Широколобый: прощание с Фазилем Искандером
Грустно: умер Фазиль Искандер. Любимый (самый любимый!) писатель. Немало лет он ничего крупного не писал, но сам факт, что такой человек живет, был лично для меня важен. Но никто не вечен. И это тот редкий случай, когда печаль светла. Великий писатель (да, я употребляю этот эпитет сознательно, и им не разбрасываюсь). Который, слава Богу, свои главные книги написал. И свое предназначение выполнил сполна.
Конечно, мой взгляд пристрастен еще и потому, что абхазы и абазины (моя национальность по отцу, который кстати, чисто внешне удивительно похож на Фазиля Абдуловича) - это практически одна нация. И редкому малому (да и не только малому) народу так повезло в исторической перспективе: что бы с Абхазией ни случилось, эта земля и этот народ увековечены в великом эпосе "Сандро" и останутся в самосознании человечества навсегда. Во всем своем колоритном и противоречивом бытовании.
Читаю отклики на смерть - от коротких вздохов в фейсбуке (к примеру, увидел под чьим-то статусом коммент Татьяны Толстой: «Ох», и это очень по-человечески уместно и выразительно) - до развернутых некрологов (упомяну несколько - пера Александра Гениса "Без человека из Чегема", Александра Иличевского "Памяти Фазиля Искандера", Галины Юзефович "Много солнца и тепла", Дмитрия Быкова "Лишь бы жил", Владимира Демчикова "Искандер, который смеялся"). Откликам нет числа - возникло даже что-то типа флешмоба - и в главном все (почти все - за исключением нескольких политически озабоченных, которым заслонили горизонт несколько фраз, сказанных старым писателем в каком-то редком интервью; о таких сам Искандер сказал мягко: «Страшная вещь - оскорбленный идеализм», а я скажу, уж извините, грубо, но справедливо: невероятные мудаки) совпадают: писатель был первоклассный и человек редких достоинств (и редкого достоинства). Что я могу добавить? Наверное, немного, тем более, что нет у меня для этого надлежащей амуниции.
Главное: он создал свой уникальный мир, одновременно специфически локальный (наполненный очень конкретными деталями места и времени, да просто целой эпохи, которые невозможно «выдумать») и метафорически глобальный. В этом чрезвычайно индивидуальном, несущим явственный отпечаток личности автора маленьком кавказском мире каким-то непонятным образом отразился и большой «всеобщий» мир, отразился метафорически, исторически и философски, с той рассчитанной на вечность мерой обобщения, которая и свойственна великой литературе.
При этом он использовал чрезвычайно оригинальные средства сделать этот мир живым и на любые аналоги непохожим: прежде всего, индивидуальную, сразу узнаваемую интонацию. Ироническую, саркастическую и часто трагическую интонацию небезгрешного, но мудрого человека. Которая, впрочем, больше чем просто интонация - она растворена в самой сущностной ткани его текстов, без нее их просто не было бы. Его иногда называют юмористом, а книги - смешными. Это упрощение на самом деле весьма сложной многоуровневой полифонической (или как определил Д. Быков - «симфонической») поэтики. Смех здесь сквозь слезы, сквозь вселенскую, обусловленную пониманием несовершенства мира меланхолию и экзистенциальную грусть («А что, если бедняга Пизанская башня, в сущности, правильно стояла, а это наша земля со всеми нашими земными делами под ней скособочилась?»), и это принципиально. Впрочем, он сам дал определение этого особого «юмора», причем, что характерно, сделал это прямо в одном из своих рассказов:
«…чтобы овладеть хорошим юмором, надо дойти до крайнего пессимизма, заглянуть в мрачную бездну, убедиться в том, что там ничего нет, и потихоньку возвращаться обратно. След, оставленный этим обратным путём, и будет настоящим юмором.»
Так что это не юмор в общепринятом смысле слова, даже не сатира (хотя часто это была и сатира как таковая, и соперников у него в этом жанре было немного), а очень индивидуальный взгляд на мир, на его суть. Придающий ему объем. Позволяющий читателю дышать в этом мире свободно. А значит - погружаться в него, жить в нем, испытывая и чисто эстетическое удовольствие. Что не всегда случается даже с великой литературой. Недаром, его книги, причем и те, что вполне «взрослые», именно что с удовольствием читают дети. Впрочем, и тут автор все сказал сам так, что нет необходимости выдумывать свою трактовку:
«Смешное обладает одним, может быть, скромным, но бесспорным достоинством: оно всегда правдиво. Более того, смешное потому и смешно, что оно правдиво. Иначе говоря, не все правдивое смешно, но все смешное правдиво.»
Кстати, об «афоризмах». Сентенций, подпадающих под это жанровое определение, у Искандера чрезвычайно много, как мало у кого. Его можно цитировать и цитировать по очень разным поводам. Что люди и делают не переставая. Но кавычки я употребил не случайно: эти афористические суждения были обычно растворены в текстах его рассказов и повестей, и это придает им особую убедительность и меткость. Органичность. Иногда они принадлежали его персонажам, а часто и «рассказчику». Голос которого невозможно спутать с чьим-то другим. И который сам бывал неявным, но чрезвычайно важным персонажем. Как в «Евгении Онегине» (господа литературоведы, кто-нибудь проводил такие параллели?).
И тут самое время упомянуть еще одно, вполне уникальное качество писателя: он был человеком блестящего, выдающегося ума. Уж его-то «поэзия» (хотя речь о прозе) никогда не была «глуповата». И каким-то непонятным образом читатель это на самом деле редкое качество текста чувствовал. Вот я и решил дать этому тексту название «Широколобый». Так называется один из самых моих любимых рассказов Искандера (не уверен, что он многим известен - очень всем советую прочитать) - я не знаю другого текста, где с такой художественной мощью был бы пропет гимн любви и свободе - на узнаваемом фоне всей нашей российской (абхазской, советской, да какой угодно) жизни. Пожалуй, дам одну цитату (пусть она и не может дать полного представления об этом замечательном тексте):
"Свобода - это когда в жаркий летний день много воды. И кругом до самого горизонта была свобода, большая, прохладная, ласковая. Кругом была свобода, и внутри Широколобого была свобода и от этого ему было хорошо, хорошо... Когда тот поднял карабин, Широколобый смутно вспомнил, что эта железная палка имеет какое-то опасное предназначение. Но свобода была такая огромная и прекрасная, а люди в лодке были такими ничтожными, что Широколобому, всю жизнь не ленившемуся думать и вспоминать, сейчас было лень вспоминать... солнце озаряло могучую голову Широколобого и горело в его открытых, прямых, немигающих глазах. Со стороны могло показаться, что буйвол плывет и плывет... Но со стороны некому было посмотреть, да и нет в этом мире сторонних."
Взять в этом сиысле хотя бы «Кролики и удавы» - это ведь, помимо прочего, чрезвычайно изощренное социально-психологическое исследование и общества определенного типа, и вполне универсальных человеческих типажей, его населяющих: циников и идеалистов, правителей и подданных, обслуги идеологической и военнизированной... Великий Питон и Маленький Крольчонок (которому "Цветной Капусты хотца"), Удав, Привыкший Все Видеть в Мрачном Свете и кролик-Начальник Королевской охраны, Группа Удавов из Глубинки и кролики-антиподы бескомпромиссный Задумавшийся ("Пусть вам в каждом кролике мерещится Задумавшийся!") и приспособленец Находчивый... Все они узнаваемы и живут рядом с нами.
И последнее. Читаю в откликах: «классик советской литературы» (иногда с уточнением - «второй половины 20-го века»). Читаю также: «С ним ушел тот род мудрости, который был востребован ровно тридцать лет (1961-91)». Или: «Фазиль Искандер пережил почти всех своих читателей». Нет, не согласен с очень уважаемыми мною авторами. Наверное, Искандера читают сейчас меньше, чем 50 или 25 лет назад. Но он, с моей точки зрения, просто классик. Книги которого не умрут, потому что они много больше, чем повествование об определенной эпохе, предназначенное современникам именно этой эпохи.
Как не умирают книги других истинных классиков - даже если кажется,что их читают меньше (и вообще читают меньше). Это, повторю, особый взгляд на мир, воссозданный в чрезвычайно выразительных подробностях, и всегда будут люди, которым этот взгляд на мир близок. Потому что он интересен, оригинален, историчен, гуманистичен, мудр, эстетически выразителен и весьма универсален. Так что кому, как говорится, надо - тот в конечном итоге так или иначе прочитает, благо Искандер позаботился, что начинать его читать можно с самого нежного возраста - умные родители вовремя подсунут своему отпрыску «Рассказы о Чике», а некоторые, возможно, убедившись, что дитя достаточно повзрослело, чтобы воспринять не только мало где с такой силой выраженную гармоничность мира («Чик точно знал: смеяться любя - это еще больше любить»), но и его сложность, порекомендуют прочитать не всем почему-то известную маленькую повесть «Ремзик». Исполненную истинного трагизма.
И тогда они будут готовы погрузиться в полифонический мир великого романа «Сандро из Чегема», и им не будет чужда тамошняя рефлексия типа:
«Современный человек чувствует неустойчивость всего, что делается вокруг него. У него такое ощущение, что все должно рухнуть, и все почему-то держится. Окружающая жизнь гнетет его двойным гнетом, то есть и тем, что все должно рухнуть, и тем, что все еще держится».
Не говоря о том, что современная российская действительность будто задалась целью доказать, что его книги живы и в очень узко-конкретном смысле - ситуации в них описанные, повторяются просто буквально. «Созвездие Козлотура», «Кролики и удавы» - это просто энциклопедия того, что дано нынешним российским людям в ощущениях.
Вернемся к цитате про «правдивость смешного». Она была приведена не полностью. Искандер не был бы самим собой, если бы не закончил эту свою мысль так:
«На этом достаточно сомнительном афоризме я хочу поставить точку, чтобы не договориться до еще более сомнительных выводов.»
Что ж, мне уж точно пора «поставить точку». Но еще одну цитату нельзя не привести:
«Я думаю, что настоящие люди - это те, что с годами не утрачивают детской веры в разумность мира, ибо эта вера поддерживает истинную страсть в борьбе с безумием жестокости и глупости.»
Сам Фазиль Искандер сделал больше многих, чтобы такие люди воспроизводились.
P.S. Одна из редких видео-ссылок: "Фазиль Искандер. Творческая встреча в Концертной студии Останкино (1991)"
Исчерпывающая библиография
Конечно, мой взгляд пристрастен еще и потому, что абхазы и абазины (моя национальность по отцу, который кстати, чисто внешне удивительно похож на Фазиля Абдуловича) - это практически одна нация. И редкому малому (да и не только малому) народу так повезло в исторической перспективе: что бы с Абхазией ни случилось, эта земля и этот народ увековечены в великом эпосе "Сандро" и останутся в самосознании человечества навсегда. Во всем своем колоритном и противоречивом бытовании.
Читаю отклики на смерть - от коротких вздохов в фейсбуке (к примеру, увидел под чьим-то статусом коммент Татьяны Толстой: «Ох», и это очень по-человечески уместно и выразительно) - до развернутых некрологов (упомяну несколько - пера Александра Гениса "Без человека из Чегема", Александра Иличевского "Памяти Фазиля Искандера", Галины Юзефович "Много солнца и тепла", Дмитрия Быкова "Лишь бы жил", Владимира Демчикова "Искандер, который смеялся"). Откликам нет числа - возникло даже что-то типа флешмоба - и в главном все (почти все - за исключением нескольких политически озабоченных, которым заслонили горизонт несколько фраз, сказанных старым писателем в каком-то редком интервью; о таких сам Искандер сказал мягко: «Страшная вещь - оскорбленный идеализм», а я скажу, уж извините, грубо, но справедливо: невероятные мудаки) совпадают: писатель был первоклассный и человек редких достоинств (и редкого достоинства). Что я могу добавить? Наверное, немного, тем более, что нет у меня для этого надлежащей амуниции.
Главное: он создал свой уникальный мир, одновременно специфически локальный (наполненный очень конкретными деталями места и времени, да просто целой эпохи, которые невозможно «выдумать») и метафорически глобальный. В этом чрезвычайно индивидуальном, несущим явственный отпечаток личности автора маленьком кавказском мире каким-то непонятным образом отразился и большой «всеобщий» мир, отразился метафорически, исторически и философски, с той рассчитанной на вечность мерой обобщения, которая и свойственна великой литературе.
При этом он использовал чрезвычайно оригинальные средства сделать этот мир живым и на любые аналоги непохожим: прежде всего, индивидуальную, сразу узнаваемую интонацию. Ироническую, саркастическую и часто трагическую интонацию небезгрешного, но мудрого человека. Которая, впрочем, больше чем просто интонация - она растворена в самой сущностной ткани его текстов, без нее их просто не было бы. Его иногда называют юмористом, а книги - смешными. Это упрощение на самом деле весьма сложной многоуровневой полифонической (или как определил Д. Быков - «симфонической») поэтики. Смех здесь сквозь слезы, сквозь вселенскую, обусловленную пониманием несовершенства мира меланхолию и экзистенциальную грусть («А что, если бедняга Пизанская башня, в сущности, правильно стояла, а это наша земля со всеми нашими земными делами под ней скособочилась?»), и это принципиально. Впрочем, он сам дал определение этого особого «юмора», причем, что характерно, сделал это прямо в одном из своих рассказов:
«…чтобы овладеть хорошим юмором, надо дойти до крайнего пессимизма, заглянуть в мрачную бездну, убедиться в том, что там ничего нет, и потихоньку возвращаться обратно. След, оставленный этим обратным путём, и будет настоящим юмором.»
Так что это не юмор в общепринятом смысле слова, даже не сатира (хотя часто это была и сатира как таковая, и соперников у него в этом жанре было немного), а очень индивидуальный взгляд на мир, на его суть. Придающий ему объем. Позволяющий читателю дышать в этом мире свободно. А значит - погружаться в него, жить в нем, испытывая и чисто эстетическое удовольствие. Что не всегда случается даже с великой литературой. Недаром, его книги, причем и те, что вполне «взрослые», именно что с удовольствием читают дети. Впрочем, и тут автор все сказал сам так, что нет необходимости выдумывать свою трактовку:
«Смешное обладает одним, может быть, скромным, но бесспорным достоинством: оно всегда правдиво. Более того, смешное потому и смешно, что оно правдиво. Иначе говоря, не все правдивое смешно, но все смешное правдиво.»
Кстати, об «афоризмах». Сентенций, подпадающих под это жанровое определение, у Искандера чрезвычайно много, как мало у кого. Его можно цитировать и цитировать по очень разным поводам. Что люди и делают не переставая. Но кавычки я употребил не случайно: эти афористические суждения были обычно растворены в текстах его рассказов и повестей, и это придает им особую убедительность и меткость. Органичность. Иногда они принадлежали его персонажам, а часто и «рассказчику». Голос которого невозможно спутать с чьим-то другим. И который сам бывал неявным, но чрезвычайно важным персонажем. Как в «Евгении Онегине» (господа литературоведы, кто-нибудь проводил такие параллели?).
И тут самое время упомянуть еще одно, вполне уникальное качество писателя: он был человеком блестящего, выдающегося ума. Уж его-то «поэзия» (хотя речь о прозе) никогда не была «глуповата». И каким-то непонятным образом читатель это на самом деле редкое качество текста чувствовал. Вот я и решил дать этому тексту название «Широколобый». Так называется один из самых моих любимых рассказов Искандера (не уверен, что он многим известен - очень всем советую прочитать) - я не знаю другого текста, где с такой художественной мощью был бы пропет гимн любви и свободе - на узнаваемом фоне всей нашей российской (абхазской, советской, да какой угодно) жизни. Пожалуй, дам одну цитату (пусть она и не может дать полного представления об этом замечательном тексте):
"Свобода - это когда в жаркий летний день много воды. И кругом до самого горизонта была свобода, большая, прохладная, ласковая. Кругом была свобода, и внутри Широколобого была свобода и от этого ему было хорошо, хорошо... Когда тот поднял карабин, Широколобый смутно вспомнил, что эта железная палка имеет какое-то опасное предназначение. Но свобода была такая огромная и прекрасная, а люди в лодке были такими ничтожными, что Широколобому, всю жизнь не ленившемуся думать и вспоминать, сейчас было лень вспоминать... солнце озаряло могучую голову Широколобого и горело в его открытых, прямых, немигающих глазах. Со стороны могло показаться, что буйвол плывет и плывет... Но со стороны некому было посмотреть, да и нет в этом мире сторонних."
Взять в этом сиысле хотя бы «Кролики и удавы» - это ведь, помимо прочего, чрезвычайно изощренное социально-психологическое исследование и общества определенного типа, и вполне универсальных человеческих типажей, его населяющих: циников и идеалистов, правителей и подданных, обслуги идеологической и военнизированной... Великий Питон и Маленький Крольчонок (которому "Цветной Капусты хотца"), Удав, Привыкший Все Видеть в Мрачном Свете и кролик-Начальник Королевской охраны, Группа Удавов из Глубинки и кролики-антиподы бескомпромиссный Задумавшийся ("Пусть вам в каждом кролике мерещится Задумавшийся!") и приспособленец Находчивый... Все они узнаваемы и живут рядом с нами.
И последнее. Читаю в откликах: «классик советской литературы» (иногда с уточнением - «второй половины 20-го века»). Читаю также: «С ним ушел тот род мудрости, который был востребован ровно тридцать лет (1961-91)». Или: «Фазиль Искандер пережил почти всех своих читателей». Нет, не согласен с очень уважаемыми мною авторами. Наверное, Искандера читают сейчас меньше, чем 50 или 25 лет назад. Но он, с моей точки зрения, просто классик. Книги которого не умрут, потому что они много больше, чем повествование об определенной эпохе, предназначенное современникам именно этой эпохи.
Как не умирают книги других истинных классиков - даже если кажется,что их читают меньше (и вообще читают меньше). Это, повторю, особый взгляд на мир, воссозданный в чрезвычайно выразительных подробностях, и всегда будут люди, которым этот взгляд на мир близок. Потому что он интересен, оригинален, историчен, гуманистичен, мудр, эстетически выразителен и весьма универсален. Так что кому, как говорится, надо - тот в конечном итоге так или иначе прочитает, благо Искандер позаботился, что начинать его читать можно с самого нежного возраста - умные родители вовремя подсунут своему отпрыску «Рассказы о Чике», а некоторые, возможно, убедившись, что дитя достаточно повзрослело, чтобы воспринять не только мало где с такой силой выраженную гармоничность мира («Чик точно знал: смеяться любя - это еще больше любить»), но и его сложность, порекомендуют прочитать не всем почему-то известную маленькую повесть «Ремзик». Исполненную истинного трагизма.
И тогда они будут готовы погрузиться в полифонический мир великого романа «Сандро из Чегема», и им не будет чужда тамошняя рефлексия типа:
«Современный человек чувствует неустойчивость всего, что делается вокруг него. У него такое ощущение, что все должно рухнуть, и все почему-то держится. Окружающая жизнь гнетет его двойным гнетом, то есть и тем, что все должно рухнуть, и тем, что все еще держится».
Не говоря о том, что современная российская действительность будто задалась целью доказать, что его книги живы и в очень узко-конкретном смысле - ситуации в них описанные, повторяются просто буквально. «Созвездие Козлотура», «Кролики и удавы» - это просто энциклопедия того, что дано нынешним российским людям в ощущениях.
Вернемся к цитате про «правдивость смешного». Она была приведена не полностью. Искандер не был бы самим собой, если бы не закончил эту свою мысль так:
«На этом достаточно сомнительном афоризме я хочу поставить точку, чтобы не договориться до еще более сомнительных выводов.»
Что ж, мне уж точно пора «поставить точку». Но еще одну цитату нельзя не привести:
«Я думаю, что настоящие люди - это те, что с годами не утрачивают детской веры в разумность мира, ибо эта вера поддерживает истинную страсть в борьбе с безумием жестокости и глупости.»
Сам Фазиль Искандер сделал больше многих, чтобы такие люди воспроизводились.
P.S. Одна из редких видео-ссылок: "Фазиль Искандер. Творческая встреча в Концертной студии Останкино (1991)"
Исчерпывающая библиография