Tom Ford / Том Форд: интервью журналу GQ Россия, октябрь 2011
Российский GQ, отмечая свой 10-летний юбилей, публикует большое интервью с американским модным дизайнером и кинорежиссером Томом Фордом, который назван, по версии журнала, дизайнером десятилетия.
*** * ***
Российскому GQ десять лет. Тому Форду - пятьдесят. Самое время расширить историческую перспективу и назвать наконец Тома Форда дизайнером десятилетия.
GQ - Мистер Форд, для меня большая честь иметь возможность беседовать с вами.
Том Форд - Спасибо. На вас красивое платье. Что это?
- Когда я узнала, что беру у вас интервью, я сразу задумалась - что надеть? Довольно глупо являться к Тому Форду в Том Ford. Пожалуй, достойным вариантом был бы винтаж от YSL времен, когда вы там работали. Но у меня не нашлось ничего такого. Поэтому я надела бабушкино платье.
- Серьезно?!
- Да. Представьте себе. 1946 год, Вторая мировая едва закончилась. Город Вологда на севере России. Белые церкви, белый снег, черный лед, нет еды. Ну, то есть нет вообще ничего. Холод и голод. Но работает ателье мод. И каждая учительница - а моя бабушка была учительницей словесности - должна иметь одно красивое платье. Это платье сшито из немецкой материи. Кажется, это называется креп-сатин. Швы сделаны машинкой «Зингер». Обработка и вышивка - ручные.
- Великолепно! Платье очень элегантное, выглядит совершенно как новое. Замечательная история, замечательное платье, и вдобавок сколько смысла. Очень элегантно для 1946 года. Но не менее элегантно сейчас.
- Спасибо. Честно говоря, я очень волновалась перед встречей с вами, хотя взяла, наверное, тысячу интервью...
- Я сам перед интервью нервничаю - из-за того, как воспринимают меня люди, столько раз видевшие мое лицо на фото среди ослепительных женщин, нарядов и всего такого. От меня многого ожидают. И я боюсь, что, увидев меня без всего этого антуража, люди поймут, что я не та знаковая фигура. Я обычный человек, ничего особенного. Быть может, не такой увлекательный, как они полагали. Быть может, живущий не той жизнью, что им представлялась. И вот они думают: «Надо же, и это Том Форд»! На этой неделе я проводил собеседования на место новой прислуги в моем доме в Лондоне, они сплошь думают, будто у меня постоянно вечеринки с Кейт Мосс и Мадонной.
- То есть вы разочаровали прислугу?
- Увы. Я не люблю гостей и вечеринок никогда не устраиваю.
- Вы социопат?
- Я встаю по утрам, иду в спортзал, потом отправляюсь в офис, а вечером дома меня ждет вполне будничный ужин. Вот как я поступаю. И когда люди со мной знакомятся, перед ними довольно приятный человек, но его мир скучноват. И они думают: «Ой, да он такой обычный!»
- Но вы сами себе создали образ секс-символа, ценителя dolce vita. Он хорошо продается.
- Верно. В этом много моего собственного. Мне нравится такой мир, нравится воображать, будто я в нем живу. Я действительно жил в этом мире, но не изо дня вдень. Это лишь часть меня - мой имидж. Вечно забываю, что знаменит. Да и не очень-то я знаменит - так, самую малость.
- Ага. Скучный человек из Техаса...
- Иногда реакция людей на меня - это реакция на имидж, а не просто на человека. Про бабушкино платье - прелестнейшая история. Когда мне кто-нибудь рассказывает, во что был одет, когда познакомился со мной или увидел меня, мне едва ли не плакать хочется. А что касается моей одежды - той, что я делаю сейчас, да и кое-какой из того, что я делал в Gucci, - мне хочется верить, что для кого-то она станет настолько особенной, чтобы ее сберечь, передать дочери, внучке. И быть может, через 60 лет кто-то скажет: «Это носила моя бабушка!» И кто-то другой скажет: «Боже! Как красиво!»
- Вы действительно блестящий продавец. На ходу создали «уникальное торговое предложение».
- Но я искренен! Я хочу, чтобы моя одежда была красивой. Хочу создавать вещи, достаточно красивые, чтобы их не выбрасывали, а хранили. Вот почему моя одежда дорого стоит. Это искусственная дороговизна. Бывает, требуется по 30 дней ручной работы на одну вещь. А для мужских костюмов - 38 часов. Я стараюсь создавать вещи, которыми смогу гордиться. И надеюсь, однажды, шестьдесят лет спустя, кто-нибудь придет на работу и скажет «это платье носила моя бабушка» или «этот костюм носил мой дед».
- В этом сила моды. Я очень люблю одну цитату из вашей книги, она поистине блестящая. Про власть моды. The Rower of fashion can be scary. On September 11th, our New York YSL store received 42 calls from women wanting the peasant blouse.
- Да, это меня сильно поразило. Нам звонили больше 40 раз. Я был в тот день в Нью-Йорке; предстояло открытие бутика. Я приехал в Нью-Йорк заранее, поужинал с другом, это было на верхнем этаже в одной из башен. Вы были в тот день в Нью-Йорке?
- Нет.
- Я очень рад, что был там. В тот день я испытал чувство, которое до этого невозможно было представить. Должно быть, сродни тому, что люди ощущали во время Второй мировой войны. Все были друг к другу очень добры. Удивительный был день. И когда я узнал про эти звонки, мне стало отвратительно. На нашем автоответчике набралось 42 сообщения.
- Впечатляет.
- Конечно, кое-что значит, если вам в этом мире везет. Мы - материальные животные, обитаем в физической реальности. Есть многое, чем можно наслаждаться, вроде парфюма или плитки хорошего шоколада. Но на все нужно смотреть шире. И Всемирный торговый центр, все, кто лишился там жизни, гораздо важнее наших блузок. Я высказал в своей книге это соображение насчет силы моды - с горечью. Хотя, с одной стороны, я счастлив, что создал предмет, для многих столь вожделенный, при этом мне противно, что для стольких людей блузки были важнее происходящего. У меня есть две очень разные стороны, которые постоянно конфликтуют, перетягивая меня туда-сюда.
- О, как я вас понимаю! Но тем не менее мода - это действительно мощнейшая вещь. Если посмотреть на дело «с точки зрения вечности», то создание своего образа, стиля - это возможность сотворчества, которую Бог дает людям.
- Так и есть. Есть в человеческой природе нечто, побуждающее себя украшать. Несомненно, это часть того, что мы есть. Так было и у наших предков. Возьмем Америку. Индейские наряды были удивительны! То же самое можно сказать об африканской культуре, европейской, русской.
- Когда вы впервые побывали в России?
- В первый раз я был в Москве в 1985 году. Я был студентом в Париже, отправился как турист; разумеется, времена были еще советские. Я был в Москве, Ленинграде и Киеве. Помню, что мы привезли с собой джинсы Levi's. Я взял лак для ногтей, взял помаду для женщин из нашей гостиницы. Даже в жизненной ситуации советского мира были люди, которым хотелось самовыражения.
- Я застала жизнь в Советском Союзе. Это был, конечно, стилистический феномен. Нас окружали унылые уродливые вещи. Это была фантасмагория, какая-то торжествующая песнь уродства! И мы просто изнывали по чему-нибудь красивому. Собирали заграничные этикетки, хранили пустые зажигалки, пустые бутылки из-под алкоголя.
- При этом стиль в России был исторически очень важен. У вашей культуры прирожденная склонность к хорошему стилю. Вы были его лишены. Теперь он снова доступен. Это удивительно! За последние двадцать лет я наблюдал в России разительные стилистические перемены. Теперь мы видим то же самое в Китае. Надеюсь, русских читателей это сравнение не обидит. Но когда я впервые был в России в 1985 году, люди изнывали по моде. Однако затем, когда Советский Союз перестал существовать и страна открылась, мода свелась к лейблам. Теперь все изменилось - вкусы русских становятся все изощреннее. Лейблы уже не столь важны. Удивительно, с какой скоростью все изменилось.
- Мы очень быстро учимся.
- Двадцать лет назад я не имел бы в России особого успеха. Одежда у меня очень простая. Вот как сейчас на нас с вами - мы могли бы пойти в этом костюме и в этом платье на прием к королеве или на похороны. Черный цвет, простой крой. Вряд ли в тогдашней России это пользовалось бы успехом. Теперь дела у меня в России идут очень хорошо.
- Да, двадцать лет назад в России было время брендов.
- С большим логотипом.
- Да, лого, стразы, шипы и все такое.
- Теперь мы наблюдаем, как то же самое происходит в Китае. Логотип на логотипе...
- Мне кажется, следующей будет Индия.
- Индия продвигается помедленнее. В этой стране, несмотря на ее бедность, много великолепного стиля, красоты. Между прочим, я люблю Индию. Что-то такое там исходит от людей. Я не чувствую от них опасности. Возможно, я наивен.
- Там совершенно другие понятия добра и зла. Не европейские. Я была в Индии - в том числе каких-то запредельно грязных ее местах. В Варанаси, например. Город невозможно, непредставимо грязный. Но эта грязь поразительным образом неопасна, не ощущается.
- Индия - интересное место. А как вам в Москве живется?
- Ну там почище, конечно, чем в Мумбае. Но Москва - тяжелый город. Не сказать, чтобы качество жизни было наилучшим. Это - огромный мегаполис. Очень много людей, и они не особенно вежливы. Но если у вас есть возможность каждый месяц уезжать куда-нибудь на неделю, жить в Москве интересно. В русских - огромный потенциал. Они способны очень быстро учиться.
- Думаю, благо коммунизма - хотя, возможно, мне не следует этого говорить, так как я ничего о России не знаю, - состоит в том, что русские люди получили возможность получать хорошее образование. У вас есть очень высокообразованные люди.
- Знаете, это интересная вещь. Сочетание очень высокой образованности с катастрофической бедностью. Я выросла в подобной семье. У тебя есть интеллектуальная свобода при полном отсутствии материальной. В результате возникает род скованности, похожий на изощренную пытку.
- Я думаю, нужно либо иметь деньги, либо не иметь и жить по-монашески. Наверное, это скорее в духе восточных религий. Я был бы счастлив, живя в самом что ни на есть скромном доме с любимой красивой собакой. И больше ничего, просто смотреть на звезды и думать о том, кто мы, где мы и откуда пришли. Это иной образ мысли.
- Из ваших уст это звучит как кокетство.
- Если говорить об образовании, то, например, американское образование меня крайне разочаровывает. Я уже долго живу преимущественно в Нью-Йорке, и когда я возвращаюсь в Америку, я по-прежнему горжусь, что я американец, но меня крайне беспокоит упадок образования, культуры, кино и многого другого. Нация превращается почти что в страну детей-переростков, которые только едят и размножаются. Я люблю президента Обаму, я демократ. Но я все больше и больше нервничаю и переживаю по поводу того, что творится в Америке.
- В последние десять лет, бывая в Америке приблизительно раз в год, я обратила внимание, что окружающая картинка как-то изменилась в целом. И я поняла, в чем дело: люди стали больше. В прямом смысле. Они стали толще.
- В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе немного по-другому. Но разница только в верхнем социальном слое. Это очень расстраивает. Все, кого я знаю, люди очень образованные, они занимаются чем-то интересным, постоянно путешествуют. Но большинство американского населения просто пугает.
- Мне кажется, это сейчас проблема всех цивилизованных обществ. Люди, которых опекает и контролирует государство, становятся инфантильнее, деградируют. У нас в России тоже самое, в принципе. Только вызвано другими причинами. У нас люди не живут благополучно, не толстеют от избытка калорий, просто глупеют, телевизор смотрят, алкоголь пьют. Большинство людей даже не верит в возможность лучшей жизни. Мне кажется, инфантилизация населения - общая тенденция.
- Но в Китае ситуация другая! Знаете, есть очень-очень бедная часть Китая, которая, однако, очень быстро развивается. Интересно будет посмотреть, что произойдет. Мир поляризуется - становится либо богатым, либо бедным. И это очень странно. Наша жизнь выпала на очень интересное время. Всякие времена интересны, если на них взглянуть под правильным углом. Но Боже мой, как мир быстро меняется!
- Я хотела поговорить о вашем фильме «Одинокий мужчина». Я смотрела его несколько раз.
- В дубляже или с субтитрами?
- С субтитрами. Это один из самых печальных фильмов, которые мне доводилось видеть.
- Правда?
- Я плакала.
- Это хорошо. Я рад, что вы плакали. Мне не кажется, что мой фильм печальный. Потому что все мы когда-нибудь умрем. Смерть главного героя гораздо безболезненнее, чем конец, который ожидает большинство из нас. Авиакатастрофа, автокатастрофа, рак - что угодно. На самом деле фильм о человеке, который пытается понять жизнь. Уяснить, что в его жизни важно, а что не столь важно. Все для него утихло. Как он сам говорит, «в моей жизни были моменты, когда я мог чувствовать, и все было ясным». Он понимает свою связь со Вселенной. Он понимает, что не существует великой любви. Он умиротворен. И он умирает. Он все понял, он достиг мира в душе и перешел в другой мир, как-то так. Печальное дело - быть человеком. Ведь нам столько всего дано, а затем мы вынуждены наблюдать, как все это отнимают. Тебе дают любовь, а потом приходится смотреть, как любящий тебя умирает. Тебе дают цветок, а потом ты видишь, как он умирает. Нам дается надежда, когда мы молоды, а потом мы становимся старше, и неизбежно наступает понимание - «неужели?» Я люблю моду, я люблю цветы. Я думаю, что жить нужно ради прекрасных моментов. Ничто не сделает меня печальнее или счастливее, чем прекрасный букет пионов. Обожаю пионы. Они такие красивые, яркие. Но я смотрю на них и думаю о том, что через два дня они пожухнут. Человеку, с которым я сейчас живу, было 39, когда мы познакомились. Мы вместе 25 лет, ему за 60. А я выгляжу почти так же, как раньше, поскольку мне 49. Но он постарел. Я это вижу, и меня это печалит. И я могу представить себе наше будущее. Так грустно! Но мне никогда не удавалось видеть просто счастье или просто печаль. Я стараюсь увидеть все целиком, как процесс, и грустно мне от этого не становится.
- Нужно быть очень мудрым человеком, чтобы понимать все эти вещи. Как вы живете, будучи таким чувствительным?
- Это очень трудно. Иногда думаешь: «Кажется, я не могу больше жить». Но если выбрать правильный угол зрения, понимаешь, что смерть - это не конец. Я склонен к разным видам духовности, но сильнее - к восточной. Для меня смерть не конец, а превращение. Я смотрю на жизнь как на машину. Машина едет откуда-то куда-то. И в конце концов я из машины выйду. Я ощущаю внутри себя что-то вроде энергии. Эта энергия была всегда, даже до того, как я попал в этот мир. Думаю, это одна из причин, по которым мне нравится мода - она отвлекает. Мне нравится быть очень занятым. Стоит остановиться, как на меня, бывает, находит сильная депрессия. Что-то создавать - вот что делает мою жизнь счастливой. Построить дом, нарисовать коллекцию, снять фильм...
- Вы и впрямь мудрый человек.
- Не думаю. Я пытаюсь научиться мудрости. Думаю, этот процесс длится всю жизнь.
- Как по-вашему, что такое красота? Почему сделано так, что одни красивы, а другие уродливы?
- По-настоящему красивы те, чья красота внутри. Это потому, что дух, чем бы он ни был, откуда бы ни происходил и куда ни направлялся, есть добрый дух. Дух, который внутри. Это другая наша, земная часть, а не дух, мыслит в категориях «тут вот красивенько, а вот тут нет...». Это просто элементы нашей культуры. Вот почему в 1500 году полнота считалась красивой, а худощавость - наоборот. А в 2011-м красивой считается худощавость. Подлинная красота есть нечто иное. Дух, который внутри. Величайшая красота на земле - это когда то и другое соединяются вместе. Телесная красота в сочетании с прекрасным духом - это ослепительно!
- Многие, однако, видят в природной красоте залог счастья.
- Нет! Самые счастливые люди из тех, что я знаю, не красивы вовсе. Иногда ваша красота делает красивым вашего мужчину. Вы же не развиваетесь как личность и от этого нервничаете, поскольку ничего, кроме красоты, у вас нет. Думаю, красота может даже сделать несчастным. Это как с деньгами. Есть они или нет, они не сделают тебя счастливым. Деньги хороши тем, что дают свободу. У меня, например, есть возможность сказать: «Хочу открыть свою модную компанию». «Хочу снять фильм». «Хочу построить дом». Да, деньги дают свободу. Сегодня я счастливее, чем был когда-либо в жизни. Я чувствую, что я прошел через очень мрачный жизненный кризис и теперь обрел мир. Я люблю то, что я делаю. Я люблю Ричарда. Я люблю своих собак. Я больше не пью алкоголь.
- Вообще?
- Да, не могу. Я не принимаю никаких наркотиков. Не курю сигарет. Не нюхаю кокаин. Для меня это было превращением. Я говорил с терапевтом, который рассказал мне про ощущение, что ты действительно живешь, и в этом ощущении скорее не радость, а грусть. Я надеюсь, что моя одежда делает людей счастливыми. Но это не настоящее счастье. Это весело. Это приносит удовольствие.
- А в детстве вы ощущали себя красивым?
- Нет, когда я был маленьким, я был очень впечатлительным, нервным. Я был меньше и младше, чем мои одноклассники в школе. Меня отправили в первый класс пятилетним. Мне не особенно давался спорт, я не особенно нравился сверстникам. Я стал очень застенчивым. Я до сих пор такой. Когда я слышу где-нибудь: «Смотрите, Том Форд! Том Форд!» - я думаю: «О, Боже!» Помню, когда в детстве кто-то произносил мое имя, все сразу куда-то ухало, земля уходила из-под ног. Я чувствовал, что надо сматываться. Потом, в 12-13 лет, я начал нравиться девочкам и понял, что красив. А потом и мальчикам стал нравиться, потому что нравился девочкам. Я был привлекателен. Я начал хорошо осознавать собственную внешность. Это сложно описать... Вы очень красивы. Вам должно быть знакомо это чувство.
- Я-то?! Большую часть жизни я казалась себе совершенной уродиной. Это была моя главная проблема.
- Но не теперь.
- Приятно это слышать. От вас.
- И вот, возможно, почему я выбрал моду. Если вы что-то такое наденете, вы станете больше нравиться людям. Возможно, люди скажут: «Ухты! Какой он замечательный!» Расскажу вам забавную историю. Эксклюзив, можно сказать, - до вас никому не рассказывал. Вы не поверите, но модельером я решил стать, будучи в России.
- С этого места поподробнее...
- Будучи студентом архитектурного факультета в Париже, я отправился в туристическую поездку в Советский Союз. Мы были в Москве, Ленинграде и Киеве. В Ленинграде все и произошло. Помню, у меня был сосед по номеру. Мы где-то пообедали - еда была ужасна. Мне стало очень плохо. Я лежал в номере, весь больной. И тут вдруг на меня нашло озарение: «Мне нужно стать модельером!» Я рассуждал примерно так: «У меня хорошее чувство стиля, мне всегда нравилась мода, одежда, я хорошо выгляжу». Ответ на вопрос, какую мне выбрать профессию, пришел ко мне в Ленинграде.
- Не помните, как называлась гостиница?
- Названия не помню. Гостиница была в то время лучшей. Очень советская, но и весьма современная. Из окна были видны большие заснеженные пространства.
- Видите, как наши бескрайние ландшафты способствуют размышлениям!
- Это точно! Я вернулся из Ленинграда в Париж, покончил с архитектурой и отправился обратно в Нью-Йорк. Но решение я принял в Ленинграде.
- У вас есть связь с Россией.
- В этом смысле - да, безусловно.
- Связи - вообще удивительная вещь. Фамилия вашего героя из фильма, профессора, Фальконер - точная калька моей фамилии Соколова. За несколько дней до того, как посмотреть «Одинокого мужчину», я решила назвать так свой будущий издательский дом. Falcon Publishing.
- Правда?! Кстати, в романе профессора зовут просто Джордж, фамилия не называется. Иэн Фальконер звали моего самого первого парня, мы по-прежнему друзья. Мне всегда нравилось, как звучит это имя. Поэтому я и решил. В фильме много личного. Мальчик Том, девочка Дженнифер - так зовут мою сестру.
- А дом? Это ваш дом, построенный по проекту Нойтры?
- Нет, дом не мой. Мой дом в другой части города. В фильме дом очень маленький. Я осмотрел, наверное, двести домов, прежде чем на нем остановился. Он показался мне идеальным.
- Расскажите о ваших отношениях с Ричардом. Как можно прожить вместе с кем-нибудь 25 лет?
- Нужно найти... хороший дух. И нужно, чтобы он остался. Когда находишь кого-то прекрасного, его нельзя отпускать. Ваши отношения меняются. У вас бывали длительные отношения?
- Самое долгое - пять лет.
- Тогда лучшее, возможно, еще впереди. Я людей не отпускаю. Мой знак зодиака - Дева, а у вас?
- Овен.
- Как у моей матери. Ваша задача в этой жизни - примириться с вашим самомнением. Если вы вообще во все это верите. Мы, Девы, очень верные. Люди работают у меня по двадцать лет. Я считаю, что, когда находишь кого-то хорошего, нельзя его отпускать. Например, я не могу представить себе, чтобы, скажем, после трех лет жизни с Ричардом я вдруг решил завести другого. Даже если какие-то истории происходят, нужно оставаться и продолжать. Все это время Ричард - моя семья. Думаю, сейчас мы счастливы, как никогда раньше. Много ли мы занимаемся сексом? Нет. Много ли мы вместе развлекаемся, где-то бываем? Нет. Но это нормально. Потому что у нас есть нечто более глубокое. Есть люди, которые не созданы для отношений. А есть те, кому нравится жить в браке. Мне нравится жить в браке.
- Получается, мне, например, нравится быть разведенной?
- Сколько раз?
- Официально - один. А так несколько.
- Всего-то?! Моя бабушка была замужем шесть раз. Последний раз вышла замуж, когда ей было девяносто.
- А у вас были серьезные отношения с женщинами?
- Конечно! У меня были одинаково серьезные отношения и с мужчинами, и с женщинами. Это все, что я скажу на эту тему. Я не бисексуален, я гей. Однозначно гей. Мне нравятся женщины. Но чаще меня привлекают мужчины. Хотя у меня и с женщинами все прекрасно получается. Между прочим, я нахожу секс с женщиной более естественным, чем с мужчиной.
- В техническом смысле?
- Не хотелось бы утомлять вас деталями. Очевидно, что наши тела - мужское и женское - были изначально созданы, чтобы подходить друг другу. Телесно мы созданы для женщин. В моем фильме есть момент, когда двое мужчин лежат на камнях, и один спрашивает: «Почему ты со мной?» - «Потому что я в тебя влюблен». И вот я влюбляюсь в мужчин. Это не значит, что я нахожу женщин непривлекательными.
- Кто, по-вашему, лучше как партнер в жизни - мужчина или женщина?
- Оба. Я живу с мужчиной, он мой самый близкий друг, но у меня есть и близкие подруги. У меня четверо близких друзей, среди них геи и натуралы в браке, имеющие детей.
- А вы хотите детей?
- Посмотрим. Я становлюсь старше. Чувствую биологические часы. Жизнь идет, уходит.
- Не чувствуете ли вы эту ноту уходящей жизни в моде? Не кажется ли вам, что в некогда яркой, блистающей индустрии все становится как-то смурно, уныло? Эта история с Гальяно...
- Мне очень нравится Джон. Я думаю, он один из самых талантливых дизайнеров. Обычно я не обсуждаю других дизайнеров. Но Джон мне очень нравится. Что бы он ни сказал, что бы он ни имел в виду, лично я никогда от Джона ничего подобного не слышал. Не имею понятия, антисемит он или нет. Не могу об этом говорить. Конечно, то, что он сказал этим людям, - нехорошо. Но он испытывал сильный стресс. Плюс алкоголь и наркотики. Вполне его понимаю. Когда я работал в Gucci, например, мы зарабатывали 3,2 миллиарда долларов в год! Если я делал плохую коллекцию, наши продажи падали. Все, кто работает у вас, черпают гордость из того, что вы создаете. Тут не только финансовая сторона, но еще и чувство, что вы обязаны этим людям, и поэтому вы делаете все больше и больше, все лучше и лучше. Ваше окружение просто удерживает вас в рабочем ритме. В конце концов вы теряете связь с реальностью. Я понимаю это давление. И хотя со мной такого не случилось, я был к этому близок. Это случается со многими дизайнерами. Думаю, Джону нужна помощь.
- А Маккуину можно было помочь?
- Александр был моим другом. Я привел его в Gucci. То, что с ним произошло, его самоубийство, это очень, очень печально. Но я бы сказал, такой исход можно было предсказать. Вспомните его коллекции - всегда смерть, темнота, черепа. Когда у меня была сильная депрессия, меня это не удивляло.
- Вы согласны, что оттенок печали как-то влился в дух модной индустрии и едва ли не начинает доминировать?
- Не знаю. Думаю, мода всего лишь отражает то, где мы находимся в культурном плане. Семидесятые - время, к которому я всегда возвращаюсь. На снимках с показов девушки улыбаются. До того как появился СПИД, можно было прикасаться к людям, целоваться, заниматься сексом. Это было время стабильности. Возможно, сейчас время глобальной печали. Даже когда мы специально не думаем: «А сделаю-ка я мрачную коллекцию», эта печаль как-то проникает, сказывается. И отражается на том, что люди сегодня хотят носить.
© GQ Россия
Текст: Ксения Соколова
Фото: Nigel Parry
*** * ***
Истории и интервью других "людей года" по версии журнала GQ Россия (бизнесмен года Юрий Мильнер, актер года Иван Охлобыстин, музыкант года Роман Литвинов, продюсер года Владимир Кехман, спортсмен года Виталий Петров, главный редактор года Алексей Навальный, писатель года Захар Прилепин, женщина года Наталья Синдеева и другие) можно прочитать в октябрьском номере журнала.