Патриарх уральской киношколы
Начался кошмар: не успеваешь пережить одну потерю, обрушивается другая. Не успеваешь, по скорбной обязанности журналиста, написать один некролог - звонят и сообщают, что нужно писать другой.
Вот только что мы попрощались с Ирой Шиловой - прекрасным человеком, ярким, страстным, горячим, остроумным. В Белый зал Союза кинематографистов пришло много людей - ее очень многие любили, ценили ее дружбу, ее талант, ее ум, ее обаяние.
И было такое ощущение, что вместе с Ирой мы хороним и сам этот Союз кинематографистов, где когда-то было нам всем так здорово, где мы впервые встречались, чтобы тут же перейти на “ты” и радоваться каждой новой встрече друг с другом. “Где стол был яств, там гроб стоит” - в буквальном смысле слова. Вокруг Ириного гроба - останки былого Союза, отрепья, пыль, тлен. Прокопченные стены, давно не чищенный паркет, облупленные двери. Нынешнее руководство СК, совершенно очевидно, сознательно доводит все до состояния, когда этот бывший наш общий дом можно будет только снести, чтобы построить там нечто большое, чужое, но коммерчески кому-то выгодное, - о чем давно грезит МНС.
Мы теперь там собираемся только по таким вот печальным поводам. Больше ничто нас с этим мертвым домом не связывает.
…Потом пришла весть о смерти Сергея Говорухина. О нем я написал в предыдущем посте - это материал, который вышел в “Российской газете”.
И тут же, без паузы, весть о смерти Ярополка Лапшина - тоже эпоха в нашем кино и в его историческом жанре. Сложный, резкий человек, но отменный профи - он оставил нам хорошие, добротно снятые и сыгранные фильмы. Типичный качественный “мейнстрим”, который уже многие годы востребован телевидением и, значит, публикой.
И пришлось писать новый текст о новой потере. Этот журналистский жанр - единственный, который я ненавижу: он каждый раз рождается на свет, когда кто-то хороший умирает.
Вот текст для “Российской газеты”:
В Москве скончался старейший кинорежиссер, один из основателей уральской кинематографической школы и ветеран Свердловской киностудии Ярополк Лапшин.
Ярополк Лапшин - из тех тружеников нашего кино, которых называют скромными. Не лез под телеобъективы, не давал скандальных интервью, а главное - после окончания Института кинематографии решительно переехал из Москвы в Свердловск, где создавалась новая киностудия художественных и неигровых фильмов, чтобы заложить фундамент третьего по значению кинематографического центра России. И там остался, уже тем самым обеспечив себе негромкую, не сенсационную, но плодотворную жизнь в кино. Он стал мэтром, а потом и классиком, патриархом уральской кинематографической школы.
Географическое положение студии на границе Европы с Азией само по себе определяло ее тематический круг: конгломерат народов, многоцветье культур седого Урала, сурового Севера и близкого орнаментального Востока, глубина истории «опорного края державы». И первой работой Лапшина стала большая игровая картина «Пора таежного подснежника», где действие происходило в постреволюционной Бурятии, - дебют взял премию на Всесоюзном фестивале в Минске. За ней последовали юношеская драма «Шестнадцатая весна», предварившая взрыв нового советского «молодежного кино».
И наконец, Лапшин стал разрабатывать «золотую жилу» исторической тематики - стал экранизировать Мамина-Сибиряка («Приваловские миллионы»), Вячеслава Шишкова («Угрюм-река»), снял эпопеи о Ломоносове («Дым отечества»), уральских промышленниках Демидовых… С его именем стали связывать фильмы пространные, эпические, снятые добротно, с приглашением ведущих актеров страны, которые охотно ехали в Свердловск, чтобы сыграть в новом фильме уральского мастера.
С годами он стал лиричнее. Мелодрама «Продлись, продлись, очарованье…» запомнилась великолепным дуэтом Ии Саввиной и Олега Ефремова, а также грустной, мудрой режиссерской интонацией.
Три десятилетия Ярополк Лапшин возглавлял третье по численности Уральское отделение Союза кинематографистов России. Только в глубокой старости он покинул ставший его домом Свердловск - Екатеринбург и переехал в московский Дом ветеранов кино.
Он оставил нас в возрасте 91 года. Его фильмы продолжают жить на теле- и видеоэкранах.