Х. Густав "The Old Timers" и крысы
Почитываю книгу Хэсфорда Густава « The Old Timers» (в переводе Филиппенко с милитеры - «Старики»). Если кто не знает, именно по этой книге Стэнли Кубрик заснял оскароносный фильм «Full Metal Jacket» - «Цельнометаллическая оболочка», который входит в одну прямую обойму для М16 фильмов о войне во Вьетнаме вместе с «Апокалипсисом сегодня», «Взводом» и «Охотником на оленей». Фильм и книга о том, как простых американских парней превращают в натренированных убийц для нужд правительства США, но в фильме показана только первая часть приключений военного корреспондента Джокера.
В процессе чтения наткнулся на вот такой эпизод:
Полночь. Скука становится невыносимой. Чили-На-Дом предлагает убить время, замочив пару-другую наших маленьких мохнатых друзей.
Я объявляю: «Крысиные гонки!»
Чили-На-Дом спрыгивает с брезентовой раскладушки и направляется в угол. Он разламывает джонуэйновскую печенюшку. В углу мы сделали треугольный загон, приколотив доску, которая поднимается на шесть дюймов от палубы. В обгоревшей доске проделано небольшое отверстие. Чили-На-Дом запихивает кусочки печенья под доску. Потом он вырубает свет.
Я бросаю Стропиле один из своих ботинок. Ясное дело, он не понимает, что с ним делать. «Что…»
Ш-ш-ш-ш.
Мы сидим в засаде, наслаждаясь предвкушением грядущего зверства. Пять минут. Десять минут. Пятнадцать минут. Наконец вьетконговские крысы начинают выползать из нор. Мы застываем. Крысы мечутся по стропилам, лезут вниз по матерчатым стенкам, спрыгивают на фанерную палубу с негромкими шлепками, бесстрашно передвигаются в темноте.
Чили-На-Дом дожидается, пока все это мельтешение не сосредоточится в углу. Тогда он выпрыгивает из койки и включает верхний свет.
Все, за исключением Стропилы, в ту же секунду вскакивают на ноги и собираются полукругом вокруг угла хибары. Крысы посвистывают и повжикивают, цепляясь розовыми лапками за фанеру. Две или три вырываются на свободу - они настолько храбрые или одуревшие от ужаса (в таких ситуациях мотивы поведения уже несущественны), что бегут прямо по нашим ногам, прорываются между ног и через смертельный строй старательно целящихся ботинок и вонзающихся в пол штыков.
Но большинство крыс сбиваются в кучку под доской.
Мистер Откат достает банку с бензином для зажигалок из своего бамбукового рундука. Он прыскает бензином в дырочку, проделанную в доске.
Дейтона Дейв чиркает спичкой. «Берегись огня в дыре!» Бросает горящую спичку в угол.
Доска с хлопком охватывается пламенем.
Крысы разлетаются из-под доски, как осколки от гранаты, заряженной грызунами.
Крысы охвачены огнем. Крысы превратились в маленьких пылающих камикадзе, они мечутся по фанерной палубе, бегут под шконками, по нашим вещам, носятся по кругу, все быстрее и быстрее, куда попало, лишь бы туда, где нет огня.
- НА ТЕБЕ! - Мистер Откат орет как сумасшедший. - «НА! НА!» Он разрубает крысу напополам своим мачете.
Чили-На-Дом удерживает крысу за хвост, та визжит, а он забивает ее насмерть ботинком.
Я бросаю свой боевой нож в крысу на другой стороне хибары. Здоровенный нож пролетает мимо, втыкается в пол.
Стропила не понимает, что ему делать.
Дейтона Дейв вертится как волчок с винтовкой с примкнутым штыком, идя в атаку на горящую крысу, как истребитель в воздушной схватке. Дейтона преследует безумно мечущуюся зигзагами крысу, крутится на месте, перескакивает через препятствия, с каждым шагом сокращая дистанцию. От наносит по крысе удар прикладом, а затем колет штыком, снова, снова и снова. «Эта на счет идет!»
И вдруг битва кончается, так же неожиданно, как и началась.
После крысиных гонок все сваливаются в изнеможении. Дейтона быстро и шумно дышит. «Уффф. Хороший у них отряд был. Реально крутой. Я уж думал, у меня сердечный приступ случится».
Мистер Откат кашляет, фыркает. «Слышь, салага, сколько на счёт записал?»
Стропила все так же сидит на своей брезентовой койке с моим ботинком в руке. «Я ... нисколько. Все так быстро было».
Мистер Откат смеется: «Слушай, а прикольно иногда убить кого-нибудь, кого разглядеть можно. Ты побыстрее в кондицию входи, салага. В следующий раз крысы будут с оружием в руках».
Дейтона Дейв вытирает лицо грязной зеленой нательной рубашкой. «Да все нормально у салаги будет. Отвали ему халявы. У Стропилы пока инстинкта убийства нет, вот и все. У меня вот есть, я где-то с пятьдесят мог бы на счет занести. Но все знают, что гуковские крысы своих мертвецов с собой утаскивают».
Мы начинаем швырять чем попало в Дейтону Дейва.
«Личный счет»
Забавно, но почти эту же историю рассказывал в 57 школе Анатолий Приставкин, автор «Ночевала тучка золотая», про наших бойцов в Чечне, которые при нем(!) обливали крысу бензином и поджигали.
Из аннотации к переводу: какой-нибудь политрук тут бы напуржил насчёт того, как смело и со вкусом автор вскрывает язвы, как он показывает хорошо продуманную и почти не дающую сбоев систему быстрого превращения юных шпаков в закоренелых хряков, как автор широкими мазками рисует картину всеобщего озверения и разнузданности, недисциплинированного, пьянства и наркомании среди американской военщины. Так бы говорил политрук. А я скажу, что книга серьёзная, честная и местами весьма жуткая. Гас Хэсфорд не только добросовестно вспоминает путь из Мира и обратно, но и размышляет над вопросами, которые многих людей волнуют.
А как вам вот такой эпизод:
Когда мы подлетаем к Хюэ, бортовой пулеметчик закуривает марихуану и стреляет из своего М-60 в крестьянина на рисовых полях под нами. Бортовой пулеметчик длинноволос, усат и совершенного гол, если не считать расстегнутой спортивной гавайской рубашки. На спортивной гавайской рубашке красуется сотня желтых танцовщиц с обручами.
Лачуга под нами расположена в зоне свободного огня - по ней можно стрелять кому угодно и по какой угодно причине. Мы наблюдаем за тем, как крестьянин бежит по мелкой воде. Крестьянин знает одно - его семье нужен рис для еды. Крестьянин знает одно - пули разрывают его тело.
Он падает, и бортовой пулеметчик хихикает
Эпизод вошел в фильм, но пулеметчик там мажет. Как тут не вспомнить хрестоматийный эпизод из творчества покойной А. Политковской: «Как только наверху, над твоей свернувшейся спиной, зависают пикирующие вер¬толеты, земля становится похожей на упокойное ложе. Вот они - вертолеты. Очередной заход. Они спусти¬лись так близко, что видны руки и лица пулеметчиков. Некоторые уверяют, даже глаза. Но это преувеличение от страха. Главное - их ноги, небрежно спущенные в от-крытые люки. Будто они не убивать прилетели, а решили охолонить их, натруженных, в прохладном воздушном потоке. Ноги большие и страшные, подметки тычутся чуть ли не в нас. Между ляжками зажаты дула».
О чем хочется сказать. Вот два эпизода: вьетнамский написан военнослужащим-морпехом, военным корреспондентом. Есть мнение, что сержант Джокер - это сам автор. Лично у меня больше доверия, по понятным причинам, вызывает рассказ Хэсфорда, хотя оба эпизода - чистой воды худлит и относиться к ним надо соответствующе. Удивительно, но в США есть памятник всем убитым американским военнослужащим во Вьетнаме, а уничтожение деревни Сонгми, сброс ядохимикатов и напалма на джунгли, ковровые бомбардировки городов - осуждают, но грязи на армию никто не льет, так было надо. Американцы гордятся своей армией, чтят и помнят своих героев, нация едина. А у нас, благодаря отбросам общества, называющим себя не меньше, чем «совестью нации», создан образ сначала советского, а затем и российского, солдата-убийцы с руками по локоть в крови. Есть ли памятник всем погибшим а Афгане? А Чечне? Писать всякую херню про ВОВ, лить помои на радиостанциях и передачках по зомбоящику - это модно, за это дает денежки Вашингтон. Жуков гнал солдат на минные поля, миллион убитых в берлинской операции, в войне победили уголовники, бойня в Афганистане, кровавый Совок, оккупация Прибалтики и Украины - список подобных высеров клиентов психбольниц можно продолжать до бесконечности. Есть ли будущие у поколения, у нации, у страны, взращенной на ненависти к собственной истории?
В процессе чтения наткнулся на вот такой эпизод:
Полночь. Скука становится невыносимой. Чили-На-Дом предлагает убить время, замочив пару-другую наших маленьких мохнатых друзей.
Я объявляю: «Крысиные гонки!»
Чили-На-Дом спрыгивает с брезентовой раскладушки и направляется в угол. Он разламывает джонуэйновскую печенюшку. В углу мы сделали треугольный загон, приколотив доску, которая поднимается на шесть дюймов от палубы. В обгоревшей доске проделано небольшое отверстие. Чили-На-Дом запихивает кусочки печенья под доску. Потом он вырубает свет.
Я бросаю Стропиле один из своих ботинок. Ясное дело, он не понимает, что с ним делать. «Что…»
Ш-ш-ш-ш.
Мы сидим в засаде, наслаждаясь предвкушением грядущего зверства. Пять минут. Десять минут. Пятнадцать минут. Наконец вьетконговские крысы начинают выползать из нор. Мы застываем. Крысы мечутся по стропилам, лезут вниз по матерчатым стенкам, спрыгивают на фанерную палубу с негромкими шлепками, бесстрашно передвигаются в темноте.
Чили-На-Дом дожидается, пока все это мельтешение не сосредоточится в углу. Тогда он выпрыгивает из койки и включает верхний свет.
Все, за исключением Стропилы, в ту же секунду вскакивают на ноги и собираются полукругом вокруг угла хибары. Крысы посвистывают и повжикивают, цепляясь розовыми лапками за фанеру. Две или три вырываются на свободу - они настолько храбрые или одуревшие от ужаса (в таких ситуациях мотивы поведения уже несущественны), что бегут прямо по нашим ногам, прорываются между ног и через смертельный строй старательно целящихся ботинок и вонзающихся в пол штыков.
Но большинство крыс сбиваются в кучку под доской.
Мистер Откат достает банку с бензином для зажигалок из своего бамбукового рундука. Он прыскает бензином в дырочку, проделанную в доске.
Дейтона Дейв чиркает спичкой. «Берегись огня в дыре!» Бросает горящую спичку в угол.
Доска с хлопком охватывается пламенем.
Крысы разлетаются из-под доски, как осколки от гранаты, заряженной грызунами.
Крысы охвачены огнем. Крысы превратились в маленьких пылающих камикадзе, они мечутся по фанерной палубе, бегут под шконками, по нашим вещам, носятся по кругу, все быстрее и быстрее, куда попало, лишь бы туда, где нет огня.
- НА ТЕБЕ! - Мистер Откат орет как сумасшедший. - «НА! НА!» Он разрубает крысу напополам своим мачете.
Чили-На-Дом удерживает крысу за хвост, та визжит, а он забивает ее насмерть ботинком.
Я бросаю свой боевой нож в крысу на другой стороне хибары. Здоровенный нож пролетает мимо, втыкается в пол.
Стропила не понимает, что ему делать.
Дейтона Дейв вертится как волчок с винтовкой с примкнутым штыком, идя в атаку на горящую крысу, как истребитель в воздушной схватке. Дейтона преследует безумно мечущуюся зигзагами крысу, крутится на месте, перескакивает через препятствия, с каждым шагом сокращая дистанцию. От наносит по крысе удар прикладом, а затем колет штыком, снова, снова и снова. «Эта на счет идет!»
И вдруг битва кончается, так же неожиданно, как и началась.
После крысиных гонок все сваливаются в изнеможении. Дейтона быстро и шумно дышит. «Уффф. Хороший у них отряд был. Реально крутой. Я уж думал, у меня сердечный приступ случится».
Мистер Откат кашляет, фыркает. «Слышь, салага, сколько на счёт записал?»
Стропила все так же сидит на своей брезентовой койке с моим ботинком в руке. «Я ... нисколько. Все так быстро было».
Мистер Откат смеется: «Слушай, а прикольно иногда убить кого-нибудь, кого разглядеть можно. Ты побыстрее в кондицию входи, салага. В следующий раз крысы будут с оружием в руках».
Дейтона Дейв вытирает лицо грязной зеленой нательной рубашкой. «Да все нормально у салаги будет. Отвали ему халявы. У Стропилы пока инстинкта убийства нет, вот и все. У меня вот есть, я где-то с пятьдесят мог бы на счет занести. Но все знают, что гуковские крысы своих мертвецов с собой утаскивают».
Мы начинаем швырять чем попало в Дейтону Дейва.
«Личный счет»
Забавно, но почти эту же историю рассказывал в 57 школе Анатолий Приставкин, автор «Ночевала тучка золотая», про наших бойцов в Чечне, которые при нем(!) обливали крысу бензином и поджигали.
Из аннотации к переводу: какой-нибудь политрук тут бы напуржил насчёт того, как смело и со вкусом автор вскрывает язвы, как он показывает хорошо продуманную и почти не дающую сбоев систему быстрого превращения юных шпаков в закоренелых хряков, как автор широкими мазками рисует картину всеобщего озверения и разнузданности, недисциплинированного, пьянства и наркомании среди американской военщины. Так бы говорил политрук. А я скажу, что книга серьёзная, честная и местами весьма жуткая. Гас Хэсфорд не только добросовестно вспоминает путь из Мира и обратно, но и размышляет над вопросами, которые многих людей волнуют.
А как вам вот такой эпизод:
Когда мы подлетаем к Хюэ, бортовой пулеметчик закуривает марихуану и стреляет из своего М-60 в крестьянина на рисовых полях под нами. Бортовой пулеметчик длинноволос, усат и совершенного гол, если не считать расстегнутой спортивной гавайской рубашки. На спортивной гавайской рубашке красуется сотня желтых танцовщиц с обручами.
Лачуга под нами расположена в зоне свободного огня - по ней можно стрелять кому угодно и по какой угодно причине. Мы наблюдаем за тем, как крестьянин бежит по мелкой воде. Крестьянин знает одно - его семье нужен рис для еды. Крестьянин знает одно - пули разрывают его тело.
Он падает, и бортовой пулеметчик хихикает
Эпизод вошел в фильм, но пулеметчик там мажет. Как тут не вспомнить хрестоматийный эпизод из творчества покойной А. Политковской: «Как только наверху, над твоей свернувшейся спиной, зависают пикирующие вер¬толеты, земля становится похожей на упокойное ложе. Вот они - вертолеты. Очередной заход. Они спусти¬лись так близко, что видны руки и лица пулеметчиков. Некоторые уверяют, даже глаза. Но это преувеличение от страха. Главное - их ноги, небрежно спущенные в от-крытые люки. Будто они не убивать прилетели, а решили охолонить их, натруженных, в прохладном воздушном потоке. Ноги большие и страшные, подметки тычутся чуть ли не в нас. Между ляжками зажаты дула».
О чем хочется сказать. Вот два эпизода: вьетнамский написан военнослужащим-морпехом, военным корреспондентом. Есть мнение, что сержант Джокер - это сам автор. Лично у меня больше доверия, по понятным причинам, вызывает рассказ Хэсфорда, хотя оба эпизода - чистой воды худлит и относиться к ним надо соответствующе. Удивительно, но в США есть памятник всем убитым американским военнослужащим во Вьетнаме, а уничтожение деревни Сонгми, сброс ядохимикатов и напалма на джунгли, ковровые бомбардировки городов - осуждают, но грязи на армию никто не льет, так было надо. Американцы гордятся своей армией, чтят и помнят своих героев, нация едина. А у нас, благодаря отбросам общества, называющим себя не меньше, чем «совестью нации», создан образ сначала советского, а затем и российского, солдата-убийцы с руками по локоть в крови. Есть ли памятник всем погибшим а Афгане? А Чечне? Писать всякую херню про ВОВ, лить помои на радиостанциях и передачках по зомбоящику - это модно, за это дает денежки Вашингтон. Жуков гнал солдат на минные поля, миллион убитых в берлинской операции, в войне победили уголовники, бойня в Афганистане, кровавый Совок, оккупация Прибалтики и Украины - список подобных высеров клиентов психбольниц можно продолжать до бесконечности. Есть ли будущие у поколения, у нации, у страны, взращенной на ненависти к собственной истории?