Колокол
На случай, который я расскажу ниже, могут существовать только две точки зрения: автору можно поверить или не верить.
Автору очень хочется, чтобы ему поверили. Автор думает, что читателя тронет это желание, потому что обыкновенно всякому автору в глубокой степени безразлично - верит ему читатель или нет. Писатель палец о палец не ударит, чтобы заслужить безусловное доверие читателя.
Автор же нижеописанного - в отдельном абзаце постарается привести некоторые доказательства тому, что весь рассказ не выдумка, а действительный случай.
Именно - автор дает честное слово.
Глава I
Однажды, в конце великого поста, в наш город привезли новый медный колокол и повесили его на самом почетном месте в соборной колокольне.
О колоколе говорили, что он невелик, но звучит так прекрасно, что всякий слышавший умиляется душой и плачет от раскаяния, если совершил что-нибудь скверное.
Впрочем, и не удивительно, что про колокол ходили такие слухи: он был отлит на заводе по предсмертному завещанию и на средства одного маститого верующего беллетриста, весь век писавшего пасхальные и рождественские рассказы, герои которых раскаивались в своих преступлениях при первом звуке праздничных колоколов. Таким образом, писатель как бы воздвиг памятник своему кормильцу и поильцу - и отблагодарил его.
Глава II
Едва запели певчие в Великую ночь: «Христос воскресе из мертвых…», как колокол, управляемый опытной рукой пономаря, вздрогнул и залился негромким радостным звоном.
Семейство инспектора страхового общества Холмушина сидело в столовой в ожидании свяченого кулича, потому что погода была дождливая и никто, кроме прислуги, не рискнул пойти в церковь.
Услышав звук колокола, инспектор поднял голову и сказал, обращаясь к жене:
- Да! Забыл совсем тебе сказать: ведь я нахожусь в незаконной связи с гувернанткой наших детей, девицей Верой Кознаковой. Ты уж извини меня, пожалуйста!
Сидевшая тут же гувернантка прислушалась к звону колокола, вспыхнула до корней волос и возразила:
- Хотя это, конечно, и правда, но я должна сознаться, что, в сущности, не люблю вас, потому что вы старый и ваши уши поросли противным мохом. А вступила с вами в близкие отношения благодаря деньгам. Должна сознаться, что мне больше нравится ваш делопроизводитель Облаков, Василий Петрович. О, пощадите меня!
- Могу ли я вас обвинять, - пожала плечами жена Холмушина, - когда мой средний сын Петичка не мужний, а от доктора Верхоносова, с которым я встречалась во время оно в Москве.
- Очевидно, доктор Верхоносов был большой мошенник? - прислушиваясь к звуку колокола и покачивая головой, прошептал Петенька, гимназист четвертого класса.
- Почему?
- Вероятно, я в него удался: можете представить, в третьей четверти у меня поставлены две единицы, а я переправил их на четыре да и показал отцу.
- Дитё! - снисходительно улыбнулась старая нянька. - Сколько я у вас, господа вы мои, сахару перетаскала за все время, так это и пудами не сосчитать. Анадысь банку с вареньем выела, а потом разбила да на Анюточку и свалила: будто она разбила.
- Ничего! - махнула рукой маленькая Аня. - За банку мне только два подзатыльника и попало, а того, что я вчера в папином кабинете фарфорового медведя разбила, - никто и не знает.
Инспектор встал, потянулся и сказал:
- Пойти разве в кабинете написать в правление нашего общества заявление, что я третьего дня застраховал безнадежно чахоточного, подсунув вместо него доктору для осмотра здоровяка, кондуктора конки.
- Как же вы пошлете это заявление, - возразила горничная Нюша, - если я вчера из коробки на вашем письменном столе все почтовые марки покрала.
- Жаль, - сказал инспектор. - Ну, все равно - поеду к полицейскому, заявлю ему, потому что это дело - уголовное.
Глава III
Инспектор оделся и вышел на улицу. Колокол звонил… Нищий подошел к нему и укоризненно сказал:
- Вы мне уже третий год даете то две, то три копейки при каждой встрече. Где у вас глаза-то были?
- А что?
- Да я в сто раз, может быть, богаче вас: у меня есть два дома на Московской улице.
Какой-то запыхавшийся человек с размаху налетел на них и торопливо спросил:
- Где тут принимают заявления о побеге с каторги?
- Пойдем вместе, - сказал инспектор. - Мне нужно заявить тоже об уголовном дельце.
- И я с вами, - привязался нищий. - Ведь я один-то дом нажил неправильным путем - обошел сиротку одну. Лет двадцать как это было - да уж теперь заодно заявить, что ли?
Все трое зашагали по оживленной многолюдной улице, по которой сновала одинаково настроенная публика. Кто шел на участок, кто к прокурору, а один спешил даже к любовнице, чтобы признаться ей, что любит жену больше, чем ее.
Все старательно обходили купца, стоявшего на коленях без шапки посреди улицы. Купец вопил:
- Покупатели! Ничего нет настоящего у меня в магазине - все фальшивое! Мыло, масло, табак, икра - даже хлеб! Как это вы терпели до сих пор - удивляюсь.
- Каяться вы все мастера, - возразил шедший мимо покупатель, - а того, что я тебе вчера фальшивую сторублевку подсунул, - этого ты небось не знаешь. Эй, господин, не знаете, какой адрес прокурора?
Глава IV
В участке было шумно и людно.
Пристав и несколько околоточных сортировали посетителей по группам - мошенников отдельно, грабителей отдельно, а мелких жуликов просто отпускали.
- Вы что? Ограбление? Что? Вексель подделали! Так чего же вы лезете? Ступайте домой, и без вас есть много поважнее. Это кто? Убийца? Ты, может, врешь! Свидетели есть? Господа! Ради Бога, не все сразу - всем будет место. Сударыня, куда вы лезете с вашим тайным притоном разврата?! Не держите его больше - и конец. Ты кто? Конокрад, говоришь? Паспорт! Вы что? Я сказал вам уже - уходите!
- Господин пристав! Как же так уходите? А что у меня два года фабрика фальшивых полтинников работает - это, по-вашему, пустяки?
- Ах ты, Господи! Сейчас только гравера со сторублевками выгнал, а тут с вашими полтинниками буду возиться.
- Да ведь то бумага, дрянь - вы сами рассудите. А тут металл! Работа по металлу! Уважьте!
- Ступайте, ступайте. Это что? Что это такое в конвертике? Больше не беру. Ни-ни!
Полицмейстер вышел из своего кабинета и крикнул:
- Это еще что за шум! Вы мешаете работать. Я как раз подсчитывал полученные от… Эй, гм! Кто там есть! Ковальченко, Седых! Это, наконец, невозможно! Бегите скорее к собору, возьмите товарищей, остановите звонаря и снимите этот несносный колокол. Да остерегайтесь, чтобы он не звякнул как-нибудь нечаянно.
Глава V
Колокол сняли…
Он долго лежал у задней стены соборной ограды; дожди его мочили, и от собственной тяжести он уже наполовину ушел в землю. Изредка мальчишки, ученики приходского училища, собирались около него поиграть, тщетно совали внутрь колокола ручонки с целью найти язык - язык давно уже, по распоряжению полицмейстера, был снят и употреблен на гнет для одной из бочек с кислой капустой, которую полицмейстер ежегодно изготовлял хозяйственным способом для надобностей нижних чинов пожарной команды.
Долго бы пришлось колоколу лежать в бездействии, уходя постепенно в мягкую землю, - но приехали однажды какие-то люди, взвалили его на ломовика, увезли и продали на завод, выделывавший медные пуговицы для форменных мундиров.
* * *
Теперь, если вы увидите чиновничий или полицейский мундир, плотно застегнутый на пуговицы, - блестящие серебряные пуговицы, - знайте, что под тонким слоем серебра скрывается медь.
Пуговицы хорошие, никогда сами собою не расстегиваются, а если об одну из них нечаянно звякнет орденок на груди, то звук получается такой тихий, что его даже владелец ордена не расслышит.
Спасибо Аркадию Аверченко и zooart
Автору очень хочется, чтобы ему поверили. Автор думает, что читателя тронет это желание, потому что обыкновенно всякому автору в глубокой степени безразлично - верит ему читатель или нет. Писатель палец о палец не ударит, чтобы заслужить безусловное доверие читателя.
Автор же нижеописанного - в отдельном абзаце постарается привести некоторые доказательства тому, что весь рассказ не выдумка, а действительный случай.
Именно - автор дает честное слово.
Глава I
Однажды, в конце великого поста, в наш город привезли новый медный колокол и повесили его на самом почетном месте в соборной колокольне.
О колоколе говорили, что он невелик, но звучит так прекрасно, что всякий слышавший умиляется душой и плачет от раскаяния, если совершил что-нибудь скверное.
Впрочем, и не удивительно, что про колокол ходили такие слухи: он был отлит на заводе по предсмертному завещанию и на средства одного маститого верующего беллетриста, весь век писавшего пасхальные и рождественские рассказы, герои которых раскаивались в своих преступлениях при первом звуке праздничных колоколов. Таким образом, писатель как бы воздвиг памятник своему кормильцу и поильцу - и отблагодарил его.
Глава II
Едва запели певчие в Великую ночь: «Христос воскресе из мертвых…», как колокол, управляемый опытной рукой пономаря, вздрогнул и залился негромким радостным звоном.
Семейство инспектора страхового общества Холмушина сидело в столовой в ожидании свяченого кулича, потому что погода была дождливая и никто, кроме прислуги, не рискнул пойти в церковь.
Услышав звук колокола, инспектор поднял голову и сказал, обращаясь к жене:
- Да! Забыл совсем тебе сказать: ведь я нахожусь в незаконной связи с гувернанткой наших детей, девицей Верой Кознаковой. Ты уж извини меня, пожалуйста!
Сидевшая тут же гувернантка прислушалась к звону колокола, вспыхнула до корней волос и возразила:
- Хотя это, конечно, и правда, но я должна сознаться, что, в сущности, не люблю вас, потому что вы старый и ваши уши поросли противным мохом. А вступила с вами в близкие отношения благодаря деньгам. Должна сознаться, что мне больше нравится ваш делопроизводитель Облаков, Василий Петрович. О, пощадите меня!
- Могу ли я вас обвинять, - пожала плечами жена Холмушина, - когда мой средний сын Петичка не мужний, а от доктора Верхоносова, с которым я встречалась во время оно в Москве.
- Очевидно, доктор Верхоносов был большой мошенник? - прислушиваясь к звуку колокола и покачивая головой, прошептал Петенька, гимназист четвертого класса.
- Почему?
- Вероятно, я в него удался: можете представить, в третьей четверти у меня поставлены две единицы, а я переправил их на четыре да и показал отцу.
- Дитё! - снисходительно улыбнулась старая нянька. - Сколько я у вас, господа вы мои, сахару перетаскала за все время, так это и пудами не сосчитать. Анадысь банку с вареньем выела, а потом разбила да на Анюточку и свалила: будто она разбила.
- Ничего! - махнула рукой маленькая Аня. - За банку мне только два подзатыльника и попало, а того, что я вчера в папином кабинете фарфорового медведя разбила, - никто и не знает.
Инспектор встал, потянулся и сказал:
- Пойти разве в кабинете написать в правление нашего общества заявление, что я третьего дня застраховал безнадежно чахоточного, подсунув вместо него доктору для осмотра здоровяка, кондуктора конки.
- Как же вы пошлете это заявление, - возразила горничная Нюша, - если я вчера из коробки на вашем письменном столе все почтовые марки покрала.
- Жаль, - сказал инспектор. - Ну, все равно - поеду к полицейскому, заявлю ему, потому что это дело - уголовное.
Глава III
Инспектор оделся и вышел на улицу. Колокол звонил… Нищий подошел к нему и укоризненно сказал:
- Вы мне уже третий год даете то две, то три копейки при каждой встрече. Где у вас глаза-то были?
- А что?
- Да я в сто раз, может быть, богаче вас: у меня есть два дома на Московской улице.
Какой-то запыхавшийся человек с размаху налетел на них и торопливо спросил:
- Где тут принимают заявления о побеге с каторги?
- Пойдем вместе, - сказал инспектор. - Мне нужно заявить тоже об уголовном дельце.
- И я с вами, - привязался нищий. - Ведь я один-то дом нажил неправильным путем - обошел сиротку одну. Лет двадцать как это было - да уж теперь заодно заявить, что ли?
Все трое зашагали по оживленной многолюдной улице, по которой сновала одинаково настроенная публика. Кто шел на участок, кто к прокурору, а один спешил даже к любовнице, чтобы признаться ей, что любит жену больше, чем ее.
Все старательно обходили купца, стоявшего на коленях без шапки посреди улицы. Купец вопил:
- Покупатели! Ничего нет настоящего у меня в магазине - все фальшивое! Мыло, масло, табак, икра - даже хлеб! Как это вы терпели до сих пор - удивляюсь.
- Каяться вы все мастера, - возразил шедший мимо покупатель, - а того, что я тебе вчера фальшивую сторублевку подсунул, - этого ты небось не знаешь. Эй, господин, не знаете, какой адрес прокурора?
Глава IV
В участке было шумно и людно.
Пристав и несколько околоточных сортировали посетителей по группам - мошенников отдельно, грабителей отдельно, а мелких жуликов просто отпускали.
- Вы что? Ограбление? Что? Вексель подделали! Так чего же вы лезете? Ступайте домой, и без вас есть много поважнее. Это кто? Убийца? Ты, может, врешь! Свидетели есть? Господа! Ради Бога, не все сразу - всем будет место. Сударыня, куда вы лезете с вашим тайным притоном разврата?! Не держите его больше - и конец. Ты кто? Конокрад, говоришь? Паспорт! Вы что? Я сказал вам уже - уходите!
- Господин пристав! Как же так уходите? А что у меня два года фабрика фальшивых полтинников работает - это, по-вашему, пустяки?
- Ах ты, Господи! Сейчас только гравера со сторублевками выгнал, а тут с вашими полтинниками буду возиться.
- Да ведь то бумага, дрянь - вы сами рассудите. А тут металл! Работа по металлу! Уважьте!
- Ступайте, ступайте. Это что? Что это такое в конвертике? Больше не беру. Ни-ни!
Полицмейстер вышел из своего кабинета и крикнул:
- Это еще что за шум! Вы мешаете работать. Я как раз подсчитывал полученные от… Эй, гм! Кто там есть! Ковальченко, Седых! Это, наконец, невозможно! Бегите скорее к собору, возьмите товарищей, остановите звонаря и снимите этот несносный колокол. Да остерегайтесь, чтобы он не звякнул как-нибудь нечаянно.
Глава V
Колокол сняли…
Он долго лежал у задней стены соборной ограды; дожди его мочили, и от собственной тяжести он уже наполовину ушел в землю. Изредка мальчишки, ученики приходского училища, собирались около него поиграть, тщетно совали внутрь колокола ручонки с целью найти язык - язык давно уже, по распоряжению полицмейстера, был снят и употреблен на гнет для одной из бочек с кислой капустой, которую полицмейстер ежегодно изготовлял хозяйственным способом для надобностей нижних чинов пожарной команды.
Долго бы пришлось колоколу лежать в бездействии, уходя постепенно в мягкую землю, - но приехали однажды какие-то люди, взвалили его на ломовика, увезли и продали на завод, выделывавший медные пуговицы для форменных мундиров.
* * *
Теперь, если вы увидите чиновничий или полицейский мундир, плотно застегнутый на пуговицы, - блестящие серебряные пуговицы, - знайте, что под тонким слоем серебра скрывается медь.
Пуговицы хорошие, никогда сами собою не расстегиваются, а если об одну из них нечаянно звякнет орденок на груди, то звук получается такой тихий, что его даже владелец ордена не расслышит.
Спасибо Аркадию Аверченко и zooart