Экономика Китая. Переход к рыночной социалистической экономике
Экономика Китая. Переход к рыночной социалистической экономике
Продолжение небезынтересного цикла статей о развитии китайской экономики.
Экономика Китая. Переход к рыночной социалистической экономике
К 1980-м годам в Китае началась новая эпоха в развитии страны, которую называют политикой реформ и открытости. Сама эта политика была инициирована ЦК КПК во главе с Дэн Сяопином и оказала очередное фундаментальное воздействие на китайское общество после переходного периода от основания КНР и социалистического перехода Мао.
Термин «реформы» в названии относится к политической области и служит противопоставлением «культурной революции» Мао, так как новая политика, по мнению КПК, направлена на исправление левацких ошибок, в том числе «культа личности». Термин «открытость» (или более точный перевод - «расширение связей») относится к экономической области и означает, во-первых, открытие Китая для иностранного капитала с целью приумножения экономического потенциала страны и, во-вторых, допущение частного капитала внутри китайской экономики.
С политической точки зрения часто говорят, что после смерти Мао Цзэдуна победили «правые», умеренные коммунисты во главе с Дэн Сяопином, которые открыли страну и демократизировали общество. С внешней стороны так оно и выглядело, однако такая концепция не даёт объяснения ни сути противоречий «правых» и «левых», ни объективных предпосылок, оснований, закономерностей того, что объявленный курс ознаменовал собой гигантский исторический период развития страны. Во многих странах регулярно запускают различные масштабные программы и «политики», но объективная суть тех или иных периодов развития данных стран характеризуется вовсе не ими. В этом смысле КПК в каждый из поворотных моментов истории перестраивала экономический фундамент общества, что и вызывало глубинные сломы политической и духовной жизни. В этом вообще состоит специфика коммунистической власти, когда государство сверху реконфигурирует социальные отношения, опираясь на те или иные объективные тенденции в обществе и идеологические установки руководства.
Введение политики реформ и открытости часто сравнивают с хрущёвской оттепелью, и такие сравнения действительно достаточно точно передают дух времени. Даже поразительно, насколько похожи общественные процессы в совершенно разных по культуре и устоям странах при объективно тождественных условиях социализма и диктатуры компартий. Это наглядное свидетельство того, что законы общественного развития едины для всех стран и народов. Ещё более наглядной станет картина, если привлечь к сравнению вьетнамскую политику «Дой мой» и лаосскую «Чин таакан май».
Вместе с тем в либеральной литературе продвигается несколько неверных образов Дэн Сяопина либо как некоего продемократического оппозиционера, либо флюгера, который после смерти Мао, как Хрущёв после смерти Сталина, предал его дело. Конечно, Дэн Сяопин никогда не разделял в полной мере политику социализма Мао Цзэдуна, за что и снимался несколько раз с должностей; и действительно совершил резкий поворот к рыночной экономике, на который Мао Цзэдун не пошёл бы никогда. Однако насаждаемый образ «мальчиша-плохиша» и агента демократии совершенно не соответствуют реальной фигуре Дэн Сяопина.
Дэн Сяопин всегда был авторитетным руководителем КПК, крупным политработником (член ЦК с 1945 г., член политбюро с 1955 г., генсек с 1956 г.) и полководцем. Мао Цзэдун высоко оценивал его способности, называя «исключительным талантом». Теоретическое наследие Дэн Сяопина, его заслуги перед партией и государством не идут ни в какое сравнение с партийной работой Хрущёва и его «наследием», опубликованным на Западе. Но самое главное то, что, захватив власть, Хрущёв проводил реформы, направленные на подрыв государственной власти КПСС, на расшатывание советской экономики, что в конечном счёте могло привести и к гибели страны, если бы его не свергли в 1964 г. Тогда как Дэн Сяопина, несмотря на некоторые спорные моменты и его личные недостатки как вождя, заподозрить в антигосударственных мотивах невозможно. Более того, политика Дэн Сяопина опиралась на политику Мао Цзэдуна предсоциалистического переходного периода, опиралась на «идеи Мао Цзэдуна» раннего периода.
Причём это подтверждается не только фактическим анализом реформ Дэна, но и его собственной позицией. В китайском «Кратком курсе» («Решения по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР» от 1981 г.), написанном Дэн Сяопином, говорится, что к «идеям Мао Цзэдуна», заложенным наряду с «учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина» в идеологический фундамент партии, его ошибки периода «культурной революции» не относятся. Прежде всего речь идёт о концепции Мао, что классовая борьба - главное звено общественного развития при социализме. Кстати, вина за негативно оцениваемые последствия «культурной революции» возлагалась не столько на Мао Цзэдуна, сколько на «контрреволюционные группировки», отчасти разоблачённые и разгромленные ещё самим Мао.
Если Хрущёв, грубо говоря, подверг остракизму весь опыт социального строительства при Сталине, то Дэн Сяопин отверг пусть и существенные, но всё-таки отдельные положения из политики и наследия Мао Цзэдуна. Более того, Хрущёв, отрицая политику Сталина, взамен ничего конструктивного не предложил, а Дэн Сяопин во многом вернулся к политике и идеологии Мао Цзэдуна переходного периода. В речи на XII съезде в 1982 г. Дэн Сяопин говорил:
«Линия, взятая VIII съездом, была правильной [речь идёт о линии переходного периода на первой сессии съезда. - А.Ш.]. Однако из-за недостаточной идеологической подготовленности нашей партии к всестороннему развертыванию социалистического строительства линия и целый ряд верных соображений, выдвинутые на VIII съезде, не были последовательно претворены в жизнь. После VIII съезда мы достигли немалых успехов в деле социалистического строительства, но в то же время потерпели и серьезные неудачи [имеется в виду большой скачок и культурная революция. - А.Ш.]. <...> Со времени 3-го пленума ЦК 11-го созыва [запуск реформ и открытости. - А.Ш.] наша партия восстановила правильные экономические, политические, культурные и другие установки».
Нельзя также говорить о непоследовательности Дэн Сяопина, о том, что он якобы изменял себе в угоду моменту. Если охарактеризовать его политическую позицию в целом, то он всегда был сторонником экономического детерминизма, то есть идеи, что политика и культура послушно плетутся за развитием экономики. Достаточно взять власть, ввести и развивать экономику социализма, остальное образуется автоматически. Так называемый приоритет экономического строительства.
«Модернизация, - говорил Дэн Сяопин в 1978 г., - есть великая революция, которая в корне покончит с экономической и технической отсталостью нашей страны и ещё больше укрепит диктатуру пролетариата. Раз эта революция призвана значительно повысить уровень развития отсталых ныне производительных сил, то она неизбежно повлечёт за собой многосторонние изменения в производственных отношениях, изменения в области надстройки, в способах оперативного и государственного управления промышленными и сельскохозяйственными предприятиями, приведя всё это в соответствие с потребностями современного крупного хозяйства».
Тогда как тот же Мао по рецептам Ленина и Сталина утверждал о необходимости проведения революции не только в экономике и политике, но и в культурной сфере. Отсюда, собственно, и требование пресловутой «культурной революции».
Притом Дэн Сяопин никогда не отказывался от коммунистических идеалов, подчёркивал необходимость следования конечной цели КПК. Так, в 1985 году он пространно рассуждал:
«Мы строим сейчас социализм, а конечная наша цель - построение коммунизма. И мне хотелось бы, чтобы наша пропаганда никогда не забывала об этом. Четыре модернизации, которые мы сейчас осуществляем, - это не какие-нибудь другие, а социалистические модернизации. Все взятые нами установки, то есть установки на расширение сношений, оживление экономики, перестройку и т. д., имеют своей целью развитие социалистической экономики. Допуская развитие индивидуальных хозяйств, предприятий совместного китайского и иностранного капитала, а также одного иностранного капитала, мы неизменно сохраняем ведущую роль за социалистической общественной собственностью. Цель социализма не в создании поляризации, а в том, чтобы сделать зажиточным весь народ. Если наша политика вызовет поляризацию, то это будет значить, что мы проиграли. Если у нас появится какая-нибудь новая буржуазия, то это будет означать, что мы действительно свернули на ошибочный путь. Мы выступаем за то, чтобы часть районов становилась зажиточной раньше других именно для того, чтобы подбодрить и повести к зажиточной жизни эти другие районы и чтобы районы, первые пришедшие к зажиточности, помогали отсталым в деле их лучшего развития. По той же самой причине мы стоим за то, чтобы часть людей раньше других переходила к зажиточной жизни. Одновременно по отношению к тем, кто стал зажиточным раньше других, следует применять кое-какие ограничения, например взимать с них подоходный налог. Кроме того, надо ратовать за то, чтобы люди, ставшие зажиточными, добровольно делали взносы на нужды просвещения и строительства дорог. Разумеется, разверстка здесь ни в коем случае недопустима. В настоящее время такие вещи чрезмерно пропагандировать не рекомендуется, но поощрять следует.
Словом, сохранение ведущей роли за общественной собственностью и обеспечение всеобщей зажиточности - те коренные принципы социализма, которые мы обязаны соблюдать. Именно эти принципы социализма нам нужно твердо проводить и реализовывать. С точки зрения перспективы мы в конечном счете перейдем к коммунизму. Сейчас есть люди, которые беспокоятся, как бы Китай не превратился в капиталистическую страну. Нельзя сказать, что их опасения лишены всяких оснований. И мы должны рассеивать их опасения не пустословием, а фактами, а также дать ответ тем, кто хочет видеть нашу страну капиталистической. Нашей печати, телевидению и всей пропаганде в целом не мешает обратить на это внимание. У нашего поколения есть коммунистические идеалы и убеждения. Но что особенно важно, так это утвердить высокие идеалы коммунизма в сознании одного-двух наших последующих поколений. Нельзя позволять нашим подросткам и молодежи идти в плен к гнилой буржуазной идеологии. Ни в коем случае».
Другое дело, к чему Китай пришёл на практике, особенно уже после смерти Дэна.
Коммунистичность Дэн Сяопина ставить под сомнение можно, прежде всего потому, что он верил не в преимущества и неизбежность социализма самого по себе, а в то, что без социализма именно Китаю невозможно стать единым и сильным. Он искренне считал, что капиталистический Китай будет слабым и его развалят на удельные княжества. Он в том числе ссылался на опыт режима Чан Кайши. Однако сомневаться в антизападной и антилиберальной позиции Дэн Сяопина не приходится. Так, в том же 1985 г. он говорил:
«В Китае после разгрома "четверки" появилось идейное течение, которое мы называем буржуазной либерализацией. Оно преклоняется перед "демократией" и "свободой" западных капиталистических стран и отрицает социализм. А это недопустимо. Для того чтобы осуществить модернизацию, Китаю совсем не нужна либерализация. Он ни в коем случае не пойдет по пути западного капитализма. Против лиц, которые занимаются буржуазной либерализацией и нарушают уголовные законы, нельзя не применять строгие меры. Ибо они делают не что иное, как широко излагают свои взгляды, широко высказывают свои мнения, широко вывешивают "дацзыбао" и выпускают нелегальные издания. А это фактически означает смуту».
Поэтому неудивительно, что в 1989 г. КПК после некоторых колебаний, но достаточно решительно подавила китайский майдан, который бы неминуемо привёл не только к смуте, но и к развалу КНР.
Вообще говоря, эти положения из длинных цитат китайского вождя следует взять на карандаш, так как в следующей публикации мы увидим, что Си Цзиньпин сегодня «закручивает гайки» как раз в духе сказанного Дэном.
Мао Цзэдун относил Дэн Сяопина к лидерам так называемых каппутистов - сторонников «капиталистического пути». Это не означает, что он считал Дэн Сяопина сторонником реставрации капитализма в Китае. Мао видел в Дэне прежде всего национально ориентированного политика, а потом уже марксиста и революционера. А поскольку идти по капиталистическому пути, по мнению Мао, куда проще, чем строить социализм, постольку каппутисты постоянно «сваливались к буржуазным приёмам». В этом и проявлялась их умеренность и «правость».
Одним из центральных вопросов противоречия Мао (левых) и каппутистов (правых) был вопрос о социальном строительстве. Мао Цзэдун твёрдо защищал свои представления о том, какими должны быть производственные отношения в Китае, т. е. связи между предприятиями, трудовые отношения и порядок распределения. Он считал правильными максимально нетоварные отношения между предприятиями. Он настаивал на как можно меньшей материальной мотивации и стимуляции, как можно большем революционном пафосе и реализации мобилизационно-политического потенциала масс, особенно молодёжи. Потребление должно быть как можно более аскетичным, а «моральные методы поощрения» как можно значительнее. Дэн Сяопин же и каппутисты холодно относились к социальному строительству вообще, предпочитая использование привычных экономических механизмов материальной стимуляции, хозрасчёта, денежного оборота и т. д. Они видели развитие Китая прежде всего в приумножении производственных мощностей страны, которые сами по себе изменят трудовые отношения, мировоззрение китайцев и приблизят уклад жизни к коммунизму.
Грубо говоря, Мао Цзэдун считал, что центральным звеном так называемых производительных сил являются сами люди, поэтому партия и государство должны менять мировоззрение людей и внедрять «правильные», «научные» формы их трудовых и распределительных отношений. Аскетизм же объяснялся трудным положением страны и необходимостью мобилизационного рывка. Отсюда и приоритет классовой борьбы, прежде всего в области культуры и духовной сферы вообще. Тогда как Дэн Сяопин был уверен в том, что центральным звеном производительных сил являются средства производства: заводы, фабрики и сельхозпредприятия, ― а трудовые отношения следует использовать привычные рыночные. В некотором смысле позиция Мао была в сознательном упорядочивании экономических отношений, а позиция Дэна - в максимальном использовании стихии личных интересов ради роста производства.
Примерно такой же идеологической поворот произошёл и в КПСС при принятии Хрущёвым Третьей программы партии, в которой было зафиксировано, что строительство коммунизма в СССР осуществляется за счёт максимального использования хозрасчёта и денежных отношений. А культурная революция, развитие мировоззрения людей отходили на задний план. Полурелигиозный «Моральный кодекс строителя коммунизма», принятый тогда же, не был увязан с экономическим развитием страны. Хрущёвская политика перекликается с теорией развития производительных сил Дэн Сяопина. Советские предприятия периода Хрущёва и Брежнева по своей экономической архитектуре мало чем отличались от обычных корпораций, отношения между ними и внутри них с работниками строились по принципу рыночного хозрасчёта и оплате по труду. Именно эту линию и развивал в годы перестройки Горбачёв, разрешивший на излёте существования СССР частное предпринимательство.
Правда, в Китае начала 1980-х гг. политика внедрения рынка и допуска иностранных вложений была вполне обоснованна, так как страна объективно отставала в технологическом и военном развитии от США, Европы, в том числе восточной, и СССР. А источников ликвидации отсталости, кроме иностранного капитала, не было. У нас же, напротив, к 1960-м гг. никакого технологического отставания от Запада не наблюдалось, техника была на высоте, страну подняли из руин за жалкие четыре года. Да и почвы для прихода иностранного капитала в условиях диктатуры КПСС не было. Даже если бы Хрущёв открыл СССР для иностранного капитала, западные корпорации бы не имели интереса вкладываться в советскую экономику - цена рабочей силы была слишком высокой, а рынки сбыта слишком конкурентными из-за мощной государственной промышленности. Широкое внедрение рыночных механизмов в СССР привело в конечном счёте к стагнации: перехода к коммунизму без государства, денег, с изобилием и сознательным отношением к труду не наблюдалось, а хозрасчётные механизмы, не давая прежних темпов роста, одних людей раздражали, а других разлагали. Отсюда и диссидентское прозвище брежневской эпохи - «застой».
Кстати говоря, сравнение судьбы СССР и КНР наглядно показывает: концепция наших левых партий, что якобы разрешение частного капитала само по себе развалило СССР, несостоятельна. Здесь оказывается прав Путин, который утверждает, что СССР похоронила собственно КПСС, сдавшая власть в стране вышедшим из её же недр прозападным демократам. Кому об этом лучше знать, если не Путину, который свою политическую карьеру и начал в Питере как раз в среде этих самых демократов.
Таким образом, Дэн Сяопин организовал в Китае свой XX съезд с разоблачением «культа личности» и массовой реабилитацией партийцев (в 1978 г. 22 из 37 министров КНР подвергались репрессиям при Мао и были «правыми»), но, во-первых, он сделал это в несколько другой обстановке, в частности на фоне перегибов «культурной революции» и памяти о неудачах «большого скачка», и, во-вторых, в гораздо более мягкой и продуманной форме. У Хрущёва против Сталина был один аргумент из сферы политики - репрессии в партии и зажим партийной демократии (концепция массовых репрессий Сталина против всего народа возникла позже, при Горбачёве), у Дэна против социалистической линии Мао были также аргументы и в сфере экономики. Существенная часть китайского народа не понимала и не принимала социалистические преобразования периода Мао Цзэдуна, поэтому с ликованием встретила резкий поворот в политике КПК. У нас же ставить под сомнение индустриализацию, коллективизацию, государственное планирование хозяйства при Хрущёве никто бы не посмел. Это стало возможно только в годы горбачёвщины.
Дэн Сяопин в зените своего авторитета даже позволял себе говорить, что с 1958 по 1978 гг. (социалистический период Мао) производительные силы Китая «почти не развивались». Он ссылался на рыночный показатель ВНП на душу населения, что было откровенным передёргиванием и не только грешило против истины, но противоречило даже им же раннее написанной официальной позиции КПК по данному периоду истории. В официальных китайских изданиях по истории эти высказывания Дэна обходят стороной, зато их очень любят приводить на Западе.
Между прочим, постмаоистская КПК официально считает, что разоблачение культа личности Сталина со стороны Хрущёва было правильным по смыслу, но неудачным и ошибочным по способу реализации.
Если же рассматривать официальную позицию постмаоистской КПК по советско-китайской полемике, то она бесконечно далека от оценок самого Мао Цзэдуна и, вообще говоря, может считаться чисто националистической. Идеологические разногласия и теоретические споры сегодня считаются китайцами вторичными, раскол всецело сведён к мнимому «противоречию интересов двух крупных держав». Эта позиция абсолютно несостоятельна, так как в реальности никаких объективных противоречий между интересами советского и китайского народов не было, напротив, СССР и Китай были всецело заинтересованы в наиболее плотной кооперации в рамках «социалистического лагеря», охватывающего в середине XX века практически полмира. Раскол КПСС и КПК носил чисто субъективный характер в связи с тем, что у руководства этих партий были разные представления о строительстве социализма. Как только к власти пришёл Горбачёв с примерно похожей на КПК социально-политической программой, сразу же началось сближение двух стран.
Правда, сегодня, при Си Цзиньпине, происходит ползучий пересмотр истории коммунистического движения и выдвинутых Дэн Сяопином теоретических воззрений, в некотором роде возвращение к «социалистическому наследию» Мао, но об этом будет сказано позже, при рассмотрении текущего положения в Китае и новых тенденций в его экономическом развитии.
Итак, через два года после политического кризиса в КПК, вызванного смертью Мао Цзэдуна и разгромом «четвёрки», Дэн Сяопин и его сторонники инициировали идеологический переворот в партии.
Почему и как «правые» победили «левых» в КПК? Как отмечалось ранее, КПК была по своему организационному строю достаточно демократической организацией, в ней уживались руководители разных взглядов и подходов, фактически существовали фракции. В период «культурной революции» Мао Цзэдун проводил политическую линию «классовой борьбы» не только и не столько через саму партию, сколько опираясь на массовое движение и самоорганизацию сторонников. Это была достаточно уникальная ситуация и оригинальное решение в политической борьбе в условиях социализма. Когда Мао умер, другие руководители «культурной революции» в значительной степени утратили авторитет, стушевались, впали в авантюристическую борьбу за руководство партией. Пытались, по-видимому, захватить всю полноту власти в партии, развернув мощную кампанию в СМИ против каппутистов, но при этом уже не имели возможности массовой мобилизации сторонников «левой линии». В итоге «правые» буквально через месяц после смерти Мао разгромили «четвёрку», арестовав их вместе с активом. Волнений и бунта не последовало. На судебном процессе, состоявшемся спустя четыре года, «четвёрке» вменяли преследование партийных и государственных руководителей, кадровых работников и народных масс, попытку свержения государственной власти, покушение на жизнь Мао Цзэдуна и подготовку вооружённого мятежа и т. д., в общей сложности 52 эпизода. Это был беспрецедентный для Китая процесс, так как девять из десяти обвиняемых - бывшие члены Политбюро.
Суть в том, что «правые», голосуя друг за друга в партии и проводя демократическим путём свои решения, в течение двух лет захватили руководство и окончательно подавили движение «культурной революции». А «левые» проиграли потому, что беспартийная опора на массы возможна только благодаря высочайшему вождистскому авторитету, которого у них не оказалось. «Четвёрка» выглядела на суде жалко. Примерно так же, но по иному сценарию сталинцы (Ворошилов, Молотов, Каганович, Маленков) проиграли хрущёвцам у нас.
В марте 1978 г. произошли два ключевых события. Первое: вернувшийся к власти 73-летний Дэн Сяопин провёл Всекитайский научный конгресс - научную конференцию общегосударственного масштаба, на которой он публично закрепил свою идеологическую линию и завоевал популярность в среде интеллигенции, которая неизменно была объектом нападок в период «культурной революции». Он продвигал идею перенесения центра тяжести государственной политики на модернизацию: «Ключ к осуществлению четырех модернизаций - это научно-техническая модернизация. Развитие современной науки и техники делает их связь с производством все крепче».
Второе: на сессии ВСНП была принята новая конституция, в которой, во-первых, провозглашалось «торжественное завершение Великой пролетарской культурной революции», во-вторых, наряду с классовой борьбой в трёх сферах (экономика, политика, культура) в качестве цели была также вписана модернизация по Дэн Сяопину, в-третьих, были дозволены разные мнения в пределах признания социализма. Конституция стала компромиссной в борьбе «левых» и «правых», между уже Хуа Гофэном, разгромившим «четвёрку», и Дэн Сяопином.
Но уже в декабре 1978 г. на 3-м пленуме ЦК КПК 11-го созыва после активных чисток партии и других организаций от «левых радикалов» (по советским данным, среднее руководящее звено партии было заменено на 80 процентов) быстро возвысившийся Дэн Сяопин выступил с инициативой о пересмотре идеологических установок КПК, в том числе зафиксированных в только что принятой конституции страны.
Этот пленум ЦК КПК стал предвестником политики реформ и открытости, открывшей эпоху «социализма с китайской спецификой». Теоретической основой новой программы развития Китая, как говорилось выше, был экономический детерминизм, а методологической основой стал прагматизм (так называемый реалистический подход к делу).
Как проявлялся этот прагматизм? Власть КПК, в отличие от обычных парламентских партий, ориентирующихся на бизнес-доноров и избирателей, опирается на народные массы, прежде всего на рабочих и крестьян. А что хотят рабочие и крестьяне? Им безразличны социализмы и коммунизмы, они хотят зажиточной жизни. Поэтому Дэн Сяопин посчитал, что ближайшей целью политики КПК должно стать увеличение ВНП на душу населения за счёт «развития производительных сил». А уже на этой основе можно будет думать о достижении коммунизма. Такова была и во многом остаётся логика КПК как партии власти после отказа в 1978 г. от более классических марксистских установок «сталинизма» и «маоизма».
Нельзя не отметить, что идеология «социализма с китайской спецификой» внешне напоминает западные концепции «социального государства» и «общества всеобщего благоденствия», однако, конечно, разница между ними фундаментальная, прежде всего в сфере политики. В Китае диктатура КПК является государственно- и даже национально-образующей, она положена в основание всякой политики вообще, тогда как западные концепции построены на принципах парламентской демократии. Эта разница, вероятно, и обеспечивает устойчивость и живучесть китайского подхода по сравнению с западным, реализация которого оказалась возможной только в небольших странах Северной Европы.
Злые языки любят сравнивать нынешнюю идеологию КПК с национал-социализмом, задвигая под сукно основополагающий принцип фашизма - достижение социализма только для своей нации за счёт гегемонии и порабощения других народов. В Китае полно националистов и расистов даже в КПК, но ничего подобного ни в идеологии партии, ни в государственной политике нет, а «национализм великой нации» запрещён даже конституцией. В отличие, например, от демократичных США, где исключительность американской нации проповедуется каждым новым президентом и введена во многие государственные доктрины.
С теоретической точки зрения политика реформ и открытости Дэн Сяопина признала неверным, что главное противоречие китайского общества - это противоречие между классами, следовательно признавала неверным, что главное звено общественного развития - классовая борьба. Дэн Сяопин утверждал, что главным противоречием китайского общества является «противоречие между постоянно растущими материально-культурными потребностями народа и отсталым общественным производством», следовательно главным звеном общественного развития является модернизация в четырёх областях - сельском хозяйстве, промышленности, обороне и научно-технической сфере, с приоритетом последней.
Дэн Сяопин не отрицал классовую борьбу, как это обычно подаётся в левацкой и «научной» литературе, и не отказывался от концепции абсолютной власти КПК («диктатура пролетариата»). Он признавал наличие классовой борьбы, но отводил ей второстепенную роль. Более того, КПК указывала, что главным условием осуществления политики «внешних сношений» является уничтожение «либерального поветрия». То есть Дэн Сяопин отдавал себе отчёт, что неконтролируемое проникновение иностранного капитала в Китай может привести к политической революции и отстранению КПК от власти. Такая попытка и произошла в пресловутом 1989 г., когда Дэн Сяопин подавил либеральных студентов и рабочих танками.
Вместе с тем сам подход - модернизация в четырёх сферах - не был изобретением Дэн Сяопина. Эта политика была выдвинута ещё в январе 1963 г. Чжоу Эньлаем в связи с технологической отсталостью Китая и реализовывалась в период «культурной революции». Дэн Сяопин же, в отличие от многих своих коллег по партии, считал, что модернизация должна являться центральным звеном общественного развития, что партия и государство должны её поставить в качестве главной цели своей работы. Тем самым он наполнил её новым содержанием в соответствии со своими представлениями о характере развития производительных сил.
Следует отдельно отметить, что эта теория социалистической модернизации, которую прославил Дэн Сяопин, никакого отношения не имеет к модной нынче американской «теории модернизации». У плеяды наших научных сотрудников-китаистов, пишущих для галочки свои «труды», нет более излюбленного издевательства над здравым смыслом, чем рассмотрение китайских «реформ и открытости» через призму этой умозрительной позитивистской концепции, возникшей в недрах американской либеральной интеллигенции по заказу ЦРУ (см. К. Калхун «Теории модернизации и глобализации: кто и зачем их придумывал»). Как только наши китаисты ни изгаляются, чтобы натянуть сову на глобус и представить идеологию и политику КПК как воплощение американского подхода к экономике. Причём эту ересь пишут как прокитайские, так и прозападные авторы.
Сущность теории, которую реализовывал Дэн Сяопин, изложена выше через вполне научную категорию развития производительных сил, а её особенности показаны через сравнение подходов классического и китаизированного марксизма. Модернизация по Дэну и есть рост производства за счёт внедрения технологий и строительства производственных мощностей, как промышленных, так и сельскохозяйственных, на основе вполне рыночных отношений.
Политика Дэн Сяопина в некотором смысле использовала советский опыт НЭП. Сам он говорил, что переход Ленина к новой экономической политике был правильным, а «потом советская модель закостенела». Жаль, что уважаемый китайский руководитель не доводил свои размышления до перспективы отражения нападения фашистской Европы без форсированной индустриализации, коллективизации сельского хозяйства, директивного планирования промышленности и с «пятой колонной» в лице частников: «нэпманов» и «кулаков».
Теоретическая позиция Дэн Сяопина не выглядит логически безупречной, он часто подбирал удобные исторические факты и тенденции, чтобы его «вторая китайская революция» смотрелась обоснованно и убедительно. Это, правда, не означает, что он был неправ, но лишь показывает остроту противодействия со стороны идеологических и политических противников, которая и вынуждала прибегать ко всем возможным аргументам, иногда и не без хитростей.
Ни Ленин, ни Сталин не признавали за переходным периодом социализма. Государство считалось социалистическим, государственная промышленность и немногочисленные совхозы - социалистическими предприятиями, а общественный строй из-за многоукладности экономики - переходным. Новая экономическая политика, по мысли Ленина, была необходима в качестве переходного периода между капитализмом и социализмом, что в частности было обусловлено необходимостью хозяйственного восстановления страны и активным сопротивлением крестьян развёрстке.
В СССР тоже существовали концепции, согласно которым общественный строй при НЭП считался чем-то вроде социализма с советской спецификой, в частности такой точки зрения придерживался Бухарин и его школа. Такая позиция была признана ленинско-сталинским руководством ВКП(б) грубо ошибочной и в конечном счёте запрещена как антипартийная. Здесь следует специально для жертв либеральной пропаганды оговориться, что Бухарина и его сторонников расстреляли вовсе не за идеологические разногласия, а за террористические преступления и попытку заговора. По крайней мере формально.
(с) Анатолий Широкобородов
http://alternatio.org/articles/articles/item/95506-ekonomika-kitaya-perehod-k-rynochnoy-sotsialisticheskoy-ekonomike - цинк
Продолжение небезынтересного цикла статей о развитии китайской экономики.
Экономика Китая. Переход к рыночной социалистической экономике
К 1980-м годам в Китае началась новая эпоха в развитии страны, которую называют политикой реформ и открытости. Сама эта политика была инициирована ЦК КПК во главе с Дэн Сяопином и оказала очередное фундаментальное воздействие на китайское общество после переходного периода от основания КНР и социалистического перехода Мао.
Термин «реформы» в названии относится к политической области и служит противопоставлением «культурной революции» Мао, так как новая политика, по мнению КПК, направлена на исправление левацких ошибок, в том числе «культа личности». Термин «открытость» (или более точный перевод - «расширение связей») относится к экономической области и означает, во-первых, открытие Китая для иностранного капитала с целью приумножения экономического потенциала страны и, во-вторых, допущение частного капитала внутри китайской экономики.
С политической точки зрения часто говорят, что после смерти Мао Цзэдуна победили «правые», умеренные коммунисты во главе с Дэн Сяопином, которые открыли страну и демократизировали общество. С внешней стороны так оно и выглядело, однако такая концепция не даёт объяснения ни сути противоречий «правых» и «левых», ни объективных предпосылок, оснований, закономерностей того, что объявленный курс ознаменовал собой гигантский исторический период развития страны. Во многих странах регулярно запускают различные масштабные программы и «политики», но объективная суть тех или иных периодов развития данных стран характеризуется вовсе не ими. В этом смысле КПК в каждый из поворотных моментов истории перестраивала экономический фундамент общества, что и вызывало глубинные сломы политической и духовной жизни. В этом вообще состоит специфика коммунистической власти, когда государство сверху реконфигурирует социальные отношения, опираясь на те или иные объективные тенденции в обществе и идеологические установки руководства.
Введение политики реформ и открытости часто сравнивают с хрущёвской оттепелью, и такие сравнения действительно достаточно точно передают дух времени. Даже поразительно, насколько похожи общественные процессы в совершенно разных по культуре и устоям странах при объективно тождественных условиях социализма и диктатуры компартий. Это наглядное свидетельство того, что законы общественного развития едины для всех стран и народов. Ещё более наглядной станет картина, если привлечь к сравнению вьетнамскую политику «Дой мой» и лаосскую «Чин таакан май».
Вместе с тем в либеральной литературе продвигается несколько неверных образов Дэн Сяопина либо как некоего продемократического оппозиционера, либо флюгера, который после смерти Мао, как Хрущёв после смерти Сталина, предал его дело. Конечно, Дэн Сяопин никогда не разделял в полной мере политику социализма Мао Цзэдуна, за что и снимался несколько раз с должностей; и действительно совершил резкий поворот к рыночной экономике, на который Мао Цзэдун не пошёл бы никогда. Однако насаждаемый образ «мальчиша-плохиша» и агента демократии совершенно не соответствуют реальной фигуре Дэн Сяопина.
Дэн Сяопин всегда был авторитетным руководителем КПК, крупным политработником (член ЦК с 1945 г., член политбюро с 1955 г., генсек с 1956 г.) и полководцем. Мао Цзэдун высоко оценивал его способности, называя «исключительным талантом». Теоретическое наследие Дэн Сяопина, его заслуги перед партией и государством не идут ни в какое сравнение с партийной работой Хрущёва и его «наследием», опубликованным на Западе. Но самое главное то, что, захватив власть, Хрущёв проводил реформы, направленные на подрыв государственной власти КПСС, на расшатывание советской экономики, что в конечном счёте могло привести и к гибели страны, если бы его не свергли в 1964 г. Тогда как Дэн Сяопина, несмотря на некоторые спорные моменты и его личные недостатки как вождя, заподозрить в антигосударственных мотивах невозможно. Более того, политика Дэн Сяопина опиралась на политику Мао Цзэдуна предсоциалистического переходного периода, опиралась на «идеи Мао Цзэдуна» раннего периода.
Причём это подтверждается не только фактическим анализом реформ Дэна, но и его собственной позицией. В китайском «Кратком курсе» («Решения по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР» от 1981 г.), написанном Дэн Сяопином, говорится, что к «идеям Мао Цзэдуна», заложенным наряду с «учением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина» в идеологический фундамент партии, его ошибки периода «культурной революции» не относятся. Прежде всего речь идёт о концепции Мао, что классовая борьба - главное звено общественного развития при социализме. Кстати, вина за негативно оцениваемые последствия «культурной революции» возлагалась не столько на Мао Цзэдуна, сколько на «контрреволюционные группировки», отчасти разоблачённые и разгромленные ещё самим Мао.
Если Хрущёв, грубо говоря, подверг остракизму весь опыт социального строительства при Сталине, то Дэн Сяопин отверг пусть и существенные, но всё-таки отдельные положения из политики и наследия Мао Цзэдуна. Более того, Хрущёв, отрицая политику Сталина, взамен ничего конструктивного не предложил, а Дэн Сяопин во многом вернулся к политике и идеологии Мао Цзэдуна переходного периода. В речи на XII съезде в 1982 г. Дэн Сяопин говорил:
«Линия, взятая VIII съездом, была правильной [речь идёт о линии переходного периода на первой сессии съезда. - А.Ш.]. Однако из-за недостаточной идеологической подготовленности нашей партии к всестороннему развертыванию социалистического строительства линия и целый ряд верных соображений, выдвинутые на VIII съезде, не были последовательно претворены в жизнь. После VIII съезда мы достигли немалых успехов в деле социалистического строительства, но в то же время потерпели и серьезные неудачи [имеется в виду большой скачок и культурная революция. - А.Ш.]. <...> Со времени 3-го пленума ЦК 11-го созыва [запуск реформ и открытости. - А.Ш.] наша партия восстановила правильные экономические, политические, культурные и другие установки».
Нельзя также говорить о непоследовательности Дэн Сяопина, о том, что он якобы изменял себе в угоду моменту. Если охарактеризовать его политическую позицию в целом, то он всегда был сторонником экономического детерминизма, то есть идеи, что политика и культура послушно плетутся за развитием экономики. Достаточно взять власть, ввести и развивать экономику социализма, остальное образуется автоматически. Так называемый приоритет экономического строительства.
«Модернизация, - говорил Дэн Сяопин в 1978 г., - есть великая революция, которая в корне покончит с экономической и технической отсталостью нашей страны и ещё больше укрепит диктатуру пролетариата. Раз эта революция призвана значительно повысить уровень развития отсталых ныне производительных сил, то она неизбежно повлечёт за собой многосторонние изменения в производственных отношениях, изменения в области надстройки, в способах оперативного и государственного управления промышленными и сельскохозяйственными предприятиями, приведя всё это в соответствие с потребностями современного крупного хозяйства».
Тогда как тот же Мао по рецептам Ленина и Сталина утверждал о необходимости проведения революции не только в экономике и политике, но и в культурной сфере. Отсюда, собственно, и требование пресловутой «культурной революции».
Притом Дэн Сяопин никогда не отказывался от коммунистических идеалов, подчёркивал необходимость следования конечной цели КПК. Так, в 1985 году он пространно рассуждал:
«Мы строим сейчас социализм, а конечная наша цель - построение коммунизма. И мне хотелось бы, чтобы наша пропаганда никогда не забывала об этом. Четыре модернизации, которые мы сейчас осуществляем, - это не какие-нибудь другие, а социалистические модернизации. Все взятые нами установки, то есть установки на расширение сношений, оживление экономики, перестройку и т. д., имеют своей целью развитие социалистической экономики. Допуская развитие индивидуальных хозяйств, предприятий совместного китайского и иностранного капитала, а также одного иностранного капитала, мы неизменно сохраняем ведущую роль за социалистической общественной собственностью. Цель социализма не в создании поляризации, а в том, чтобы сделать зажиточным весь народ. Если наша политика вызовет поляризацию, то это будет значить, что мы проиграли. Если у нас появится какая-нибудь новая буржуазия, то это будет означать, что мы действительно свернули на ошибочный путь. Мы выступаем за то, чтобы часть районов становилась зажиточной раньше других именно для того, чтобы подбодрить и повести к зажиточной жизни эти другие районы и чтобы районы, первые пришедшие к зажиточности, помогали отсталым в деле их лучшего развития. По той же самой причине мы стоим за то, чтобы часть людей раньше других переходила к зажиточной жизни. Одновременно по отношению к тем, кто стал зажиточным раньше других, следует применять кое-какие ограничения, например взимать с них подоходный налог. Кроме того, надо ратовать за то, чтобы люди, ставшие зажиточными, добровольно делали взносы на нужды просвещения и строительства дорог. Разумеется, разверстка здесь ни в коем случае недопустима. В настоящее время такие вещи чрезмерно пропагандировать не рекомендуется, но поощрять следует.
Словом, сохранение ведущей роли за общественной собственностью и обеспечение всеобщей зажиточности - те коренные принципы социализма, которые мы обязаны соблюдать. Именно эти принципы социализма нам нужно твердо проводить и реализовывать. С точки зрения перспективы мы в конечном счете перейдем к коммунизму. Сейчас есть люди, которые беспокоятся, как бы Китай не превратился в капиталистическую страну. Нельзя сказать, что их опасения лишены всяких оснований. И мы должны рассеивать их опасения не пустословием, а фактами, а также дать ответ тем, кто хочет видеть нашу страну капиталистической. Нашей печати, телевидению и всей пропаганде в целом не мешает обратить на это внимание. У нашего поколения есть коммунистические идеалы и убеждения. Но что особенно важно, так это утвердить высокие идеалы коммунизма в сознании одного-двух наших последующих поколений. Нельзя позволять нашим подросткам и молодежи идти в плен к гнилой буржуазной идеологии. Ни в коем случае».
Другое дело, к чему Китай пришёл на практике, особенно уже после смерти Дэна.
Коммунистичность Дэн Сяопина ставить под сомнение можно, прежде всего потому, что он верил не в преимущества и неизбежность социализма самого по себе, а в то, что без социализма именно Китаю невозможно стать единым и сильным. Он искренне считал, что капиталистический Китай будет слабым и его развалят на удельные княжества. Он в том числе ссылался на опыт режима Чан Кайши. Однако сомневаться в антизападной и антилиберальной позиции Дэн Сяопина не приходится. Так, в том же 1985 г. он говорил:
«В Китае после разгрома "четверки" появилось идейное течение, которое мы называем буржуазной либерализацией. Оно преклоняется перед "демократией" и "свободой" западных капиталистических стран и отрицает социализм. А это недопустимо. Для того чтобы осуществить модернизацию, Китаю совсем не нужна либерализация. Он ни в коем случае не пойдет по пути западного капитализма. Против лиц, которые занимаются буржуазной либерализацией и нарушают уголовные законы, нельзя не применять строгие меры. Ибо они делают не что иное, как широко излагают свои взгляды, широко высказывают свои мнения, широко вывешивают "дацзыбао" и выпускают нелегальные издания. А это фактически означает смуту».
Поэтому неудивительно, что в 1989 г. КПК после некоторых колебаний, но достаточно решительно подавила китайский майдан, который бы неминуемо привёл не только к смуте, но и к развалу КНР.
Вообще говоря, эти положения из длинных цитат китайского вождя следует взять на карандаш, так как в следующей публикации мы увидим, что Си Цзиньпин сегодня «закручивает гайки» как раз в духе сказанного Дэном.
Мао Цзэдун относил Дэн Сяопина к лидерам так называемых каппутистов - сторонников «капиталистического пути». Это не означает, что он считал Дэн Сяопина сторонником реставрации капитализма в Китае. Мао видел в Дэне прежде всего национально ориентированного политика, а потом уже марксиста и революционера. А поскольку идти по капиталистическому пути, по мнению Мао, куда проще, чем строить социализм, постольку каппутисты постоянно «сваливались к буржуазным приёмам». В этом и проявлялась их умеренность и «правость».
Одним из центральных вопросов противоречия Мао (левых) и каппутистов (правых) был вопрос о социальном строительстве. Мао Цзэдун твёрдо защищал свои представления о том, какими должны быть производственные отношения в Китае, т. е. связи между предприятиями, трудовые отношения и порядок распределения. Он считал правильными максимально нетоварные отношения между предприятиями. Он настаивал на как можно меньшей материальной мотивации и стимуляции, как можно большем революционном пафосе и реализации мобилизационно-политического потенциала масс, особенно молодёжи. Потребление должно быть как можно более аскетичным, а «моральные методы поощрения» как можно значительнее. Дэн Сяопин же и каппутисты холодно относились к социальному строительству вообще, предпочитая использование привычных экономических механизмов материальной стимуляции, хозрасчёта, денежного оборота и т. д. Они видели развитие Китая прежде всего в приумножении производственных мощностей страны, которые сами по себе изменят трудовые отношения, мировоззрение китайцев и приблизят уклад жизни к коммунизму.
Грубо говоря, Мао Цзэдун считал, что центральным звеном так называемых производительных сил являются сами люди, поэтому партия и государство должны менять мировоззрение людей и внедрять «правильные», «научные» формы их трудовых и распределительных отношений. Аскетизм же объяснялся трудным положением страны и необходимостью мобилизационного рывка. Отсюда и приоритет классовой борьбы, прежде всего в области культуры и духовной сферы вообще. Тогда как Дэн Сяопин был уверен в том, что центральным звеном производительных сил являются средства производства: заводы, фабрики и сельхозпредприятия, ― а трудовые отношения следует использовать привычные рыночные. В некотором смысле позиция Мао была в сознательном упорядочивании экономических отношений, а позиция Дэна - в максимальном использовании стихии личных интересов ради роста производства.
Примерно такой же идеологической поворот произошёл и в КПСС при принятии Хрущёвым Третьей программы партии, в которой было зафиксировано, что строительство коммунизма в СССР осуществляется за счёт максимального использования хозрасчёта и денежных отношений. А культурная революция, развитие мировоззрения людей отходили на задний план. Полурелигиозный «Моральный кодекс строителя коммунизма», принятый тогда же, не был увязан с экономическим развитием страны. Хрущёвская политика перекликается с теорией развития производительных сил Дэн Сяопина. Советские предприятия периода Хрущёва и Брежнева по своей экономической архитектуре мало чем отличались от обычных корпораций, отношения между ними и внутри них с работниками строились по принципу рыночного хозрасчёта и оплате по труду. Именно эту линию и развивал в годы перестройки Горбачёв, разрешивший на излёте существования СССР частное предпринимательство.
Правда, в Китае начала 1980-х гг. политика внедрения рынка и допуска иностранных вложений была вполне обоснованна, так как страна объективно отставала в технологическом и военном развитии от США, Европы, в том числе восточной, и СССР. А источников ликвидации отсталости, кроме иностранного капитала, не было. У нас же, напротив, к 1960-м гг. никакого технологического отставания от Запада не наблюдалось, техника была на высоте, страну подняли из руин за жалкие четыре года. Да и почвы для прихода иностранного капитала в условиях диктатуры КПСС не было. Даже если бы Хрущёв открыл СССР для иностранного капитала, западные корпорации бы не имели интереса вкладываться в советскую экономику - цена рабочей силы была слишком высокой, а рынки сбыта слишком конкурентными из-за мощной государственной промышленности. Широкое внедрение рыночных механизмов в СССР привело в конечном счёте к стагнации: перехода к коммунизму без государства, денег, с изобилием и сознательным отношением к труду не наблюдалось, а хозрасчётные механизмы, не давая прежних темпов роста, одних людей раздражали, а других разлагали. Отсюда и диссидентское прозвище брежневской эпохи - «застой».
Кстати говоря, сравнение судьбы СССР и КНР наглядно показывает: концепция наших левых партий, что якобы разрешение частного капитала само по себе развалило СССР, несостоятельна. Здесь оказывается прав Путин, который утверждает, что СССР похоронила собственно КПСС, сдавшая власть в стране вышедшим из её же недр прозападным демократам. Кому об этом лучше знать, если не Путину, который свою политическую карьеру и начал в Питере как раз в среде этих самых демократов.
Таким образом, Дэн Сяопин организовал в Китае свой XX съезд с разоблачением «культа личности» и массовой реабилитацией партийцев (в 1978 г. 22 из 37 министров КНР подвергались репрессиям при Мао и были «правыми»), но, во-первых, он сделал это в несколько другой обстановке, в частности на фоне перегибов «культурной революции» и памяти о неудачах «большого скачка», и, во-вторых, в гораздо более мягкой и продуманной форме. У Хрущёва против Сталина был один аргумент из сферы политики - репрессии в партии и зажим партийной демократии (концепция массовых репрессий Сталина против всего народа возникла позже, при Горбачёве), у Дэна против социалистической линии Мао были также аргументы и в сфере экономики. Существенная часть китайского народа не понимала и не принимала социалистические преобразования периода Мао Цзэдуна, поэтому с ликованием встретила резкий поворот в политике КПК. У нас же ставить под сомнение индустриализацию, коллективизацию, государственное планирование хозяйства при Хрущёве никто бы не посмел. Это стало возможно только в годы горбачёвщины.
Дэн Сяопин в зените своего авторитета даже позволял себе говорить, что с 1958 по 1978 гг. (социалистический период Мао) производительные силы Китая «почти не развивались». Он ссылался на рыночный показатель ВНП на душу населения, что было откровенным передёргиванием и не только грешило против истины, но противоречило даже им же раннее написанной официальной позиции КПК по данному периоду истории. В официальных китайских изданиях по истории эти высказывания Дэна обходят стороной, зато их очень любят приводить на Западе.
Между прочим, постмаоистская КПК официально считает, что разоблачение культа личности Сталина со стороны Хрущёва было правильным по смыслу, но неудачным и ошибочным по способу реализации.
Если же рассматривать официальную позицию постмаоистской КПК по советско-китайской полемике, то она бесконечно далека от оценок самого Мао Цзэдуна и, вообще говоря, может считаться чисто националистической. Идеологические разногласия и теоретические споры сегодня считаются китайцами вторичными, раскол всецело сведён к мнимому «противоречию интересов двух крупных держав». Эта позиция абсолютно несостоятельна, так как в реальности никаких объективных противоречий между интересами советского и китайского народов не было, напротив, СССР и Китай были всецело заинтересованы в наиболее плотной кооперации в рамках «социалистического лагеря», охватывающего в середине XX века практически полмира. Раскол КПСС и КПК носил чисто субъективный характер в связи с тем, что у руководства этих партий были разные представления о строительстве социализма. Как только к власти пришёл Горбачёв с примерно похожей на КПК социально-политической программой, сразу же началось сближение двух стран.
Правда, сегодня, при Си Цзиньпине, происходит ползучий пересмотр истории коммунистического движения и выдвинутых Дэн Сяопином теоретических воззрений, в некотором роде возвращение к «социалистическому наследию» Мао, но об этом будет сказано позже, при рассмотрении текущего положения в Китае и новых тенденций в его экономическом развитии.
Итак, через два года после политического кризиса в КПК, вызванного смертью Мао Цзэдуна и разгромом «четвёрки», Дэн Сяопин и его сторонники инициировали идеологический переворот в партии.
Почему и как «правые» победили «левых» в КПК? Как отмечалось ранее, КПК была по своему организационному строю достаточно демократической организацией, в ней уживались руководители разных взглядов и подходов, фактически существовали фракции. В период «культурной революции» Мао Цзэдун проводил политическую линию «классовой борьбы» не только и не столько через саму партию, сколько опираясь на массовое движение и самоорганизацию сторонников. Это была достаточно уникальная ситуация и оригинальное решение в политической борьбе в условиях социализма. Когда Мао умер, другие руководители «культурной революции» в значительной степени утратили авторитет, стушевались, впали в авантюристическую борьбу за руководство партией. Пытались, по-видимому, захватить всю полноту власти в партии, развернув мощную кампанию в СМИ против каппутистов, но при этом уже не имели возможности массовой мобилизации сторонников «левой линии». В итоге «правые» буквально через месяц после смерти Мао разгромили «четвёрку», арестовав их вместе с активом. Волнений и бунта не последовало. На судебном процессе, состоявшемся спустя четыре года, «четвёрке» вменяли преследование партийных и государственных руководителей, кадровых работников и народных масс, попытку свержения государственной власти, покушение на жизнь Мао Цзэдуна и подготовку вооружённого мятежа и т. д., в общей сложности 52 эпизода. Это был беспрецедентный для Китая процесс, так как девять из десяти обвиняемых - бывшие члены Политбюро.
Суть в том, что «правые», голосуя друг за друга в партии и проводя демократическим путём свои решения, в течение двух лет захватили руководство и окончательно подавили движение «культурной революции». А «левые» проиграли потому, что беспартийная опора на массы возможна только благодаря высочайшему вождистскому авторитету, которого у них не оказалось. «Четвёрка» выглядела на суде жалко. Примерно так же, но по иному сценарию сталинцы (Ворошилов, Молотов, Каганович, Маленков) проиграли хрущёвцам у нас.
В марте 1978 г. произошли два ключевых события. Первое: вернувшийся к власти 73-летний Дэн Сяопин провёл Всекитайский научный конгресс - научную конференцию общегосударственного масштаба, на которой он публично закрепил свою идеологическую линию и завоевал популярность в среде интеллигенции, которая неизменно была объектом нападок в период «культурной революции». Он продвигал идею перенесения центра тяжести государственной политики на модернизацию: «Ключ к осуществлению четырех модернизаций - это научно-техническая модернизация. Развитие современной науки и техники делает их связь с производством все крепче».
Второе: на сессии ВСНП была принята новая конституция, в которой, во-первых, провозглашалось «торжественное завершение Великой пролетарской культурной революции», во-вторых, наряду с классовой борьбой в трёх сферах (экономика, политика, культура) в качестве цели была также вписана модернизация по Дэн Сяопину, в-третьих, были дозволены разные мнения в пределах признания социализма. Конституция стала компромиссной в борьбе «левых» и «правых», между уже Хуа Гофэном, разгромившим «четвёрку», и Дэн Сяопином.
Но уже в декабре 1978 г. на 3-м пленуме ЦК КПК 11-го созыва после активных чисток партии и других организаций от «левых радикалов» (по советским данным, среднее руководящее звено партии было заменено на 80 процентов) быстро возвысившийся Дэн Сяопин выступил с инициативой о пересмотре идеологических установок КПК, в том числе зафиксированных в только что принятой конституции страны.
Этот пленум ЦК КПК стал предвестником политики реформ и открытости, открывшей эпоху «социализма с китайской спецификой». Теоретической основой новой программы развития Китая, как говорилось выше, был экономический детерминизм, а методологической основой стал прагматизм (так называемый реалистический подход к делу).
Как проявлялся этот прагматизм? Власть КПК, в отличие от обычных парламентских партий, ориентирующихся на бизнес-доноров и избирателей, опирается на народные массы, прежде всего на рабочих и крестьян. А что хотят рабочие и крестьяне? Им безразличны социализмы и коммунизмы, они хотят зажиточной жизни. Поэтому Дэн Сяопин посчитал, что ближайшей целью политики КПК должно стать увеличение ВНП на душу населения за счёт «развития производительных сил». А уже на этой основе можно будет думать о достижении коммунизма. Такова была и во многом остаётся логика КПК как партии власти после отказа в 1978 г. от более классических марксистских установок «сталинизма» и «маоизма».
Нельзя не отметить, что идеология «социализма с китайской спецификой» внешне напоминает западные концепции «социального государства» и «общества всеобщего благоденствия», однако, конечно, разница между ними фундаментальная, прежде всего в сфере политики. В Китае диктатура КПК является государственно- и даже национально-образующей, она положена в основание всякой политики вообще, тогда как западные концепции построены на принципах парламентской демократии. Эта разница, вероятно, и обеспечивает устойчивость и живучесть китайского подхода по сравнению с западным, реализация которого оказалась возможной только в небольших странах Северной Европы.
Злые языки любят сравнивать нынешнюю идеологию КПК с национал-социализмом, задвигая под сукно основополагающий принцип фашизма - достижение социализма только для своей нации за счёт гегемонии и порабощения других народов. В Китае полно националистов и расистов даже в КПК, но ничего подобного ни в идеологии партии, ни в государственной политике нет, а «национализм великой нации» запрещён даже конституцией. В отличие, например, от демократичных США, где исключительность американской нации проповедуется каждым новым президентом и введена во многие государственные доктрины.
С теоретической точки зрения политика реформ и открытости Дэн Сяопина признала неверным, что главное противоречие китайского общества - это противоречие между классами, следовательно признавала неверным, что главное звено общественного развития - классовая борьба. Дэн Сяопин утверждал, что главным противоречием китайского общества является «противоречие между постоянно растущими материально-культурными потребностями народа и отсталым общественным производством», следовательно главным звеном общественного развития является модернизация в четырёх областях - сельском хозяйстве, промышленности, обороне и научно-технической сфере, с приоритетом последней.
Дэн Сяопин не отрицал классовую борьбу, как это обычно подаётся в левацкой и «научной» литературе, и не отказывался от концепции абсолютной власти КПК («диктатура пролетариата»). Он признавал наличие классовой борьбы, но отводил ей второстепенную роль. Более того, КПК указывала, что главным условием осуществления политики «внешних сношений» является уничтожение «либерального поветрия». То есть Дэн Сяопин отдавал себе отчёт, что неконтролируемое проникновение иностранного капитала в Китай может привести к политической революции и отстранению КПК от власти. Такая попытка и произошла в пресловутом 1989 г., когда Дэн Сяопин подавил либеральных студентов и рабочих танками.
Вместе с тем сам подход - модернизация в четырёх сферах - не был изобретением Дэн Сяопина. Эта политика была выдвинута ещё в январе 1963 г. Чжоу Эньлаем в связи с технологической отсталостью Китая и реализовывалась в период «культурной революции». Дэн Сяопин же, в отличие от многих своих коллег по партии, считал, что модернизация должна являться центральным звеном общественного развития, что партия и государство должны её поставить в качестве главной цели своей работы. Тем самым он наполнил её новым содержанием в соответствии со своими представлениями о характере развития производительных сил.
Следует отдельно отметить, что эта теория социалистической модернизации, которую прославил Дэн Сяопин, никакого отношения не имеет к модной нынче американской «теории модернизации». У плеяды наших научных сотрудников-китаистов, пишущих для галочки свои «труды», нет более излюбленного издевательства над здравым смыслом, чем рассмотрение китайских «реформ и открытости» через призму этой умозрительной позитивистской концепции, возникшей в недрах американской либеральной интеллигенции по заказу ЦРУ (см. К. Калхун «Теории модернизации и глобализации: кто и зачем их придумывал»). Как только наши китаисты ни изгаляются, чтобы натянуть сову на глобус и представить идеологию и политику КПК как воплощение американского подхода к экономике. Причём эту ересь пишут как прокитайские, так и прозападные авторы.
Сущность теории, которую реализовывал Дэн Сяопин, изложена выше через вполне научную категорию развития производительных сил, а её особенности показаны через сравнение подходов классического и китаизированного марксизма. Модернизация по Дэну и есть рост производства за счёт внедрения технологий и строительства производственных мощностей, как промышленных, так и сельскохозяйственных, на основе вполне рыночных отношений.
Политика Дэн Сяопина в некотором смысле использовала советский опыт НЭП. Сам он говорил, что переход Ленина к новой экономической политике был правильным, а «потом советская модель закостенела». Жаль, что уважаемый китайский руководитель не доводил свои размышления до перспективы отражения нападения фашистской Европы без форсированной индустриализации, коллективизации сельского хозяйства, директивного планирования промышленности и с «пятой колонной» в лице частников: «нэпманов» и «кулаков».
Теоретическая позиция Дэн Сяопина не выглядит логически безупречной, он часто подбирал удобные исторические факты и тенденции, чтобы его «вторая китайская революция» смотрелась обоснованно и убедительно. Это, правда, не означает, что он был неправ, но лишь показывает остроту противодействия со стороны идеологических и политических противников, которая и вынуждала прибегать ко всем возможным аргументам, иногда и не без хитростей.
Ни Ленин, ни Сталин не признавали за переходным периодом социализма. Государство считалось социалистическим, государственная промышленность и немногочисленные совхозы - социалистическими предприятиями, а общественный строй из-за многоукладности экономики - переходным. Новая экономическая политика, по мысли Ленина, была необходима в качестве переходного периода между капитализмом и социализмом, что в частности было обусловлено необходимостью хозяйственного восстановления страны и активным сопротивлением крестьян развёрстке.
В СССР тоже существовали концепции, согласно которым общественный строй при НЭП считался чем-то вроде социализма с советской спецификой, в частности такой точки зрения придерживался Бухарин и его школа. Такая позиция была признана ленинско-сталинским руководством ВКП(б) грубо ошибочной и в конечном счёте запрещена как антипартийная. Здесь следует специально для жертв либеральной пропаганды оговориться, что Бухарина и его сторонников расстреляли вовсе не за идеологические разногласия, а за террористические преступления и попытку заговора. По крайней мере формально.
(с) Анатолий Широкобородов
http://alternatio.org/articles/articles/item/95506-ekonomika-kitaya-perehod-k-rynochnoy-sotsialisticheskoy-ekonomike - цинк