Хороший вечер, казалось бы, из ничего
Обычное утро понедельника 27 мая началось с усердной зарядки. Кашу было тяжело и долго жевать из-за молока, казавшегося мне плохим, поэтому я и добавил его немного. В метро все те же лица. Вроде, все разные, а какие похожие: полузакрытые глаза, опущенные губы, в тяжелых мытых головах медленные полусонные мысли.
В раздевалке я молча переодеваюсь в желтую рубашку и синие штаны. Рядом со мной сидит девушка с дальнего востока. Её лицо приятно видеть утром. Много разных клиентов. Я весь день опускал голову вниз, чтоб никто не видел, и глубоко зевал. Ходил себя будить в столовую. Съел куриный крем суп, салат из капусты с редиской и два черных кусочка хлеба. День завершился мучительным ненужным собранием. Начальник пугал объяснительными. Так как я их перестал давно бояться, то собрание было нудным вдвойне, тем более, оно вылезло двадцатью минутами за свои рамки в мое честное заработанное время отдыха. Шли вместе с Вероникой к метро. Ели сладкое мороженное. Я, как всегда, плакался о моей не получающейся жизни, опять грезил какой-то счастливой работой. Но эта пленка уже так затерлась, что самому смешно в который раз её включать.
Дома читал об Алексее Михайловиче. Каждому горю и радости , от великого до малого, он находил отклик в своей душе. Конечно, он был « подвижен на гнев», но, быстро отходил и спешил к примирению.
Делал английский. Качал пресс. Ходил в душ. Искал, кто продает карту фитнесс клуба. Позвонил Петруха, попросил посмотреть в окно. Стоило приблизиться, как он своим биноклеическим зрением сразу меня опознал. Вышел на улицу. Там была его мама и дочка. Мама тяжело сидела на скамейке и рассказывала про прошлое. Дочка акробатически и опасно лазила по турникам. Вставала, качалась, быстро перебирала телом, делая иногда очень веселые и неуклюжие движения. Потом села на высокую жердочку и свесила лакированные белые ботиночки с черными носками.
Когда прощались, папа попросил её сказать мне до свидания. Я ждал её взгляда. Она смутилась, быстро слила воедино много букв и слов от волнения, скала «довсиданиядядяж» и убежала в подъезд.
Хороший вечер, казалось бы, из ничего
В раздевалке я молча переодеваюсь в желтую рубашку и синие штаны. Рядом со мной сидит девушка с дальнего востока. Её лицо приятно видеть утром. Много разных клиентов. Я весь день опускал голову вниз, чтоб никто не видел, и глубоко зевал. Ходил себя будить в столовую. Съел куриный крем суп, салат из капусты с редиской и два черных кусочка хлеба. День завершился мучительным ненужным собранием. Начальник пугал объяснительными. Так как я их перестал давно бояться, то собрание было нудным вдвойне, тем более, оно вылезло двадцатью минутами за свои рамки в мое честное заработанное время отдыха. Шли вместе с Вероникой к метро. Ели сладкое мороженное. Я, как всегда, плакался о моей не получающейся жизни, опять грезил какой-то счастливой работой. Но эта пленка уже так затерлась, что самому смешно в который раз её включать.
Дома читал об Алексее Михайловиче. Каждому горю и радости , от великого до малого, он находил отклик в своей душе. Конечно, он был « подвижен на гнев», но, быстро отходил и спешил к примирению.
Делал английский. Качал пресс. Ходил в душ. Искал, кто продает карту фитнесс клуба. Позвонил Петруха, попросил посмотреть в окно. Стоило приблизиться, как он своим биноклеическим зрением сразу меня опознал. Вышел на улицу. Там была его мама и дочка. Мама тяжело сидела на скамейке и рассказывала про прошлое. Дочка акробатически и опасно лазила по турникам. Вставала, качалась, быстро перебирала телом, делая иногда очень веселые и неуклюжие движения. Потом села на высокую жердочку и свесила лакированные белые ботиночки с черными носками.
Когда прощались, папа попросил её сказать мне до свидания. Я ждал её взгляда. Она смутилась, быстро слила воедино много букв и слов от волнения, скала «довсиданиядядяж» и убежала в подъезд.
Хороший вечер, казалось бы, из ничего