Жизнь неизвестного актера
Из книги - «Кажется, смешно». Редакционная коллегия: И.Н. Ветров, Н.М. Горчаков, С.А. Калинкин, В.А. Регинин, Я.М. Рудин, Г.Е. Рыклин. Ответственный редактор Г.Е. Рыклин. Посвящается десятилетию Московского театра «Сатиры». Издание Московского театра «Сатиры», Москва, 1935 год.
Яков Михайлович РУДИН
Родился 30 мая 1900 года в Санкт-Петербурге, погиб в октябре 1941 года под Вязьмой в Великой Отечественной войне. Советский драматический актёр, писатель-сатирик, драматург. В 1918 году окончил Высшее театральное училище при Александринском театре. С 1919 года работал в Государственном академическом театре драмы (нынешний Александринский театр), а с 1921 года - в Могилёвском театре. В 1923 переехал в театр «Кривой Джимми» в Москве. С 1924 года в Московском театре Сатиры. Участник дуэта Корф и Рудин.
Так вот
Так вот. Родился я в Петербурге. В день моего рождения у сестры пропала сумочка, у брата бумажник, а у отца часы. К вечеру все эти вещи нашлись в чемоданчике акушерки, но тем не менее вся семья относилась ко мне подозрительно.
Шести лет я починил испорченный электрический звонок - и меня стали звать «инженер». Семи лет я выходил больную кошку - и меня стали звать «доктор». Восьми лет по ошибке выпил бензин - и меня стали звать «химик». Девяти лет я сыграл в любительском спектакле Луку в «Медведе» - и меня стали звать «акробат». Десяти лет я держал экзамен в первый класс гимназии. Когда в классе узнали, что я еврей, меня, по существовавшей традиции, заставили выпить чернила, проглотить резинку и съесть промокательную бумагу. После этой операции я в течение двух недель чувствовал себя магазином канцелярских принадлежностей. Когда я был в пятом классе, у нас организовалась группа любителей театра, и мы решили поставить ученический спектакль.
Нет, папа
Директор разрешил при условии, чтобы роли распределялись по национальностям, то есть православные играли православных, евреи - евреев, татары - татар и т. д. Однако в избранной нами пьесе - «Шутники» Островского - евреев не было, и мне играть не разрешили. Тогда я предложил поставить «Евреи» Чирикова, но для этой пьесы не хватало евреев.
В оперном театре Народного дома были бесплатные места для учащихся. Мое увлечение оперой дошло до того, что я стал петь. В семье к этому искусству отнеслись подозрительно, и отец мне сказал: «По плохой дороге идешь, Яша».
Покончив с гимназией, я с головой бросился в мир искусства. Я был одновременно в музыкальном техникуме, в Академии художеств, в балетной школе и статистом в опере. Однажды у меня произошел с отцом небольшой, но выразительный разговор:
- Ты будешь учиться на инженера?
- Нет, папа.
- На доктора?
- Нет, папа.
- На юриста?
- Нет, папа.
- На кого же ты будешь учиться, идиот?
- На артиста.
- Вон из моего дома, бездельник!
Оригинальный способ
И я ушел. Ушел в оперу на должность мимиста. Мимисты были нововведением в оперном деле. На них лежала обязанность оживлять «мертвую» толпу хора. Хор категорически не хотел «играть». Тогда однажды я придумал оригинальный способ: наступать хористам на ноги. От этого хор задвигался.
К сожалению, этот способ на следующий день, по настоянию хора, был отменен, и мне «...за несогласованное с режиссурой внедрение новых методов динамики» объявлен выговор.
Этот случай лишний раз доказал мне необходимость стать драматическим актером. Я подал заявление в театральное училище. На экзамене я прочел басню, стихотворение и прозу.
- У вас в анкете сказано, что вы служите мимистом, -сказал мне один из экзаменаторов, - так изобразите нам такую мимодраму: вы встречаете своего знакомого и сообщаете ему очень страшную новость, которая его сильно потрясает. А вы, - обратился он к другому экзаменующемуся, - будете этим «знакомым».
Мы вдвоем вышли на сцену, и я начал размахивать руками вращать глазами, шлепать губами и т. п. Мой «знакомый» стоял как дуб, никак не реагируя. Вспомнив свой метод с хором, я со всего размаху наступил ему на ногу. Он дико вскрикнул, подпрыгнул и убежал. На другой день в списке принятых была моя фамилия.
Ну что ж, попробуем
У моего приятеля был бесплатный проезд в Москву и обратно, и мы поехали. Однажды днем я сидел в саду «Эрмитаж» на скамейке и читал монолог Чацкого. Я так увлекся, что не заметил, как рядом сел какой-то человек. Когда я дошел до фразы «Вон из Москвы, сюда я больше не ездок», мой сосед хлопнул меня по плечу и сказал: «Правильно».
- Что правильно?
- Что вы вон из Москвы и сюда больше не ездок. Уж больно много всякого народа наехало.
- Я не всякий. Я артист, - обиделся я.
- Теперь все артисты. А играть некому.
- Было бы что, я б сыграл.
- А вы в этом уверены?
- Уверен.
- Ну что ж, попробуем.
- А вы-то кто, чтоб меня пробовать?
- Я владелец театра «Кривой Джимми». Согласны?
Несколько смущенный этим необычайным приглашением и кривизной Джимми, но соблазненный возможностью служить в Москве, я согласился.
В это время к нам подошел еще один человек.
- Вот, познакомьтесь, - сказал мой новый директор, - это наш режиссер, а это наш новый артист, только что взял.
- Зачем? - спросил режиссер, не глядя на меня и глядя на директора.
- Как зачем? Играть будет.
- Нет, не будет, - отвечал режиссер, не глядя на директора и глядя па меня.
- Но я его уже взял.
- Ну, тогда пусть валяется, - сказал режиссер, не глядя ни на меня, ни на директора.
К новым ролям
Угрозы режиссера «пусть валяется» оправдались. Через несколько месяцев я перестал «валиться» иносказательно и стал валяться буквально, получив роль пьяного. Я с таким остервенением входил в «образ», что без посторонней помощи я не мог выйти обратно.
Театр «Кривой Джимми» был театром синтетическим, актерам приходилось не только играть, но и петь, и танцевать, и даже быть акробатами. В этом отношении группа была на высоте. Все умели все. Мои прежние увлечения музыкой, пением и танцами мне очень помогали. Однажды, «прирабатывая» в каком-то концерте, я встретился со своим директором. Я так мало выступал в театре, что он меня не узнал.
- Послушайте, молодой человек, - сказал он мне, - хотите служить у меня в театре?
- А сколько жалованья?
- А сколько вы хотите?
Я назвал сумму в три раза большую, чем я получал.
- Пожалуйста приходите ко мне завтра в контору, мы все оформим.
С большим волнением на другой день я входил к нему в кабинет, боясь кого-нибудь встретить, кто мог бы рассказать, что я у него уже давно служу.
Новое жалованье привело к новым ролям. Я перестал «валяться».
В 1924 году театр «Кривой Джимми» перешел из частных рук в ведение МОНО и был переформирован в Московский театр Сатиры, куда я вошел и где нахожусь «безвыходно» до сих пор.
Я не знаю, может быть, жизнеописание Щепкина или Тальма интереснее. Но я всю жизнь старался, чтоб моя биография была красочной, яркой и назидательной.
Яков Михайлович РУДИН
Родился 30 мая 1900 года в Санкт-Петербурге, погиб в октябре 1941 года под Вязьмой в Великой Отечественной войне. Советский драматический актёр, писатель-сатирик, драматург. В 1918 году окончил Высшее театральное училище при Александринском театре. С 1919 года работал в Государственном академическом театре драмы (нынешний Александринский театр), а с 1921 года - в Могилёвском театре. В 1923 переехал в театр «Кривой Джимми» в Москве. С 1924 года в Московском театре Сатиры. Участник дуэта Корф и Рудин.
Так вот
Так вот. Родился я в Петербурге. В день моего рождения у сестры пропала сумочка, у брата бумажник, а у отца часы. К вечеру все эти вещи нашлись в чемоданчике акушерки, но тем не менее вся семья относилась ко мне подозрительно.
Шести лет я починил испорченный электрический звонок - и меня стали звать «инженер». Семи лет я выходил больную кошку - и меня стали звать «доктор». Восьми лет по ошибке выпил бензин - и меня стали звать «химик». Девяти лет я сыграл в любительском спектакле Луку в «Медведе» - и меня стали звать «акробат». Десяти лет я держал экзамен в первый класс гимназии. Когда в классе узнали, что я еврей, меня, по существовавшей традиции, заставили выпить чернила, проглотить резинку и съесть промокательную бумагу. После этой операции я в течение двух недель чувствовал себя магазином канцелярских принадлежностей. Когда я был в пятом классе, у нас организовалась группа любителей театра, и мы решили поставить ученический спектакль.
Нет, папа
Директор разрешил при условии, чтобы роли распределялись по национальностям, то есть православные играли православных, евреи - евреев, татары - татар и т. д. Однако в избранной нами пьесе - «Шутники» Островского - евреев не было, и мне играть не разрешили. Тогда я предложил поставить «Евреи» Чирикова, но для этой пьесы не хватало евреев.
В оперном театре Народного дома были бесплатные места для учащихся. Мое увлечение оперой дошло до того, что я стал петь. В семье к этому искусству отнеслись подозрительно, и отец мне сказал: «По плохой дороге идешь, Яша».
Покончив с гимназией, я с головой бросился в мир искусства. Я был одновременно в музыкальном техникуме, в Академии художеств, в балетной школе и статистом в опере. Однажды у меня произошел с отцом небольшой, но выразительный разговор:
- Ты будешь учиться на инженера?
- Нет, папа.
- На доктора?
- Нет, папа.
- На юриста?
- Нет, папа.
- На кого же ты будешь учиться, идиот?
- На артиста.
- Вон из моего дома, бездельник!
Оригинальный способ
И я ушел. Ушел в оперу на должность мимиста. Мимисты были нововведением в оперном деле. На них лежала обязанность оживлять «мертвую» толпу хора. Хор категорически не хотел «играть». Тогда однажды я придумал оригинальный способ: наступать хористам на ноги. От этого хор задвигался.
К сожалению, этот способ на следующий день, по настоянию хора, был отменен, и мне «...за несогласованное с режиссурой внедрение новых методов динамики» объявлен выговор.
Этот случай лишний раз доказал мне необходимость стать драматическим актером. Я подал заявление в театральное училище. На экзамене я прочел басню, стихотворение и прозу.
- У вас в анкете сказано, что вы служите мимистом, -сказал мне один из экзаменаторов, - так изобразите нам такую мимодраму: вы встречаете своего знакомого и сообщаете ему очень страшную новость, которая его сильно потрясает. А вы, - обратился он к другому экзаменующемуся, - будете этим «знакомым».
Мы вдвоем вышли на сцену, и я начал размахивать руками вращать глазами, шлепать губами и т. п. Мой «знакомый» стоял как дуб, никак не реагируя. Вспомнив свой метод с хором, я со всего размаху наступил ему на ногу. Он дико вскрикнул, подпрыгнул и убежал. На другой день в списке принятых была моя фамилия.
Ну что ж, попробуем
У моего приятеля был бесплатный проезд в Москву и обратно, и мы поехали. Однажды днем я сидел в саду «Эрмитаж» на скамейке и читал монолог Чацкого. Я так увлекся, что не заметил, как рядом сел какой-то человек. Когда я дошел до фразы «Вон из Москвы, сюда я больше не ездок», мой сосед хлопнул меня по плечу и сказал: «Правильно».
- Что правильно?
- Что вы вон из Москвы и сюда больше не ездок. Уж больно много всякого народа наехало.
- Я не всякий. Я артист, - обиделся я.
- Теперь все артисты. А играть некому.
- Было бы что, я б сыграл.
- А вы в этом уверены?
- Уверен.
- Ну что ж, попробуем.
- А вы-то кто, чтоб меня пробовать?
- Я владелец театра «Кривой Джимми». Согласны?
Несколько смущенный этим необычайным приглашением и кривизной Джимми, но соблазненный возможностью служить в Москве, я согласился.
В это время к нам подошел еще один человек.
- Вот, познакомьтесь, - сказал мой новый директор, - это наш режиссер, а это наш новый артист, только что взял.
- Зачем? - спросил режиссер, не глядя на меня и глядя на директора.
- Как зачем? Играть будет.
- Нет, не будет, - отвечал режиссер, не глядя на директора и глядя па меня.
- Но я его уже взял.
- Ну, тогда пусть валяется, - сказал режиссер, не глядя ни на меня, ни на директора.
К новым ролям
Угрозы режиссера «пусть валяется» оправдались. Через несколько месяцев я перестал «валиться» иносказательно и стал валяться буквально, получив роль пьяного. Я с таким остервенением входил в «образ», что без посторонней помощи я не мог выйти обратно.
Театр «Кривой Джимми» был театром синтетическим, актерам приходилось не только играть, но и петь, и танцевать, и даже быть акробатами. В этом отношении группа была на высоте. Все умели все. Мои прежние увлечения музыкой, пением и танцами мне очень помогали. Однажды, «прирабатывая» в каком-то концерте, я встретился со своим директором. Я так мало выступал в театре, что он меня не узнал.
- Послушайте, молодой человек, - сказал он мне, - хотите служить у меня в театре?
- А сколько жалованья?
- А сколько вы хотите?
Я назвал сумму в три раза большую, чем я получал.
- Пожалуйста приходите ко мне завтра в контору, мы все оформим.
С большим волнением на другой день я входил к нему в кабинет, боясь кого-нибудь встретить, кто мог бы рассказать, что я у него уже давно служу.
Новое жалованье привело к новым ролям. Я перестал «валяться».
В 1924 году театр «Кривой Джимми» перешел из частных рук в ведение МОНО и был переформирован в Московский театр Сатиры, куда я вошел и где нахожусь «безвыходно» до сих пор.
Я не знаю, может быть, жизнеописание Щепкина или Тальма интереснее. Но я всю жизнь старался, чтоб моя биография была красочной, яркой и назидательной.