Бремя белого человека: пост-имперская рефлексия на сцене театра
Посмотрел в лондонском Hampstead Theatre спектакль по новой пьесе Ховарда Бентона (Howard Benton) "Drawing the Line" . Документально-историческая пьеса, поставленная Ховардом Дэвисом (Howard Davies), посвящена процессу разделения в 1947 году Британской Индии на два независимых доминиона, Индию и Пакистан - событию, имевшему глобальные последствия. Главное действующее лицо - английский юрист судья Сирил Рэдклифф (Cyril Radcliffe), которому тогдашний британский премьер-министр Клемент Эттли дал неограниченные полномочия в проведении "разделительной линии" между двумя нарождающимися независимыми государствами. Ситуация в Индии была аховая, вот-вот ожидались чреватые крупномасштабным кровопролитием выступления огромных групп людей, разделенных по религиозному и национальному признакам, и готовых пойти на все, чтобы сформировать свои государства. Британское правительство, уже принявшее принципиальное решение о разборке Империи, считало, что надо поскорее уходить из Индии. Ту же линию проводил тогдашний британский наместник "вице-король" Луис Маунтбеттен (Viceroy Louis Mountbatten). Однако, переговоры о границах новых образований зашли в тупик.
Решающие полномочия были намеренно дарованы человеку, который практически ничего не знал об Индии (а заодно и о картографии), но был независим от многочисленных и разнонаправленных местных сил. И на решение задачи невозможной трудности ему было выделено всего 5 недель. Прибыв на место, Рэдклифф обнаружил себя в центре изощренных политических интриг. Выдающиеся по любым меркам лидеры - прежде всего, будущие главы Индии (Джавахарлал Неру) и Пакистана (Мухаммад Али Джинна) были готовы отстаивать интересы своих народов, используя все доступные средства, включая собственный незаурядный интеллект и опыт, полученный в реальной и беспощадной политической борьбе. Наконец, нельзя обойти роль Махатмы Ганди, морального лидера нации, который был принципиально против разделения Индии и тоже умел донести свою точку зрения до самых широких масс. Которые были готовы к взрыву.
Рэдклифф (актер Tom Beard) быстро понял, что задача, поставленная перед ним не просто сложна, а не имеет приемлемого решения. Вице-король сразу сказал ему, что если после провозглашения новых государств погибнет тысяч 100, то это будет ожидаемо. Однако, очень скоро Рэдклиффу стало ясно, что жертв в любом случае будет много больше. Народы и религии географически перемешаны, причем имевшиеся в его распоряжении данные переписи совершенно недостоверны. Лидеры противостоящих сторон (индусы, мусульмане, сикхи...) не просто не хотели, а и не могли идти на компромиссы. Рэдклифф был человек либеральных взглядов, намеревавшийся исходить из "справедливости". Очень скоро он понял, что никакого справедливого решения не существует, а вся ответственность за последствия (которые неизбежно будут ужасными, если рассуждать в гуманитарных терминах) на нем и только на нем. Ответственность не в том смысле, что ему предъявят претензии. А в историческом, гуманитарном и даже экзистенциальном. Именно это и было его личное "бремя белого человека", о котором так горазды рассуждать в наших палестинах безответственные "публицисты", трактующие его в своем невежестве и высокомерии как противостояние "варварству дикарей" (чего мы начитались в последние дни после смерти Манделы в приложении к Южной Африке, которую "мы" будто бы "потеряли"). Что далеко даже от понимания смысла знаменитой поэмы Киплинга, не говоря о более современных трактовках.
Пьеса политическая и как таковая несет все родимые пятна своего жанра, прежде всего - схематизм. Действие развивается динамично, но фрагментарно. Ситуации и диалоги функциональны, "проклятые вопросы" слишком явно артикулированы, развязка, да и вообще все последствия заранее известны. Но действующие лица - личности действительно выдающиеся и колоритные, отстаиваемые ими идеи (религиозные, национальные, моральные) - реальны, глобальны и по-прежнему актуальны. Актеры впечатляют, тем более что соответствуют своим ролям и типажно, и национально. Им нелегко - диалоги, повторюсь, функциональны, но характеры категории "больше, чем жизнь" явлены весьма наглядно. Помнится, один деятель, которого лизоблюды на зарплате именуют "национальным лидером", деланно сетовал, что-де нету теперь Махатмы, и поговорить ему на должном уровне не с кем. Думаю, о Ганди (как и вообще о тех редких деятелях, которых можно по заслугам назвать "национальный лидер") у него представление такое же фантазийное (и с тем же оттенком собственного превосходства "белого человека"), как и у многих властителей российских дум о только что ушедшем из жизни Нельсоне Манделе (как и о деле его жизни). Ганди из спектакля непреклонен в своем принципиальном и выстраданном моральном ригоризме (с Рэдклиффом встречаться вообще отказался, ибо полагал, что тот делает неправедное дело).
Педалируемая невинность главного действующего лица (невинность и по непогруженности в содержание чуждой ему жизни, на которую его решения окажут радикальное воздействие, и как отражение характера - неяркого, но очевидно порядочного человека абстрактно-либеральных убеждений) в сочетании с потенциально исторически значимой и взрывоопасной ситуацией, создает своеобразное драматическое напряжение. Колоритности (и комичности) замкнутому в суровой политико-идеологической тематике спектаклю добавляют "слишком человеческие" эксцессы некоторых действующих лиц. Приданные в помощь Рэдклиффу два личных секретаря (индус и англичанин, принадлежащие к местному истеблишменту - их можно увидеть на одной из фотографий вместе с Рэдклиффом за работой по drawing the line) были, во-первых, в прошлом в связи (само собой, не самой традиционной), а во-вторых, информируют, соответственно, Неру и Джинна о каждом шаге своего наивного патрона. Вице-король Маунтбеттен не имеет права вмешиваться в процесс, но советы, и очень настойчивые, таки дает его жена - как думает Рэдклифф, от имени своего супруга. Он не подозревает, что она находится в любовной связи с Дж. Неру (см. фотографию), который через нее (и опосредованно через ее мужа, пытающегося вернуть расположение жены) продавливает то, что ему нужно. Наконец, впервые прибывший в Индию англичанин-аристократ оказался подвержен обычной для таких оказий болезни - и не вылезает из туалетной комнаты, куда вынужден со всех ног бежать даже посреди переговоров. Он истощен, у него буквально едет крыша, и для него невыносима ситуация, когда он не способен сделать работу так, как должно. Раз за разом он проводит границы на карте, а потом яростно стирает их. Но день провозглашения независимости подступает, решение принимать надо.
Финал эффектен: на авансцене по краям - Неру и Джинна, одновременно выступающие в день приобретения независимости с обращениями - каждый, естественно, к своим сторонникам. В центре - грустный молчаливый Ганди, которому недолго осталось жить - он не смог отстоять свою точку зрения, и расплата близка. У задней стены - мрачный Рэдклифф, методично сжигающий все документы (он, кстати, отказался от оплаты своего труда - а 3000 фунтов были тогда немалые деньги, и не хотел принимать knighthood, который был ему дарован в ознаменование успешности его миссии - но такой демарш ему сделать не позволили, ведь это могло бы бросить публичную тень на эту самую "успешность"). А за его спиной разгораются огромные сполохи пламени как символ (и констатация) последствий: только непосредственно в столкновениях после "разделения" погибло более полумиллиона человек, через новые границы побежало около 15 миллионов беженцев и т.д. И это без учета будущих - и почти всегда кровопролитных - событий, непрерывной чередой идущих в этом перенаселенном регионе с тех пор по наши дни.
Эта пьеса - еще один шаг в осмыслении распада Британской Империи. Это осмысление уже много лет ведется полномасштабно и всесторонне, и в научном, и в художественном, и в политическом, и в чисто человеческом аспектах. Увы, ничего сколь-либо сравнимого в осмыслении распада советской (да и российской) империи не наблюдается. Возможно поэтому те разрушительные для собственной страны отголоски "имперского сознания", уже пережитые и отрефлексированные в Альбионе, столь явны в российском общественном пространстве (причем, в его на первый взгляд несовместимых сегментах). Хотя и и для Британии, периодически встающей перед неоднозначным и тяжелым вопросом вмешательства в дела Ирака, Афганистана, Ливии, Сирии и прочих rogue countries, рефлексия насчет "бремени" остается актуальной. Но к имперским амбициям она отношения уже не имеет, этим переболели. Россию же все еще лихорадит.
Photos by Catherine Ashmore.
Решающие полномочия были намеренно дарованы человеку, который практически ничего не знал об Индии (а заодно и о картографии), но был независим от многочисленных и разнонаправленных местных сил. И на решение задачи невозможной трудности ему было выделено всего 5 недель. Прибыв на место, Рэдклифф обнаружил себя в центре изощренных политических интриг. Выдающиеся по любым меркам лидеры - прежде всего, будущие главы Индии (Джавахарлал Неру) и Пакистана (Мухаммад Али Джинна) были готовы отстаивать интересы своих народов, используя все доступные средства, включая собственный незаурядный интеллект и опыт, полученный в реальной и беспощадной политической борьбе. Наконец, нельзя обойти роль Махатмы Ганди, морального лидера нации, который был принципиально против разделения Индии и тоже умел донести свою точку зрения до самых широких масс. Которые были готовы к взрыву.
Рэдклифф (актер Tom Beard) быстро понял, что задача, поставленная перед ним не просто сложна, а не имеет приемлемого решения. Вице-король сразу сказал ему, что если после провозглашения новых государств погибнет тысяч 100, то это будет ожидаемо. Однако, очень скоро Рэдклиффу стало ясно, что жертв в любом случае будет много больше. Народы и религии географически перемешаны, причем имевшиеся в его распоряжении данные переписи совершенно недостоверны. Лидеры противостоящих сторон (индусы, мусульмане, сикхи...) не просто не хотели, а и не могли идти на компромиссы. Рэдклифф был человек либеральных взглядов, намеревавшийся исходить из "справедливости". Очень скоро он понял, что никакого справедливого решения не существует, а вся ответственность за последствия (которые неизбежно будут ужасными, если рассуждать в гуманитарных терминах) на нем и только на нем. Ответственность не в том смысле, что ему предъявят претензии. А в историческом, гуманитарном и даже экзистенциальном. Именно это и было его личное "бремя белого человека", о котором так горазды рассуждать в наших палестинах безответственные "публицисты", трактующие его в своем невежестве и высокомерии как противостояние "варварству дикарей" (чего мы начитались в последние дни после смерти Манделы в приложении к Южной Африке, которую "мы" будто бы "потеряли"). Что далеко даже от понимания смысла знаменитой поэмы Киплинга, не говоря о более современных трактовках.
Пьеса политическая и как таковая несет все родимые пятна своего жанра, прежде всего - схематизм. Действие развивается динамично, но фрагментарно. Ситуации и диалоги функциональны, "проклятые вопросы" слишком явно артикулированы, развязка, да и вообще все последствия заранее известны. Но действующие лица - личности действительно выдающиеся и колоритные, отстаиваемые ими идеи (религиозные, национальные, моральные) - реальны, глобальны и по-прежнему актуальны. Актеры впечатляют, тем более что соответствуют своим ролям и типажно, и национально. Им нелегко - диалоги, повторюсь, функциональны, но характеры категории "больше, чем жизнь" явлены весьма наглядно. Помнится, один деятель, которого лизоблюды на зарплате именуют "национальным лидером", деланно сетовал, что-де нету теперь Махатмы, и поговорить ему на должном уровне не с кем. Думаю, о Ганди (как и вообще о тех редких деятелях, которых можно по заслугам назвать "национальный лидер") у него представление такое же фантазийное (и с тем же оттенком собственного превосходства "белого человека"), как и у многих властителей российских дум о только что ушедшем из жизни Нельсоне Манделе (как и о деле его жизни). Ганди из спектакля непреклонен в своем принципиальном и выстраданном моральном ригоризме (с Рэдклиффом встречаться вообще отказался, ибо полагал, что тот делает неправедное дело).
Педалируемая невинность главного действующего лица (невинность и по непогруженности в содержание чуждой ему жизни, на которую его решения окажут радикальное воздействие, и как отражение характера - неяркого, но очевидно порядочного человека абстрактно-либеральных убеждений) в сочетании с потенциально исторически значимой и взрывоопасной ситуацией, создает своеобразное драматическое напряжение. Колоритности (и комичности) замкнутому в суровой политико-идеологической тематике спектаклю добавляют "слишком человеческие" эксцессы некоторых действующих лиц. Приданные в помощь Рэдклиффу два личных секретаря (индус и англичанин, принадлежащие к местному истеблишменту - их можно увидеть на одной из фотографий вместе с Рэдклиффом за работой по drawing the line) были, во-первых, в прошлом в связи (само собой, не самой традиционной), а во-вторых, информируют, соответственно, Неру и Джинна о каждом шаге своего наивного патрона. Вице-король Маунтбеттен не имеет права вмешиваться в процесс, но советы, и очень настойчивые, таки дает его жена - как думает Рэдклифф, от имени своего супруга. Он не подозревает, что она находится в любовной связи с Дж. Неру (см. фотографию), который через нее (и опосредованно через ее мужа, пытающегося вернуть расположение жены) продавливает то, что ему нужно. Наконец, впервые прибывший в Индию англичанин-аристократ оказался подвержен обычной для таких оказий болезни - и не вылезает из туалетной комнаты, куда вынужден со всех ног бежать даже посреди переговоров. Он истощен, у него буквально едет крыша, и для него невыносима ситуация, когда он не способен сделать работу так, как должно. Раз за разом он проводит границы на карте, а потом яростно стирает их. Но день провозглашения независимости подступает, решение принимать надо.
Финал эффектен: на авансцене по краям - Неру и Джинна, одновременно выступающие в день приобретения независимости с обращениями - каждый, естественно, к своим сторонникам. В центре - грустный молчаливый Ганди, которому недолго осталось жить - он не смог отстоять свою точку зрения, и расплата близка. У задней стены - мрачный Рэдклифф, методично сжигающий все документы (он, кстати, отказался от оплаты своего труда - а 3000 фунтов были тогда немалые деньги, и не хотел принимать knighthood, который был ему дарован в ознаменование успешности его миссии - но такой демарш ему сделать не позволили, ведь это могло бы бросить публичную тень на эту самую "успешность"). А за его спиной разгораются огромные сполохи пламени как символ (и констатация) последствий: только непосредственно в столкновениях после "разделения" погибло более полумиллиона человек, через новые границы побежало около 15 миллионов беженцев и т.д. И это без учета будущих - и почти всегда кровопролитных - событий, непрерывной чередой идущих в этом перенаселенном регионе с тех пор по наши дни.
Эта пьеса - еще один шаг в осмыслении распада Британской Империи. Это осмысление уже много лет ведется полномасштабно и всесторонне, и в научном, и в художественном, и в политическом, и в чисто человеческом аспектах. Увы, ничего сколь-либо сравнимого в осмыслении распада советской (да и российской) империи не наблюдается. Возможно поэтому те разрушительные для собственной страны отголоски "имперского сознания", уже пережитые и отрефлексированные в Альбионе, столь явны в российском общественном пространстве (причем, в его на первый взгляд несовместимых сегментах). Хотя и и для Британии, периодически встающей перед неоднозначным и тяжелым вопросом вмешательства в дела Ирака, Афганистана, Ливии, Сирии и прочих rogue countries, рефлексия насчет "бремени" остается актуальной. Но к имперским амбициям она отношения уже не имеет, этим переболели. Россию же все еще лихорадит.
Photos by Catherine Ashmore.