«Гулаг» Энн Эпплбаум - очень личная история.
Когда я взял в руки книгу лауреата пулитцеровской премии Энн Эпплбаум «ГУЛАГ», я и представить себе не мог, насколько глубоко буду переживать описанному. Временами, когда я читал перед сном, мне снилась истории, навеянные книгой. Проснувшись, я еще долго переваривал прочитанное и приснившееся. Мне вспоминалась моя бабушка, которая прошла через все это. И я только сейчас начинаю по-настоящему осознавать, через что ей реально пришлось пройти и то, насколько я в детстве всего этого не понимал. В то время для меня слово переселенцы навевало какую-то романтическую коннотацию путешествий, а после прочтения «ГАЛАГА» от слова переселенцы веет смертью и лишениями. И я благодарен автору, что ее книга дала новое осмысление истории своей семьи и пробудила интерес в ней разобраться. Жалею я лишь об одном, что этот интерес проснулся тогда, когда спросить и уточнить подробности у бабушки я уже не могу.
В книге показан маршрут, о котором рассказывала бабушка, как их после раскулачивания долго везли в 1931 году на каком-то судне в неизвестном направлении по Северному Ледовитому океану, а затем по реке Печоре. Как я узнал из книги Эпплбаум, этот маршрут повторяет курс ухтинской экспедиции ОГПУ 1929 года, отправившейся на поиски полезных ископаемых силами заключенных и ссыльных. Место, куда привезли моих родственников, позднее стало называться Ухтпечлагом. А на тот момент это была просто тайга, где необходимо было выживать.
«Формально не все новые обитатели края были заключенными. С 1930 года туда начали отправлять спецпереселенцев. Почти все они были раскучаленные крестьяне с женами и детьми, и считалось, что они должны будут заниматься сельским хозяйством», - Эпплабаум.
Все те лишения и нечеловеческие условия жизни, в которые отправляла людей советская власть, не придуманы автором для создания устрашающей картины сталинского времени. Моя бабушка рассказывала об этом при мне моим родителям и родственникам.
«Несмотря на подготовительные меры, условия жизни заключенных и ссыльных в тот первый период были, как и везде, ужасающими. Многие жили в палатках и землянках - бараков не хватало. Недоставало теплой одежды и обуви, недоставало продовольствия … Новые лагеря располагались в такой дали от цивилизации, в частности от дорог, что колючая проволока появилась в Коми АССР только в 1937 году. Побег считался бессмысленным», - пишет Эпплбаум.
Известия о признании государством своей вины и величайшей ошибке, совершенной в отношении семьи, бабушке пришлось ждать 63 года. Только в 1994 году ее, ее сестру, ее брата, отца и мать (моих прадедушку и прабабушку) реабилитировали.
И когда я читаю новости о том, что власти приносят цветы к могиле Сталина, меня передергивает.
О чем книга
Книга о ГУЛАГЕ доступным языком рассказывает о репрессивной системе, сложившейся в нашей стране в сталинский период и агонизировавшей еще несколько десятков лет после смерти диктатора.
Произведение рассказывает о том, как система сложилась, как туда попадали, как выживали в ней и как пытались найти свое место в жизни после выхода на свободу.
Об авторе.
Когда я рассказывал о книге своим знакомым, нередко у них на лице можно было прочитать что-то вроде снисхождения - типа о лагерной системе пишет какая-то американка, негласно сравнивая произведение с очередной книгой сборника «что-то для чайников» или «что-то за 90 минут». Но это совсем не так. Публикации книги предшествовал просто титанический труд, которому могут позавидовать многие авторы, штампующие книги конвейерным способом.
Американо-британский журналист Энн Эпплбаум владеет русским и польским языками. Это помогло ей работать с первоисточниками (Солженицын и Варламов далеко не единственные, кто оставил мемуары), брать интервью у участников событий, часть из которых в конце 90-х еще была жива, сотрудничать с российскими историками и общественными организациями (Мемориал) и посещать совсем нетуристические регионы, такие как Республика Коми, чтобы книга получилась глубокой и охватывающей все стороны изучаемого вопроса. В некоторых местах ей и вовсе предлагали целиком выкупить лагерные архивы, которые должны быть неприкосновенны и подлежать хранению.
Кроме того у автора был доступ к западным публикациям и работам на тему ГУЛАГА, написанным в то время, когда в СССР и представить появление таких материалов было немыслимо. Например, армия Андерса и польское правительство в изгнании провели в Иране и Палестине, после эвакуации из СССР, опросы военных и членов их семей, переживших депортацию в СССР и познакомившихся с местами, в которых были как переселенцы, так и лагерники. Почти полвека эти данные были уникальными свидетельствами существования советских лагерей принудительного труда.
За публикацию книги о Гулаге автор была удостоена Пулитцеровской премии в 2003 году.
Избранные цитаты из книги (иллюстрации из дома-музея Варлама Шаламова в Вологде)
Читая книгу, я оставлял в некоторых местах закладки. Делюсь ими.
• «Иногда начальник Ухтинского лагеря наносил визит в соседний лагерь. Хотя это прозаически называлось «для обмена опытом», но обставлялся такой визит по всем правилам протокола посещений одних глав государств главами других. Начальство сопровождала большая свита начальников отделов, для них готовились избранные места в гостинице, намечались маршруты, привозились с «Зимки» подарки. И начальник привозил с собой своих лучших артистов, чтобы хозяева понимали, что и у них с искусством не хуже, а может быть даже и лучше». Лев Разгон «Непридуманое».
• «Другие пытались изучать блатной жаргон. Еще в 1925 году один соловецкий заключенный опубликовал в лагерном журнале «Соловецкие острова» статью о происхождении ряда слов. Некоторые из них, пишет он, просто-напросто отражают воровскую мораль: о женщинах говорят языком наполовину циничным, наполовину сентиментально-слезливым. Иные слова порождены обстановкой: воры говорят «стучать» в смысле «говорить», потому что в тюрьмах они перестукиваются (Акаревич А. «Блатные слова». 1925. Соловецкие острова №2). Другой бывший заключенный отмечает, что некоторые слова - «шмон», «мусор», «фраер» - пришли в блатной язык из идиша. (Губерман С.).
• Как ни странно, русские в большинстве лагерей своей группировки не создавали, хотя согласно статистике ГУЛАГа, во все годы его существования оставляли в нем ощутимое большинство… Если другие этнические группы создавали целые сети взаимной поддержки - помогали новоприбывшим находить места в бараке, устраивали их на более легкие работы, то русские ничего этого не делали. «Потом какой-то мужчина, еврей, отозвал с сторону группу наших евреек, стал совать им хлеб и учил, что говорить, как себя держать. Потом так же отошли и несколько грузинок, и вот посреди двора остались мы, русские, человек десять-пятнадцать; никто к нам не подходил, не совал хлеб и ничего не говорил». (Эфрон. Федерольф)
• Не менее жестокой была судьба других национальных групп, разделивших во время войны участь поляков и прибалтийцев. Это были те советские национальные меньшинства, на которые Сталин указал в начале войны как на потенциальную «пятую колонну» или обрушил свой гнев ближе к ее концу как на «пособников врага». «Пятой колонной» были объявлены немцы Поволжья, чьих предков пригласила в Россию еще Екатерина Великая, и финноязычное население Карелии. Хотя не все приволжские немцы говорили по-немецки и не все карельские финные - по-фински, они жили более менее компактными группами, и их обычаи отличались от обычаев русских соседей. Во время войны с Финляндией и Германией этого было достаточно, чтобы раздуть подозрения на их счет. Совершая, даже по советским меркам, чудеса логической эквилибристики, власти в августе 1941 года обвинили в предательстве всех немцев Поволжья без исключения: «По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, заселенными немцами Поволжья. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и советской власти». Conquest. The Soviet Deportation of Nationalities.
• Чувство вины порой становилось непереносимым. После доклада Хрущева Александр Фадеев, известный писатель, убежденный сталинист и влиятельный литературный чиновник, ушел в запой. Пьяный он признался знакомому, что в качестве руководителя Союза писателей СССР санкционировал аресты ряда писателей, зная об их невиновности. На следующий день Фадеев покончил с собой. По слухам, его предсмертное письмо в ЦК состояло из одной фразы о том, что, убивая себя, он посылает пулю в политику Сталина, эстетику Жданова, генетику Лысенко.
• Возможно, еще более существенно то, что, по мнению многих россиян, дискуссия о прошлом уже состоялась и принесла она очень мало. Когда спрашиваешь людей старшего поколения, почему сегодня так редко говорят о ГУЛАГе, они отмахиваются: «В 1990-е годы мы только об этом и говорили, а теперь хватит, сколько можно». В довершение сложностей, в умах большого числа людей разговор о ГУЛАГе и сталинских репрессиях ассоциируется с «реформаторами-демократами», с самого начала активно участвовавшими в обсуждении советского прошлого. Поскольку это поколение российских политических лидеров, как теперь считают, потерпело неудачу (их правление запомнилось коррупцией и неразберихой), многим заодно представляется сомнительными любые рассуждения о ГУЛАГе.
Фото сделаны здесь
UPD: чтобы быть в курсе новых книжных рецензий подписывайтесь на мой канал в Телеграм.
В книге показан маршрут, о котором рассказывала бабушка, как их после раскулачивания долго везли в 1931 году на каком-то судне в неизвестном направлении по Северному Ледовитому океану, а затем по реке Печоре. Как я узнал из книги Эпплбаум, этот маршрут повторяет курс ухтинской экспедиции ОГПУ 1929 года, отправившейся на поиски полезных ископаемых силами заключенных и ссыльных. Место, куда привезли моих родственников, позднее стало называться Ухтпечлагом. А на тот момент это была просто тайга, где необходимо было выживать.
«Формально не все новые обитатели края были заключенными. С 1930 года туда начали отправлять спецпереселенцев. Почти все они были раскучаленные крестьяне с женами и детьми, и считалось, что они должны будут заниматься сельским хозяйством», - Эпплабаум.
Все те лишения и нечеловеческие условия жизни, в которые отправляла людей советская власть, не придуманы автором для создания устрашающей картины сталинского времени. Моя бабушка рассказывала об этом при мне моим родителям и родственникам.
«Несмотря на подготовительные меры, условия жизни заключенных и ссыльных в тот первый период были, как и везде, ужасающими. Многие жили в палатках и землянках - бараков не хватало. Недоставало теплой одежды и обуви, недоставало продовольствия … Новые лагеря располагались в такой дали от цивилизации, в частности от дорог, что колючая проволока появилась в Коми АССР только в 1937 году. Побег считался бессмысленным», - пишет Эпплбаум.
Известия о признании государством своей вины и величайшей ошибке, совершенной в отношении семьи, бабушке пришлось ждать 63 года. Только в 1994 году ее, ее сестру, ее брата, отца и мать (моих прадедушку и прабабушку) реабилитировали.
И когда я читаю новости о том, что власти приносят цветы к могиле Сталина, меня передергивает.
О чем книга
Книга о ГУЛАГЕ доступным языком рассказывает о репрессивной системе, сложившейся в нашей стране в сталинский период и агонизировавшей еще несколько десятков лет после смерти диктатора.
Произведение рассказывает о том, как система сложилась, как туда попадали, как выживали в ней и как пытались найти свое место в жизни после выхода на свободу.
Об авторе.
Когда я рассказывал о книге своим знакомым, нередко у них на лице можно было прочитать что-то вроде снисхождения - типа о лагерной системе пишет какая-то американка, негласно сравнивая произведение с очередной книгой сборника «что-то для чайников» или «что-то за 90 минут». Но это совсем не так. Публикации книги предшествовал просто титанический труд, которому могут позавидовать многие авторы, штампующие книги конвейерным способом.
Американо-британский журналист Энн Эпплбаум владеет русским и польским языками. Это помогло ей работать с первоисточниками (Солженицын и Варламов далеко не единственные, кто оставил мемуары), брать интервью у участников событий, часть из которых в конце 90-х еще была жива, сотрудничать с российскими историками и общественными организациями (Мемориал) и посещать совсем нетуристические регионы, такие как Республика Коми, чтобы книга получилась глубокой и охватывающей все стороны изучаемого вопроса. В некоторых местах ей и вовсе предлагали целиком выкупить лагерные архивы, которые должны быть неприкосновенны и подлежать хранению.
Кроме того у автора был доступ к западным публикациям и работам на тему ГУЛАГА, написанным в то время, когда в СССР и представить появление таких материалов было немыслимо. Например, армия Андерса и польское правительство в изгнании провели в Иране и Палестине, после эвакуации из СССР, опросы военных и членов их семей, переживших депортацию в СССР и познакомившихся с местами, в которых были как переселенцы, так и лагерники. Почти полвека эти данные были уникальными свидетельствами существования советских лагерей принудительного труда.
За публикацию книги о Гулаге автор была удостоена Пулитцеровской премии в 2003 году.
Избранные цитаты из книги (иллюстрации из дома-музея Варлама Шаламова в Вологде)
Читая книгу, я оставлял в некоторых местах закладки. Делюсь ими.
• «Иногда начальник Ухтинского лагеря наносил визит в соседний лагерь. Хотя это прозаически называлось «для обмена опытом», но обставлялся такой визит по всем правилам протокола посещений одних глав государств главами других. Начальство сопровождала большая свита начальников отделов, для них готовились избранные места в гостинице, намечались маршруты, привозились с «Зимки» подарки. И начальник привозил с собой своих лучших артистов, чтобы хозяева понимали, что и у них с искусством не хуже, а может быть даже и лучше». Лев Разгон «Непридуманое».
• «Другие пытались изучать блатной жаргон. Еще в 1925 году один соловецкий заключенный опубликовал в лагерном журнале «Соловецкие острова» статью о происхождении ряда слов. Некоторые из них, пишет он, просто-напросто отражают воровскую мораль: о женщинах говорят языком наполовину циничным, наполовину сентиментально-слезливым. Иные слова порождены обстановкой: воры говорят «стучать» в смысле «говорить», потому что в тюрьмах они перестукиваются (Акаревич А. «Блатные слова». 1925. Соловецкие острова №2). Другой бывший заключенный отмечает, что некоторые слова - «шмон», «мусор», «фраер» - пришли в блатной язык из идиша. (Губерман С.).
• Как ни странно, русские в большинстве лагерей своей группировки не создавали, хотя согласно статистике ГУЛАГа, во все годы его существования оставляли в нем ощутимое большинство… Если другие этнические группы создавали целые сети взаимной поддержки - помогали новоприбывшим находить места в бараке, устраивали их на более легкие работы, то русские ничего этого не делали. «Потом какой-то мужчина, еврей, отозвал с сторону группу наших евреек, стал совать им хлеб и учил, что говорить, как себя держать. Потом так же отошли и несколько грузинок, и вот посреди двора остались мы, русские, человек десять-пятнадцать; никто к нам не подходил, не совал хлеб и ничего не говорил». (Эфрон. Федерольф)
• Не менее жестокой была судьба других национальных групп, разделивших во время войны участь поляков и прибалтийцев. Это были те советские национальные меньшинства, на которые Сталин указал в начале войны как на потенциальную «пятую колонну» или обрушил свой гнев ближе к ее концу как на «пособников врага». «Пятой колонной» были объявлены немцы Поволжья, чьих предков пригласила в Россию еще Екатерина Великая, и финноязычное население Карелии. Хотя не все приволжские немцы говорили по-немецки и не все карельские финные - по-фински, они жили более менее компактными группами, и их обычаи отличались от обычаев русских соседей. Во время войны с Финляндией и Германией этого было достаточно, чтобы раздуть подозрения на их счет. Совершая, даже по советским меркам, чудеса логической эквилибристики, власти в августе 1941 года обвинили в предательстве всех немцев Поволжья без исключения: «По достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, заселенными немцами Поволжья. О наличии такого большого количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья никто из немцев, проживающих в районах Поволжья, советским властям не сообщал, следовательно, немецкое население районов Поволжья скрывает в своей среде врагов советского народа и советской власти». Conquest. The Soviet Deportation of Nationalities.
• Чувство вины порой становилось непереносимым. После доклада Хрущева Александр Фадеев, известный писатель, убежденный сталинист и влиятельный литературный чиновник, ушел в запой. Пьяный он признался знакомому, что в качестве руководителя Союза писателей СССР санкционировал аресты ряда писателей, зная об их невиновности. На следующий день Фадеев покончил с собой. По слухам, его предсмертное письмо в ЦК состояло из одной фразы о том, что, убивая себя, он посылает пулю в политику Сталина, эстетику Жданова, генетику Лысенко.
• Возможно, еще более существенно то, что, по мнению многих россиян, дискуссия о прошлом уже состоялась и принесла она очень мало. Когда спрашиваешь людей старшего поколения, почему сегодня так редко говорят о ГУЛАГе, они отмахиваются: «В 1990-е годы мы только об этом и говорили, а теперь хватит, сколько можно». В довершение сложностей, в умах большого числа людей разговор о ГУЛАГе и сталинских репрессиях ассоциируется с «реформаторами-демократами», с самого начала активно участвовавшими в обсуждении советского прошлого. Поскольку это поколение российских политических лидеров, как теперь считают, потерпело неудачу (их правление запомнилось коррупцией и неразберихой), многим заодно представляется сомнительными любые рассуждения о ГУЛАГе.
Фото сделаны здесь
UPD: чтобы быть в курсе новых книжных рецензий подписывайтесь на мой канал в Телеграм.