Антитехнократический детектив.
Вспомнился этот эпизод из моей срочной службы в Советской Армии в связи с обсуждением поста об отлетевшем пропеллере у самолета. Видимо, за истекшие от того времени десятилетия маразм технократизма только крепчал. А значит, эта давнишняя реальная история о таинственном исчезновении секретного снаряда может представить интерес…
Изобретатель был типичный. Из тех, что не умеет побриться, завязать галстук и поцеловать женщину. Но познавший какой-нибудь таймер.
Снаряд тоже представлял собой обычную болванку без гильзы весом около пуда. Мы загнали его в канал ствола, положили пороховой заряд, закрыли затвор, навели орудие в соответствии с данным азимутом и углом возвышения. Я вставил запальную трубку, взял шнур и доложил о готовности нашему майору, руководившему стрельбой. Тот передал это по радио. Станции радиолокационного слежения и служба наблюдения за местом предполагаемого взрыва тоже доложили о готовности. Изобретатель начал нервно пританцовывать. Из центра чувственный голос знакомой сотрудницы полигона начал по радио свое обычное: «Ноль один, ноль два, ноль три…». Она говорила всегда одно и то же, но умела как-то особенно произнести то «ноль восемь», по которому я дергал шнур.
«Ноль восемь!» Я дернул шнур, прикрывая одной рукой то ухо, которым повернулся к орудию. Обычный оглушительный выстрел. Все! Теперь меня интересовало только разрешение расчету почистить ствол и ехать на ужин, чтобы потом еще и осталось время на дела личные.
Но по радио началась какая-то дискуссия. С частым повторением тех технических терминов, которые происходят от названий некоторых частей мужского и женского тела. Вообще-то в эфире полигона так не разговаривали. Значит, что-то случилось! Впрочем, нас, «срочников», это мало волновало. Мы уже прикручивали ёрш к баннику, чтобы приступить к чистке.
Через день в расположении батареи появился офицер из особого отдела. Никого больше из офицеров в тот момент в батарее не было. Первым делом особист обрушился на меня с требованием показать ему ту «конуру», в которую я «вожу пионервожатую». Это у него был метод демонстрации своей «осведомленности». На деле с пионервожатой я только иногда ночами во время дежурства разговаривал по телефону, а «конурой» был прекрасный учебный класс, ключи от которого всегда были при мне. Но я в этом классе временами запирал то одного, то двух ребят, которые готовились к поступлению в институт. Запертые в классе, они никому не «мозолили глаза», не «налетали на вводную», и потому спокойно читали, решали учебные задачи и так далее. В тот момент один из будущих абитуриентов как раз был там запертым. И поэтому я долго «вилял», прежде чем открыть класс особисту. Собственно, я бы и не открыл, если бы офицер прямо не потребовал показать мне, куда это наш расчет «спрятал секретный снаряд». Сообразив, что дело серьезное, я открыл. Особист, увидев вместо пионервожатой рядового из нашего расчета, даже не расстроился. Сказал, что вот как раз с этим-то он и хотел побеседовать!
Далее он стал приглашать в класс по одному всех участников той стрельбы из нашего расчета. Последним - меня!
Я уже понял: полет того снаряда радиолокационные станции слежения не зафиксировали, а служба наблюдения никаких признаков взрыва в зоне обстрела не заметила. Энергичные и тщательные поиски исключили версию о том, что снаряд упал и не разорвался. Сверхсекретный снаряд таинственным образом исчез в момент, когда я дернул шнур орудия!
Над особистом теперь повис сигнал, который надо было как-то «отрабатывать». Какая тут группа шпионов могла вот так ловко похитить снаряд под носом у изобретателя!?
Меня это, конечно, тоже заинтересовало. Я высказал одно предположение. Особист заволновался, побежал звонить. Часа через два вновь появился. Но не один, а с изобретателем. Бедняга, видимо, уже даже и не пытался бриться. Недозавязанный галстук свидетельствовал о том, что хозяин вообще его перестал снимать, а галстук в ответ перестал вообще скрывать грязный воротник и немытую шею. На это безобразие взирал мой белоснежный свеженький подворотничок со вставленной в него хотя и вопреки Уставу, но исключавшей складки проволочкой. Ревнивый Устав, конечно, кряхтел от досады. Но ни одна пионервожатая наверняка не поставила бы на изобретателя и ломаного гроша, когда рядом сержант, у которого под погоны зашиты опять же неуставные жесткие полоски, а в подворотничке такая вот проволочка!
Итак, куда делся снаряд? А какая у него скорость разлета осколков при взрыве?
Изобретатель называл цифру. Выходило, что скорость разлета осколков при взрыве намного меньше обычной скорости, до которой снаряды разгоняются в канале ствола орудий.
Следовательно, снаряд взорвался сразу при выходе из канала ствола. Вот почему его никто не заметил! А звук от взрыва снаряда просто совпал с оглушительным звуковым ударом от взрыва заряда, который мы заложили в ствол.
- Да если бы мой снаряд так взорвался, то от вас бы ничего не осталось! - в голосе изобретателя слышалась гордость за свое изделие. Он даже забыл, что сам был там на позиции. Причем не дальше меня от орудия. Но себя он в качестве жертвы от взрыва СВОЕГО любимого снарядика представить явно не мог.
Я принялся объяснять, что вследствие значительного превышения скорости изошедшего из орудия снаряда над скоростью разлета осколков никакой опасности для расчета не было. Вот если бы снаряд взорвался в самом канале ствола, то другое дело. А если в момент выхода из канала ствола, то это все равно, как если бы мы выстрелили шрапнелью. Ведь даже осколки, которые от взрыва были теоретически направлены на нас, - они в соответствии с законами инерции движения просто продолжили УДАЛЯТЬСЯ от нас со скоростью, равной разности между скоростью снаряда и скоростью разлета осколков. Визуально заметить эти осколки невозможно. Радиолокационные станции не заметили цели просто потому, что цель уже самоликвидировалась. И поиски на месте запланированного падения снаряда, понятное дело, ничего не дали. Ведь снаряд сразу же превратился в облако шрапнели.
Изобретатель ушел возмущенным мной и законами физики. Особист - довольным тем, что закрыл сигнал. А я - озадаченным. Я не знал, говорить ли пионервожатой, что телефон не самое надежное средство для сохранения личных тайн. Но все решилось само собой. Очередное наше телефонное свидание началось с того, что пионервожатая радостно сообщила: это у нас последний разговор, так как она выходит замуж. Нет, не за офицера. Тут я напрягся. Значит, за гражданского? Не из технократов ли? Но выяснилось, что за прапорщика. Я облегченно вздохнул и от души поздравил…