От Аристофана до Шкваркина
Из книги - «Кажется, смешно». Редакционная коллегия: И.Н. Ветров, Н.М. Горчаков, С.А. Калинкин, В.А. Регинин, Я.М. Рудин, Г.Е. Рыклин. Ответственный редактор Г.Е. Рыклин. Посвящается десятилетию Московского театра «Сатиры». Издание Московского театра «Сатиры», Москва, 1935 год.
Почти исторический очерк.
Аркадий Сергеевич БУХОВ
Родился 26 января 1889 года в Уфе, расстрелян 7 октября 1937 года в Москве. Русский советский писатель, сатирик, фельетонист. Широкая известность пришла к Аркадию Бухову во время сотрудничества с журналами «Сатирикон» и «Новый Сатирикон».
Художник Константин Павлович РОТОВ
Начало комедии.
Даже суровая древнегреческая общественность не смогла уследить за Аристофаном... и старик успел написать сорок четыре комедии. Покойный впоследствии долго оправдывался, что у него на это ушло семьдесят два года, но факт остается фактом. Комедия пробралась на сцену, и все последствия этой неприятности мы расхлебываем еще до сих пор.
Не будем долго останавливаться на Аристофане. Из его сорока четырех пьес до нас дошли только одиннадцать, да и то в таких переводах, что напоминают рассказы Пильняка, свободно переложенные на сербо-хорватский диалект. В аристофановских пьесах преобладает форма диалога, то есть когда на сцене один человек увлекательно говорит веселые глупости, а другой их мутно опровергает. Этот приемчик был наше время широко использован гомецовскими эстрадными авторами для сугубо идеологических номеров. С чисто аристофановской находчивостью с они выводили обывателя в клетчатых штанах, который раскатистым тенорком веселил контрамарочников сомнительными анекдотами, а его собеседник в кепке и с производственным портфелем разбивал его цитатами из районного постановления о стопроцентном засоле рыбы во время осенней путины. После этого - уже не по Аристофану, а в порядке самодеятельности - они танцевали чечетку под частушки о коопремонте...
Пьесы свои Аристофан ставил на открытом воздухе. Профессиональных театров тогда еще не было. Многие не верят в такое счастливое время, но факт - как мы уже указали - остается фактом. Не считаясь с погодой, зрители ходили в цирк и даже под дождем досматривали комедии до конца. Недостаток крыши искупало наличие сюжета в пьесах, чем античная комедия зачастую отличалась от современной. А если к этому добавить, что древнегреческая театральная администрация не допускала порчи пьес режиссерами и давки у вешалок, которых тогда еще не было, посещаемость античных зрелищ объясняется очень легко и просто.
Лопе-де-Вега как таковой.
Теперь смело шагнем от Аристофана к Лопе-де-Вега.
По свидетельству энциклопедических словарей, Лопе-де-Вега написал 1800 пьес.
Первая половина его пьес - комедии. Вторая - тоже. Он считается родоначальником пьес с запутанной интригой, то есть таких, где сюжет не известен еще до поднятия занавеса, а распутывается лишь к половине акта. Некоторые из современных драматургов еще не усвоили приемов Лопе-де-Вега и держат зрителя в напряжении лишь до появления на сцене героя и героини. Увидев их, современный хитрый зритель сразу догадывается по усам и головному убору, кто из них переродится в четвертом акте, кто разложится во втором и кто перекуется в начале третьего.
Каким образом хитрый испанец Лопе-де-Вега словчился написать 1800 пьес, никто не знает. По-видимому, в то глухое время в Испании не было театральных дискуссий и высокого авторского гонорара, так что драматургу воленс-ноленс приходилось работать, хотя бы он и был признан в своем театральном районе гением и посажен на подножные лавры.
Шекспир и его подробности.
После Лопе-де-Вега у нас на очереди Шекспир и Мольер как создатели комедии нравов.
Шекспир был первым автором, до которого не было Шекспира. Поэтому его никто не упрекал, что он еще не дорос до Шекспира. Воспользовавшись этим удобным случаем, он написал ряд веселых комедий, часть которых еще не искажена современными постановками. Очень популярен Шекспир трагедией «Гамлет», которая была написана им еще в шестнадцатом веке и погибла лишь в наши дни в театре имени Вахтангова.
Некоторые историки искусств утверждают, что Шекспира вообще не было. И что пьесы за него писали сами актеры. Может быть, это было и так. В наше время тоже наблюдаются случаи, когда от автора остается только нумерация явлений в четвертом акте, две ремарки и несколько фамилий: одна его собственная на афише и четыре для действующих лиц без слов. Но вообще отрицание существования Шекспира - довольно вредная теорийка, которую, как это говорится в дискуссиях, следует хлопнуть по рукам. Сегодня мы не поверим в Шекспира, завтра в Аристофана, a после завтра очередь дойдет и до отрицания автора «Ярости», Евгения Яновского. Из чего же тогда трудолюбивый исследователь будет сколачивать историю театра?
Мольер.
Не менее Шекспира популярен как автор комедии нравов и Мольер. В школах он у нас не проходится, так как вытеснен в хрестоматии поэтом Джеком Алтаузеном, в театрах, очевидно, крепкой связи с дирекциями не имеет и критикой замалчивается как автор, не подающий надежд. Поэтому не будем и мы идти против течения и ограничимся лишь краткой похвалой по адресу этого способного драматурга. Мы оптимисты и верим, что советский зритель еще увидит Мольера, хотя бы на сцене Мюзик-холла, с включением в текст необходимого количества партерных акробатов, свистунов и музыкальных эксцентриков.
Итак, нами установлено, что имеется комедия интриги и комедия нравов. Теперь, когда автор в достаточной мере показал свою научную эрудицию и завоевал себе право на участие в любой театральной дискуссии и в банкете с горячими закусками после нее, он находит возможным перейти непосредственно к русской комедии.
Красивый переход.
Не считая «Чужого ребенка» (Вас. Вас. Шкваркина), к наиболее популярным комедиям следует отнести «Недоросля» Фонвизина, «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизора» Гоголя и несколько пьес А.Н. Островского, написанных последним для открытия сезона в московских театрах в 1934 и 1935 годах.
«Недоросль» и его значение.
Содержание комедии Фонвизина «Недоросль» достаточно общеизвестно. Удачно минован театр В.Э. Мейерхольда, она дошла до нас без вставки в текст Петра II, Фридриха Барбароссы и тетки Фонвизина в качестве действующих лиц. Смысл ее краток: молодой человек, Митрофанушка, не хочет учиться географии. Так как комедия написана еще до постановления о полной замене учебников географии новыми, поведение молодого человека вполне понятно. Следовательно, «Недоросль» проблемной комедией никак считать нельзя.
Комедии нравов.
Еще более популярна комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума», известная у нас под псевдонимом «Горе уму». Автором спектакля был тот же упомянутый Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Автором текста временно оставлен Грибоедов. Комедия написана стихами досельвинской эры, вследствие чего удобочитаема и удобопонимаема без построчного перевода. Вся она сатира на старые московские нравы и наполнена готовыми цитатами, которыми охотно пользуются некоторые фельетонисты, приписывая их Салтыкову-Щедрину или персидскому поэту Фердоуси попеременно.
Значение «Ревизора» Николая Васильевича Гоголя не вызывает сомнения даже при сравнении этой комедии с наиболее шумными гвоздями последних сезонов.
Текст гоголевской комедии как-то легче запоминается. В этом отношении значительно больше повезло комедии Л. Славина «Интервенция», текст анекдотов которой хорошо запомнился зрителям еще лет за десять до её появления на сцене.
И, наконец, комедия А.Н. Островского, дающие широкую возможность показать на сцене старый быт, а не пользуемый в других пьесах ассортимент заслуженных деятелей искусства - на афише.
Больше об Островском говорить не будем. Если о нем нет ни слова даже в пышных семейных дневниках В. Киршона, назидательно опубликованных А.Н. Афиногеновым в «Театре и драматургии», - стоит ли и нам осложнять Островским этот маломощный исследовательский труд о сатире на сцене?
Недавнее время.
Сатирическая пьеса в предреволюционное время функционировала в тех же трех естествах, теоретически обоснованных нами несколько раньше: в виде комедии интриг, комедии нравов и, наконец, в третьем, связанном с садом и буфетом естестве - в обозрении.
В описываемое нами время комедия интриг носила сокращенное название ф а р с. Как увидит читатель дальше, особо заостренной социальной сатиры в фарсе не было. Авторы этих драматургических произведений, выводя на авансцену двуспальные кровати и темноту в глубине, редко задумывались над вопросом, по кому они бьют. Обычное содержание фарса таково: умирает старый граф. Его наследник, желая вызвать к умирающему зубного врача, попадает в спальню незнакомых новобрачных. Удивленный этим обстоятельством, он лезет в платяной шкаф, где и сталкивается с зубным врачом, который туда попал, испугавшись кошки. Их обоих выручает горничная, которая оказывается графиней. Просыпается новобрачная и тожe оказывается графиней. Потом просыпается новобрачный и тоже оказывается графиней. Только один зубной врач не оказывается графиней и поэтому женится на горничной. Старый граф выздоравливает и, под занавес, оставляет наследство и танцует с зубным врачом.
В столицах такие фарсы шли под скромным названием «Жизнь на фу-фу или зубной врач в шкафу». В губернских городах название их было более динамично: «Наследник под кроватью», а в уездных короче, нo эффектнее; «Папашка умирает».
Теакритика того времени не оставляла без внимания все эти ценные проявления сатиры и юмора на сцене. Обычная рецензия о фарсе выглядит так.
«Вчера мы не без интереса просмотрели новый фарс «Граф Мальбрук бед собственных брюк» («Дамочки и ямочки»). По своему существу этот фарс - острая сатира на домовладельцев, уезжающих закупать сырой лес. Во втором акте очень мило раздевалась эффектная г-жа Пышецкая и тонко блеснул нюансами в сцене под столом г. Сицын (маркиз Сидубо). Остальные были на местах. Очень смешил изысканного зрителя г. Дратукин (из- возчик Вавила), пропевший женским голосом куплеты. Спасибо талантам, скрашивающим наши отдыхи! Тиран Сиракузский.»
Бытовые комедии.
Но не будем односторонними в своей характеристике недавнего театрального прошлого. Были не только фарсы. Были и комедии нравов. Исправлением нравов заведовал преимущественно юморист Мясницкий, автор Билибин и театральная библиотека Рассохина.
По своему содержанию типичная комедия нравов представляла собой приблизительно следующее.
Генерал в отставке сидит на веранде, пьет чай, читает газету, вяжет чулок и разговаривает вслух. Его дочь подслушивает, что генерал готов отдать ее замуж даже за простого подпоручика, если тот поможет ему вспомнить, как звали сивую полковую кобылу в 23 уланском полку в 1892 году.
- Папа, - умоляет дочь, - отдай меня за подпоручика Сапогова.
- Нет, - твердо отвечает отец, - пока я не умер, ты выйдешь только за штабс-капитана и ни копейки меньше.
Тогда дочка с подпоручиком Сапоговым узнают как звали кобылу. Сапогов приходит к генералу и радостно кричит:
- Ваше превосходительство! «Машка»! Сивая! Подрезанная грива! На одну ногу хромала! Отдайте мне вашу дочь!
Растроганный генерал отдает ему дочь и кончает комедию нравов длинным гражданским монологом, утверждающим, что не в штабс-капитане счастье и что подпоручики - тоже люди. Иногда, правда не часто, комедия нравов того времени дерзко и запальчиво разоблачала алчность и происки младших полицейских чинов и городских землемеров. Но в случае острого удара по приставам и купцам-мануфактуристам сатирическое жало комедии слегка смягчалось и действие переносилось на север Италии.
После таких комедий взволнованные городские либералы разъезжались из театра по домам - вскладчину на одном извозчике - и взволнованно говорили.
- Прекрасно! В воздухе пахнет конституцией! Вы видели, как полицмейстер побледнел и побежал пить пиво? Будет у нас ответственное министерство! У меня даже нога заныла к перемене погоды!
Обозрения.
Наконец, нельзя не упомянуть об обозрениях того времени как о третьем сатирическом естестве на сцене.
Наиболее памятно нам за последнее двадцатилетие до революции популярное обозрение «Подтяжки сорваны», беспощадно бичующее городские литературные язвы современности. Это был мощный взлет сатиры в семи картинах с танцами и хоровыми куплетами. Остальные - предыдущие и последующие - обозрения только робко копировали этот шедевр.
Первый удар обозрения хлестко прошелся по вегетарианству. Герой обозрения пел куплеты под громкие аплодисменты зрителей:
«Не велит нам Лев Толстой
Есть из мяса суп густой,
Я ж, мадам, советую:
Питайтеся котлетою».
Затем ювеналов бич сатиры вышибал из насиженного места мостовые и водопровод. Тот же герой обозрения докладывал публике в звучных строфах:
«Ах, Париж - моя стихия:
В нем пикантный весь народ.
Есть в Чикаго мостовые,
А у нас наоборот».
Дальше в обозрении сатира лилась неумолимым ливнем. «На дешевой распродаже не купил я ситцу даже», - разоблачал обозренческий комик происки мануфактуристов первой гильдии. «Весь я город обошла, а дантиста не нашла», - жаловалась на социальную несправедливость героиня. «Пирожок подаст лакей чисто, аккуратно, если ж встретишь в нем червей, - это уж бесплатно», - поддерживал обозренческий хор общий тон запальчивых разоблачений. Затем обидно досталось извозчикам за высокоплатность проезда в гости, дворникам - за незаконную дремоту на посту, полотерам - да неаккуратное натирание жилых помещений и всем остальным ответственным элементам - за допускаемые ими частные и государственные ошибки.
☼ ☼ ☼
Преодоление трудностей.
Поставив три звездочки, автор переходит к Московскому театру Сатиры.
Не будем подробно описывать историю театра Сатиры. Пусть за нас это сделают другие церемониймейстеры юбилея. Отметим лишь некоторые моменты, более близкие авторам чем его зрителям илы администрации.
Как известно, написать сатирическую пьесу гораздо труднее, чем обыкновенную драму. В драме всегда можно избежать содержания, заменив его большим количеством действующих лиц. В драме завязка и развязка при наличии опытного режиссера могут быть зачастую заменены стильными декорациями и музыкой за сценой. Что же касается остального, то искусно вклеенные и разбитые на голоса передовые из прошлогоднего комплекта газеты «3а водный транспорт» не раз уже заменяли недостающий в драме образный текст и живых людей. А так как дискутировать на столбцах печати с прошлогодними передовыми - затруднительно и грустно для мастера критического пера, то зачастую такая декоративно-музыкальная драма все равно вызывала с их стороны определение, что она - шаг вперед. Изредка даже ловкий старичок Шекспир ухитрялся получать дружеское критическое напоминание, что его персонажи - это шаг вперед в описании живых людей нашей эпохи.
Шаги вперед и назад.
Совершенно другое дело с сатирической пьесой. Писать ее трудно. Здесь подробной ремаркой «Подходит к двери слева и преображается в нового человека» не отделаешься. Здесь хоровое деление действующих лиц на а) зажиточных, б) маломощных вредителей и в) честных работников иглы и прилавка не может иметь места. И даже в массовых сценах каждый должен что-либо говорить или по крайней мере вертеть стулом, а не взмывать руками и трясти головой под шумные тирады героя.
Тем более, что любая сатирическая пьеса под тонким анализом каждого из упомянутых уже мастеров критического пера - всегда шаг назад.
В цирке, например, шаг назад - это слон, акробаты, клоуны, песок на арене. Не шагом назад здесь была бы лишь постановка мистерии с речевым хором и водяным фонтаном. Да и то без участия цирковых артистов, а лишь при помощи световых эффектов.
На эстраде шаг назад тоже решительно все. Злободневные монологи напоминают цыганские романсы 1884 года. Скетчи - чечотку 1893 года, отрывки из пьес - пошлые куплеты 1912 года, и даже стихи Пушкина - шаг назад, потому что вместо него можно читать Уткина, а последний - шаг назад, потому что вместо него можно читать Пушкина.
При таком отношении мастеров критического пера ко всему, что не драма, писать сатирическую пьесу в одиночку долго никто не решался. И для «Сатиры» начали их писать вдвоем. Сначала их писали Гутман и Типот. Потом положение на авторском фронте редко заменилось, и писать стали не Д. Гутман с В. Типотом, а наоборот: В. Типот с Д. Гутманом.
Соавторы.
Вскоре их сменили другие монолитные колонны соавторов. Бывали даже такие случаи, когда обозрения писали только соавторы, при полном отсутствии автора, а при вызовах во время премьеры на сцену выходило такое количество создателей пьесы, что актеры уходили в оркестр, для того чтобы очистить место на сцене. Программа одного из обозрений была даже специально выпущена небольшой брошюрой, в которой на последней страничке был список действующих лиц, а на тридцати семи предыдущих - список соавторов убористым шрифтом. В конце его стояло: «Продолжение следует».
И, тем не менее, несмотря на мощные усилия мастеров сатирического пера пробиться через сомкнутую колонну мастеров теакритического пера, последние торжествующе и заунывно объявляли каждую постановку шагом назад. Были, конечно, и исключения, но настолько малочисленные, что дирекция театра уже так привыкла к теакритическим приговорам, что при заказах репертуара формулировала их не без легкой дрожи н опасения:
- Приготовьте нам к декабрю злободневный шаг назад в девяти картинах с музыкой или бытовой шаг назад на три действия с пением.
Потом в этой области стало легче. Теакритики перестали обижаться на смех. Сначала они выбегали н фойе и там, спрятавшись за мраморным Аполлоном и выставкой макетов, смеялись утробным смехом. Затем смеялись, уже оставаясь в партере. Некоторые даже перегнули палку и стали упрекать Шекспира за отсутствие жизнерадостности и бытового юмора в сцене удушения Дездемоны. Во всяком случае о шагах назад при упоминании о юморе на сцене писать перестали. Это подняло н глазах широких масс трудящихся не столько сценический юмор, сколько самих теакритиков.
На этом моменте, благополучном для всех театральных жанров сатирического искусства, автор и хочет закончить свой труд.
Почти исторический очерк.
Аркадий Сергеевич БУХОВ
Родился 26 января 1889 года в Уфе, расстрелян 7 октября 1937 года в Москве. Русский советский писатель, сатирик, фельетонист. Широкая известность пришла к Аркадию Бухову во время сотрудничества с журналами «Сатирикон» и «Новый Сатирикон».
Художник Константин Павлович РОТОВ
Начало комедии.
Даже суровая древнегреческая общественность не смогла уследить за Аристофаном... и старик успел написать сорок четыре комедии. Покойный впоследствии долго оправдывался, что у него на это ушло семьдесят два года, но факт остается фактом. Комедия пробралась на сцену, и все последствия этой неприятности мы расхлебываем еще до сих пор.
Не будем долго останавливаться на Аристофане. Из его сорока четырех пьес до нас дошли только одиннадцать, да и то в таких переводах, что напоминают рассказы Пильняка, свободно переложенные на сербо-хорватский диалект. В аристофановских пьесах преобладает форма диалога, то есть когда на сцене один человек увлекательно говорит веселые глупости, а другой их мутно опровергает. Этот приемчик был наше время широко использован гомецовскими эстрадными авторами для сугубо идеологических номеров. С чисто аристофановской находчивостью с они выводили обывателя в клетчатых штанах, который раскатистым тенорком веселил контрамарочников сомнительными анекдотами, а его собеседник в кепке и с производственным портфелем разбивал его цитатами из районного постановления о стопроцентном засоле рыбы во время осенней путины. После этого - уже не по Аристофану, а в порядке самодеятельности - они танцевали чечетку под частушки о коопремонте...
Пьесы свои Аристофан ставил на открытом воздухе. Профессиональных театров тогда еще не было. Многие не верят в такое счастливое время, но факт - как мы уже указали - остается фактом. Не считаясь с погодой, зрители ходили в цирк и даже под дождем досматривали комедии до конца. Недостаток крыши искупало наличие сюжета в пьесах, чем античная комедия зачастую отличалась от современной. А если к этому добавить, что древнегреческая театральная администрация не допускала порчи пьес режиссерами и давки у вешалок, которых тогда еще не было, посещаемость античных зрелищ объясняется очень легко и просто.
Лопе-де-Вега как таковой.
Теперь смело шагнем от Аристофана к Лопе-де-Вега.
По свидетельству энциклопедических словарей, Лопе-де-Вега написал 1800 пьес.
Первая половина его пьес - комедии. Вторая - тоже. Он считается родоначальником пьес с запутанной интригой, то есть таких, где сюжет не известен еще до поднятия занавеса, а распутывается лишь к половине акта. Некоторые из современных драматургов еще не усвоили приемов Лопе-де-Вега и держат зрителя в напряжении лишь до появления на сцене героя и героини. Увидев их, современный хитрый зритель сразу догадывается по усам и головному убору, кто из них переродится в четвертом акте, кто разложится во втором и кто перекуется в начале третьего.
Каким образом хитрый испанец Лопе-де-Вега словчился написать 1800 пьес, никто не знает. По-видимому, в то глухое время в Испании не было театральных дискуссий и высокого авторского гонорара, так что драматургу воленс-ноленс приходилось работать, хотя бы он и был признан в своем театральном районе гением и посажен на подножные лавры.
Шекспир и его подробности.
После Лопе-де-Вега у нас на очереди Шекспир и Мольер как создатели комедии нравов.
Шекспир был первым автором, до которого не было Шекспира. Поэтому его никто не упрекал, что он еще не дорос до Шекспира. Воспользовавшись этим удобным случаем, он написал ряд веселых комедий, часть которых еще не искажена современными постановками. Очень популярен Шекспир трагедией «Гамлет», которая была написана им еще в шестнадцатом веке и погибла лишь в наши дни в театре имени Вахтангова.
Некоторые историки искусств утверждают, что Шекспира вообще не было. И что пьесы за него писали сами актеры. Может быть, это было и так. В наше время тоже наблюдаются случаи, когда от автора остается только нумерация явлений в четвертом акте, две ремарки и несколько фамилий: одна его собственная на афише и четыре для действующих лиц без слов. Но вообще отрицание существования Шекспира - довольно вредная теорийка, которую, как это говорится в дискуссиях, следует хлопнуть по рукам. Сегодня мы не поверим в Шекспира, завтра в Аристофана, a после завтра очередь дойдет и до отрицания автора «Ярости», Евгения Яновского. Из чего же тогда трудолюбивый исследователь будет сколачивать историю театра?
Мольер.
Не менее Шекспира популярен как автор комедии нравов и Мольер. В школах он у нас не проходится, так как вытеснен в хрестоматии поэтом Джеком Алтаузеном, в театрах, очевидно, крепкой связи с дирекциями не имеет и критикой замалчивается как автор, не подающий надежд. Поэтому не будем и мы идти против течения и ограничимся лишь краткой похвалой по адресу этого способного драматурга. Мы оптимисты и верим, что советский зритель еще увидит Мольера, хотя бы на сцене Мюзик-холла, с включением в текст необходимого количества партерных акробатов, свистунов и музыкальных эксцентриков.
Итак, нами установлено, что имеется комедия интриги и комедия нравов. Теперь, когда автор в достаточной мере показал свою научную эрудицию и завоевал себе право на участие в любой театральной дискуссии и в банкете с горячими закусками после нее, он находит возможным перейти непосредственно к русской комедии.
Красивый переход.
Не считая «Чужого ребенка» (Вас. Вас. Шкваркина), к наиболее популярным комедиям следует отнести «Недоросля» Фонвизина, «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизора» Гоголя и несколько пьес А.Н. Островского, написанных последним для открытия сезона в московских театрах в 1934 и 1935 годах.
«Недоросль» и его значение.
Содержание комедии Фонвизина «Недоросль» достаточно общеизвестно. Удачно минован театр В.Э. Мейерхольда, она дошла до нас без вставки в текст Петра II, Фридриха Барбароссы и тетки Фонвизина в качестве действующих лиц. Смысл ее краток: молодой человек, Митрофанушка, не хочет учиться географии. Так как комедия написана еще до постановления о полной замене учебников географии новыми, поведение молодого человека вполне понятно. Следовательно, «Недоросль» проблемной комедией никак считать нельзя.
Комедии нравов.
Еще более популярна комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума», известная у нас под псевдонимом «Горе уму». Автором спектакля был тот же упомянутый Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Автором текста временно оставлен Грибоедов. Комедия написана стихами досельвинской эры, вследствие чего удобочитаема и удобопонимаема без построчного перевода. Вся она сатира на старые московские нравы и наполнена готовыми цитатами, которыми охотно пользуются некоторые фельетонисты, приписывая их Салтыкову-Щедрину или персидскому поэту Фердоуси попеременно.
Значение «Ревизора» Николая Васильевича Гоголя не вызывает сомнения даже при сравнении этой комедии с наиболее шумными гвоздями последних сезонов.
Текст гоголевской комедии как-то легче запоминается. В этом отношении значительно больше повезло комедии Л. Славина «Интервенция», текст анекдотов которой хорошо запомнился зрителям еще лет за десять до её появления на сцене.
И, наконец, комедия А.Н. Островского, дающие широкую возможность показать на сцене старый быт, а не пользуемый в других пьесах ассортимент заслуженных деятелей искусства - на афише.
Больше об Островском говорить не будем. Если о нем нет ни слова даже в пышных семейных дневниках В. Киршона, назидательно опубликованных А.Н. Афиногеновым в «Театре и драматургии», - стоит ли и нам осложнять Островским этот маломощный исследовательский труд о сатире на сцене?
Недавнее время.
Сатирическая пьеса в предреволюционное время функционировала в тех же трех естествах, теоретически обоснованных нами несколько раньше: в виде комедии интриг, комедии нравов и, наконец, в третьем, связанном с садом и буфетом естестве - в обозрении.
В описываемое нами время комедия интриг носила сокращенное название ф а р с. Как увидит читатель дальше, особо заостренной социальной сатиры в фарсе не было. Авторы этих драматургических произведений, выводя на авансцену двуспальные кровати и темноту в глубине, редко задумывались над вопросом, по кому они бьют. Обычное содержание фарса таково: умирает старый граф. Его наследник, желая вызвать к умирающему зубного врача, попадает в спальню незнакомых новобрачных. Удивленный этим обстоятельством, он лезет в платяной шкаф, где и сталкивается с зубным врачом, который туда попал, испугавшись кошки. Их обоих выручает горничная, которая оказывается графиней. Просыпается новобрачная и тожe оказывается графиней. Потом просыпается новобрачный и тоже оказывается графиней. Только один зубной врач не оказывается графиней и поэтому женится на горничной. Старый граф выздоравливает и, под занавес, оставляет наследство и танцует с зубным врачом.
В столицах такие фарсы шли под скромным названием «Жизнь на фу-фу или зубной врач в шкафу». В губернских городах название их было более динамично: «Наследник под кроватью», а в уездных короче, нo эффектнее; «Папашка умирает».
Теакритика того времени не оставляла без внимания все эти ценные проявления сатиры и юмора на сцене. Обычная рецензия о фарсе выглядит так.
«Вчера мы не без интереса просмотрели новый фарс «Граф Мальбрук бед собственных брюк» («Дамочки и ямочки»). По своему существу этот фарс - острая сатира на домовладельцев, уезжающих закупать сырой лес. Во втором акте очень мило раздевалась эффектная г-жа Пышецкая и тонко блеснул нюансами в сцене под столом г. Сицын (маркиз Сидубо). Остальные были на местах. Очень смешил изысканного зрителя г. Дратукин (из- возчик Вавила), пропевший женским голосом куплеты. Спасибо талантам, скрашивающим наши отдыхи! Тиран Сиракузский.»
Бытовые комедии.
Но не будем односторонними в своей характеристике недавнего театрального прошлого. Были не только фарсы. Были и комедии нравов. Исправлением нравов заведовал преимущественно юморист Мясницкий, автор Билибин и театральная библиотека Рассохина.
По своему содержанию типичная комедия нравов представляла собой приблизительно следующее.
Генерал в отставке сидит на веранде, пьет чай, читает газету, вяжет чулок и разговаривает вслух. Его дочь подслушивает, что генерал готов отдать ее замуж даже за простого подпоручика, если тот поможет ему вспомнить, как звали сивую полковую кобылу в 23 уланском полку в 1892 году.
- Папа, - умоляет дочь, - отдай меня за подпоручика Сапогова.
- Нет, - твердо отвечает отец, - пока я не умер, ты выйдешь только за штабс-капитана и ни копейки меньше.
Тогда дочка с подпоручиком Сапоговым узнают как звали кобылу. Сапогов приходит к генералу и радостно кричит:
- Ваше превосходительство! «Машка»! Сивая! Подрезанная грива! На одну ногу хромала! Отдайте мне вашу дочь!
Растроганный генерал отдает ему дочь и кончает комедию нравов длинным гражданским монологом, утверждающим, что не в штабс-капитане счастье и что подпоручики - тоже люди. Иногда, правда не часто, комедия нравов того времени дерзко и запальчиво разоблачала алчность и происки младших полицейских чинов и городских землемеров. Но в случае острого удара по приставам и купцам-мануфактуристам сатирическое жало комедии слегка смягчалось и действие переносилось на север Италии.
После таких комедий взволнованные городские либералы разъезжались из театра по домам - вскладчину на одном извозчике - и взволнованно говорили.
- Прекрасно! В воздухе пахнет конституцией! Вы видели, как полицмейстер побледнел и побежал пить пиво? Будет у нас ответственное министерство! У меня даже нога заныла к перемене погоды!
Обозрения.
Наконец, нельзя не упомянуть об обозрениях того времени как о третьем сатирическом естестве на сцене.
Наиболее памятно нам за последнее двадцатилетие до революции популярное обозрение «Подтяжки сорваны», беспощадно бичующее городские литературные язвы современности. Это был мощный взлет сатиры в семи картинах с танцами и хоровыми куплетами. Остальные - предыдущие и последующие - обозрения только робко копировали этот шедевр.
Первый удар обозрения хлестко прошелся по вегетарианству. Герой обозрения пел куплеты под громкие аплодисменты зрителей:
«Не велит нам Лев Толстой
Есть из мяса суп густой,
Я ж, мадам, советую:
Питайтеся котлетою».
Затем ювеналов бич сатиры вышибал из насиженного места мостовые и водопровод. Тот же герой обозрения докладывал публике в звучных строфах:
«Ах, Париж - моя стихия:
В нем пикантный весь народ.
Есть в Чикаго мостовые,
А у нас наоборот».
Дальше в обозрении сатира лилась неумолимым ливнем. «На дешевой распродаже не купил я ситцу даже», - разоблачал обозренческий комик происки мануфактуристов первой гильдии. «Весь я город обошла, а дантиста не нашла», - жаловалась на социальную несправедливость героиня. «Пирожок подаст лакей чисто, аккуратно, если ж встретишь в нем червей, - это уж бесплатно», - поддерживал обозренческий хор общий тон запальчивых разоблачений. Затем обидно досталось извозчикам за высокоплатность проезда в гости, дворникам - за незаконную дремоту на посту, полотерам - да неаккуратное натирание жилых помещений и всем остальным ответственным элементам - за допускаемые ими частные и государственные ошибки.
☼ ☼ ☼
Преодоление трудностей.
Поставив три звездочки, автор переходит к Московскому театру Сатиры.
Не будем подробно описывать историю театра Сатиры. Пусть за нас это сделают другие церемониймейстеры юбилея. Отметим лишь некоторые моменты, более близкие авторам чем его зрителям илы администрации.
Как известно, написать сатирическую пьесу гораздо труднее, чем обыкновенную драму. В драме всегда можно избежать содержания, заменив его большим количеством действующих лиц. В драме завязка и развязка при наличии опытного режиссера могут быть зачастую заменены стильными декорациями и музыкой за сценой. Что же касается остального, то искусно вклеенные и разбитые на голоса передовые из прошлогоднего комплекта газеты «3а водный транспорт» не раз уже заменяли недостающий в драме образный текст и живых людей. А так как дискутировать на столбцах печати с прошлогодними передовыми - затруднительно и грустно для мастера критического пера, то зачастую такая декоративно-музыкальная драма все равно вызывала с их стороны определение, что она - шаг вперед. Изредка даже ловкий старичок Шекспир ухитрялся получать дружеское критическое напоминание, что его персонажи - это шаг вперед в описании живых людей нашей эпохи.
Шаги вперед и назад.
Совершенно другое дело с сатирической пьесой. Писать ее трудно. Здесь подробной ремаркой «Подходит к двери слева и преображается в нового человека» не отделаешься. Здесь хоровое деление действующих лиц на а) зажиточных, б) маломощных вредителей и в) честных работников иглы и прилавка не может иметь места. И даже в массовых сценах каждый должен что-либо говорить или по крайней мере вертеть стулом, а не взмывать руками и трясти головой под шумные тирады героя.
Тем более, что любая сатирическая пьеса под тонким анализом каждого из упомянутых уже мастеров критического пера - всегда шаг назад.
В цирке, например, шаг назад - это слон, акробаты, клоуны, песок на арене. Не шагом назад здесь была бы лишь постановка мистерии с речевым хором и водяным фонтаном. Да и то без участия цирковых артистов, а лишь при помощи световых эффектов.
На эстраде шаг назад тоже решительно все. Злободневные монологи напоминают цыганские романсы 1884 года. Скетчи - чечотку 1893 года, отрывки из пьес - пошлые куплеты 1912 года, и даже стихи Пушкина - шаг назад, потому что вместо него можно читать Уткина, а последний - шаг назад, потому что вместо него можно читать Пушкина.
При таком отношении мастеров критического пера ко всему, что не драма, писать сатирическую пьесу в одиночку долго никто не решался. И для «Сатиры» начали их писать вдвоем. Сначала их писали Гутман и Типот. Потом положение на авторском фронте редко заменилось, и писать стали не Д. Гутман с В. Типотом, а наоборот: В. Типот с Д. Гутманом.
Соавторы.
Вскоре их сменили другие монолитные колонны соавторов. Бывали даже такие случаи, когда обозрения писали только соавторы, при полном отсутствии автора, а при вызовах во время премьеры на сцену выходило такое количество создателей пьесы, что актеры уходили в оркестр, для того чтобы очистить место на сцене. Программа одного из обозрений была даже специально выпущена небольшой брошюрой, в которой на последней страничке был список действующих лиц, а на тридцати семи предыдущих - список соавторов убористым шрифтом. В конце его стояло: «Продолжение следует».
И, тем не менее, несмотря на мощные усилия мастеров сатирического пера пробиться через сомкнутую колонну мастеров теакритического пера, последние торжествующе и заунывно объявляли каждую постановку шагом назад. Были, конечно, и исключения, но настолько малочисленные, что дирекция театра уже так привыкла к теакритическим приговорам, что при заказах репертуара формулировала их не без легкой дрожи н опасения:
- Приготовьте нам к декабрю злободневный шаг назад в девяти картинах с музыкой или бытовой шаг назад на три действия с пением.
Потом в этой области стало легче. Теакритики перестали обижаться на смех. Сначала они выбегали н фойе и там, спрятавшись за мраморным Аполлоном и выставкой макетов, смеялись утробным смехом. Затем смеялись, уже оставаясь в партере. Некоторые даже перегнули палку и стали упрекать Шекспира за отсутствие жизнерадостности и бытового юмора в сцене удушения Дездемоны. Во всяком случае о шагах назад при упоминании о юморе на сцене писать перестали. Это подняло н глазах широких масс трудящихся не столько сценический юмор, сколько самих теакритиков.
На этом моменте, благополучном для всех театральных жанров сатирического искусства, автор и хочет закончить свой труд.