Когда мы проснулись в отеле, был дождь, и от мокрых мостовых отражался сегодняшний свет фонарей, превращаясь в тусклый отблеск из прошлого. Дождь не покидал нас всю неделю - периодически он, конечно, сменялся солнцем, но все равно оставался в воздухе, настроении, в видах и во всем окружающем. Было ощущение "как дома" - Прага рассцветает в дождь, как Питер: готические мрачные костелы и улочки занимают свои места в окружающем замковом пространстве, куда-то исчезают люди и на улицах становится пусто, тревожно и свежо. На солнце же Прага превращается в бессмысленный многоголосый балаган, этакую грустную пародию на саму себя, дождливую, загадочную и неторопливую, замкнутую огромным белым воздушным шаром над музеем Кафки. Всюду не протолкнуться от туристов, продавцов сувениров и колбас, евреев, негров, немцев, и русских, русских - боже, они тут повсюду. Они тут ходят, смеются, матерятся, закупаются на парижской улице, как у себя дома, и едят. Ели и мы - то на улице под аркой университета как студенты, то на центральной площади, как богатые, но глупые дети, то в уютном кафе с солидным темным kozel-ом в бизнес-ланчах и дядьками с животами в очках.
А ночью на вацлавской площади все негры Праги собираются предложить туристам извращенных радостей - кому покурить, кому уехать, а кому женщин с торговых рядов под яркими вывесками на прилежащей улице - но нам не предлагали, потому что нас там не было: в отличие от них, вечных и нелепых на своих местах, мы вечерами были везде - рассматривали взлетающие самолеты в панорамные окна телебашни, под запах травы с соседней лавочки пили дрянную сливовицу с пластмассовым сыром "Эдам" с видами на святвита и карла, слушали, мокрые и сонные меланхоличного гитариста на длинной пологой лестнице под замковой стеной, стесняясь дать ему денег, потому что он был настолько самодостаточен, уместен и трогателен, что стыдно было обнаружить себя, бесправно и беспричинно нарушив эту гармонию. Гармония - вот что неотступно облегало и несло меня всю неделю. Иногда она чувствовалась везде, иногда - нигде, но всегда в крайней, предельной степени. Я смотрел на огни и хотел броситься в них, отдать им свои мысли и свое тело в обмен на возможность стать частью этой гармонии, остаться в ней, потому что лучшее развитие событий было придумать сложно - лишь усилием оторвав взгляд и повернув голову, чтобы ткнуться носом в мокрые, смешные и такие же мечтательные кудряшки.
А
вот что еще думает мой старый больной фотоаппарат про нашу поездку.