Долг, честь и родная кровь. Первая глава целиком
Читал предыдущее из этого цикла, так что рекомендую.
Оригинал взят у monfore в Долг, честь и родная кровь. Первая глава целиком
Начинаю ознакомительную публикацию нового рыцарского романа.
Не могу не сказать о тех, кто участвовал в его создании. Прежде всего это Игорь Николаев red_atomic_tank , без которого я бы наверное никогда не завершил этот долгострой. В тексте Игорь сыграл роль более значительную, нежели просто "консультант", скорее как Репин, который рисовал медведей для знаменитой конфеты кисти художника Шишкина "Утро в сосновом лесу". Также не могу не выразить слова благодарности Михаилу Рагимову irkuem , который помог сделать текст более читабельным, Гайку Григоряну grigoryan_gayk , читавшему и ругавшему, а также Юрию Валину tt_762 , так много сделавшему для выравнивания многострадальной первой главы.
Для удобства чтения главы будут по мере дочистки выкладываться на моем авторском сайте с непременным анонсированием в ЖЖ.
Долг, честь и родная кровь
роман
© 2013 Александр Трубников
Первая половина тринадцатого столетия. Чингисхан умер, но дело его жизни в руках достойных наследников. Великая держава Чингизидов отбрасывает тень на Русь и Европу, где много лет идет междоусобица германского императора и римского папы. Повелители христианского мира начинают состязание за союз с монголами. Выполняя тайное поручение понтифика, в далекий путь отправляются крестоносцы Робер и Жак...
Долгая дорога, неисчислимые опасности и самое тяжелое испытание - встреча с посланником императора, который слишком хорошо знаком рыцарям…
И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли.
Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом.
Бытие, 19:26
1. На краю Серой Степи
От Иерусалима, что утопает в садах, до восточного побережья Мертвого моря всего лишь два дневных перехода. Но этот короткий путь соединяет разные миры. У путника, что впервые оказался на восточном побережье аль-Бахра непременно появляется ощущение, будто он движется по дороге, ведущей в ад.
Край моря не разглядеть - он теряется в дымке, растворяющей горизонт. Вдоль берега, нависая над головой тянутся грязно-желтые скалы. Меж скалами и морской гладью, отливая мертвенной белизной, бежит нерукотворная каменная дорога. Вдоль дороги, то вырастая из воды, то поднимаясь над скалами, оплывшими свечами вздымаются соляные наросты. Один из них, если верить легенде, и есть та самая жена Лота с горы Содом...
Глядя на этот угрюмый пейзаж нетрудно понять, какие картины служили источником мрачного вдохновения библейским пророкам ...
Зверю ли, человеку, легко остаться здесь незамеченным. На прибрежную полосу, образуя причудливую мозаику падают пятна света. Притаившийся наблюдатель мог бы до скончания века терзаться в сомнениях, пытаясь понять что перед ним - бесплотные тени, порожденные прихотью солнечных отблесков или силуэты всадников что движутся со стороны Палестины. Слух в этих местах не помощник. Посвисты ветра в расщелинах да шелест едва различимых волн скрадывают не только человеческие шаги, но и топот копыт. Кажется, ничто не может нарушить этот сонный покой...
- Чтоб меня святой Петр ключами по голове огрел! Вот он, проезд!! Тот самый, ведьма меня заешь!!!
Громкое и радостное ругательство, произнесенное на франкском наречии и разорвавшее ветхозаветную тишину вырвалось из луженой глотки всадника с бритым подбородком и воинственно торчащими огненно-рыжими усами. Его вихрастая шевелюра, выглядывающая из-под некоего подобия арабской куфии, была столь же жгучего цвета, что и усы.
Несмотря на этот более чем фривольный выкрик, рыжеусый франк никоим образом не давал оснований рассуждать о себе в легкомысленном тоне. В движениях и посадке воина читалась сноровка человека, полжизни проведшего в военных походах. Кольчуга, желтый крест, вышитый на плаще и позолота на шпорах говорили о том, что незнакомец принадлежит к самому привилегированному изо всех христианских сословий святой земли - крестоносному рыцарству.
Крик, ожививший эти безрадостные места, был обращен к единственному спутнику, что скакал позади на расстоянии в полсотни футов. Это был стройный рыцарь в остроконечном шлеме. Из-под шлема со металлической полумаской на стальные наплечники падали длинные волосы цвета воронова крыла.
Черноволосый подъехал ближе. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, от рыжего спутника, отпустил поводья. Защищаясь ладонью от еще злого осеннего солнца рыцарь оглядел воду и камни и, не повышая голос спросил:
- Ты уверен, что нам туда?
Рыжеусый, привстав на стременах, вытянул руку с короткой плетью в сторону изгрызенных водой и зализанных ветром скал. Там чернел широкий раскол ущелья, из которого выбегал, вливаясь в море, ручей. Затем широким жестом, каким хозяин знакомит гостей со своим поместьем, франк указал на кромку берега:
- Вот три соляных нароста, похожие на панцири болотных черепах. Здесь, - рука повернулась в сторону скал, - круглый вырост, точь-в-точь как грудь одной бретонской маркитантки, с которой я в свое время провел немало сладких ночей. Рядом с грудью, то есть, тфу, выростом, вот там, левее и выше, торчит каменный столбик, точь-в-точь как срамной уд. И ручей здесь особенный. Вода в нем не желтая, как в тех, которые мы проезжали, а мутно-зеленая, словно во рву ретельского замка. Да по таким приметам дорогу найдет даже слепой. Сворачиваем, дружище!
Если в начале этой прочувственной речи в голосе рыжеусого ощущалась чуть заметная неуверенность, то теперь в нем звенела несокрушимая твердость человека, который родился и вырос в этих местах … Черноволосый молча кивнул и тронул поводья.
Кони рыцарей - быстроногие походные жеребцы, откликаясь на шенкеля, двинулись вперед. Через несколько минут крестоносцы скрылись в каменном лабиринте.
* * *
Вади - так на Ближнем Востоке называют ущелья, изрезающие Трансиорданию от Синая и до Моавских гор. На протяжении многих тысячелетий эти ущелья создавали ручьи. Летом усыхая, а зимой обращаясь в бурные полноводные реки, за дюймом они прогрызали камень, образуя особый, скрытый постороннему глазу мир. Извилистые теснины соединяют чаши каменных котловин. Скалы исчервлены многочисленными пещерами, которые порой тянутся на десятки лье, образуя русла подземных рек. Изредка здесь встречаются и горячие соляные источники.
Благодаря обилию пресной воды и наносам ила в отличие от мертвого побережья здесь меж скал пробивались многочисленные растения, в которых обитали звери и птицы.
Дно ущелья, по которому двигались всадники было ровным и твердым, словно римская via, из тех что до сей поры соединяют города древней империи. Если бы не осыпи, местами целиком перегораживающие путь, то длинноногие кони достигли бы неведомой цели за два или три часа. Но рыцарям то и дело приходилось спешиваться, чтобы не покалечить животных среди камней.
Первым протиснувшись меж огромными, в человеческий рост валунами рыжеусый франк оказался в неширокой долине, которую окружали поросшие кустарником почти вертикальные стены. Посредине, питаясь небольшим водопадом, узкой лентой бежал ручей. Дно долины, перемежаясь с каменной россыпью и песком, покрывали участки сочной густой травы. Рыжий отпустил коня на ближайшее травяное пятно. Сам же принялся рассматривать соседние скалы.
Из-за камней вынырнул его. Это был франк лет тридцати пяти отроду, но несмотря на далеко не старческий возраст, черные как смоль волосы обильно тронул иней седины. На бархатном и весьма дорогом на вид сюрко цвета ночного неба явственно различался герб - вышитый золотом равносторонний крест с Т-образными концами и четырьмя крестиками по углам.
- Ну что, Робер, мы еще не пропустили нужное ответвление? - равнодушным, чуть отстраненным голосом спросил он у рыжего спутника.
- Жак, ты зануден, как старая дева на исповеди! - ответил тот, кого назвали Робером. - Если там, на побережье я и мог ошибиться, то здесь в этих скалах мне знаком каждый камень и каждый куст. Чтоб я в плен попал к англичанам, и там меня год одной лишь ячменной кашей кормили, если к вечеру мы не доберемся до той самой щели, за которой и находится…
- Твои слова, да богу в уши! - бесцеремонно оборвал приятеля Жак. - В твоих способностях проводника я ни капли не сомневаюсь, однако не кажется ли тебе, что в эту долину мы попадаем не первый раз …
Усы Робера взметнулись языками рыжего пламени.
- Ты хочешь сказать, с тобой петляем, как два заблудившихся в горах богомольца? - рявкнул рыцарь, вызвав легкую осыпь и гулкое эхо. - И это ты мне, рыцарю де Мерлану, брату Святого Гроба, что сражался в этих местах, едва не погиб и долгое время, отринув мирскую жизнь пребывал здесь отшельником!
- Отшельником?!! - В ответ на выкрик Робера со скал гласом божьим низринулся громоподобный рев, от которого лошади припали на задние ноги.
Рев еще не успел отгреметь, многократно отражаясь эхом от скал, как в руках у обоих рыцарей засверкали мечи. Жак и Робер, не сговариваясь, ринулись к испуганно заржавшим коням и, заняв оборону, стали обшаривать взглядами камни и трещины.
- Опустите оружие! - произнес тот же голос. - Укуси меня чумной бедуин! Если бы я хотел вас убить, то мог давно с легкостью это сделать!
- Чтоб мне всю жизнь с карлицей спать, - пробурчал Робер, с явным облегчением возвращая меч в богатые ножны. - Похоже что нас встречает сам преподобный отец Ансельм ...
Жак улыбнулся и, последовав примеру приятеля, спрятал оружие. Его ножны не привлекали к себе завистливых взоров золотыми накладками с тонкой чеканкой и россыпью драгоценных камней, однако вложенный в них клинок мог вызвать черную зависть даже у любого ценителя. Даже такого тонкого знатока, как английский король Генрих Третий.
- Ну что же, - громко произнес рыцарь, откинув черные волосы, - Если мой товарищ не ошибается и рядом с нами действительно его наставник, хранитель этих мест преподобный Ансельм, мы рады будем засвидетельствовать ему почтение лично...
Человек появился внезапно. С одного из выступов сорвалась вдруг размытая тень, скатилась на дно ущелья, исчезла меж валунами и тут же вынырнула прямо у морд ошалевших коней. Жака и Робера обдала волна густой резкой вони. Благородные скакуны, чьи конюшни содержались в чистоте, какой не знали и будуары капризных палестинских баронесс, учуяв исходящий от праведника дух, недовольно захрапели и стали отворачивать головы.
Казалось, что перед ними восстал сам языческий бог Пан, согбенный под грузом прожитых лет и постоянного лазанья по горам. Однако это несомненно был человек из костей и плоти. Правда, плоти немытой, нестриженой и, к тому же облаченной в никогда не стиранные одежды. При ближайшем рассмотрении отшельник оказался морщинистым стариком с лысой, напоминающей тонзуру макушкой, вокруг которой разметались перепутанные кудлатые пряди, переходящие в бакенбарды, которые в свою очередь опускались на густую недлинную бороду. Все одеяние старца состояло из странной накидки, похожей не то на балахон, не то на плащ, обшитой кусочками серой ткани. Именно оно делало обладателя невидимкой на фоне скал. Его тощие исцарапанные ноги были обуты в истертые мягкие сапоги из вывернутой овчины.
Старик раскрыл сморщенный рот с черными пеньками на месте былых зубов и, снова испугав лошадей, зловонно выдохнул прямо в лицо Роберу:
- Ты - отшельник!? Да как тебе, сыну паршивой ослицы, хватило наглости и бесчестья возвратиться в эти места!?
Робер вжал голову в плечи.
- Я нашел тебя в этих самых горах, после боя, заваленного камнями и умирающего от ран, - продолжал распалять себя незнакомец. - Возвратившись к жизни, ты дал отшельнический обет, поклявшись вместе со мной исполнять свой христианский долг, храня слово божье в этих библейских землях. Так или нет?
- Так! - тяжко вздохнул Робер.
- Ну и как же ты сдержал свою клятву? Через полгода, окончательно оправившись, как ты, просто взял и молча сбежал. Обесчестил себя, и покрыл позором мои седины! Более мне не о чем с тобой говорить! Забирай своего спутника, кем бы он ни был, и проваливай из этих святых мест, в которых недостоин находиться даже кончик твоего безбожного ногтя!
Робер, продолжая хранить молчание, скосил глаза на собственную пятерню с рыжими волосками и с обидой нахмурился. За честь друга требовалось вступиться.
- Так ты, значит, и есть тот самый подвижник Ансельм, о котором мне так много рассказывал мой друг и соратник, брат-рыцарь Святого Гроба сир Робер де Мерлан? - произнес Жак,стараясь вложить в голос как можно больше неподдельного уважения.
- Робер - рыцарь Святого Гроба? - переспросил Ансельм. - Я хоть живу в безлюдных горах, но наслышан об этом ордене. Неужели теперь в него принимают злостных нарушителей христианских обетов?
Почуяв поддержку, Робер приосанился.
- Арденнский рыцарь Робер де Мерлан, - не давая опомниться собеседнику, продолжал рыцарь, - отказывая себе в простых радостях жизни, вот уже третий год несет смертельно опасную крестоносную службу в далеких курдских горах. Согласно традиции, служба братстве Святого Гроба при одобрении орденского конвента признается равной исполнению любого обета ...
Пламенная речь Жака отчасти смягчила грозного старца. Он что-то недовольно буркнул под нос и, к нескрываемой радости одуревшего от вони коня, отпустил поводья. Конь фыркнул и затрусил к травяному ковру, зеленеющему с наветренной стороны.
- Так ты один из братьев Святого Гроба? - Ансельм по-новому глянул на Жака. - Впрочем, не думаю, что самозванец мог бы безнаказанно носить герб Иерусалимского королевства...
- Не просто брат-рыцарь, а самый что ни на есть приор! - подтвердил, осмелев, Робер. - Защекочи меня ундина … то есть я хотел сказать, отче, что готов присягнуть на распятии, что это и есть тот Жак. Мой друг, о котором я когда-то тебе рассказывал. Бывший виллан и орденский сержант, посвященный в рыцари после смертельно опасной поездки в Багдад. Герой-крестоносец, который бок-о-бок со мной сражался в этих ущельях с сарацинами и генуэзцами. После того как мы с тобой, … гхм … расстались, он с одобрения папы получил во владение Монтелье, бургундскую сеньорию. А не так давно возглавил наш орден...
Невзирая на громкие слова , голосе Робера сквозила угодливость нерадивого школяра, что клянчит поблажку у строгого и требовательного профессора.
- Стреножьте коней, - после небольшого раздумья сказал старик, неожиданно сверкнув льдисто-голубыми глазами. - Разговор у нас будет долгий. И прежде всего я хотел бы знать, крестоносец, - в словах, которые произнес отшельник, пальцем указав на Робера, было столько желчи, что ее с лихвой бы хватило, чтобы отравить бездонные константинопольские цистерны, - какие еще оправдания ты нашел для своего гнусного и бесчестного бегства?
Осознав, что его не собираются подвергать немедленному проклятию, де Мерлан немного воспрянул духом. Стараясь не морщить нос, он низко склонил перед старцем рыжую вихрастую голову. Ансельм засопел, сделав вид, что не заметил покаянного жеста беглого неофита.
Исполнив распоряжение отшельника Жак, всерьез опасаясь за свое обоняние, стоял в стороне, ожидая, чем закончится сцена возвращения блудного сына.
- Ну так что!? - после нескончаемой паузы вопросил наконец старик. - Ты хочешь сказать, что прибыл сюда для того, чтобы все же исполнить взятый обет?
- Видишь ли, Ансельм, - робко начал Робер. - Если ты помнишь тот день, когда я произносил клятву, в подробностях, то согласишься, что произнесенное мною звучало дословно так: « … и, возблагодарив Единосущного за свое чудесное спасение, обязуюсь принять отшельнический обет и подвижничать в Моавитских горах до того самого дня, когда буду принят на Небеса ...».
- Именно так, - ответил Ансельм. - Ты забыл еще добавить, что завершил свою речь словами: “... чтоб подо мной брюггский мост рассыпался …”, за что и получил подзатыльник. Хоть мне и перевалило за восьмой десяток, я еще не выжил из ума и помню все. Только что ты хочешь этим сказать?
Робер набрал побольше воздуха в грудь и собрав в кулак всю свою храбрость, отчаянно произнес:
- Я же не сказал, «принимаю обет», но «обязуюсь принять». То есть собираюсь принять его. В будущем. Через некоторое время.
Уяснив, о чем толкует его нерадивый последователь, старик побагровел и на несколько мгновений потерял дар речи. После чего разразился столь виртуозной площадной бранью, что Робер покраснел, как обнаженная девица оставленная наедине с брутальным воякой, а Жак, хоть и много слышавший в своей жизни разнообраззной ругани, крякнул и потупил глаза.
Выговорившись, старик молча махнул рукой в сторону одной из глубоких расщелин и двинулся к ней, подбирая на ходу сухие ветки, оставленные водой.
- Преподобный Ансельм, до того как он стал отшельником, с шестилетнего возраста состоял в свите знаменитого Рено де Шатильона, - как бы извиняясь, тихо сказал Робер. - Сперва пажом, затем оруженосцем, после рыцарем. А такого сквернослова как князь Арнаут, как прозвали его сарацины, свет не видывал. Об этом все старожилы Акры и Антиохии свидетельствуют в один голос. Наш отшельник поступил на службу к Рено сразу после того, как тот возвратился из плена, проведя пятнадцать лет в алеппском зиндане. Заточение не сделало Шатильона добрее, но пополнило его, и без того немалый запас ругательств, изощренными арабскими выражениями. Говорят, что во время дамасского похода князь Арнаут смог вогнать в краску самого архиепископа Антиохийского, у которого на мессах даже тосканские наемники смущались, словно послушницы в мужской бане. Сам понимаешь, после подобной школы злословия Ансельм порой выдает такое, от чего у чертей уши в трубку сворачиваются ...
Несмотря на преклонный возраст, отшельник обладал не только громовым голосом, но и, как выяснилось, отменным слухом.
- А какими еще словами мне обращаться к трусу и дезертиру, который прячет свое малодушие под ворохом отговорок, достойных разве что иудейского торгаша на амманском базаре? - раздался из расщелины его рассерженный рык. Впрочем, в голосе старца появились нотки, выдающие в святом подвижнике грех гордыни.
Де Мерлану снова требовалась дружеская поддержка.
- Робера можно понять, - твердо ответил Жак. - Его отшельническому обету предшествовал обет крестоносный. Данный не кому-нибудь, а самому иерусалимскому патриарху. Потому, пока он не освобожден от первой клятвы - не может приступить к исполнению второй …
Опасаясь стариковского гнева, рыцарь предусмотрительно умолчал об еще одной, пожалуй самой главной причине, ради которой Робер постоянно откладывал свое отшельничество …
- И здесь отговорки! - обреченно махнул рукою старик, словно мог читать мысли. - Воистину, кто желает, тот ищет пути, кто не желает - изыскивает себе оправдания.. Ну да ладно, я тут вчера горную козу силками поймал и замочил уже мясо. Отобедаем для начала, раз уж встретились, а потом уже и о главном поговорим. Понимаю, что прибыли вы сюда не для того, чтобы передо мной объясняться да каяться.
Читать главу полностью
Буду благодарен уважаемым читателям за любые отзывы.
Оригинал взят у monfore в Долг, честь и родная кровь. Первая глава целиком
Начинаю ознакомительную публикацию нового рыцарского романа.
Не могу не сказать о тех, кто участвовал в его создании. Прежде всего это Игорь Николаев red_atomic_tank , без которого я бы наверное никогда не завершил этот долгострой. В тексте Игорь сыграл роль более значительную, нежели просто "консультант", скорее как Репин, который рисовал медведей для знаменитой конфеты кисти художника Шишкина "Утро в сосновом лесу". Также не могу не выразить слова благодарности Михаилу Рагимову irkuem , который помог сделать текст более читабельным, Гайку Григоряну grigoryan_gayk , читавшему и ругавшему, а также Юрию Валину tt_762 , так много сделавшему для выравнивания многострадальной первой главы.
Для удобства чтения главы будут по мере дочистки выкладываться на моем авторском сайте с непременным анонсированием в ЖЖ.
Долг, честь и родная кровь
роман
© 2013 Александр Трубников
Первая половина тринадцатого столетия. Чингисхан умер, но дело его жизни в руках достойных наследников. Великая держава Чингизидов отбрасывает тень на Русь и Европу, где много лет идет междоусобица германского императора и римского папы. Повелители христианского мира начинают состязание за союз с монголами. Выполняя тайное поручение понтифика, в далекий путь отправляются крестоносцы Робер и Жак...
Долгая дорога, неисчислимые опасности и самое тяжелое испытание - встреча с посланником императора, который слишком хорошо знаком рыцарям…
И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли.
Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом.
Бытие, 19:26
1. На краю Серой Степи
От Иерусалима, что утопает в садах, до восточного побережья Мертвого моря всего лишь два дневных перехода. Но этот короткий путь соединяет разные миры. У путника, что впервые оказался на восточном побережье аль-Бахра непременно появляется ощущение, будто он движется по дороге, ведущей в ад.
Край моря не разглядеть - он теряется в дымке, растворяющей горизонт. Вдоль берега, нависая над головой тянутся грязно-желтые скалы. Меж скалами и морской гладью, отливая мертвенной белизной, бежит нерукотворная каменная дорога. Вдоль дороги, то вырастая из воды, то поднимаясь над скалами, оплывшими свечами вздымаются соляные наросты. Один из них, если верить легенде, и есть та самая жена Лота с горы Содом...
Глядя на этот угрюмый пейзаж нетрудно понять, какие картины служили источником мрачного вдохновения библейским пророкам ...
Зверю ли, человеку, легко остаться здесь незамеченным. На прибрежную полосу, образуя причудливую мозаику падают пятна света. Притаившийся наблюдатель мог бы до скончания века терзаться в сомнениях, пытаясь понять что перед ним - бесплотные тени, порожденные прихотью солнечных отблесков или силуэты всадников что движутся со стороны Палестины. Слух в этих местах не помощник. Посвисты ветра в расщелинах да шелест едва различимых волн скрадывают не только человеческие шаги, но и топот копыт. Кажется, ничто не может нарушить этот сонный покой...
- Чтоб меня святой Петр ключами по голове огрел! Вот он, проезд!! Тот самый, ведьма меня заешь!!!
Громкое и радостное ругательство, произнесенное на франкском наречии и разорвавшее ветхозаветную тишину вырвалось из луженой глотки всадника с бритым подбородком и воинственно торчащими огненно-рыжими усами. Его вихрастая шевелюра, выглядывающая из-под некоего подобия арабской куфии, была столь же жгучего цвета, что и усы.
Несмотря на этот более чем фривольный выкрик, рыжеусый франк никоим образом не давал оснований рассуждать о себе в легкомысленном тоне. В движениях и посадке воина читалась сноровка человека, полжизни проведшего в военных походах. Кольчуга, желтый крест, вышитый на плаще и позолота на шпорах говорили о том, что незнакомец принадлежит к самому привилегированному изо всех христианских сословий святой земли - крестоносному рыцарству.
Крик, ожививший эти безрадостные места, был обращен к единственному спутнику, что скакал позади на расстоянии в полсотни футов. Это был стройный рыцарь в остроконечном шлеме. Из-под шлема со металлической полумаской на стальные наплечники падали длинные волосы цвета воронова крыла.
Черноволосый подъехал ближе. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, от рыжего спутника, отпустил поводья. Защищаясь ладонью от еще злого осеннего солнца рыцарь оглядел воду и камни и, не повышая голос спросил:
- Ты уверен, что нам туда?
Рыжеусый, привстав на стременах, вытянул руку с короткой плетью в сторону изгрызенных водой и зализанных ветром скал. Там чернел широкий раскол ущелья, из которого выбегал, вливаясь в море, ручей. Затем широким жестом, каким хозяин знакомит гостей со своим поместьем, франк указал на кромку берега:
- Вот три соляных нароста, похожие на панцири болотных черепах. Здесь, - рука повернулась в сторону скал, - круглый вырост, точь-в-точь как грудь одной бретонской маркитантки, с которой я в свое время провел немало сладких ночей. Рядом с грудью, то есть, тфу, выростом, вот там, левее и выше, торчит каменный столбик, точь-в-точь как срамной уд. И ручей здесь особенный. Вода в нем не желтая, как в тех, которые мы проезжали, а мутно-зеленая, словно во рву ретельского замка. Да по таким приметам дорогу найдет даже слепой. Сворачиваем, дружище!
Если в начале этой прочувственной речи в голосе рыжеусого ощущалась чуть заметная неуверенность, то теперь в нем звенела несокрушимая твердость человека, который родился и вырос в этих местах … Черноволосый молча кивнул и тронул поводья.
Кони рыцарей - быстроногие походные жеребцы, откликаясь на шенкеля, двинулись вперед. Через несколько минут крестоносцы скрылись в каменном лабиринте.
* * *
Вади - так на Ближнем Востоке называют ущелья, изрезающие Трансиорданию от Синая и до Моавских гор. На протяжении многих тысячелетий эти ущелья создавали ручьи. Летом усыхая, а зимой обращаясь в бурные полноводные реки, за дюймом они прогрызали камень, образуя особый, скрытый постороннему глазу мир. Извилистые теснины соединяют чаши каменных котловин. Скалы исчервлены многочисленными пещерами, которые порой тянутся на десятки лье, образуя русла подземных рек. Изредка здесь встречаются и горячие соляные источники.
Благодаря обилию пресной воды и наносам ила в отличие от мертвого побережья здесь меж скал пробивались многочисленные растения, в которых обитали звери и птицы.
Дно ущелья, по которому двигались всадники было ровным и твердым, словно римская via, из тех что до сей поры соединяют города древней империи. Если бы не осыпи, местами целиком перегораживающие путь, то длинноногие кони достигли бы неведомой цели за два или три часа. Но рыцарям то и дело приходилось спешиваться, чтобы не покалечить животных среди камней.
Первым протиснувшись меж огромными, в человеческий рост валунами рыжеусый франк оказался в неширокой долине, которую окружали поросшие кустарником почти вертикальные стены. Посредине, питаясь небольшим водопадом, узкой лентой бежал ручей. Дно долины, перемежаясь с каменной россыпью и песком, покрывали участки сочной густой травы. Рыжий отпустил коня на ближайшее травяное пятно. Сам же принялся рассматривать соседние скалы.
Из-за камней вынырнул его. Это был франк лет тридцати пяти отроду, но несмотря на далеко не старческий возраст, черные как смоль волосы обильно тронул иней седины. На бархатном и весьма дорогом на вид сюрко цвета ночного неба явственно различался герб - вышитый золотом равносторонний крест с Т-образными концами и четырьмя крестиками по углам.
- Ну что, Робер, мы еще не пропустили нужное ответвление? - равнодушным, чуть отстраненным голосом спросил он у рыжего спутника.
- Жак, ты зануден, как старая дева на исповеди! - ответил тот, кого назвали Робером. - Если там, на побережье я и мог ошибиться, то здесь в этих скалах мне знаком каждый камень и каждый куст. Чтоб я в плен попал к англичанам, и там меня год одной лишь ячменной кашей кормили, если к вечеру мы не доберемся до той самой щели, за которой и находится…
- Твои слова, да богу в уши! - бесцеремонно оборвал приятеля Жак. - В твоих способностях проводника я ни капли не сомневаюсь, однако не кажется ли тебе, что в эту долину мы попадаем не первый раз …
Усы Робера взметнулись языками рыжего пламени.
- Ты хочешь сказать, с тобой петляем, как два заблудившихся в горах богомольца? - рявкнул рыцарь, вызвав легкую осыпь и гулкое эхо. - И это ты мне, рыцарю де Мерлану, брату Святого Гроба, что сражался в этих местах, едва не погиб и долгое время, отринув мирскую жизнь пребывал здесь отшельником!
- Отшельником?!! - В ответ на выкрик Робера со скал гласом божьим низринулся громоподобный рев, от которого лошади припали на задние ноги.
Рев еще не успел отгреметь, многократно отражаясь эхом от скал, как в руках у обоих рыцарей засверкали мечи. Жак и Робер, не сговариваясь, ринулись к испуганно заржавшим коням и, заняв оборону, стали обшаривать взглядами камни и трещины.
- Опустите оружие! - произнес тот же голос. - Укуси меня чумной бедуин! Если бы я хотел вас убить, то мог давно с легкостью это сделать!
- Чтоб мне всю жизнь с карлицей спать, - пробурчал Робер, с явным облегчением возвращая меч в богатые ножны. - Похоже что нас встречает сам преподобный отец Ансельм ...
Жак улыбнулся и, последовав примеру приятеля, спрятал оружие. Его ножны не привлекали к себе завистливых взоров золотыми накладками с тонкой чеканкой и россыпью драгоценных камней, однако вложенный в них клинок мог вызвать черную зависть даже у любого ценителя. Даже такого тонкого знатока, как английский король Генрих Третий.
- Ну что же, - громко произнес рыцарь, откинув черные волосы, - Если мой товарищ не ошибается и рядом с нами действительно его наставник, хранитель этих мест преподобный Ансельм, мы рады будем засвидетельствовать ему почтение лично...
Человек появился внезапно. С одного из выступов сорвалась вдруг размытая тень, скатилась на дно ущелья, исчезла меж валунами и тут же вынырнула прямо у морд ошалевших коней. Жака и Робера обдала волна густой резкой вони. Благородные скакуны, чьи конюшни содержались в чистоте, какой не знали и будуары капризных палестинских баронесс, учуяв исходящий от праведника дух, недовольно захрапели и стали отворачивать головы.
Казалось, что перед ними восстал сам языческий бог Пан, согбенный под грузом прожитых лет и постоянного лазанья по горам. Однако это несомненно был человек из костей и плоти. Правда, плоти немытой, нестриженой и, к тому же облаченной в никогда не стиранные одежды. При ближайшем рассмотрении отшельник оказался морщинистым стариком с лысой, напоминающей тонзуру макушкой, вокруг которой разметались перепутанные кудлатые пряди, переходящие в бакенбарды, которые в свою очередь опускались на густую недлинную бороду. Все одеяние старца состояло из странной накидки, похожей не то на балахон, не то на плащ, обшитой кусочками серой ткани. Именно оно делало обладателя невидимкой на фоне скал. Его тощие исцарапанные ноги были обуты в истертые мягкие сапоги из вывернутой овчины.
Старик раскрыл сморщенный рот с черными пеньками на месте былых зубов и, снова испугав лошадей, зловонно выдохнул прямо в лицо Роберу:
- Ты - отшельник!? Да как тебе, сыну паршивой ослицы, хватило наглости и бесчестья возвратиться в эти места!?
Робер вжал голову в плечи.
- Я нашел тебя в этих самых горах, после боя, заваленного камнями и умирающего от ран, - продолжал распалять себя незнакомец. - Возвратившись к жизни, ты дал отшельнический обет, поклявшись вместе со мной исполнять свой христианский долг, храня слово божье в этих библейских землях. Так или нет?
- Так! - тяжко вздохнул Робер.
- Ну и как же ты сдержал свою клятву? Через полгода, окончательно оправившись, как ты, просто взял и молча сбежал. Обесчестил себя, и покрыл позором мои седины! Более мне не о чем с тобой говорить! Забирай своего спутника, кем бы он ни был, и проваливай из этих святых мест, в которых недостоин находиться даже кончик твоего безбожного ногтя!
Робер, продолжая хранить молчание, скосил глаза на собственную пятерню с рыжими волосками и с обидой нахмурился. За честь друга требовалось вступиться.
- Так ты, значит, и есть тот самый подвижник Ансельм, о котором мне так много рассказывал мой друг и соратник, брат-рыцарь Святого Гроба сир Робер де Мерлан? - произнес Жак,стараясь вложить в голос как можно больше неподдельного уважения.
- Робер - рыцарь Святого Гроба? - переспросил Ансельм. - Я хоть живу в безлюдных горах, но наслышан об этом ордене. Неужели теперь в него принимают злостных нарушителей христианских обетов?
Почуяв поддержку, Робер приосанился.
- Арденнский рыцарь Робер де Мерлан, - не давая опомниться собеседнику, продолжал рыцарь, - отказывая себе в простых радостях жизни, вот уже третий год несет смертельно опасную крестоносную службу в далеких курдских горах. Согласно традиции, служба братстве Святого Гроба при одобрении орденского конвента признается равной исполнению любого обета ...
Пламенная речь Жака отчасти смягчила грозного старца. Он что-то недовольно буркнул под нос и, к нескрываемой радости одуревшего от вони коня, отпустил поводья. Конь фыркнул и затрусил к травяному ковру, зеленеющему с наветренной стороны.
- Так ты один из братьев Святого Гроба? - Ансельм по-новому глянул на Жака. - Впрочем, не думаю, что самозванец мог бы безнаказанно носить герб Иерусалимского королевства...
- Не просто брат-рыцарь, а самый что ни на есть приор! - подтвердил, осмелев, Робер. - Защекочи меня ундина … то есть я хотел сказать, отче, что готов присягнуть на распятии, что это и есть тот Жак. Мой друг, о котором я когда-то тебе рассказывал. Бывший виллан и орденский сержант, посвященный в рыцари после смертельно опасной поездки в Багдад. Герой-крестоносец, который бок-о-бок со мной сражался в этих ущельях с сарацинами и генуэзцами. После того как мы с тобой, … гхм … расстались, он с одобрения папы получил во владение Монтелье, бургундскую сеньорию. А не так давно возглавил наш орден...
Невзирая на громкие слова , голосе Робера сквозила угодливость нерадивого школяра, что клянчит поблажку у строгого и требовательного профессора.
- Стреножьте коней, - после небольшого раздумья сказал старик, неожиданно сверкнув льдисто-голубыми глазами. - Разговор у нас будет долгий. И прежде всего я хотел бы знать, крестоносец, - в словах, которые произнес отшельник, пальцем указав на Робера, было столько желчи, что ее с лихвой бы хватило, чтобы отравить бездонные константинопольские цистерны, - какие еще оправдания ты нашел для своего гнусного и бесчестного бегства?
Осознав, что его не собираются подвергать немедленному проклятию, де Мерлан немного воспрянул духом. Стараясь не морщить нос, он низко склонил перед старцем рыжую вихрастую голову. Ансельм засопел, сделав вид, что не заметил покаянного жеста беглого неофита.
Исполнив распоряжение отшельника Жак, всерьез опасаясь за свое обоняние, стоял в стороне, ожидая, чем закончится сцена возвращения блудного сына.
- Ну так что!? - после нескончаемой паузы вопросил наконец старик. - Ты хочешь сказать, что прибыл сюда для того, чтобы все же исполнить взятый обет?
- Видишь ли, Ансельм, - робко начал Робер. - Если ты помнишь тот день, когда я произносил клятву, в подробностях, то согласишься, что произнесенное мною звучало дословно так: « … и, возблагодарив Единосущного за свое чудесное спасение, обязуюсь принять отшельнический обет и подвижничать в Моавитских горах до того самого дня, когда буду принят на Небеса ...».
- Именно так, - ответил Ансельм. - Ты забыл еще добавить, что завершил свою речь словами: “... чтоб подо мной брюггский мост рассыпался …”, за что и получил подзатыльник. Хоть мне и перевалило за восьмой десяток, я еще не выжил из ума и помню все. Только что ты хочешь этим сказать?
Робер набрал побольше воздуха в грудь и собрав в кулак всю свою храбрость, отчаянно произнес:
- Я же не сказал, «принимаю обет», но «обязуюсь принять». То есть собираюсь принять его. В будущем. Через некоторое время.
Уяснив, о чем толкует его нерадивый последователь, старик побагровел и на несколько мгновений потерял дар речи. После чего разразился столь виртуозной площадной бранью, что Робер покраснел, как обнаженная девица оставленная наедине с брутальным воякой, а Жак, хоть и много слышавший в своей жизни разнообраззной ругани, крякнул и потупил глаза.
Выговорившись, старик молча махнул рукой в сторону одной из глубоких расщелин и двинулся к ней, подбирая на ходу сухие ветки, оставленные водой.
- Преподобный Ансельм, до того как он стал отшельником, с шестилетнего возраста состоял в свите знаменитого Рено де Шатильона, - как бы извиняясь, тихо сказал Робер. - Сперва пажом, затем оруженосцем, после рыцарем. А такого сквернослова как князь Арнаут, как прозвали его сарацины, свет не видывал. Об этом все старожилы Акры и Антиохии свидетельствуют в один голос. Наш отшельник поступил на службу к Рено сразу после того, как тот возвратился из плена, проведя пятнадцать лет в алеппском зиндане. Заточение не сделало Шатильона добрее, но пополнило его, и без того немалый запас ругательств, изощренными арабскими выражениями. Говорят, что во время дамасского похода князь Арнаут смог вогнать в краску самого архиепископа Антиохийского, у которого на мессах даже тосканские наемники смущались, словно послушницы в мужской бане. Сам понимаешь, после подобной школы злословия Ансельм порой выдает такое, от чего у чертей уши в трубку сворачиваются ...
Несмотря на преклонный возраст, отшельник обладал не только громовым голосом, но и, как выяснилось, отменным слухом.
- А какими еще словами мне обращаться к трусу и дезертиру, который прячет свое малодушие под ворохом отговорок, достойных разве что иудейского торгаша на амманском базаре? - раздался из расщелины его рассерженный рык. Впрочем, в голосе старца появились нотки, выдающие в святом подвижнике грех гордыни.
Де Мерлану снова требовалась дружеская поддержка.
- Робера можно понять, - твердо ответил Жак. - Его отшельническому обету предшествовал обет крестоносный. Данный не кому-нибудь, а самому иерусалимскому патриарху. Потому, пока он не освобожден от первой клятвы - не может приступить к исполнению второй …
Опасаясь стариковского гнева, рыцарь предусмотрительно умолчал об еще одной, пожалуй самой главной причине, ради которой Робер постоянно откладывал свое отшельничество …
- И здесь отговорки! - обреченно махнул рукою старик, словно мог читать мысли. - Воистину, кто желает, тот ищет пути, кто не желает - изыскивает себе оправдания.. Ну да ладно, я тут вчера горную козу силками поймал и замочил уже мясо. Отобедаем для начала, раз уж встретились, а потом уже и о главном поговорим. Понимаю, что прибыли вы сюда не для того, чтобы передо мной объясняться да каяться.
Читать главу полностью
Буду благодарен уважаемым читателям за любые отзывы.