Башня. Глава "Кимов".
Главный инженер завода «Станколит» Максим Павлович Кимов стоял у открытого окна своего кабинета на четвертом этаже здания заводоуправления и курил, стряхивая пепел в стоявший на подоконнике цветочный горшок. На рабочем столе была дорогая хрустальная пепельница, но привычка и нежелание Максима Павловича идти к столу, брать тяжёлую пепельницу, потом идти через весь кабинет обратно… Нет, не хотелось…. Максим Павлович совсем недавно плотно и вкусно пообедал, затем, предупредив секретаршу, что бы его не беспокоили, включил телевизор, убавил звук и под бубнение диктора о том, как успешные российские предприниматели успешно бороздят тучное поле российского бизнеса заснул и крепко и без сновидений проспал около двух часов. Сейчас он выспавшийся и расслабленный курил, и ему было просто лень перемещаться в пространстве кабинета.
Окна кабинета выходили на южную сторону и находились немного выше крыши третьего цеха завода, примыкавшего вплотную к зданию заводоуправления. С утра ярко светило солнце, рабочий день подходил к концу, сегодня можно сорваться с работы пораньше, ну, еще час-полтора и наступят длинные выходные, Максиму Павловичу было очень удобно и комфортно стоять в рубашке без галстука у раскрытого окна, в нагретом солнечным светом кабинете было жарко, от открытого - же окна веяло легким ветерком и воздух, проходя через широко расстегнутый воротник проникал под рубашку и приятно холодил тело.
Максим Павлович много лет проработал на заводе в должности главного инженера, можно сказать с «комсомольских ногтей». Когда был помоложе, вылезал на крышу цеха и, спустившись по пожарной лестнице, расположенной около парапета, спрыгивал уже за территорией завода. Решив свои личные вопросы, в том числе часто и интимного характера, возвращался в кабинет через проходную, удивляя своим возвращением и вахтеров на проходной и свою секретаршу. Но в перестроечные годы, когда с завода тащили всё и вся, лестницу срезали и теперь, смотря на оставшиеся штыри, он частенько вспоминал молодость, бывших подруг и время, проведенное с ними.
Выходец из «когорты комсомольцев восьмидесятых» он, вероятно, единственный из тех, кто так близко был знаком с предыдущим губернатором и многими известными представителями тогдашнего губернаторского окружения, но при этом не сделал стремительной карьеры, опять же по примеру этих же «выходцев», в бизнесе и политике, не на государственном, городском, областном, да что там говорить, даже на районном уровне. Не многие из окружения губернатора и вообще среди чиновников Города знали причину этого феномена, но и они, эти немногие, из знавших, не рисковали делиться имевшейся в их головах информацией. Из-за такой информации, точнее разглашения таких сведений, можно было потерять и место, и кресло, да и вполне возможно и саму голову.
Тогдашний губернатор, точнее, пардонте, «губернаторша», своей бурной политической деятельностью отметилась еще в советское время, и, как выразился один из персонажей фильма вошедшего в историю высказыванием о Городе: «Ленинград - город маленький….», эта бурная деятельность известного в Городе комсомольского вожака в юбке населением этого города была замечена и как часто бывает, население эту чрезмерно-бурную общественно-политическую деятельность отметило, присвоив этому комсомольскому вожаку несколько нелицеприятных прозвищ. Не все эти прозвища-клички или как выражались в «бурные девяностые» «погоняла» прижились, но прилипли и довольно прочно прилипли к имени «губернаторши», и самое главное, запомнились и населению и гостям Города два из них. Одно, не знаю уж которое по счету, первое или второе, обозначало легкую раскладную кровать и в народе и во всех словарях называемое просто - раскладушка. Толковый словарь русских синонимов, правда, и тут давал уточнение, что данное название относится не только к легкой раскладной кровати, но и служит характеристикой женщины «раскладывающейся» с такой же легкостью на кровати обычной. Другое же, не менее популярное, а может быть даже более популярное и известное прозвище, обозначало стакан. Да-да, просто «стакан». Максим Павлович на одном из кабинетно - комсомольских застолий, будучи уже крепко выпившим и утомленным бурным спором о сроках победы коммунизма на всей планете, попросил комсомольского вожака в юбке подать стакан, а так как спор был бурный и шумный, Максим Павлович прокричал свою просьбу…Просьба была услышана, была счислена, была понята и это понимание было выражено дружным ржаньем всей комсомольско-партийной стаи…
Из кабинета история ушла в коридоры, из коридоров ушла в народ, авторство Максима Павловича в народе осталось неизвестно, но не было забыто ни будущей «губернаторшей» Города ни её довольно многочисленными «соратниками»….
Необходимо заметить, что приученный всей своей комсомольской молодостью и последующим назначением из комсомольских вожаков сразу в кресло главного инженера крупного и твердо стоящего на ногах хозяйственного объекта, только к «руководящей работе», Максим Павлович и сам не стремился, что- либо менять в своей устоявшейся жизни. Завод после всех перестроек, модернизаций и смены общественно-политического строя в стране был удачно «приватизирован» группой руководящих работников Города, частично сменил ассортимент выпускаемой продукции, полностью сократил непрофильные активы, остался наплаву и при поддержке мэрии Города приносил неплохую прибыль. В группу «приватизаторов» с немалыми усилиями удалось втереться и Максиму Павловичу. Его, широко известного среди партийно-хозяйственного актива Города, своей неспособностью к какому-либо труду кроме «умения» руководить, безразлично, чем - либо или кем - либо, при этом, не обременяя себя излишней ответственностью за порученное дело, взяли как необходимый довесок - на заводе нужен был свой человек. Руководство заводом ему, естественно, не доверили, а обозвав «первым вице-президентом» оставили исполнять должность «главного инженера» с обязанностью своевременного доклада обо всем происходящем и могущем произойти на производстве. Тут необходимо заметить, что вначале своей деятельности в должности главного инженера, практически несколько месяцев, Максим Павлович маялся от безделья, изнывая от бесконечных перекуров, чтения газет, разгадывания кроссвордов и тщательного изучения программы телепередач на неделю. Все его редкие попытки как - то вмешаться в производственный процесс потерпели неудачу, и рабочие, и инженерно-технический персонал после нескольких инцидентов на производстве к которым привели распоряжения вновь назначенного « главного инженера», хорошо узнали уровень технических знаний и организаторские способности Максим Павловича и если инженера в силу своего образования и воспитания молча выслушивали наставления и приказы Максима Павловича и спасая завод все делали так, как считали нужным, то мастера и тем более рабочие просто посылали «Палыча» по известному и им и Максиму Павловичу адресу…
Может быть и дальше пришлось бы Максиму Павловичу мучиться от безделья и унижения собственного достоинства и гробить здоровье бесконечными перекурами, но на завод пришла партия компьютеров. Конечно, большую часть компьютеров, и в первую очередь, получила бухгалтерия завода, затем инженерно-технические работники производственного отдела и цехов, инженеры-строители, снабженцы завода … и один компьютер Максим Павлович оторвал себе! Обзвонив знакомых, нашел редкого в те времена, специалиста по компьютерам, который установил ему первую игру - танки в лабиринте… Теперь на работу Максим Павлович шел как на праздник. За девяностые и нулевые Максим Павлович, несколько раз улучшая технические характеристики и меняя модели персонального компьютера, прошел практически все игры от «Супер Марио» до сложнейших стрелялок. Но в конце концов все эти погони, убийственная стрельба из пулеметов и «бластеров», резня и кромсание монстров, вся эта кровища, хлеставшая с экрана монитора в течение рабочего дня без перерыва на обед за месяц с небольшим привела Максима Павловича к нервному срыву, бросанию в жену, тещу и прибывших по вызову сотрудников милиции и скорой помощи ножей, вилок и других колюще-режущих предметов быта и насильственному помещению Максима Павловича в «лечебное учреждение специализированного типа с интенсивным наблюдением». После продолжительного и «интенсивного» лечения Максим Павлович притих и приуныл, ему был поставлен ультиматум, повторение подобного - и он «волею жены» будет определен в указанное учреждение на постоянное место жительства. Некоторое время он был в депрессии, потерял аппетит и стал плохо спать, в кабинете… Затем на день рождения и совпавшим с ним юбилеем завода Максиму Павловичу «за долгую и плодотворную деятельность» была вручена большая памятная серебряная медаль, а на последующим за торжественной частью банкете, один из гостей, как выяснилось позже, тоже игроман с громадным стажем лечения от этой пагубной зависимости, узнав о проблеме Максима Павловича, посоветовал ему игру успокаивающую и не приводящую к различным нервным срывам. Игра довольно простая, присоединять к друг дружке определенные шарики, собирая разноцветные цепочки - змейки различной длины. Естественно, чем длиннее - тем выше достижение… И правда, с того времени, как Максим Павлович стал собирать «змейки», он стал спокойнее и выдержаннее, у него даже изменился характер.
П Р О П У С К А Б З А Ц А
На крыше третьего цеха царило затишье. Работавших ударными темпами всю последнюю неделю восьмерых гастарбайтеров, то ли узбеков, то ли таджиков, два часа назад внезапно увезли, сказав главному инженеру, что это только на сегодняшний день, срочно надо сделать работу одному хорошему человеку, который очень хорошо заплатит. Вместо восьмерых оставили троих новых, это, да еще конверт с энной суммой быстро успокоили главного инженера. День ничего не значит, все лето еще впереди, деньги «узбеки» получают по фактически выполненному объему работ и его не забывают при этом отблагодарить. Так что молчи, прораб, молчи. Трое новых рабочих, правда, сразу же поднялись на крышу и начали работать. Обычно все строительные бригады, прибыв на новое место работы, начинали работу с процедуры ознакомления с объектом, узнавали, где столовая завода, в которой еще с советских времен старейший работник тетя Маша готовит вкусные пирожки, запах от которых доносится и до здания заводоуправления, где можно поблизости набрать воды, чтобы тут же на крыше, на газовой горелке, которой разогревают ленты рубероида, вскипятить чай. Узбеки даже не спросили, где ближайший туалет, приспичит - будешь нарезать круги в поисках отхожего места. Тут недавно рабочие пошутили над одним акционером, который всем заявлял, мой завод, мой завод, не добежал, бедолага, до туалета, обосрался. С тех пор не говорит, мой завод, если завод твой, значит должен же ты знать, хоть то, что где на твоем заводе отхожие места находятся.
Рабочие на крыше работали не шатко не валко, работали только двое, да и то все время посматривали на третьего, который все возился с какой-то аппаратурой у парапета южной стены здания цеха. Что он, музыку, что ли так долго настраивает, все восточные гастарбайтеры большие любители послушать во время работы свою национальную музыку, наверное, тоска по родине или может как в известной песне, нам песня, типа, строить и жить помогает…
Максим Павлович хотел было отойти от окна, на столе зазвонил телефон, как на крыше вдруг что-то произошло. Сидевший у аппаратуры старший узбек, что-то крикнул работавшим и махнул рукой в сторону башни нефтегазового концерна, которая огромной стеклянной иглой сверкала в лучах солнца. Рабочие как по команде бросили и рубероид и газовую горелку, при этом, не выключив горелку, которая тут же подожгла полураскатанные спирали рулона, и густой черный дым, закручиваясь тугим жгутом и набирая силу, медленно пополз в безоблачное небо. Главный инженер хотел выразиться в адрес узбеков, вспомнив их маму и других ближних и дальних родственников, но произошедшее в следующие секунды полностью лишило его дара речи, он только успел подумать что, ни хрена себе музыка.
Двое работавших «узбеков» развалили чёрный штабель рулонов рубероида и достали из под них длинные трубы цвета хаки, подошли к парапету и, разложив трубы каждый около себя, присели за парапетом в ожидании, слушая, что говорит «узбек», колдовавший над аппаратурой. «Узбек» этот, видимо, что-то объяснял то, показывая рукой в сторону башни, то показывая на прибор, стоявший у его ног, то показывая на трубы, лежащие рядом с сидевшими на корточках двух других «узбеков». После проведенного инструктажа, оба «узбека» по команде встали, разошлись по углам крыши и, положив трубы на плечо, по давшему отмашку, сидевшего над аппаратурой, произвели пуск. Из задней части труб, почти одновременно с хлопком, с протяжным, нарастающим свистом, вырвались длинные ржавые струи огня, разметавшие по крыше черный дым от горящих рулонов рубероида. Выскочившие из труб ракеты, как пара гончих, сначала просели в воздухе, рыскнули вниз и в сторону, но захватив зовущий сигнал маячка, плавно разворачиваясь по широкой дуге, стремительно полетели к башне, призывно сверкающей своими стеклянными гранями в лучах не по северному яркого солнца.
Одновременно отбросив в сторону использованные трубы, рабочие, подняли и положили на плечи следующие и, приведя их в боеготовое состояние, обернулись, ожидая команды на пуск, на того, кто возился с аппаратурой.
Почти одновременно ракеты ударили по фасаду башни, смотрящего на западную сторону, в окна самых престижных и фантастически дорогих офисов, из которых открывался вид на изгибавшуюся серебряной дугой реку, раскинувшийся у подножия исторический центр города, с ярко блестевшими далеко внизу золотыми шпилями и куполами храмов и сине-стального цвета море, за которым в особо ясные дни с вершины башни просматривалась полоска земли сопредельного государства. Почти одновременно в месте попадания ракет в здание башни вспухли и опали огненно-черные шары разрывов, по периметру попавшего под удар этажа, лопнули и вылетели далеко выброшенные мощной взрывной волной стекла и сверкающим звонким дождем полетели вниз на людей и машины, расположенные на стоянке у подножия башни.
Через несколько секунд тугое дуновение ветерка от пришедшей взрывной волны подсказало Максиму Павловичу, что все происходящее здесь и сейчас на крыше цеха его завода не сон, а всё происходит на самом деле. Но находясь в шоке от всего увиденного, тело его не слушалось, он не мог, ни поднять руку, ни сделать шаг, что бы уйти от окна. На столе разрывался звонивший телефон, почти сгоревшая до фильтра сигарета жгла пальцы, но он не чувствовал и этой боли и не слышал телефонного звонка….
Еще через несколько секунд вдогонку за первой волной пришла вторая, более мощного взрыва, прогремевшего где-то в центральной части Города. Плотной воздушной волной разметало черный дым горевших рулонов уже занимавшегося на крыше пожара, захлопали ставни открытых окон, задребезжали и зазвенели оконные стекла, где-то внизу на заводском дворе закричали люди.
Рабочие снова по команде старшего произвели пуск ракет и снова ракеты, выплюнув длинные струи огня со свистом, стремительно вырвались из труб и послушно повинуясь, зову маячка, по плавной широкой дуге, оставляя еле заметный белый дымный след, ушли в сторону башни. Через мгновения в башню, в тот же самый этаж, вонзились еще две ракеты. К звону еще падавшего стекла после взрывов второй пары ракет добавилась следующая лавина стекла и кусков офисной мебели и оборудования, выброшенных взрывом, белыми птицами запорхали кружащиеся и относимые ветром бумажные листы. Из оконных проемов, оставшихся практически без остекления, подвергшегося нападению этажа, показались красно-оранжевые языки пламени, и повалил густой черно-серый дым.
Старший «узбек» начал упаковывать аппаратуру и махнул рукой, дескать, стреляйте так, оставшиеся ракеты. Рабочие подняли на плечи последние неиспользованные пусковые трубы и произвели пуск ракет по направлению к башне. Ракеты без направляющей их воли маячка полетели к башне каждая по своей причудливой траектории и врезались в башню, одна ниже, а другая выше подвергшегося нападению этажа. Новая лавина битого стекла со звоном, хлынула вниз, поражая и убивая всех находящихся в зоне падения.
Старший уложил футляр с аппаратурой в небольшой рюкзак, закинул его за спину и присев на корточки у парапета закрепил за штырь альпинистскую веревку и продел ее в карабин, который был у него на строительном поясе. Сделавшие свое дело рабочие уже подбегали к парапету с закрепленными на поясе веревками. Когда все трое забравшись на парапет и натянув веревки, приготовились спускаться, старший вдруг вынул из-за пазухи пистолет с длинным, похожим на черный огурец стволом и выстрелил в каждого из своих подручных, оба сорвались со стены и повисли, раскачиваясь на веревках. Подняв глаза, старший увидел в окне, смотрящего прямо на него, застывшего главного инженера, и выстрелил в эти белые от страха глаза. Максим Павлович был еще жив, когда спустившийся по веревке террорист, завел стоявший внизу у стены цеха кроссовый мотоцикл и, ревя мотором, выбирался через пустырь к проходившей невдалеке оживленной улице.
Окна кабинета выходили на южную сторону и находились немного выше крыши третьего цеха завода, примыкавшего вплотную к зданию заводоуправления. С утра ярко светило солнце, рабочий день подходил к концу, сегодня можно сорваться с работы пораньше, ну, еще час-полтора и наступят длинные выходные, Максиму Павловичу было очень удобно и комфортно стоять в рубашке без галстука у раскрытого окна, в нагретом солнечным светом кабинете было жарко, от открытого - же окна веяло легким ветерком и воздух, проходя через широко расстегнутый воротник проникал под рубашку и приятно холодил тело.
Максим Павлович много лет проработал на заводе в должности главного инженера, можно сказать с «комсомольских ногтей». Когда был помоложе, вылезал на крышу цеха и, спустившись по пожарной лестнице, расположенной около парапета, спрыгивал уже за территорией завода. Решив свои личные вопросы, в том числе часто и интимного характера, возвращался в кабинет через проходную, удивляя своим возвращением и вахтеров на проходной и свою секретаршу. Но в перестроечные годы, когда с завода тащили всё и вся, лестницу срезали и теперь, смотря на оставшиеся штыри, он частенько вспоминал молодость, бывших подруг и время, проведенное с ними.
Выходец из «когорты комсомольцев восьмидесятых» он, вероятно, единственный из тех, кто так близко был знаком с предыдущим губернатором и многими известными представителями тогдашнего губернаторского окружения, но при этом не сделал стремительной карьеры, опять же по примеру этих же «выходцев», в бизнесе и политике, не на государственном, городском, областном, да что там говорить, даже на районном уровне. Не многие из окружения губернатора и вообще среди чиновников Города знали причину этого феномена, но и они, эти немногие, из знавших, не рисковали делиться имевшейся в их головах информацией. Из-за такой информации, точнее разглашения таких сведений, можно было потерять и место, и кресло, да и вполне возможно и саму голову.
Тогдашний губернатор, точнее, пардонте, «губернаторша», своей бурной политической деятельностью отметилась еще в советское время, и, как выразился один из персонажей фильма вошедшего в историю высказыванием о Городе: «Ленинград - город маленький….», эта бурная деятельность известного в Городе комсомольского вожака в юбке населением этого города была замечена и как часто бывает, население эту чрезмерно-бурную общественно-политическую деятельность отметило, присвоив этому комсомольскому вожаку несколько нелицеприятных прозвищ. Не все эти прозвища-клички или как выражались в «бурные девяностые» «погоняла» прижились, но прилипли и довольно прочно прилипли к имени «губернаторши», и самое главное, запомнились и населению и гостям Города два из них. Одно, не знаю уж которое по счету, первое или второе, обозначало легкую раскладную кровать и в народе и во всех словарях называемое просто - раскладушка. Толковый словарь русских синонимов, правда, и тут давал уточнение, что данное название относится не только к легкой раскладной кровати, но и служит характеристикой женщины «раскладывающейся» с такой же легкостью на кровати обычной. Другое же, не менее популярное, а может быть даже более популярное и известное прозвище, обозначало стакан. Да-да, просто «стакан». Максим Павлович на одном из кабинетно - комсомольских застолий, будучи уже крепко выпившим и утомленным бурным спором о сроках победы коммунизма на всей планете, попросил комсомольского вожака в юбке подать стакан, а так как спор был бурный и шумный, Максим Павлович прокричал свою просьбу…Просьба была услышана, была счислена, была понята и это понимание было выражено дружным ржаньем всей комсомольско-партийной стаи…
Из кабинета история ушла в коридоры, из коридоров ушла в народ, авторство Максима Павловича в народе осталось неизвестно, но не было забыто ни будущей «губернаторшей» Города ни её довольно многочисленными «соратниками»….
Необходимо заметить, что приученный всей своей комсомольской молодостью и последующим назначением из комсомольских вожаков сразу в кресло главного инженера крупного и твердо стоящего на ногах хозяйственного объекта, только к «руководящей работе», Максим Павлович и сам не стремился, что- либо менять в своей устоявшейся жизни. Завод после всех перестроек, модернизаций и смены общественно-политического строя в стране был удачно «приватизирован» группой руководящих работников Города, частично сменил ассортимент выпускаемой продукции, полностью сократил непрофильные активы, остался наплаву и при поддержке мэрии Города приносил неплохую прибыль. В группу «приватизаторов» с немалыми усилиями удалось втереться и Максиму Павловичу. Его, широко известного среди партийно-хозяйственного актива Города, своей неспособностью к какому-либо труду кроме «умения» руководить, безразлично, чем - либо или кем - либо, при этом, не обременяя себя излишней ответственностью за порученное дело, взяли как необходимый довесок - на заводе нужен был свой человек. Руководство заводом ему, естественно, не доверили, а обозвав «первым вице-президентом» оставили исполнять должность «главного инженера» с обязанностью своевременного доклада обо всем происходящем и могущем произойти на производстве. Тут необходимо заметить, что вначале своей деятельности в должности главного инженера, практически несколько месяцев, Максим Павлович маялся от безделья, изнывая от бесконечных перекуров, чтения газет, разгадывания кроссвордов и тщательного изучения программы телепередач на неделю. Все его редкие попытки как - то вмешаться в производственный процесс потерпели неудачу, и рабочие, и инженерно-технический персонал после нескольких инцидентов на производстве к которым привели распоряжения вновь назначенного « главного инженера», хорошо узнали уровень технических знаний и организаторские способности Максим Павловича и если инженера в силу своего образования и воспитания молча выслушивали наставления и приказы Максима Павловича и спасая завод все делали так, как считали нужным, то мастера и тем более рабочие просто посылали «Палыча» по известному и им и Максиму Павловичу адресу…
Может быть и дальше пришлось бы Максиму Павловичу мучиться от безделья и унижения собственного достоинства и гробить здоровье бесконечными перекурами, но на завод пришла партия компьютеров. Конечно, большую часть компьютеров, и в первую очередь, получила бухгалтерия завода, затем инженерно-технические работники производственного отдела и цехов, инженеры-строители, снабженцы завода … и один компьютер Максим Павлович оторвал себе! Обзвонив знакомых, нашел редкого в те времена, специалиста по компьютерам, который установил ему первую игру - танки в лабиринте… Теперь на работу Максим Павлович шел как на праздник. За девяностые и нулевые Максим Павлович, несколько раз улучшая технические характеристики и меняя модели персонального компьютера, прошел практически все игры от «Супер Марио» до сложнейших стрелялок. Но в конце концов все эти погони, убийственная стрельба из пулеметов и «бластеров», резня и кромсание монстров, вся эта кровища, хлеставшая с экрана монитора в течение рабочего дня без перерыва на обед за месяц с небольшим привела Максима Павловича к нервному срыву, бросанию в жену, тещу и прибывших по вызову сотрудников милиции и скорой помощи ножей, вилок и других колюще-режущих предметов быта и насильственному помещению Максима Павловича в «лечебное учреждение специализированного типа с интенсивным наблюдением». После продолжительного и «интенсивного» лечения Максим Павлович притих и приуныл, ему был поставлен ультиматум, повторение подобного - и он «волею жены» будет определен в указанное учреждение на постоянное место жительства. Некоторое время он был в депрессии, потерял аппетит и стал плохо спать, в кабинете… Затем на день рождения и совпавшим с ним юбилеем завода Максиму Павловичу «за долгую и плодотворную деятельность» была вручена большая памятная серебряная медаль, а на последующим за торжественной частью банкете, один из гостей, как выяснилось позже, тоже игроман с громадным стажем лечения от этой пагубной зависимости, узнав о проблеме Максима Павловича, посоветовал ему игру успокаивающую и не приводящую к различным нервным срывам. Игра довольно простая, присоединять к друг дружке определенные шарики, собирая разноцветные цепочки - змейки различной длины. Естественно, чем длиннее - тем выше достижение… И правда, с того времени, как Максим Павлович стал собирать «змейки», он стал спокойнее и выдержаннее, у него даже изменился характер.
П Р О П У С К А Б З А Ц А
На крыше третьего цеха царило затишье. Работавших ударными темпами всю последнюю неделю восьмерых гастарбайтеров, то ли узбеков, то ли таджиков, два часа назад внезапно увезли, сказав главному инженеру, что это только на сегодняшний день, срочно надо сделать работу одному хорошему человеку, который очень хорошо заплатит. Вместо восьмерых оставили троих новых, это, да еще конверт с энной суммой быстро успокоили главного инженера. День ничего не значит, все лето еще впереди, деньги «узбеки» получают по фактически выполненному объему работ и его не забывают при этом отблагодарить. Так что молчи, прораб, молчи. Трое новых рабочих, правда, сразу же поднялись на крышу и начали работать. Обычно все строительные бригады, прибыв на новое место работы, начинали работу с процедуры ознакомления с объектом, узнавали, где столовая завода, в которой еще с советских времен старейший работник тетя Маша готовит вкусные пирожки, запах от которых доносится и до здания заводоуправления, где можно поблизости набрать воды, чтобы тут же на крыше, на газовой горелке, которой разогревают ленты рубероида, вскипятить чай. Узбеки даже не спросили, где ближайший туалет, приспичит - будешь нарезать круги в поисках отхожего места. Тут недавно рабочие пошутили над одним акционером, который всем заявлял, мой завод, мой завод, не добежал, бедолага, до туалета, обосрался. С тех пор не говорит, мой завод, если завод твой, значит должен же ты знать, хоть то, что где на твоем заводе отхожие места находятся.
Рабочие на крыше работали не шатко не валко, работали только двое, да и то все время посматривали на третьего, который все возился с какой-то аппаратурой у парапета южной стены здания цеха. Что он, музыку, что ли так долго настраивает, все восточные гастарбайтеры большие любители послушать во время работы свою национальную музыку, наверное, тоска по родине или может как в известной песне, нам песня, типа, строить и жить помогает…
Максим Павлович хотел было отойти от окна, на столе зазвонил телефон, как на крыше вдруг что-то произошло. Сидевший у аппаратуры старший узбек, что-то крикнул работавшим и махнул рукой в сторону башни нефтегазового концерна, которая огромной стеклянной иглой сверкала в лучах солнца. Рабочие как по команде бросили и рубероид и газовую горелку, при этом, не выключив горелку, которая тут же подожгла полураскатанные спирали рулона, и густой черный дым, закручиваясь тугим жгутом и набирая силу, медленно пополз в безоблачное небо. Главный инженер хотел выразиться в адрес узбеков, вспомнив их маму и других ближних и дальних родственников, но произошедшее в следующие секунды полностью лишило его дара речи, он только успел подумать что, ни хрена себе музыка.
Двое работавших «узбеков» развалили чёрный штабель рулонов рубероида и достали из под них длинные трубы цвета хаки, подошли к парапету и, разложив трубы каждый около себя, присели за парапетом в ожидании, слушая, что говорит «узбек», колдовавший над аппаратурой. «Узбек» этот, видимо, что-то объяснял то, показывая рукой в сторону башни, то показывая на прибор, стоявший у его ног, то показывая на трубы, лежащие рядом с сидевшими на корточках двух других «узбеков». После проведенного инструктажа, оба «узбека» по команде встали, разошлись по углам крыши и, положив трубы на плечо, по давшему отмашку, сидевшего над аппаратурой, произвели пуск. Из задней части труб, почти одновременно с хлопком, с протяжным, нарастающим свистом, вырвались длинные ржавые струи огня, разметавшие по крыше черный дым от горящих рулонов рубероида. Выскочившие из труб ракеты, как пара гончих, сначала просели в воздухе, рыскнули вниз и в сторону, но захватив зовущий сигнал маячка, плавно разворачиваясь по широкой дуге, стремительно полетели к башне, призывно сверкающей своими стеклянными гранями в лучах не по северному яркого солнца.
Одновременно отбросив в сторону использованные трубы, рабочие, подняли и положили на плечи следующие и, приведя их в боеготовое состояние, обернулись, ожидая команды на пуск, на того, кто возился с аппаратурой.
Почти одновременно ракеты ударили по фасаду башни, смотрящего на западную сторону, в окна самых престижных и фантастически дорогих офисов, из которых открывался вид на изгибавшуюся серебряной дугой реку, раскинувшийся у подножия исторический центр города, с ярко блестевшими далеко внизу золотыми шпилями и куполами храмов и сине-стального цвета море, за которым в особо ясные дни с вершины башни просматривалась полоска земли сопредельного государства. Почти одновременно в месте попадания ракет в здание башни вспухли и опали огненно-черные шары разрывов, по периметру попавшего под удар этажа, лопнули и вылетели далеко выброшенные мощной взрывной волной стекла и сверкающим звонким дождем полетели вниз на людей и машины, расположенные на стоянке у подножия башни.
Через несколько секунд тугое дуновение ветерка от пришедшей взрывной волны подсказало Максиму Павловичу, что все происходящее здесь и сейчас на крыше цеха его завода не сон, а всё происходит на самом деле. Но находясь в шоке от всего увиденного, тело его не слушалось, он не мог, ни поднять руку, ни сделать шаг, что бы уйти от окна. На столе разрывался звонивший телефон, почти сгоревшая до фильтра сигарета жгла пальцы, но он не чувствовал и этой боли и не слышал телефонного звонка….
Еще через несколько секунд вдогонку за первой волной пришла вторая, более мощного взрыва, прогремевшего где-то в центральной части Города. Плотной воздушной волной разметало черный дым горевших рулонов уже занимавшегося на крыше пожара, захлопали ставни открытых окон, задребезжали и зазвенели оконные стекла, где-то внизу на заводском дворе закричали люди.
Рабочие снова по команде старшего произвели пуск ракет и снова ракеты, выплюнув длинные струи огня со свистом, стремительно вырвались из труб и послушно повинуясь, зову маячка, по плавной широкой дуге, оставляя еле заметный белый дымный след, ушли в сторону башни. Через мгновения в башню, в тот же самый этаж, вонзились еще две ракеты. К звону еще падавшего стекла после взрывов второй пары ракет добавилась следующая лавина стекла и кусков офисной мебели и оборудования, выброшенных взрывом, белыми птицами запорхали кружащиеся и относимые ветром бумажные листы. Из оконных проемов, оставшихся практически без остекления, подвергшегося нападению этажа, показались красно-оранжевые языки пламени, и повалил густой черно-серый дым.
Старший «узбек» начал упаковывать аппаратуру и махнул рукой, дескать, стреляйте так, оставшиеся ракеты. Рабочие подняли на плечи последние неиспользованные пусковые трубы и произвели пуск ракет по направлению к башне. Ракеты без направляющей их воли маячка полетели к башне каждая по своей причудливой траектории и врезались в башню, одна ниже, а другая выше подвергшегося нападению этажа. Новая лавина битого стекла со звоном, хлынула вниз, поражая и убивая всех находящихся в зоне падения.
Старший уложил футляр с аппаратурой в небольшой рюкзак, закинул его за спину и присев на корточки у парапета закрепил за штырь альпинистскую веревку и продел ее в карабин, который был у него на строительном поясе. Сделавшие свое дело рабочие уже подбегали к парапету с закрепленными на поясе веревками. Когда все трое забравшись на парапет и натянув веревки, приготовились спускаться, старший вдруг вынул из-за пазухи пистолет с длинным, похожим на черный огурец стволом и выстрелил в каждого из своих подручных, оба сорвались со стены и повисли, раскачиваясь на веревках. Подняв глаза, старший увидел в окне, смотрящего прямо на него, застывшего главного инженера, и выстрелил в эти белые от страха глаза. Максим Павлович был еще жив, когда спустившийся по веревке террорист, завел стоявший внизу у стены цеха кроссовый мотоцикл и, ревя мотором, выбирался через пустырь к проходившей невдалеке оживленной улице.