Арик Крупп в Минске. Альфа и Омега
Вчера разрешил для себя загадку первой минской прописки Арика Круппа.
В самых первых числах мая студент ЛИКи Арон Яковлевич Крупп переступил порог проходной минского завода имени Вавилова, чтобы на протяжении полугода работать здесь над своим дипломным проектом.
Завод только недавно построили, расширяли штат сотрудников, поэтому для молодого студента мест в общаге не оказалось. Да и общаг-то еще и не было - заводу приходилось снимать комнаты под общаги в строившихся хрущёвках. Кстати, в одну из такую комнат позднее был переселен и Крупп, но об этом уже как-то говорилось.
http://valatsuga-by.livejournal.com/37318.html
А пока наш преддипломник был размещен в заводской казарме ВОХР.
Вначале на это строение заводские старожилы показывали как на пожарную часть, но вот вчера Игорь Владимирович Коваленко подтвердил, что вместе с пожарными там размещались вохровцы, и именно в этом домике в первый год своего пребывания обивался Крупп.
Но, если помните, долго он там не задерживался - что могло объединять его с суровыми вохровцами, если рядом можно было посмотреть на десять звезд?
http://valatsuga-by.livejournal.com/37904.html
Общагу же он получил только пять лет спустя - комната 58, по улице Авангардной, 58.
На этот адрес когда-то пришла, возможно, самая важная телеграмма в такой короткой и яркой жизни Арика
Здесь же прошло и прощание с Ариком.
Вот как об этом вспоминает Марк Ременюк:
"И вот похороны в конце мая. Перед заводской проходной вывешен большой портрет Арика в траурной рамке. Прощание с Ариком - в «красном уголке» заводского общежития. Толпа сотрудников устремилась через заводскую проходную к общежитию. Мы не смотрели друг на друга. Горе и страшная утрата как бы придавили нас к земле. В комнате общежития были завешены окна, зеркала, телевизор. На двух табуретках стоял необычный цинковый гроб, накрытый красной материей. Рядом стоял большой фотографический портрет Арика. Его грустные темные глаза смотрели на нас. Мы молчали… Кто-то шепнул, что прибыли родители Арика из Лиепаи. И вдруг в траурную тишину ворвался крик:
Что я вижу!!! Как я могу это видеть?! Ой, вей-из-мир!
Крик был неземной, потусторонний крик Матери. Лицо ее страшно побелело. Она не могла, не хотела жить в этой ситуации. Руки ее конвульсивно задрожали, глаза потускнели, и она медленно стала оседать. Ее усадили на стул, подали воды. Рядом усадили Отца. Этот седой, лысый человек, совершенно обессиленный горем, плакал по-детски, навзрыд. Между ними, стараясь помочь, металась сестра Арика, чуть располневшая энергичная женщина с глазами самого Арика, грустными и большими.
Никто не мог сдержать слез. Плакали женщины, рыдания сотрясали друзей-ровесников. Мы все выросли из Материнской любви, мы частицы Ее души и жизни. Она охраняет нас самим фактом своего существования. Никто не имеет права на уход, пока жива Мать. Но если … «Лучше не дожить до такого дня!» - будет возглас любой Матери.
И тут возник Друг. (Не много в жизни ситуаций, когда слово это хочется написать с большой буквы). Сеня Шведик был соседом Арика по общежитию. Он ничего не понимал в песнях, смотрел на эту «забаву» со стороны и чуть сверху. Занятие песнями, турпоходы не приносят никакого дохода. Какой в них толк?! Сам Шведик никогда не пел и, по словам Арика, «картавил на все согласные буквы алфавита». Нам была странна их дружба.
И вот в этой ситуации всеобщего горя и слез Сеня проявил необычайную душевность. Он не отходил от Матери. Он подавал ей воду, лекарство, смачивал ей виски холодной водой и постоянно гладил, и гладил ее. Какая-то Доброта, перешедшая к Сене на уровне инстинкта, на уровне генов. Доброта, рожденная горем поколений, чувствовалась в его молчаливых действиях и жестах. Он не оставлял Мать, возвращая ее к жизни.
Гроб вынесли на улицу. В почетный караул становились ближайшие друзья Арика. Заводской оркестр нестройно заиграл траурные мелодии, многие музыканты плакали.
В стороне от траурной церемонии стояли два человека. Один из них заложил руки за спину и чуть расставил ноги, другой похлопывал себя палочкой по ноге, словно по голенищу сапога. Они спокойно разговаривали между собой, чуть улыбаясь. И никакого, хотя бы видимого сочувствия к происходящему! Это были известные заводчанам лица, начальники режимных отделов, «хозяева жизни». Очевидно, им было вменено в обязанность проследить за похоронами поэта и барда, не вписавшегося в официальную идеологию ни своим творчеством, ни происхождением.
-Эсэсовцы, настоящие эсэсовцы, - сказал один мой сотрудник, кивнув в сторону этих «сверхчеловеков».
У могилы было несколько речей. Все отмечали скромность и непритязательность Арика. Кто-то сказал, что песни его будут петь многие поколения. Нестандартный цинковый гроб не помещался в могиле. Ребята спустились туда, чтобы расширить… Все было кончено… Прощай, Арик!" (24 апреля 2002г., Ашдод, Израиль)
Здесь, в Минске, судьба решила поставить и их земную точку...
http://valatsuga-by.livejournal.com/40207.html
В самых первых числах мая студент ЛИКи Арон Яковлевич Крупп переступил порог проходной минского завода имени Вавилова, чтобы на протяжении полугода работать здесь над своим дипломным проектом.
Завод только недавно построили, расширяли штат сотрудников, поэтому для молодого студента мест в общаге не оказалось. Да и общаг-то еще и не было - заводу приходилось снимать комнаты под общаги в строившихся хрущёвках. Кстати, в одну из такую комнат позднее был переселен и Крупп, но об этом уже как-то говорилось.
http://valatsuga-by.livejournal.com/37318.html
А пока наш преддипломник был размещен в заводской казарме ВОХР.
Вначале на это строение заводские старожилы показывали как на пожарную часть, но вот вчера Игорь Владимирович Коваленко подтвердил, что вместе с пожарными там размещались вохровцы, и именно в этом домике в первый год своего пребывания обивался Крупп.
Но, если помните, долго он там не задерживался - что могло объединять его с суровыми вохровцами, если рядом можно было посмотреть на десять звезд?
http://valatsuga-by.livejournal.com/37904.html
Общагу же он получил только пять лет спустя - комната 58, по улице Авангардной, 58.
На этот адрес когда-то пришла, возможно, самая важная телеграмма в такой короткой и яркой жизни Арика
Здесь же прошло и прощание с Ариком.
Вот как об этом вспоминает Марк Ременюк:
"И вот похороны в конце мая. Перед заводской проходной вывешен большой портрет Арика в траурной рамке. Прощание с Ариком - в «красном уголке» заводского общежития. Толпа сотрудников устремилась через заводскую проходную к общежитию. Мы не смотрели друг на друга. Горе и страшная утрата как бы придавили нас к земле. В комнате общежития были завешены окна, зеркала, телевизор. На двух табуретках стоял необычный цинковый гроб, накрытый красной материей. Рядом стоял большой фотографический портрет Арика. Его грустные темные глаза смотрели на нас. Мы молчали… Кто-то шепнул, что прибыли родители Арика из Лиепаи. И вдруг в траурную тишину ворвался крик:
Что я вижу!!! Как я могу это видеть?! Ой, вей-из-мир!
Крик был неземной, потусторонний крик Матери. Лицо ее страшно побелело. Она не могла, не хотела жить в этой ситуации. Руки ее конвульсивно задрожали, глаза потускнели, и она медленно стала оседать. Ее усадили на стул, подали воды. Рядом усадили Отца. Этот седой, лысый человек, совершенно обессиленный горем, плакал по-детски, навзрыд. Между ними, стараясь помочь, металась сестра Арика, чуть располневшая энергичная женщина с глазами самого Арика, грустными и большими.
Никто не мог сдержать слез. Плакали женщины, рыдания сотрясали друзей-ровесников. Мы все выросли из Материнской любви, мы частицы Ее души и жизни. Она охраняет нас самим фактом своего существования. Никто не имеет права на уход, пока жива Мать. Но если … «Лучше не дожить до такого дня!» - будет возглас любой Матери.
И тут возник Друг. (Не много в жизни ситуаций, когда слово это хочется написать с большой буквы). Сеня Шведик был соседом Арика по общежитию. Он ничего не понимал в песнях, смотрел на эту «забаву» со стороны и чуть сверху. Занятие песнями, турпоходы не приносят никакого дохода. Какой в них толк?! Сам Шведик никогда не пел и, по словам Арика, «картавил на все согласные буквы алфавита». Нам была странна их дружба.
И вот в этой ситуации всеобщего горя и слез Сеня проявил необычайную душевность. Он не отходил от Матери. Он подавал ей воду, лекарство, смачивал ей виски холодной водой и постоянно гладил, и гладил ее. Какая-то Доброта, перешедшая к Сене на уровне инстинкта, на уровне генов. Доброта, рожденная горем поколений, чувствовалась в его молчаливых действиях и жестах. Он не оставлял Мать, возвращая ее к жизни.
Гроб вынесли на улицу. В почетный караул становились ближайшие друзья Арика. Заводской оркестр нестройно заиграл траурные мелодии, многие музыканты плакали.
В стороне от траурной церемонии стояли два человека. Один из них заложил руки за спину и чуть расставил ноги, другой похлопывал себя палочкой по ноге, словно по голенищу сапога. Они спокойно разговаривали между собой, чуть улыбаясь. И никакого, хотя бы видимого сочувствия к происходящему! Это были известные заводчанам лица, начальники режимных отделов, «хозяева жизни». Очевидно, им было вменено в обязанность проследить за похоронами поэта и барда, не вписавшегося в официальную идеологию ни своим творчеством, ни происхождением.
-Эсэсовцы, настоящие эсэсовцы, - сказал один мой сотрудник, кивнув в сторону этих «сверхчеловеков».
У могилы было несколько речей. Все отмечали скромность и непритязательность Арика. Кто-то сказал, что песни его будут петь многие поколения. Нестандартный цинковый гроб не помещался в могиле. Ребята спустились туда, чтобы расширить… Все было кончено… Прощай, Арик!" (24 апреля 2002г., Ашдод, Израиль)
Здесь, в Минске, судьба решила поставить и их земную точку...
http://valatsuga-by.livejournal.com/40207.html