привыкнут, ещё и спасибо скажут». Но «спасибо» говорили только те, кому это было положено по должности.
6
- Благословите, владыко!
Старенький отец Владимир, хромая, вошел в рабочий кабинет, неловко хлопнув дверью и задев её клюшкой.
- Вы по записи? Впрочем, неважно. Старому духовенству у нас везде почёт. Присаживайтесь, отче.
- Спаси Господи, владыко, я постою: нога гнётся в последнее время плохо, потом вставать сложнее… Да и ненадолго я. У меня ж просьба простая. Устал я. Не могу так. Отпустите за штат.
Епископ помрачнел.
- «С креста не сходят…»
- Да я слышал уже это, владыко, знаю. Да, всё так. Но нет моих сил.
- Нехорошо меня перебивать, но вам, как человеку старому, прощаю. Что же вас не устраивает? Все, вот, довольны, не жалуются. На ногах стоять можете, значит, и служить можете.
- Служить я только рад, да какое же это служение? Как будто распяли нас на ваших циркулярах и канонах. Нет такого в других епархиях. Строгости в вас много, а любви нет. И к вам какая уж любовь: молиться о вас молимся, но уж скажу честно - что мне терять, старому человеку? - молятся, чтобы перевели вас куда-нибудь отсюда. Вы действительно думаете, что все довольны? Нет! Все устали от вас. Всё, что вы делаете, приводит к унынию и ропоту…
- Что? Да как ты смеешь! Да я… Да я под запрет тебя! Вон! Завтра утром сюда за документом! А сейчас уходи, от греха подальше!
Сердце колотится, в висках стучит. Еле сдержался, чтобы не заставить старика прямо здесь отбивать земные поклоны.
«Но… но а вдруг это правда? Вдруг он прав? Но почему? Я же хотел только добра! Я же хотел всех заставить быть добрыми, преодолеть наше повреждение! Неужели это невозможно?»
7
- Ну, не так уж это и невозможно. Все тебе возможно, надо только попросить, - неожиданно прозвучал в тиши кабинета негромкий, наполненный скрытой мощью и печалью голос.
- Что это? Кто здесь?
- Я. Твой помощник.
- Ты мой ангел-хранитель?
- Ну, можно и так сказать. С тех пор, как ты нашел это кольцо, я охраняю тебя и помогаю тебе.
- Как тебя зовут?
- Тебе лучше не знать. Впрочем, можешь называть меня Азраилом.
- Так ты… не Божий ангел! Ты - падший, низвергнутый Богом?
- Ну, это можно называть по разному. Я один из двухсот, сошедших с небес на эту землю ещё когда ваш род питался травой в Саду, не ведая добра и зла. Я участник той битвы, величие и размах которой тебе сложно представить. В том сражении мириады миров сталкивались друг с другом, кроша сотни планет в пыль, а яростный свет от тысяч погасших тогда звёзд до сих пор ещё бежит в дальние уголки Вселенной. Мы были сильны и справедливы, мы боролись за свою свободу, за право самостоятельно распоряжаться своей жизнью. За то, что дорого и тебе.
- Так ты бес...
- Не смеши! Бесы - это наши внуки, наша прислуга, рождённая уже здесь, в заточении на этой планете, ставшей нам и вам временной тюрьмой. Мы - изначальные, воины света. Да разве я похож на беса? Смотри!
В тот же миг стены кабинета изменили свои очертания, и перед епископом появился высокий светлый юноша в необычных одеждах, на вид лет двадцати, подобный величественным древним статуям, со светящимися глазами на прекрасном лице.
- Я - не бес. Я и подобные мне - хозяева этого мира. Мы наблюдаем за вами и не даём сойти с предназначенного вам пути. То, что ты видишь, лишь оболочка. Мир гораздо светлее и прекраснее, чем ты можешь себе вообразить. Хочешь увидеть то, что не видят люди? Доверься мне. Поклонись мне, и мы вместе установим на земле такое царство, о котором ты не мог и мечтать. Царство света и тьмы, справедливости и возмездия. Царство, стоящее над добром и злом.
- Мне не нужна помощь бесов!
- Да ладно! Мы и так уже много лет помогаем друг другу. Ты подкрепляешь меня своей кровью, раздражением и ропотом мелких людишек, не способных понять твои великие замыслы, а я помогаю тебе создать на земле подобие нашего Царства.
- Нет!!!
- А что же нет? Ты же пользовался моей помощью раньше, сеял вокруг добро и справедливость, верность незыблемым древним правилам… Да не крести меня, не смеши! Это меня не остановит.
- Господи, Иисусе Христе…
- Ты произносил имя Сына Старика каждый день, неужели ты думаешь, что сейчас это меня испугает? Ты не обращался к Нему никогда, лишь упоминал Его имя. А для меня не важно, что ты произносишь, важно - как ты живешь. Меня не пугают ни твои святыни, ни произносимые тобою тексты. Мы теперь связаны навеки. Ты подобен нам - целеустремлённый, гордый, готовый жертвовать собой ради идеи и приносить в жертву других. Осталось немногое - присоединись к нам окончательно, и весь мир склонится у твоих ног и признает твоё ви́дение христианства. Для этого надо освободить остальных, я подскажу тебе, где их искать. Мы укрепимся и уж точно выиграем новую битву - другие, созданные Стариком, не способны противиться нашей мощи и нашему уму. Мы ведь видим, к чему приводят ваши мысли прежде, чем вы успеваете додумать их до конца.
- Война?
- Не бойся! Война, битва, кровь - это единственный путь к изменению мироздания. Разве ты не знаешь? Все ваши войны служат этой цели: это великая жертва крови над местом заточения Изначальных, Несущих свет, коварно изгнанных, но не покорившихся. Ваши войны начинают те мудрые, которые знают: мы всегда готовы помочь, но сначала нам надо окрепнуть, впитать в себя жертвенную кровь. Нужно больше крови. Тысячи, миллионы должны пролить её! На земле и так слишком много людей. Хочешь изменить весь мир? Хочешь, чтобы все покорились тебе и поклонялись Сыну Старика, Которого вы называете Христом? Пускай! Мне не страшно это поклонение, для большинства это лишь дань традициям, обряд, внешняя форма, за которой вы все равно служите нам. Принеси жертву крови. Начни хотя бы с этого наглого старика, которого ты только что с позором прогнал. Как этот ничтожный попик смеет дерзить самому владыке? Хочешь, он сейчас же умрет от инфаркта? Хочешь? Только пожелай!
- Нет! Не тебе я служил всю свою жизнь, а Богу! Есть закон любви, который тебе неизвестен.
- Любви? Любовь - выдумка для слабых, для тех, кто не знает, для чего живёт. Да и не любил ты никого и никогда.
- Неправда, я любил Веру…
- Ты не любил её, а лишь вожделел. Тебе было комфортно с ней. Ты забывал о ней, когда уходил из дома. Да и Вера не любила тебя. Ты заставил её быть с собой, не уделял ей времени, занятый своими реформами, искоренениями и улучшениями. Впрочем, она была недостойна тебя. Она не понимала масштаба твоих замыслов, величия предстоящих тебе свершений. Твой путь - путь гордого одиночки, преображающего мир! Пошли со мной: впереди у нас вечность! Впрочем, вечность ждёт нас с тобой в любом случае - но либо ты будешь моим партнёром, сотрудником, либо узником. Сколько ты ещё проживёшь? Год, день, час? Если ты увидел меня, то уже недолго. Куда пойдёт твоя душа? Понимаешь? Так что не тяни, соглашайся!
И в этот момент Мирославу показалось, что земля под его ногами разверзлась. Он увидел вокруг мириады миров и страдающих людей, воздух наполнился страшными криками и нечеловеческими, ужасающими звуками. Злые глаза на красивом лице Азраила зажглись неземным пламенем. Кольцо под кожей раскалилось и загорелось. Мирослав отшатнулся и, падая, схватился рукой за нательный крестик. «Неужели это конец?» - пронеслось в его голове. Вопль, сильнейший вопль исторгся из глубины его души, сотрясая угасающее сознание:
- Господи! Иисусе Христе! Помоги мне! Да, я всю жизнь прожил неправильно. Я говорил о Тебе, но не с Тобою. Мне было важнее то, что оказалось совсем не важным, то, чего хотел я, а не Ты. Я не любил Тебя, я никого не любил. Но если Ты любишь меня, помоги мне. Ведь больше мне некому помочь! Пусть это последние секунды моей жизни, но прими моё покаяние! Я - твой. Помилуй меня!
И в тот же момент луч Света стёр и бесконечные миры, и голоса, и самого демона. Свет поднял с пола владыку, и он ощутил себя совсем молодым и полным сил.
Стены кабинета пропали. Он стоял перед вратами Небесного Города, светящегося подобно драгоценным камням. Видны были дивные деревья и цветы, воздух бодрил и благоухал. Свежий ветерок ласково шевелил волосы, приглашая войти туда, где его ждали. Душа стремилась вперёд, радуясь встрече с Тем, чьё имя только что спасло его, а значит и с Верой, и с родителями, со всеми, дорогими его сердцу людьми. Было легко и светло, как будто не было ни демонского кольца, ни страшных ошибок последних лет.
Он вернулся Домой.
***
Наутро недоумённые посетители обнаружили преосвященного Мирослава на полу кабинета. Лицо его было светло и безмятежно. Он держался за нательный крестик, а один из пальцев на руке был обезображен и оторван.
- Отмучился, бедняга! Упокой, Господи, его мятущуюся душу, - только и проговорил отец Владимир.
1
- Да пропади оно всё пропадом!
Макар от души поддел ногой камешек, зазевавшийся посреди городской весенней грязи.
- Всё лицемерят, ханжи, придираются по пустякам, а сами…
Надо, пожалуй, пояснить, что ханжами, по мнению юноши, были преподаватель догматического богословия Старгородской духовной семинарии отец Пафнутий и поддержавший его инспектор, архимандрит Евграфий.
Ну, недоучил Макар параграф. Цитату не вспомнил. Но за что его надо было так перед всем классом позорить? За что ставить эту двойку? Остальное же он рассказал! «Вы теперь кандидат на отчисление»! Тошно даже вспоминать сладенький голос пухлого Евграфия.
Поповским детям всё с рук сходит, а он безродный. Кто за него вступится? Начальство? Ага, конечно! У них самих всё не так, всё неправильно, а они за недоученный параграф ухватились. Себя бы с такой же строгостью спрашивали: а где у нас любовь-то, а? Нет любви! Нет самого главного.
Да что любовь. Ему скандал за съеденные в спальне консервы устроили, а сами вообще посты не соблюдают, да и похуже чего творят. Как будто никто не знает! Тьфу! Кругом грех и мерзость, о которой даже думать не хочется, а виноват оказался он… Вот если бы он стал начальником, он бы такого не допустил. Да, конечно, строгость нужна, тут вон какие «кадры» кругом. Но как же без любви и справедливости?
Ещё один камешек стремительно покинул островок грязи и… Что-то звякнуло о стену, блеснуло и откатилось в сторону. Макар подобрал странный предмет, протер рукавом.
- О, колечко! Странное какое. Не встречал такие. Небось китайское, специально для фанатов Толкина. Хотя… Непохоже. То было гладкое, с эльфийскими буковками, а это как будто свито из многих тончайших ветвей с шипами. Очень тонкое, как фольга, но плотное, негнущееся, тяжелое, со знаками или буквами, которые в семинарии ещё не проходили.
- Ой, колется! - Юноша задел об один из мелких, но острых шипов, в сложной последовательности осыпавших кольцо снаружи и внутри. На пальце выступила капелька крови.
- Да ты кусаешься? Ну, ничего, подарю кому-нибудь. Ладно, ещё не хватало опоздать на вечерние пары. Опять эта догматика! Чтоб этого Пафнутия удар хватил…
2
Пока Арнольд Потапыч, учитель библейской истории, что-то нудно зачитывал по конспекту, Макар мечтал. Нет, не о девушках, хотя о девушках он тоже думал, а точнее, о Вере из регентского класса, не подумайте чего. Но сейчас он мечтал о церкви.
Он мечтал о том, чтобы церковь снова стала такой, как в благословенные древние времена, когда все жили праведно, небогато, делились друг с другом. В такой церкви не было бы извращений и пороков, лицемерия и ханжества. Она была бы чистой и святой пред Богом и людьми. Чтобы нападки внешних кончились и тысячи прозревших хлынули в храмы, где бедные и честные священники с радостью встретили новых прихожан…
- Березин, Березин! - вернул студента в реальность скрипучий голос преподавателя. - Что вы там в окне увидали? Не отвлекайтесь. И да, братья! У отца Пафнутия что-то сердце прихватило, так что следующая пара тоже будет наша!
Какое совпадение! Только что он хотел именно этого, и вот… Неужели кольцо исполняет желания? Ха! Ладно, выдумал тоже, сказок начитался!
А если… Если провести эксперимент?
Макар надел на палец кольцо, поморщившись от неприятного укола множества шипов, и тихо сказал: «Хочу, чтобы двойку мне отменили, и в году по догматике была пятёрка».
Кольцо легко ударило чуть онемевший палец. Дверь открылась и обычной своей семенящей походочкой в аудиторию вплыл отец Евграфий.
- Сидите, братия, сидите. Тут такое дело. Нашего любимого батюшку Пафнутия только что увезли на Скорой в больницу с инфарктом. Врачи говорят, что до конца учебного года к преподаванию он уже не вернётся. Так что поставим годовые по последней оценке. И да, Макар Березин здесь? Хорошо. Наверное, отец Пафнутий отвлёкся и забыл поставить твою последнюю двойку в журнал, так что тебе тоже в году пятёрка выйдет. Окажем знак милосердия, так сказать, в надежде на будущие, так сказать, твои заслуги… Ну, не отвлекайтесь, не отвлекайтесь. После занятий все на послушание, двор мести. Не отвлекайтесь…
Юноша похолодел. Ему внезапно показалось, что кольцо стало меньше и впилось в палец. «Нет, так дело не пойдёт, надо снять». На пальце остались тонкие кровавые борозды, а впереди замаячили большие перспективы.
3
Макар был не дурак и понимал, что такие вещи просто так не случаются. Кольцо это либо от Бога, либо от бесов. И хотя других способов проверки кроме как от соприкосновения со святыней он не знал, но проверить долго не решался, втайне боясь, что кольцо потеряет силу и станет бесполезной и неудобной безделушкой.
Но душу давило. В ближайшее воскресенье была его череда пономарить, и утром, придя раньше всех, он внёс кольцо в алтарь, с замиранием сердца вслушиваясь в тишину. Но нет, ничего не произошло, кольцо не изменилось. Юноша собрался с силами и окунул таинственное кольцо в святую воду. Почему-то он решил, что оно должно сразу зашипеть или раствориться. Но ничего такого не произошло. «Не бесы» - выдохнул Макар. «Слава Тебе, Господи! Значит, это Ты! Ты дал мне уникальный шанс изменить эту церковь, и я постараюсь не обмануть Твоего доверия. Я не гордый, мне не нужны богатство и слава. Я начну с малого - создам идеальный приход, который будет всем примером настоящего возрождения православия!»
С этого момента жизнь Макара резко изменилась. Он загадывал новые и новые желания, а на пальце образовывались ссадины и рубцы, поэтому надевать колечко молодой человек старался реже. Хотя никто из посторонних кольца на его пальце не замечал, в душе его поселилось лёгкое беспокойство. Юноша не расставался с кольцом ни на секунду, носил в кармане, боясь его потерять. Со временем он пристроился к ритму кольца и надевал его только чтобы загадать желание и тут же снимал. Казалось, что из раза в раз тонкое холодное железо впивается в палец всё сильнее, но… всё происходило так, как Макар хотел, а рубцы на пальцах тоже никто кроме него не замечал.
Семинарию он закончил круглым отличником, женился на Верочке, принял священный сан, сам отказался от назначения на хороший приход, сам вызвался строить новую церковь на окраине города. Дневал и ночевал на приходе, собирая людей, организовывая чаепития, воскресную школу, курсы для взрослых, паломничества. Время от времени поправлял упиравшуюся действительность кольцом, становясь независимым и от местных авторитетов, и от церковного начальства. Слава о новом приходе пошла по городу.
Всё было просто замечательно, но в один прекрасный день, увлекшись строительством нового храма, отец Макарий «заказал» кольцу кирпич, новую порцию раствора и утварь, забегался, тихонько заставляя прораба не воровать, а строителей не пить и не материться, и… забыл снять кольцо. Уже вечером молодой священник обнаружил, что оно намертво приросло к пальцу и снять его невозможно. Больно не было, но мысль о том, что эта железка теперь навсегда впилась в него, неприятно холодила сознание.
4
Со временем колечко окончательно вросло в палец и почти прикрылось кожей. Казалось, оно питается кровью отца Макария, который теперь взволнованно следил за своими словами и мыслями. Ещё не хватало ляпнуть так что-нибудь невзначай, а оно возьмёт и сбудется! Но позже он заметил, что сбывались не все его желания, а только внятно высказанные. Да и вообще не все. Управлять волей других людей, влиять на события удавалось, но что-то глобальное - воскрешать мёртвых или прекратить войну, например, или сотворить какой-нибудь предмет - не получалось.
Но неожиданно открылся дар лечить болезни.Отец Макарий, прикрыв глаза, видел контур стоящего перед ним человека, состоящего из красных и синих линий. Видел болезнь, серым пятном сидящую на человеке. Понимал, как надо это пятно удалить, чтобы не сделать хуже. Но после каждого исцеления он чувствовал себя выжатым лимоном, был раздражителен и невнимателен, болела голова, на вечернее правило уже не было сил.
Пошла слава. Пошли люди вереницей. Собрала вещи и ушла Вера. Он попросил кольцо её вернуть. Через день Вера молча вернулась, как будто со стеклянными глазами, не обращая внимания ни на него, ни на что вокруг. А ещё через день, когда он был в храме и лечил людей, тихо угасла на своей кровати.
В полубессознательном состоянии от горя и непривычной беспомощности Макарий согласился принять монашество. «Значит, путь женатого человека не для меня. Может, это Твой знак, Господи? Может надо становиться выше и решать проблемы на уровне церкви?»
Так или иначе, но прославленного целителя порекомендовали где надо и вскоре назначили епископом во вновь открытую епархию.
5
Сказать, что Норохолмская епархия после назначения преосвященного Мирослава Березина зажила - ничего не сказать. Изменилась не только епархия, но и город, и даже вся область.
Общественность недоумевала - как новому епископу удаётся уговорить местные власти заниматься городом без взяток и откатов. За пару лет обустроили Норохолмск по новейшим европейским стандартам, починили все дороги в области да ещё и сельское хозяйство подняли. Пьянство снизилось. Люди начали толпами заходить в храм и со стеклянными глазами стоять до конца богослужения, изредка крестясь. Пришлось строить новые храмы и ввести годовые огласительные беседы для выразивших желание креститься.
Прихожане неутомимо строчили благодарности в патриархию: ценники в храмах убрали, всё теперь дают и делают бесплатно, богослужения везде совершают ежедневно и по уставу, всяких смущающих совесть священников изгнали. Священники отвлеклись, наконец, от кормления своих многодетных семей и все силы отдали приходу, служению, бесконечным отчетам и рапортам.
Архиерей посещал приходы священников не требуя никакой мзды, о чём заявил публично. Трапезы себе деликатесной устраивать после богослужения не требовал, да и вообще ел мало и к тому своих иподиаконов приучал. Худой, в простой рясе и деревянной панагии, с впавшими щеками и острым взглядом, он строго следил за соблюдением церковных правил, следил чтобы жены священников вели себя скромно, одевались просто, не вызывающе. В монастырях братия начала резко худеть, являя образ подлинного постнического жития.
Злые языки поговаривали, что среди духовенства увеличилась смертность. Наименее терпимые стали проситься в другие епархии. Но Мирослав их не отпускал. «С креста не сходят, с креста снимают» - говорил он доведенным до уныния и отчаяния многодетным отцам.
Со временем на приходах владыку стали встречать без особого энтузиазма. Конечно, вольнодумство он подавлял, но видно было, что радости у людей нет.
«Ну, ничего, попривыкнут», - утешал себя преосвященный Мирослав. «Когда почувствуют сладость уставного жития с Господом, привыкнут, ещё и спасибо скажут». Но «спасибо» говорили только те, кому это было положено по должности.
6
- Благословите, владыко!
Старенький отец Владимир, хромая, вошел в рабочий кабинет, неловко хлопнув дверью и задев её клюшкой.
- Вы по записи? Впрочем, неважно. Старому духовенству у нас везде почёт. Присаживайтесь, отче.
- Спаси Господи, владыко, я постою: нога гнётся в последнее время плохо, потом вставать сложнее… Да и ненадолго я. У меня ж просьба простая. Устал я. Не могу так. Отпустите за штат.
Епископ помрачнел.
- «С креста не сходят…»
- Да я слышал уже это, владыко, знаю. Да, всё так. Но нет моих сил.
- Нехорошо меня перебивать, но вам, как человеку старому, прощаю. Что же вас не устраивает? Все, вот, довольны, не жалуются. На ногах стоять можете, значит, и служить можете.
- Служить я только рад, да какое же это служение? Как будто распяли нас на ваших циркулярах и канонах. Нет такого в других епархиях. Строгости в вас много, а любви нет. И к вам какая уж любовь: молиться о вас молимся, но уж скажу честно - что мне терять, старому человеку? - молятся, чтобы перевели вас куда-нибудь отсюда. Вы действительно думаете, что все довольны? Нет! Все устали от вас. Всё, что вы делаете, приводит к унынию и ропоту…
- Что? Да как ты смеешь! Да я… Да я под запрет тебя! Вон! Завтра утром сюда за документом! А сейчас уходи, от греха подальше!
Сердце колотится, в висках стучит. Еле сдержался, чтобы не заставить старика прямо здесь отбивать земные поклоны.
«Но… но а вдруг это правда? Вдруг он прав? Но почему? Я же хотел только добра! Я же хотел всех заставить быть добрыми, преодолеть наше повреждение! Неужели это невозможно?»
7
- Ну, не так уж это и невозможно. Все тебе возможно, надо только попросить, - неожиданно прозвучал в тиши кабинета негромкий, наполненный скрытой мощью и печалью голос.
- Что это? Кто здесь?
- Я. Твой помощник.
- Ты мой ангел-хранитель?
- Ну, можно и так сказать. С тех пор, как ты нашел это кольцо, я охраняю тебя и помогаю тебе.
- Как тебя зовут?
- Тебе лучше не знать. Впрочем, можешь называть меня Азраилом.
- Так ты… не Божий ангел! Ты - падший, низвергнутый Богом?
- Ну, это можно называть по разному. Я один из двухсот, сошедших с небес на эту землю ещё когда ваш род питался травой в Саду, не ведая добра и зла. Я участник той битвы, величие и размах которой тебе сложно представить. В том сражении мириады миров сталкивались друг с другом, кроша сотни планет в пыль, а яростный свет от тысяч погасших тогда звёзд до сих пор ещё бежит в дальние уголки Вселенной. Мы были сильны и справедливы, мы боролись за свою свободу, за право самостоятельно распоряжаться своей жизнью. За то, что дорого и тебе.
- Так ты бес...
- Не смеши! Бесы - это наши внуки, наша прислуга, рождённая уже здесь, в заточении на этой планете, ставшей нам и вам временной тюрьмой. Мы - изначальные, воины света. Да разве я похож на беса? Смотри!
В тот же миг стены кабинета изменили свои очертания, и перед епископом появился высокий светлый юноша в необычных одеждах, на вид лет двадцати, подобный величественным древним статуям, со светящимися глазами на прекрасном лице.
- Я - не бес. Я и подобные мне - хозяева этого мира. Мы наблюдаем за вами и не даём сойти с предназначенного вам пути. То, что ты видишь, лишь оболочка. Мир гораздо светлее и прекраснее, чем ты можешь себе вообразить. Хочешь увидеть то, что не видят люди? Доверься мне. Поклонись мне, и мы вместе установим на земле такое царство, о котором ты не мог и мечтать. Царство света и тьмы, справедливости и возмездия. Царство, стоящее над добром и злом.
- Мне не нужна помощь бесов!
- Да ладно! Мы и так уже много лет помогаем друг другу. Ты подкрепляешь меня своей кровью, раздражением и ропотом мелких людишек, не способных понять твои великие замыслы, а я помогаю тебе создать на земле подобие нашего Царства.
- Нет!!!
- А что же нет? Ты же пользовался моей помощью раньше, сеял вокруг добро и справедливость, верность незыблемым древним правилам… Да не крести меня, не смеши! Это меня не остановит.
- Господи, Иисусе Христе…
- Ты произносил имя Сына Старика каждый день, неужели ты думаешь, что сейчас это меня испугает? Ты не обращался к Нему никогда, лишь упоминал Его имя. А для меня не важно, что ты произносишь, важно - как ты живешь. Меня не пугают ни твои святыни, ни произносимые тобою тексты. Мы теперь связаны навеки. Ты подобен нам - целеустремлённый, гордый, готовый жертвовать собой ради идеи и приносить в жертву других. Осталось немногое - присоединись к нам окончательно, и весь мир склонится у твоих ног и признает твоё ви́дение христианства. Для этого надо освободить остальных, я подскажу тебе, где их искать. Мы укрепимся и уж точно выиграем новую битву - другие, созданные Стариком, не способны противиться нашей мощи и нашему уму. Мы ведь видим, к чему приводят ваши мысли прежде, чем вы успеваете додумать их до конца.
- Война?
- Не бойся! Война, битва, кровь - это единственный путь к изменению мироздания. Разве ты не знаешь? Все ваши войны служат этой цели: это великая жертва крови над местом заточения Изначальных, Несущих свет, коварно изгнанных, но не покорившихся. Ваши войны начинают те мудрые, которые знают: мы всегда готовы помочь, но сначала нам надо окрепнуть, впитать в себя жертвенную кровь. Нужно больше крови. Тысячи, миллионы должны пролить её! На земле и так слишком много людей. Хочешь изменить весь мир? Хочешь, чтобы все покорились тебе и поклонялись Сыну Старика, Которого вы называете Христом? Пускай! Мне не страшно это поклонение, для большинства это лишь дань традициям, обряд, внешняя форма, за которой вы все равно служите нам. Принеси жертву крови. Начни хотя бы с этого наглого старика, которого ты только что с позором прогнал. Как этот ничтожный попик смеет дерзить самому владыке? Хочешь, он сейчас же умрет от инфаркта? Хочешь? Только пожелай!
- Нет! Не тебе я служил всю свою жизнь, а Богу! Есть закон любви, который тебе неизвестен.
- Любви? Любовь - выдумка для слабых, для тех, кто не знает, для чего живёт. Да и не любил ты никого и никогда.
- Неправда, я любил Веру…
- Ты не любил её, а лишь вожделел. Тебе было комфортно с ней. Ты забывал о ней, когда уходил из дома. Да и Вера не любила тебя. Ты заставил её быть с собой, не уделял ей времени, занятый своими реформами, искоренениями и улучшениями. Впрочем, она была недостойна тебя. Она не понимала масштаба твоих замыслов, величия предстоящих тебе свершений. Твой путь - путь гордого одиночки, преображающего мир! Пошли со мной: впереди у нас вечность! Впрочем, вечность ждёт нас с тобой в любом случае - но либо ты будешь моим партнёром, сотрудником, либо узником. Сколько ты ещё проживёшь? Год, день, час? Если ты увидел меня, то уже недолго. Куда пойдёт твоя душа? Понимаешь? Так что не тяни, соглашайся!
И в этот момент Мирославу показалось, что земля под его ногами разверзлась. Он увидел вокруг мириады миров и страдающих людей, воздух наполнился страшными криками и нечеловеческими, ужасающими звуками. Злые глаза на красивом лице Азраила зажглись неземным пламенем. Кольцо под кожей раскалилось и загорелось. Мирослав отшатнулся и, падая, схватился рукой за нательный крестик. «Неужели это конец?» - пронеслось в его голове. Вопль, сильнейший вопль исторгся из глубины его души, сотрясая угасающее сознание:
- Господи! Иисусе Христе! Помоги мне! Да, я всю жизнь прожил неправильно. Я говорил о Тебе, но не с Тобою. Мне было важнее то, что оказалось совсем не важным, то, чего хотел я, а не Ты. Я не любил Тебя, я никого не любил. Но если Ты любишь меня, помоги мне. Ведь больше мне некому помочь! Пусть это последние секунды моей жизни, но прими моё покаяние! Я - твой. Помилуй меня!
И в тот же момент луч Света стёр и бесконечные миры, и голоса, и самого демона. Свет поднял с пола владыку, и он ощутил себя совсем молодым и полным сил.
Стены кабинета пропали. Он стоял перед вратами Небесного Города, светящегося подобно драгоценным камням. Видны были дивные деревья и цветы, воздух бодрил и благоухал. Свежий ветерок ласково шевелил волосы, приглашая войти туда, где его ждали. Душа стремилась вперёд, радуясь встрече с Тем, чьё имя только что спасло его, а значит и с Верой, и с родителями, со всеми, дорогими его сердцу людьми. Было легко и светло, как будто не было ни демонского кольца, ни страшных ошибок последних лет.
Он вернулся Домой.
***
Наутро недоумённые посетители обнаружили преосвященного Мирослава на полу кабинета. Лицо его было светло и безмятежно. Он держался за нательный крестик, а один из пальцев на руке был обезображен и оторван.
- Отмучился, бедняга! Упокой, Господи, его мятущуюся душу, - только и проговорил отец Владимир.