На прошлых выходных - играла в ролевую игру
"Белый снег" про Корниловский мятеж. Ездила в уже проверенной роли c
"1924" и
"Смольного" -
Машей Ветлугиной.
Благодарности и некоторые впечатления -
написала в сообществе игры. Вот несколько игровых зарисовок:
***
Маша приехала в Петроград и обнаружила родительский дом пустым и брошенным. Соседи рассказали, что папа успел отправить маму в Европу, и остался ждать дочь, но был в срочном порядке призван на флот. Рассчитывал вернуться через пару дней, однако...
Маше было некуда пойти. Дом Лазаревых тоже стоял тихим и заброшенным. Оставался последний приют - Смольный.
Маша преподавала танцы и следила за порядком. Она казалось самой себе удивительно похожей на мадемуазель Ларину.
***
Лиза Ланская в солдатской форме оказалась такой же трепетной и благородной - как и на последней встрече в Институте. Держа Лизу в объятиях, Маша вспоминала, как сжимала тонкие пальцы Лизы, когда Маман читала вслух манифест отречения от престола Государя Императора.
***
Маша любила Андрея Вишневского. Она была уверена, что их чувства перенесут все тяготы войны и станут только крепче. Увидев своего жениха в госпитале, залитого кровью и неспособного двигаться, Маша ощутила, что прочная картина ее мира дала трещину.
- Если он останется калекой, это что-то изменит? - спросила Машу перед сном лучшая подруга Ольга.
Маше хотелось ответить "Нет".
Она рисовала себя или счастливой женой офицера: балы, лакеи, шампанское, или безутешной невестой, которая стала вдовой еще до замужества: потоки слез, черное кружево, томное "ах, я не могу без него жить". Стать женой инвалида в 18 лет?
Хотелось поговорить со священником.
***
Иван и Яков раньше были блистательными молодыми кавалерами. Впервые после выпускного бала, Маша увидела их обоих в Николаевским госпитале, когда, пытаясь пересилить себя, сидела у кровати Андрея.
Они огрубели, обзавелись солдатскими манерами и жестким выражением в глазах. Маша поняла, что слегка боится их, тех, кто 17 лет был для нее вместо родных братьев.
Отлегло от сердца, когда Иван принялся своим мягким, плавным голосом читать стихи, а Яков (правда уже на следующий день) - разыграл дурной характер на уроке этикета так ловко, будто участвовал в домашнем театре на даче под Сестрорецком.
Маша очень боялась, что кого-то из братьев искалечат или убьют. Когда Ване зашивали руку, она обнимала его бушлат и утирала слезы рукавом, имея вид настолько жалкий, что суровые генералы не прогнали ее из госпиталя.
***
Андрей поправился и так ловко критиковал большевистский строй, что сердце Маши снова обратилось к нему, терзаемое чувством вины из-за пережитых сомнений.
Когда Андрея снова призвали на фронт - Маша сделала очередной безупречный книксен, а потом выплеснула всю боль разлуки и страх потери на голову трактирной девице Акулине, вздумавшей ныть из-за скуки по мужу.
***
- Яблочки! Прянички медовые! - раздалось из-за двери. Маша чуть не разбила чашку, которую держала в руках. Сон прорвался в реальность и восторжествовал.
***
Мадемуазель Валентина писала письмо. Маша смотрела в окно и говорила, что весь мир - это калейдоскоп из людей, которые подобны осколкам. Мы стягиваем их, пытаемся склеить в знакомые конструкции, и нам кажется, что мы достигаем цельности. Но на самом деле, мы заполняем пустоты иллюзиями. Один миг - и человек мертв. Вместо цветного осколка - черная пустота.
В дортуар вошла баронесса Рейнфарт.
- У меня больше нет сына, - сообщила она. Спускайтесь в салон, медамс, нам пора обсудить новую программу образования.
***
Маша достала из прически жемчужные шпильки и отдала их на медикаменты. Поискала в сумочке деньги - осталось 30 копеек. На одно письмо.
- Прошу Вас, возьмите у меня деньги, их у меня достаточно. - Магдалена протянула Маше 20 рублей. - Вы теперь перестали быть строками на бумаге, не могу же я позволить Вам бедствовать.
Это был жест из любви к любви.
***
Смольный готовился к эвакуации. Китти и Бетси упаковывали трогательные девичьи сувениры: кружевные платочки, фарфоровые чашки, хрестоматию, письма...Маша стояла в углу подобно статуе и прижимала к груди оставленную на память Валентиной икону Серафима Саровского.
- Ты остаешься? - ворвалась в дортуар Ольга.
Маша кивнула.
- Мы будем вам писать! Не забывайте нас! - верещали девочки.
Взмахи рук, вымученные улыбки, быстрые поцелуи. Хлопок двери.
Маша и Оля посмотрели на пустой дортуар. Затем - друг на друга. И бурно разрыдались, впервые за последние месяцы.
Смольный пал.
***
Маша сидела у ног Андрей в Николаевском госпитале. Андрей истекал кровью и рассказывал анекдоты. Машу трясло от ужаса, поэтому она набросила на плечи офицерскую шинель. На госпиталь могли в любой момент напасть, поэтому в руке она держала револьвер. Она никогда не стреляла в людей, но была уверена : ради Андрея - сможет.
Когда Андрея унесли на операционный стол, Маша упала на колени.
Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою: благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.