Детективус вульгарис.
Выступить в качестве автора детективного жанра меня побудил наплыв самых нелепых и чудовищных сплетен о том, как раскрываются так называемые «теракты». О том, что по сути они не теракты, а диверсии, я высказывался ранее. В данном рассказике немногие художественные детали наложены на реальные события, имевшие место осенью 1988 года. Фамилии изменены. Главная моя цель состояла в психологически достоверном отражении поступков, мотивов и действий участников событий.
Майор Максимов некоторое время постоял, с неудовольствием разглядывая внутренний телефон. Уйти так? - Прицепится! Доложиться, что пошёл? - Получишь лишний «комплимент». Через несколько секунд борьба мотивов окончилась победой привычки.
- Вадим Алексеевич! Я в город на три-четыре часа.
- А так ты ещё здесь!?
За порогом управления КГБ встретила осень. Наступая иногда на опавшие листья, майор Максимов подошёл к пешеходному переходу. Остановился в ожидании разрешающего сигнала пешеходного светофора. Что-то заставило его обернуться.
Прямо следом за майором, почти касаясь его хоботом и бивнями, стоял слон. За ним ещё один. И потом ещё и третий. Погонщика Максимов сразу не увидел. Но никакой слон не мог впечатлить майора больше, чем разнос, полученный только что от заместителя начальника подразделения.
- Вот, и слонов гоняют! - подумал Максимов. С тех пор, как цирк стали переводить на хозрасчёт и самоокупаемость, появление на улице хоть бесхозного тигра уже не было бы чем-то необъяснимым. Раньше зверям заказывали дорогостоящие перевозочные средства, а теперь хозрасчёт и самоокупаемость привели к тому, что «слон - он и сам дойдёт до железнодорожной станции». Однако вот уже и зелёный свет. Максимов, погонщик и три слона перешли улицу и разошлись, тут же забыв друг про друга.
У Максимова мысли были заняты руганием себя за свой язык. Нельзя так прокалываться после стольких лет службы! А всё этот Христофоров со своим коварным обаянием следственной ищейки. Мягко подстелил…
Суть состояла в том, что все чекисты управления были уже второй день «на ушах». У железнодорожников оказался вскрытым один из стоящих вдоль железной дороги металлических шкафов, в котором, как в разъёмной коробке, соединялись различные контакты от различных средств связи и сигнализации. Часть контактов во вскрытом шкафу оказались обрезанными, а часть перекроссированными - да так, что специалисты говорили об умышленном создании условий для столкновения электропоездов. Из вещдоков на месте происшествия обнаружили резиновую перчатку, с которой удалось снять какие-то отпечатки пальцев. По счастливой случайности вредительство было своевременно обнаружено. А могло дойти до столкновения поездов и самой настоящей мясорубки. В этой связи в управлении и появился следователь по особо важным делам Христофоров. И эта старая следственная лиса начала с того, что собрала оперативный состав без начальства. Понаторевший в подобных делах, Христофоров поначалу нажал на сознательность. Каждый час, мол, отдаляющий нас от момента события, снижает вероятность раскрытия преступления. А кто знает, что ещё выкинет этот маньяк!? И далее Христофоров говорил ещё о чём-то так, что развязал-таки языки даже опытных оперов. Этот следственный лис сумел побудить оперов на высказывание своих версий. По правде говоря, версий оказалось немного. Десяток конкретных лиц, тем не менее, оперработники назвали. И до кучи ещё несколько человек, которые не столько логично вкладывались в сюжет происшествия, сколько просто занимали воображение: два гомосексуалиста, одна лесбиянка, одна очень уж эффектная проститутка. Вот тут-то Максимову и изменила бдительность. И, словно начинающий опер, он поделился своей версией. О Фурумчинове.
Фурумчинов был вообще-то психически больным по наследству. Отца у него не было. А мать несколько лет назад почему-то сама прыгнула ласточкой с балкона пятого этажа. Жил Фурумчинов с сестрой - возможно, единственной относительно здоровой в этом роду. Максимову пришлось с этой семейкой познакомиться после того, как Фурумчинов бросил письмо через забор швейцарского посольства. Швейцарцы письмо вскрыли и обнаружили в нём ещё один конверт и записку с просьбой о передаче этого второго конверта в посольство США. В этом втором уже конверте была просьба о сотрудничестве с американскими спецслужбами и заявление о готовности выполнять любые задания оных спецслужб. Американцы, естественно, сразу поняли, что речь идёт о психически больном человеке. Поэтому направили письмо прямо в органы КГБ. Это было уже несколько лет назад. Фурумчинов за это время успел окончить технический вуз. Работать, конечно, оказался неспособен. Пытался пойти в попы - но и там его не приняли. Теперь, по идее, жил только на средства, которые зарабатывала сестра.
Всё это само по себе было обыденно, скучно и никак не клеилось к делу. Однако Максимов хорошо помнил, что у Фурумчинова было за плечами ещё и несколько лет обучения в железнодорожном техникуме. А специалисты говорили, что так перекроссировать провода в шкафу совсем уж посторонний человек не мог. Вот почему Максимов не удержался тогда от оглашения своей версии перед следователем по особо важным делам Христофоровым.
Хорошо, что начальника подразделения не было на месте! Уже спустя четверть часа Максимову пришлось стоять на ковре перед заместителем начальника и выслушивать весьма лестные характеристики о склонности быть умнее всех, а также напоминания о субординации и об уважении к старшим по должности.
- А кто у тебя начальник? Может быть, у тебя Христофоров начальник? А? Почему через голову начальника выкладываем все первому попавшемуся следователю? Вам так удобно? А мне так неудобно!
В принципе-то подобные разносы были процедурой рутинной. Но тут как раз в самый разгар воспитательных воздействий затрещал прямой телефон от генерала. А генерал не был любителем рассусоливать:
- Во сколько Вы доложите мне результаты экспертизы по отпечаткам пальцев Фурумчинова!?
То есть генерал уже знал всё в деталях, включая фамилию. Вадим Алексеевич вытянулся перед телефонным аппаратом. Правой рукой судорожно прижал трубку к уху, ртом принялся глотать воздух, а левая рука в это время стала показывать Максимову увесистый кулак. Из того, что Вадиму Алексеевичу удалось прокряхтеть в телефонную трубку, генерал и майор Максимов заключили, что результаты экспертизы будут доложены сегодня вечером.
До вечера оставалось три часа, а отпечатки существовали пока только на пальцах самого Фурумчинова. И хорошо, если он был дома!
А тут ещё и слоны привязались сзади…
При входе в железнодорожное РОВД Максимов привычно потянулся ко внутреннему карману пиджака, дабы предъявить дежурному своё удостоверение. Но дежурный по РОВД был занят какими-то бомжами, и на Максимова обратил внимание не большее, чем на пролетавшее мимо насекомое. Целью Максимова был кабинет старшего оперуполномоченного Горшенина. К счастью, тот оказался на месте.
- Слушай, мне нужны отпечатки пальцев одного психа.
- Ты ещё и основания придумаешь, или нам, ментам, и так можно? - Горшенин был явно настроен на то, чтобы поиздеваться.
- С меня бутылка! - бездумно сказал Максимов, и тут же осёкся. Это была непростительная оплошность. Ведь Горшенин был абсолютным трезвенником. Но трезвенником «вертанутым». Он когда-то прочитал о какой-то йоговской диете, и с тех пор всегда носил в кармане плоскую фляжку с дистиллированной водой. Воду эту он принимал строго по расписанию, даже если это было во время обысков или допросов. И поэтому вся округа была в полной уверенности, что Горшенин - алкоголик. Многочисленные заявления от жителей скапливались потихоньку в его личном деле. И со временем всё руководство пребывало в абсолютной убеждённости в том, что Горшенин является и трезвенником, и алкоголиком ОДНОВРЕМЕННО. Поэтому любой разговор о бутылках был явно неуместным. Надо было срочно выправлять ситуацию. Максимов резко сменил тональность:
- Коля! Ты можешь понять? Мне надо! Мне очень надо!! Пожалуйста, помоги!
Горшенин сменил гнев на милость:
- Фамилия, имя, отчество, адрес, телефон.
- Фурумчинов!
Горшенин бросил ручку на стол:
- А я уж думал, ты что-нибудь новенькое скажешь!
Оказалось, что сестра Фурумчинова Эльза буквально вчера заходила к Горшенину и просила помочь в госпитализации брата, который совсем уже «свихнулся». Теперь он каждое утро ещё до рассвета ходит с ножом вокруг дома, а потом жильцы обнаруживают трупы зарезанных кем-то собак. Эльза боялась, что собаками дело не ограничится. Она давно уже обратилась в психиатрическую службу по известному ей телефону. Но никто не приезжал.
Чтобы не терять времени, Максимов сам от себя написал Горшенину заявление о том, что у него аккурат возле дома Фурумчинова пропало личное имущество в виде собаки. Горшенин тем временем позвал сотрудницу, умевшую снимать отпечатки пальцев. По адресу пошли втроем. Но Максимов остался во дворе.
Через полчаса на руках у него была свеженькая дактилограмма с отпечатками всех десяти пальцев рук….
Прапорщик на входе сразу направил к дежурному по управлению, а тот сказал, что Максимова срочно ждет следователь Христофоров. Ну уж дудки!
К счастью, дежурный был из своих. Поэтому только хмыкнул, но просьбу открыть ему дверь на «черную лестницу» удовлетворил. По ней Максимов благополучно поднялся в свое подразделение, минуя этажи, на которых было бы трудно не встретиться с теми, кто сразу же доложил бы о его прибытии другим начальникам.
В кабинете у Вадима Алексеевича было двое молодых сотрудников. Заместитель начальника занимался своим обычным делом - рассказывал, как здорово работал он и его товарищи лет эдак двадцать назад. Максимов, не говоря ни слова, протянул дактилограмму.
-Что это? - Вадим Алексеевич милицейскую дактилограмму видел впервые.
- Отпечатки!
Глаза заместителя начальника отразили сложный спектр чувств, в котором были и недавняя злость на чрезмерно инициативного подчинённого, и ужас перед предстоящим докладом генералу, и понимание того, что теперь доложить есть что. Последняя компонента постепенно овладела начальственным сознанием.
- Вот!!! - Вадим Алексеевич обращался к молодёжи. - Вот так же и мы работали! Это как на фронте! Дан приказ - пошёл и выполнил! Это вам не инфантильные разговорчики, а это оперативная…
Максимов терпеливо выслушивал минут десять. Потом поинтересовался, когда и кто пойдет сличать отпечатки с тем, что было у Христофорова.
Услышав вновь про Христофорова, заместитель начальника принял вид благородной дамы, при которой ругнулись матом.
- Вы что же, товарищ Максимов, хотите, чтобы я докладывал через голову начальника? Сами распустились, забыли о субординации, и меня считаете таким же!?
Оба молодых сотрудника отразили мимикой всё ещё свойственную молодости способность удивляться. Слишком уж стремительным для их юных сердец показался этот переход от одной характеристики Максимова к характеристике совершенно другой.
- А я, в отличие от Вас, всегда помню, кто у меня начальник! Это Вы бегаете к христофоровым и докладываете им всякие свои сплетни в нарушение субординации. А у меня поручение не от Христофорова, а от генерала! Вот ему я и покажу эти отпечатки. Когда он будет. А будет он не раньше девяти вечера. Ну так вот, мы не должны считаться со временем! Это у гражданских работа по расписанию. А я буду здесь ждать! Чтобы доложить!
И почти без паузы в разговор вступил какой-то еще Вадим Алексеевич - двойник первого Вадима Алексеевича:
- Устал? Перенервничал? Ну, ничего! Ты вот что: ты своё дело отлично сделал. Тебе не грех и отдохнуть. Можешь и домой теперь. А я уж тут всё разрулю.
Да, для сличения отпечатков надо было идти к Христофорову. Но такое хорошо для камикадзе, а не для приличного офицера, думающего о своей карьере. Вадим Алексеевич был прав. Максимов в очередной раз подивился тому, как чутко Вадим умел толковать указания. Другой бы и впрямь побежал делать экспертизу. И в таком случае Христофоров бы узнал обо всём - страшно сказать - вперед родного генерала!
И всё при том, что Вадим никогда не стремился «затенить» своих починенных. Будучи виртуозом докладов «наверх», он при любой оказии доводил до начальства только благоприятные сведения о своих подчиненных, он чаще других возвращался с докладов с известиями о благодарностях и поощрениях своих сотрудников. Да, с Вадимом Алексеевичем Максимову повезло.
Отпустив «молодых», Вадим Алексеевич внезапно поинтересовался:
- Ты газеты успеваешь читать? О преступном использовании психиатрии органами КГБ читал?
Да, дело с Фурумчиновым было таким, что почти гарантировало неприятности. Хорошо, если он не причастен к происшествию. А если отпечатки совпадут?! Максимов с выражением робкой надежды посмотрел на Вадима Алексеевича. Тот покачал головой:
- Трудно будет спихнуть с нас, раз уж мы его и вычислили. Но, с другой стороны, линия работы не наша! В общем, постараюсь. А ты иди! Привет своим дома!
Уходя домой, Максимов вспомнил о слонах. А ведь чёрт знает что происходит в стране! И все делают вид, что не видят. И даже если сзади на тебя наступает слон, то ты тоже делаешь вид, что ничего не видишь. Эти мысли как-то сразу вытеснили всю историю с Фурумчиновым.
Только через неделю Максимов узнал, что отпечатки пальцев Фурумчинова совпали с отпечатками на резиновой перчатке с места происшествия. Но самое отрадное состояло в том, что занималось потом Фурумчиновым другое подразделение. Оно же и оправдывалось ещё через пару лет в связи с сигналом о незаконном использовании психиатрии в борьбе против инакомыслящих.