Apr 09, 2014 23:27
По вечер, вот прямо только что, я лег на красный диван. В моей комнате играла музыка с легким женским голосом, а в соседней - вернувшийся из путешествия брат рассказывал про Японию. И я вдруг неожиданно подсветился какой-то радостью и стал очень довольный, подогреваемый приятными ощущением. А потом, в одно мгновение, я быстро листнул весь день в воспоминаниях и понял, как сегодня все складно и даже волшебно выходило. А открыл я эту мысль и чувство Бродским. Его поэзия превращает зачастую грубый обыденный мир в лирический загадочный и приятно осязаемый мир. В Питере, например, я прогуливался мимо фонтана со Львом, но никогда и близко не чувствовал того, что описывает поэт: этот железный монстр, с описанием крана и ржавчины оживает ночью, и превращаясь в тень играет со своими сородичами до появления первых капель. Или его Джон Дон: все спит- все детали, а потом еще глубже, все ангелы… До чего же изумительна его мысль! И вправду, как он говорил : «Бог говорит языком поэта». Так я лежал на диване и не мог насладиться чувством радости и наполнения, что есть Бродский, и есть другие поэты, но именно сейчас я был очень влюблен в именно в него и его поэзию.
А перед этим лежанием и восхищением, я был на кухне и ел вкусную тушеную капусту, сделанную мамой с прекрасными мясом бараньих ребрышек и слушал удивительные рассказы брата о Японии. Он летел с пересадкой в Арабских Эмиратах, но рейс задержали и ему пришлось шляться по этому вымершему и пустому городу целый день, и ощущения не улучшил даже 5-ти звездочный отель со шведским столом, которое бесплатно было предоставлено агентством. Зато потом была уточненная, удобная, легкая и глубокая, как стих Пушкина Япония. К. жил со веселым студентом, который спал в одежде, приучал брата ходить в туалет сидя, как принято в их стане, и однажды неожиданно оживился и обрадовался, когда брат предложил поужинать за его счет. Потому что у студента, как он впоследствии признавался не было денег. В Токио, как говорит брат, много людей, все стильно выглядят и очень бережно относятся к друг другу. У них уважение к друг другу, а не выпячивание себя как у нас. Факусима пустовата, и там у брата заболела голова, зато остров, куда он поехал потом необычайно обрадовал: там помимо гармоничной красоты, олени, сначала лаково просившие его капусту, а потом пытались в забодать брата, в надежде, что у него в сумке помимо капусты, найдется еще что-нибудь .
Перематывая события в обратном порядке, до дома, я спал несколько станций в метро, облокотив руку на книжку Бродского, которую читал, пока не было сводобных мест. До метро я расспрашивал сотрудницу о поезде в Грецию, она говорила, как местный житель, приставал к ней всюду, и даже бултыхался в воде рядом с ней, и иногда приговаривал : «Рыб ест мою ногу».
И рабочий день тоже удался. Ко мне заходили разные журналисты, и разговор так отлично срастался, что продолжением должна стать хорошая статья, которой я и занимался почти весь день. Еще в нашем кабинете были и другие гости. С ними мы тоже отлично беседовали, быстро находя продолжение шутки, укрепляясь взаимосимпатией.
Обед тоже был хорош. Я весь день хотел рыбы и риса. И мало того, что купил это, и это было вкусно, но и еще в Му-му не заметили, двойную порцию риса. Я, правда, подумал, что из моей кармы все-равно это вычтется, ну да ладно.
А утренняя дорога была скучная, почти неприметная. Запомнил только девушку с плеером, и отвратительную музыку, что доносилась из ее наушников.
И , наконец, возвращаясь к первым воспоминаем утра, нужно отметить несколько деталей: во сне я снова попал на учебу, которую давно оставил, после сна я пробудился довольно бодро, поругался с мамой-она зашла в ванну вперед меня, заставив меня ждать лишние пять минут около окна, и еще я запомнил вкусную манную кашу, которой хотел съесть еще, но подумав о размеренности питания, остановил себя