Испания. 1569 год
Оказывая эту милость впервые, Господь хочет открыть Себя душе в облике Человека, чтобы она поняла и узнала, что получает этот высший дар. Тереза Авильская
5.1. Преследующий образ
Изматывающий кашель, прицепившийся ко мне после служения нищим бродягам, мешал спать по ночам. Церковный доктор сказал, что больные чахоткой долго не живут… Коль скоро моя жизнь, проведенная в монастырских стенах, подойдет к концу, тратить ее на сон не было смысла. Поставив канделябр на стол, я принялась рисовать. В эти ночные часы в моей небольшой келье было тихо и спокойно. За окном лил дождь, небо изредка освещали вспышки молний. Я кропотливо выводила на бумаге лик святого Иосифа. И… Что делать! Опять в его кротком облике проступили черты лица моего кузена Антонио Альвареса, а ныне отца Антонио. Каждый раз мои подруги-монахини подтрунивали над иконами, нарисованными моей рукой:
- Посмотрите, Иисус и святые на её картинах так походят на отца Антонио, что городские кумушки покупают их только за это и, вздыхая, прижимают их к сердцу… Что и говорить красавчик!
Взглянув на проступившее на картине лицо Антонио, я печально вздохнула и погрузилась в воспоминания о далеком прошлом в родовом поместье Альваресов. В былые времена клан Альваресов был могучим и славным. Но ко времени моего рождения от его былого величия осталось только полуразвалившееся родовое поместье и несколько земельных угодий, постепенно приходящих в упадок. Я была единственной дочерью младшего из Альваресов, Доминика, погибшего в сражении с французами. Оставшись круглой сиротой, с трехлетнего возраста я воспитывалась в доме моего старшего дяди, Диего Альвареса, вместе с его детьми: кузеном Антонио и кузиной Элисой.
Мой отец, славный вояка, но бессребреник, не оставил мне никакого наследства. Судьба моя была предрешена: как и все девицы из обедневших дворянских родов, я должна была уйти в монастырь по достижении надлежащего возраста. Антонио, напротив, готовили к жизни при дворе. Единственный потомок мужского пола нашего благородного рода, он должен был пополнить ряды королевской гвардии.
Кузина Элиса была моей сверстницей и самой близкой подругой. Антонио был старше нас на шесть лет. Обладая природной мягкостью, добросердечием и красотой, он был любимцем всей семьи и кумиром моего детства. Он не делал различия между мной и сестрой Элисой, опекая нас обеих с одинаковой заботой и любовью.
Несмотря на перспективу военной и светской карьеры, Антонио с детства мечтал о жизни подвижника. Все свое свободное время он зачитывался «Житиями Святых» или пересказывал их нам, своим сестрам. В такие минуты его благородное светлое лицо, обрамленное локонами иссиня-черных волос, сияло внутренним светом.
Будучи ребенком, я полностью отождествляла его с героями повествований и рисовала свои первые изображения святых с обликом или взглядом кузена Антонио. Я никому не показывала эти неумелые каракули, но страсть к рисованию, как и нежная привязанность к Антонио, зародилась в моем сердце именно в те годы.
Любимым святым Антонио был итальянский монах Франциск Ассизский, посвятивший свою жизнь служению нищим и больным. Читая истории о его жизни и речениях, мой кузен мечтал повторить его подвиг, посвятив свою жизнь истинному служению Христу. К сожалению, в наши дни трудно было найти наставника, подобного святому Франциску.
Римская Церковь трещала по швам, переживая кризис из-за политических конфликтов и разрастающегося движения Реформации, начатого Лютером. Монастыри превращались в пансионы для потомков обедневших аристократических родов, не способных к светской карьере. Меньше всего их обитатели помышляли о подвижничестве и служении ближним.
В моде были романтические походы в дальние земли за золотом сарацинов, индейцев и индусов. Сверстники Антонио бредили завоевательными походами на Восток, а он, подобно белой вороне, мечтал пойти по стопам святого Франциска. Не найдя единомышленников среди товарищей, он проповедовал нам с Элисой, прославляя монашескую жизнь. Жизнерадостная хохотушка Элиса не слишком интересовалась этими проповедями.
Она любила красоваться перед зеркалом, примеряя материнские наряды, и стрелять глазками по друзьям брата, наведывавшимся к нам в дом. Разговоры о крестных муках Христа и нашей обязанности спасать человеческие души не производили на нее особого впечатления. Она обычно передразнивала священников, водружая на нос очки и бормоча под нос обрывки латинских фраз.
Не найдя поддержки своим чаяниям в родной сестре, Антонио перенес свой проповеднический пыл на меня, благодарную слушательницу своих историй. Я от природы была застенчивой тихоней, боявшейся выйти на люди и лишний раз открыть рот. Предоставленная самой себе, я часто оставалась без внимания взрослых, и лишь Антонио был единственным покровителем, готовым поговорить со мной.
Считая его своим самым близким другом и наставником, я естественным образом привязалась к нему. И была готова, как и он, следовать по пути святого Франциска. Особый момент в наших отношениях наступил в один роковой день, когда в наш замок с визитом приехал наш дальний родственник, придворный вельможа Иглесио Рамирес.
Он и вся его семья вышли из роскошного золоченого экипажа, запряженного породистыми гнедыми скакунами. Все они были одеты в дорогие обшитые золотом и кружевом костюмы. Его дочери в элегантных нарядах сразу завладели вниманием Элисы, и она побежала знакомиться с ними. Я же, как всегда, забилась в дальнем уголке сада, пытаясь нарисовать поразивших мое внимание грациозных скакунов.
Погруженная в рисунок, я не заметила, как Элиса с двумя новыми подругами покинула обеденные покои и вывела их прогуляться по саду. Высунув язык, я рисовала лошадей, когда передо мной появились надушенные духами девушки в элегантных дворцовых платьях: - Это еще кто? - презрительно оттопырив губы, спросила одна из них, указывая на меня.
- Это кузина Лусия, - ответила Элиса, представляя меня, - дочь погибшего дяди Доминика.
- Боже мой! Как можно одеваться так безвкусно! гордо поджала губы наша гостья. - Что за уродина!
Не обращай внимания, сестрица, - потянула ее за руку вторая. - Она просто бесприданница. Все равно никто не женится на ней. Какая ей разница, во что она одета?
Услышав эти слова, я почувствовала, как вспыхнула во мне горячая испанская кровь, и вскочила с места, требовательно взглянув на Элису. Но она не посмела вступиться за меня перед именитыми гостьями и только, нахмурившись, опустила взгляд. Покраснев от гнева, я отбросила свой рисунок и опрометью бросилась в замок, чувствуя, что горячие слезы рекой льются из моих глаз.
В доме дяди Диего я никогда не чувствовала особой разницы между мной и его родными детьми. Но сейчас слова столичных аристократок ясно дали мне понять мое низкое положение. Чувствуя смертельную обиду, я с горечью рассматривала свое простое коричневое платье, так отличающееся от украшенных изысканной вышивкой нарядов моих обидчиц.
«Да, я последняя уродина, и никто никогда не захочет жениться на мне!» думала я, проливая бесконечные слезы. В этот момент в нашу комнату кто-то тихо постучал: Лусия, ты здесь? Мне нужно поговорить с тобой, - раздался за дверями бархатистый тенор Антонио. Обрадовавшись его появлению, я открыла засов и впустила его внутрь. Его большие черные глаза удивленно округлились, увидев мое залитое слезами лицо:
- Почему ты плачешь, Лусия? - воскликнул он, подбежав ко мне. - Что случилось? Кто тебя обидел?
Вытирая слезы, я вскричала: - Кузен Антонио, эти девушки из столицы сказали, что я уродина, бесприданница и никто не захочет жениться на мне, - повторив эти обидные слова, я закрыла глаза и разрыдалась еще больше. В тот же миг я почувствовала теплую руку Антонио на своей голове.
Ласково погладив меня по волосам, он мягко возразил: - Эти девушки просто глупы. Ты очень красивая и добрая, Лусия. Любой дворянин будет счастлив жениться на тебе. Услышав такие слова от моего кумира, я потеряла дар речи. Слезы моментально высохли у меня на глазах, а сердце учащенно забилось. Люди ослеплены блеском богатства, с горечью продолжил Антонио, глядя куда-то сквозь меня, - будучи христианами, они забыли слова своего Господа и гонятся за мамоной. Как странно, что они могут унижать своих близких, гордясь своим богатством.
Высокая похвала, изошедшая из уст самого дорогого для меня человека, до такой степени поразила меня, что я уже не слушала рассуждения Антонио о грехопадении наших соотечественников. Просияв от счастья, я смотрела в его благородное, задумчивое лицо. Правда? все еще не веря своим ушам, переспросила я.
- Вы правда считаете, что я не уродина?
- Конечно, нет, - засмеялся Антонио, но тут же его лицо стало серьезным.
- Но лучше, сестра Лусия, лучше, если ты не будешь думать о замужестве, а посвятишь свою жизнь Господу.
Я так сильно обожала брата Антонио, что была готова следовать любым его указаниям, и потому покорно закивала головой: - Да-да, конечно!
Вскоре родители отправили его учиться в семинарию для дворянских детей, и мы стали видеть его крайне редко. Вся моя жизнь превратилась в томительное ожидание. Без кузена Антонио однообразная жизнь в сельском поместье казалась невыносимо скучной. Чтобы скрасить одиночество, я ходила на уроки живописи, учась рисовать портреты знакомых мне людей.
А также забрала все любимые книги Антонио в свою комнату и перечитывала истории о святых, черпая в них вдохновение. Эти чтения и воспоминания о наших с Антонио беседах настраивали меня на возвышенный лад и… защищали от искушений юного возраста. Взрослея, мы с Элисой стали объектом пылких ухаживаний местных кавалеров.
Нередко они распевали песни под нашими окнами и подбрасывали записки, которые Элиса гордо хранила в резной шкатулке как символ своего успеха. Наверняка я бы тоже поддалась очарованию бархатных ночей, вслушиваясь в романтические серенады ухажеров, если бы не воспоминания о кузене Антонио. Кто из них мог сравниться с ним в серьезности, отрешенности и чистоте помыслов?
В самые опасные моменты, ловя на себе пылкие взгляды местных красавцев, я вспоминала свои разговоры с Антонио и теряла к кавалерам всякий интерес. Антонио вернулся домой через много лет. За годы учебы он возмужал, окреп и стал еще красивее. Вся семья встречала его с огромной радостью. Первой ему на шею бросилась вопящая от восторга Элиса.
Следом за ней я тоже хотела прижаться к его груди, но внезапно почувствовала, как он мягко, но решительно отстранил меня от себя. Полными изумления глазами я уставилась в его смущенное лицо, пытаясь понять, чем я заслужила такой холодный прием. Шестнадцатилетним девушкам не пристало бросаться в объятья молодым юношам, - раздался за моей спиной голос его матери, госпожи Альварес.
- Ты больше не ребенок, Лусия, и не можешь так вести себя. Покраснев как рак, я тихо отошла в сторонку. Мои глаза наполнились слезами. Все эти годы я с таким нетерпением ожидала возвращения кузена. Неужели теперь мое близкое общение с ним кануло в Лету? Достигнув зрелости, я больше не могла виснуть у него на шее, сидеть с ним рядом, болтать и перебрасываться шутками.
Всегда мягкосердечный и открытый к общению, Антонио вернулся домой другим человеком. Он сторонился меня, и даже с родственниками стал сдержан в речах и поведении. Первые несколько дней я пыталась попасть ему на глаза и хоть как-то перекинуться словом. Но почему-то лучший друг моего детства искусно избегал встреч со мной.
Осознав, что он намеренно держит меня на дистанции, я почувствовала в сердце жгучую обиду и боль. Мой мир рухнул: мой единственный покровитель, друг и защитник предал меня! А ведь я так ждала его возвращения! Сказавшись больной, я не стала выходить ни к завтраку, ни к обеду. Уж лучше умереть с голоду, чем смотреть, как кузен Антонио улыбается Элисе и отводит взгляд от меня! Наступил вечер.
Я с мрачным видом сидела на подоконнике, глядя на алеющее над пшеничными полями небо. Лусия! - внезапно услышала я свое имя и, опустив взгляд, увидела высокую фигуру, закутанную в черный плащ. Кузен Антонио стоял перед моим окном.
- Как твое здоровье, Лусия?
- Прекрасно! ответила я и, спрыгнув с подоконника, захлопнула ставни.
В глубине души я надеялась, что Антонио, как и раньше, поднимется по лестнице и постучит в мою дверь. И уж тут-то я смогу дать волю чувствам и высказать ему все, что накипело у меня на душе! Однако этого не произошло. Подождав несколько минут, я снова вернулась к окну и выглянула в него. К счастью, Антонио все еще стоял там.
Увидев меня, он слегка улыбнулся:
- Не обижайся на меня, Лусия. Ты добрая и великодушная сестра… Ты ведь простишь своего брата?
- Я и не обижаюсь, - ответила я, сделав безразличное выражение лица.
- Спасибо тебе! Мне было бы тяжело уехать с мыслью, что я обидел тебя.
- Уехать? - изумилась я, - Но ведь Ваша учеба закончилась. Разве Вы не вернулись домой?
- Мне нужно уехать, - повторил Антонио, не вдаваясь в объяснения, - я зашел попрощаться с тобой.
Я испуганно высунулась в окно и вопросительно уставилась на кузена. Всматриваясь в его удлиненное благородное лицо с тонкими чертами и отрешенной улыбкой, я старалась запечатлеть его в своем сердце. Таким он и проявлялся потом на всех моих картинах. Доброжелательно кивнув мне, Антонио помахал рукой и зашагал прочь. Я хотела спуститься вниз и побежать за ним, но воспоминания о строгом выговоре тетушки остановили меня.
Я не спала всю ночь, гадая, куда собирался уехать мой кузен, а на утро нас всех ждала шокирующая новость: Антонио исчез из дома, оставив прощальное письмо родителям. В нем он просил прощения, что не сможет оправдать их надежды, поступив на военную службу. Он сообщал, что принял решение стать монахом, вступив в Орден францисканцев.
Асель Айтжанова. Лик за покровом света. Из главы 5
Далее