впечатлило
29.08 Пташка из "Страны птиц"
29 августа исполняется 86 лет со дня рождения Чарли Паркера - «Пташки», как его называли джазмены. Эпитеты «легендарный» и «гениальный» он услышал в свой адрес еще при жизни (очень недолгой, всего 35 лет), - но гораздо больше, чем эти клише, о силе обаяния личности Паркера говорит тот факт, что он стал героем не только музыки, но и литературы. Эпиграфом «In memoriam Ch. P.» - «Памяти Чарли Паркера» предварен один из лучших рассказов Хулио Кортасара - «Преследователь».
«Нет, я не ухожу в себя, когда играю. Я только перемещаюсь. Вот как в лифте, ты разговариваешь в лифте с людьми и ничего особенного не замечаешь, а из-под ног уходит первый этаж, десятый, двадцать первый, и весь город остается где-то внизу, и ты кончаешь фразу, которую начал при входе, а между первым словом и последним - пятьдесят два этажа. Я почувствовал, когда научился играть, что вхожу в лифт, но только, так сказать, в лифт времени. Не думай, что я забывал об ипотеках или о молитвах. Только в такие минуты ипотеки и молитвы все равно как одежда, которую скинул; я знаю, одежда-то в шкафу, но в эту минуту - говори, не говори - она для меня не существует». (Здесь и далее курсивом выделены отрывки из рассказа Хулио Кортасара «Преследователь» - прим. ред.)
29 и 30 августа в 00:25 смотрите документальный фильм «Дань Чарли Паркеру», в котором использованы записи репетиций и концертного выступления биг-бенда звезд американского джаза. Звучат сочинения Чарли Паркера и произведения из его репертуара, а о самом Пташке вспоминает его друг - Диззи Гиллеспи.
Чарли Паркер родился в 1920 году в негритянском квартале Канзас-Сити. Первые музыкальные впечатления Паркера связаны с игрой в школьном оркестре на духовом баритоне и кларнете. Постоянно слушая джаз, мальчик мечтал об альт-саксофоне. Мать купила ему инструмент, и в пятнадцать лет он оставил школу, чтобы стать профессиональным музыкантом.
Подрабатывать можно было только в танцевальных заведениях: платили доллар с четвертью и учили всему на свете. Видимо, тогда Паркер и получил свое прозвище Yardbird - салажонок, новичок. Со временем оно не только сократилось, поменяв тем самым значение, но и послужило толчком для создания яркой джазовой идиоматики: тут и темы «Орнитология» и «Птичье гнездо», и знаменитый нью-йоркский клуб «Birdland» («Страна птиц»).
«Музыка - это твой собственный опыт, твоя мудрость, твои мысли. Если ты не живешь ею, то из твоего инструмента никогда ничего не выйдет. Нас учат, что у музыки есть свои определенные границы. Но искусство границ не имеет», - говорил Пташка.
Покинув дом, Чарли стал кочующим из бэнда в бэнд и из города в город джазменом. В 1940 году он попал в Нью-Йорк. В ту пору среди джазменов были популярны так называемые «after hours» - игры после работы, которые потом стали называться джем-сейшены. На каждый джем собиралась своя компания музыкантов. На таких «сессиях» Паркер искал музыку, которая уже вертелась в голове, но никак не давалась в руки.
«Я долго импровизировал на тему Cherokee и вдруг заметил, что выстраивая мелодию из верхних интервалов аккордов и придумывая на этой основе новые гармонии, мне вдруг удалось сыграть то, что постоянно было во мне. Я словно заново родился», - вспоминал Паркер.
Такова легенда стиля, который стали называть то бибопом, то рибопом, то бопом. На самом деле новый стиль джаза (как любого искусства ансамблевой импровизации) мог родиться в практике совместного музицирования многих музыкантов. Начало рождению стиля было положено на джемах в гарлемских клубах, прежде всего в клубе Генри Минтона «Minton's Playhouse». Сам термин «бибоп», скорее всего, звукоподражательный. Паркер, с самого начала усвоивший манеру многих музыкантов Канзас-Сити, имел привычку как бы «захлопывать» звук в конце фразы, что давало ей большее ритмическое насыщение.
Кенни Кларк, ударник: «Берд играл нечто неслыханное. Он играл фразы, которые, как мне казалось, придумал я сам для ударных. Он играл в два раза быстрей Лестера Янга и в таких гармониях, которые Янгу и не снились. Берд шел по нашей же дороге, но намного опередил нас. Вряд ли он знал цену своим находкам. Это была просто его манера играть джаз, это была часть его самого».
Главные вехи жизни Паркера после его опытов у Минтона в 1941 году немногочисленны. Стоит упомянуть его работу в симфоджазе Нобла Сисла на кларнете (1942), в оркестре Билли Экстайна (1944), где собрались все будущие звезды бибопа - Гиллеспи, Наварро, Ститта, Эммонса, Гордона, Деймрона, Блейки. Возвратившаяся с войны молодежь с восторгом приняла бибоп и Пташку. 52-я улица, законодательница джазовой моды, становится улицей боперов, Боп-Стрит. Там царит Паркер, который открывает 19-летнего трубача Майлза Дэвиса.
В 1946 году в Лос-Анжелесе Паркер «сорвался», попал в больницу Камарилло, после выхода из которой музыканты собирали ему деньги на одежду и инструмент. В 1949 году Пташка выступил на первом международном джаз-фестивале в Париже и возвратился в Нью-Йорк, чтобы открыть клуб «Birdland». Затем - выступления в Скандинавии, в Париже и Лондоне; скандалы, записи, запои, концерты… Смерть настигла Чарлза Паркера 12 марта 1955 года.
Чего ж нам еще спорить об этой книге? Мусор в Сене, вот, соломинка, плывущая мимо, - твоя книга. А я - вон та, другая соломинка, а ты - вот эта бутылка... Плывет себе, качается туда-сюда... Бруно, я, наверно, так и умру, но никогда не найду... не...
Я поддерживаю его под руки и прислоняю к парапету. Он опять погружается в свои галлюцинации, шепчет обрывки слов, отплевывается.
- Не найду. - И повторяет: - Не найду... - Что тебе хочется найти, братец? - говорю я. - Не надо желать невозможного. То, что ты нашел, хватило бы...
- Ну да, для тебя, - говорит Джонни с упреком.- Для Арта, для Дэдэ, для Лэн... Ты знаешь, как это... Да, иногда дверь начинала открываться... Гляди-ка, соломинки поравнялись, заплясали рядом, закружились... Красиво, а?.. Начинала открываться, да... Время... Я говорил тебе, мне кажется, что эта штука - время...
Бруно, всю жизнь в своей музыке я хотел наконец приоткрыть эту дверь. Хоть немного, хоть щелку... Мне помнится, в Нью- Йорке, как-то ночью... Красное платье. Да, красное, и шло ей удивительно.
Так вот, как-то ночью я, Майлз и Холл... Целый час, думаю, мы играли только для самих себя и были дьявольски счастливы... Майлз играл что-то поразительно прекрасное - я чуть со стула не свалился, а потом сам заиграл, закрыл глаза и полетел. Бруно, клянусь, я летел... И слышал, будто где-то далеко-далеко, но в то же время внутри меня или рядом со мной кто-то растет... Нет, не кто-то, не так... Пришла какая-то уверенность, ясность, как бывает иногда во сне - понимаешь? Когда все хорошо и просто. Лэн и дочки ждут тебя с индейкой на столе, машина не наезжает на красный свет, и все катится гладко, как бильярдный шар. А я был словно рядом с собой, и для меня не существовало ни Нью-Йорка, ни, главное, времени... Не существовало никакого «потом»... На какой-то миг было только «всегда».
(Использованы материалы сайта «Планета джаза»)