К вопросу о стихотворении Бродского
Оригинал взят у alsit25 в К вопросу о стихотворении Бродского
Стихотворение «На независимость Украины» - уже привычный аргумент в русско-украинских политических спорах. При этом все участники споров делают из Бродского удобную куклу для манипуляций. То его распекают, как провинившегося ученика выпускного класса русской литературы (в котором, конечно, мы-то все преподаем, а писатели нам сдают экзамены, волнуются, наверное), за то, что написал важную контрольную на двойку. То его наряжают в русского империалиста, всегда подавлявшего в себе любовь к империи - но вот наконец-то высказавшегося на радость русским людям. Это довольно странно: перед нами все-таки поэтический текст, читать который как политическую статью, конечно, никто не возбраняет, но, вообще говоря, читать стихотворения как статьи - это все равно что рассматривать движения дирижера симфонического оркестра с точки зрения фехтовального искусства. Даже когда в какой-то полемической статье предпринимается попытка «поэтического анализа», она часто делается впроговорку и для отвода глаз, ибо все тут взрослые люди и понимают: поэзия тут не главное. Вообще, какая к черту поэзия, когда речь идет о важных политических вопросах и рушится империя?
Понятно, что в последний год с небольшим из-за трагической войны на Украине (за которую наша страна все-таки несет львиную долю ответственности, и за развязывание, и за продолжение) воспринимать это стихотворение в отрыве от политической ситуации невозможно. И тем не менее - именно имея в виду скорейшее прекращение этой войны хотя бы в информационном, словесном поле - стоит обратить внимание на то, что обычно упускают, говоря об этом стихотворении. Это все-таки именно стихотворение, написать которое Бродского побудила (как он сказал 28 февраля 1994 года, прочитав его в Куинс-колледже), «печаль по поводу этого раскола» (sadness on behalf of that split). И - как поэтический текст - оно заслуживает несколько иного прочтения и отношения, чем политическое заявление или публицистическая статья.
Из общеизвестного: стихотворение «На независимость Украины» было написано, по всей видимости, в 1992 году. Это если иметь в виду дату 30 октября 1992 года, когда оно было публично прочитано в Пало-Альто и записано на видео. Это видео, впервые опубликованное в «Фейсбуке» Бориса Владимирского 8 апреля 2015 года, представляет собой, как следует из авторского описания, «отрывок из видеозаписи вечера Бродского в зале пало-альтовского Еврейского центра 30 октября 1992 года, где он читает “На независимость Украины” в присутствии почти тысячи слушателей».
Бродский, прекрасно осознавая «рискованный» (как он сам выразился перед тем чтением 1992 года) характер этого стихотворения, никогда и нигде его не печатал. Однако очевидно, что он считал его достаточно важным и неоднократно читал в разных аудиториях, от тысячных залов до дружеских компаний. И оно, по вполне понятной причине, получило достаточно широкое распространение. Сначала стала известна аудиозапись авторского чтения 1994 года в Куинс-колледже, с которой были сделаны письменные расшифровки, в том числе с довольно сильными (из-за неважного качества записи) искажениями текста. Затем последовал период самиздатского существования этих расшифровок, затем публикации в периодике (украинской и российской), неизбежно неточные и в подавляющем количестве случаев посвященные, конечно, богатым и разнообразным русско-украинским отношениям и взаимным счетам.
Среди любителей Бродского тогда же возникла, условно говоря, партия тех, кто считает, что «лучше бы он этого стихотворения никому не читал, а еще лучше - вообще бы не писал» (были и те, кто сначала вообще отрицал его авторство). По их мнению, Бродский, написав это стихотворение, нарушил сразу множество очевидных табу: не только оскорбил украинцев, обозвав их разными обидными словами (что недопустимо для русского поэта и вообще приличного человека), но и солидаризировался с великодержавными шовинистами (которые воспользуются и т.д.). А кроме того, чуть ли не опроверг собственную биографию, ибо не от этих ли самых великодержавных империалистов (тогда - советских, но суть-то та же самая) он сам когда-то уехал? В таком восприятии есть не просто избирательная эстетическая глухота («ах, он назвал украинцев хохлами!» - это говорится так, будто Бродский стоял на улице и кричал всем проходящим украинцам: «хохлы!»), но и ставшая уже почти аксиомой застарелая ошибка восприятия текста и вообще литературы через непременную политическую оптику. О неединственности и необязательности такого восприятия и хочется сказать несколько слов.
Любое стихотворение, имеющее своим предметом что угодно, - это, конечно, прежде всего автопортрет, оно всегда прежде всего говорит о поэте и лишь в самую последнюю очередь - обо всем остальном. Пушкин, написавший «Клеветникам России» и попавший под светскую обструкцию и под осуждение многих своих друзей и знакомых, был между тем совершенно искренним. И неслучайно ни с кем из осуждавших его близких людей не поссорился. Он действительно полагал необходимым подавление польского восстания, и тем, кто сегодня читает этот его текст, остается только принять это к сведению: да, Пушкин был таким («варваром», как писал Александр Тургенев своему брату Николаю, ощутившим какой-то внутренний подъем от совпадения своего отношения к происходящим событиям с позицией царя и правительства). В его отношениях с царем и двором бывали разные страницы, была и такая. И если воспринимать его жизнь не как череду правильных и неправильных поступков (за которые мы, конечно же, всегда готовы поставить ему оценку по поведению), а как нечто цельное, как жизнь человека, жившего в постоянном поиске согласия и диалога между своим внутренним ощущением правильности слов и поступков и мнениями окружающих его и дорогих ему людей, Пушкин был в написании этого текста совершенно равен себе. И в биографии Пушкина эти стихи - это еще одна страница, прожитая им в живом диалоге с собой и с миром, не более и не менее. Мицкевич, конечно, был оскорблен - и были написаны обидные строки про Пушкина, и Пушкин даже набрасывал ответ…
В «Клеветниках России», кстати, Пушкин говорит «мы»: «Так посылайте к нам, витии…» Что там имел в виду Пушкин под этим «мы» (и почему Чаадаев назвал его после этого стихотворения в письме «народным поэтом»), наверное, уже разобрали пушкинисты. Но показательно, что и Бродский в «На независимость Украины» тоже говорит не «я», а «мы». Стихотворения, написанные от лица вот такого «мы», у Бродского были и раньше: вот, навскидку, например «Песня невинности, она же - опыта». Высказывание от такого коллективного «мы» - это замечательный опыт литературной игры, когда поэт как бы перестает быть субъектом высказывания, уступая место этому «мы», но при этом сохраняет в этом высказывании свое присутствие. Причем не столько как «выразитель высказанных мнений», сколько как человек, для которого эти выраженные мнения являются частью его внутреннего мира, пережитые им в какой-то момент как свои, но не ставшие своими. Смысловое и стилистическое соотношение этого «мы» с авторским «я» - предмет отдельного разговора, но важно отметить, что здесь нет полного тождества, а есть то самое артистическое переживание и вживание, без которого невозможна литература. Я клоню к тому, что именно в этом ключе надо воспринимать все те резкости, которые адресованы Бродским украинцам и которые старательно выписывают столбиком в протокол люди без поэтического слуха. Сниженная лексика и базарная интонация - это как раз и есть, простите за каламбур, та самая высокая литературная игра.
Кроме того, картину оскорбительных инвектив в адрес украинцев вполне гармонично дополняют убийственные слова Бродского в свой («наш») адрес: «Не нам, кацапам, их упрекать в измене» - и дальше там много поучительного о нас, кацапах, почитайте. Так что не только на литературном, а даже на рыночном уровне («а я ему, а он мне») в стихотворении отсутствует столь милая сердцу любителей поразмахивать этим стихотворением, как дубинкой, односторонность. Оно и про нас тоже.
Не стоит забывать еще и о том, что уход Украины был для Бродского (который считал Галицию своей родиной, говоря в разговорах с друзьями о «Бродских - то есть родом из Брод») еще и личным потрясением. Вместе с Украиной из общего дома, объединенного языком, историей и, наконец, его собственным культурным опытом, уходила и Галиция. То есть та огромная страна, которую он не только покинул, но и культурное отражение которой в каком-то смысле выстроил внутри себя (и увез с собой), на его глазах перестала существовать. Можно сказать, что вместо одной родины у него в этом смысле - после разделения Украины и России - оказалось даже не две родины, а не осталось ни одной. Отсюда и острота переживания «этого раскола». То есть распад единого государства России и Украины был для него проблемой абсолютно личной.
Наконец, невозможно не поймать себя на сходстве этого стихотворения - прежде всего в интонационном отношении и в том, что называется «отношением автора», - со многими стихотворениями, посвященными женщинам и написанными Бродским после разрыва с ними. Есть и забавные текстуальные переклички (ироническое «он ставит Микелину раком» из «Пьяцца Маттеи» тут же приходит в голову, когда читаешь в «На независимость Украины» про «…на четыре кости, поганцы», и так далее). Но главное - это, конечно, та самая «послеразрывная» интонация. Все, кто читал стихотворения, адресованные, например, «МБ», наверняка услышали эту интонацию и в «На независимость Украины». Бродский довольно неожиданно воспроизвел в этом, казалось бы, совсем не личном стихотворении именно эту очень личную интонацию (что еще раз подтверждает то, что было сказано выше о Галиции). И в этом смысле стихотворение «На независимость Украины» является - со всеми своими грубостями, несправедливостями, почти площадной бранью «в спину» уходящей из общего дома исторической родине - фактически любовным стихотворением, в каком-то смысле даже объяснением в любви Украине. «И, судя по письмам, чудовищно поглупела» - это ведь тоже объяснение в любви, пусть в форме почти оскорбительной.
Но многолетняя полемика вокруг стихотворения настолько осложнила возможность его спокойного, вне политики, восприятия, что даже, например, сделала невозможной публикацию этого текста в недавнем капитальном двухтомнике Бродского в «Библиотеке поэта» под редакцией Л. Лосева (2011). На исключении этого стихотворения настоял Фонд по управлению наследственным имуществом Бродского (Estate of Joseph Brodsky). Осталось только упоминание в примечаниях, что само по себе, конечно, явление исключительное, если не сказать абсурдное.
И это исключение из состава двухтомника «Библиотеки поэта» окончательно поставило стихотворение «На независимость Украины» в совершенно особое положение в общем собрании текстов Бродского. Во-первых, на сегодня это, кажется, единственное действительно значительное стихотворение поэта, которое до сих пор, в строгом смысле слова, «не опубликовано». Нет ни одной книги Бродского, в котором имелся бы выверенный и откомментированный его текст. Бродский и его наследники, сами того совершенно не желая,
оказались жертвами собственных благих намерений и сделали максимум возможного, чтобы «На независимость Украины» воспринималось совершенно обособленно от всего им написанного. Стихотворению сегодня навязана (во многом искусственно) настолько одномерная трактовка, что его существование сейчас возможно только в режиме «полупризнания», если перенести политический термин в плоскость литературы: вроде бы оно и есть, это стихотворение, но в то же время его как бы и нет - по крайней мере нет ни в одной книге.
Непубликация стихотворения, по мысли наследников, видимо, была призвана уменьшить ответственность Бродского за этот текст, а заодно и каким-то образом понизить статус этого стихотворения путем накладывания на него печати «продолженного осуждения» от имени умершего почти 20 лет назад автора, который и сегодня - руками наследников - продолжает отказываться от его публикации. Все эти строгие меры, безусловно, служат чему-то важному и скучному (прежде всего уверенности наследников и душеприказчиков в правильном понимании ими своего долга), но при этом именно они активно способствуют тому, что это стихотворение становится на наших глазах одним из главных стихотворений Бродского.
Этим стихотворением Бродский как раз не столько «опроверг», сколько в каком-то смысле подтвердил свою биографию эмигранта. «На независимость Украины» - это и есть стихотворение-эмигрант, сбежавшее из поэтической империи автора, покинувшее уютные и мертвоватые академические полки с его авторизованными изданиями и отправившееся в плавание - сначала по волнам самиздата, как полагается, - к своей незаконной известности. Это стихотворение еще долго будет незакрытой форточкой в его поэзию, через которую в нее всегда будут проникать сквозняки неакадемического интереса. Думаю, когда-нибудь это хаотичное, растрепанное и уязвимое для критики, но великолепное, мощное и страстное стихотворение будет издано отдельной книгой - с подробным комментарием, в котором будут разобраны все переклички с другими стихами и поэмами Бродского. Со статьями, в которых будет по достоинству оценена его попытка оставить за поэзией право судить о политике, не становясь политикой. Мне кажется, именно по этой величественной прощальной любовной антиоде и будут судить в будущем, насколько близки были когда-то Украина и Россия. Но ни нам, ныне живущим кацапам, ни им, ныне живущим хохлам, до такого восприятия, видимо, не дожить.
Стихотворение «На независимость Украины» - уже привычный аргумент в русско-украинских политических спорах. При этом все участники споров делают из Бродского удобную куклу для манипуляций. То его распекают, как провинившегося ученика выпускного класса русской литературы (в котором, конечно, мы-то все преподаем, а писатели нам сдают экзамены, волнуются, наверное), за то, что написал важную контрольную на двойку. То его наряжают в русского империалиста, всегда подавлявшего в себе любовь к империи - но вот наконец-то высказавшегося на радость русским людям. Это довольно странно: перед нами все-таки поэтический текст, читать который как политическую статью, конечно, никто не возбраняет, но, вообще говоря, читать стихотворения как статьи - это все равно что рассматривать движения дирижера симфонического оркестра с точки зрения фехтовального искусства. Даже когда в какой-то полемической статье предпринимается попытка «поэтического анализа», она часто делается впроговорку и для отвода глаз, ибо все тут взрослые люди и понимают: поэзия тут не главное. Вообще, какая к черту поэзия, когда речь идет о важных политических вопросах и рушится империя?
Понятно, что в последний год с небольшим из-за трагической войны на Украине (за которую наша страна все-таки несет львиную долю ответственности, и за развязывание, и за продолжение) воспринимать это стихотворение в отрыве от политической ситуации невозможно. И тем не менее - именно имея в виду скорейшее прекращение этой войны хотя бы в информационном, словесном поле - стоит обратить внимание на то, что обычно упускают, говоря об этом стихотворении. Это все-таки именно стихотворение, написать которое Бродского побудила (как он сказал 28 февраля 1994 года, прочитав его в Куинс-колледже), «печаль по поводу этого раскола» (sadness on behalf of that split). И - как поэтический текст - оно заслуживает несколько иного прочтения и отношения, чем политическое заявление или публицистическая статья.
Из общеизвестного: стихотворение «На независимость Украины» было написано, по всей видимости, в 1992 году. Это если иметь в виду дату 30 октября 1992 года, когда оно было публично прочитано в Пало-Альто и записано на видео. Это видео, впервые опубликованное в «Фейсбуке» Бориса Владимирского 8 апреля 2015 года, представляет собой, как следует из авторского описания, «отрывок из видеозаписи вечера Бродского в зале пало-альтовского Еврейского центра 30 октября 1992 года, где он читает “На независимость Украины” в присутствии почти тысячи слушателей».
Бродский, прекрасно осознавая «рискованный» (как он сам выразился перед тем чтением 1992 года) характер этого стихотворения, никогда и нигде его не печатал. Однако очевидно, что он считал его достаточно важным и неоднократно читал в разных аудиториях, от тысячных залов до дружеских компаний. И оно, по вполне понятной причине, получило достаточно широкое распространение. Сначала стала известна аудиозапись авторского чтения 1994 года в Куинс-колледже, с которой были сделаны письменные расшифровки, в том числе с довольно сильными (из-за неважного качества записи) искажениями текста. Затем последовал период самиздатского существования этих расшифровок, затем публикации в периодике (украинской и российской), неизбежно неточные и в подавляющем количестве случаев посвященные, конечно, богатым и разнообразным русско-украинским отношениям и взаимным счетам.
Среди любителей Бродского тогда же возникла, условно говоря, партия тех, кто считает, что «лучше бы он этого стихотворения никому не читал, а еще лучше - вообще бы не писал» (были и те, кто сначала вообще отрицал его авторство). По их мнению, Бродский, написав это стихотворение, нарушил сразу множество очевидных табу: не только оскорбил украинцев, обозвав их разными обидными словами (что недопустимо для русского поэта и вообще приличного человека), но и солидаризировался с великодержавными шовинистами (которые воспользуются и т.д.). А кроме того, чуть ли не опроверг собственную биографию, ибо не от этих ли самых великодержавных империалистов (тогда - советских, но суть-то та же самая) он сам когда-то уехал? В таком восприятии есть не просто избирательная эстетическая глухота («ах, он назвал украинцев хохлами!» - это говорится так, будто Бродский стоял на улице и кричал всем проходящим украинцам: «хохлы!»), но и ставшая уже почти аксиомой застарелая ошибка восприятия текста и вообще литературы через непременную политическую оптику. О неединственности и необязательности такого восприятия и хочется сказать несколько слов.
Любое стихотворение, имеющее своим предметом что угодно, - это, конечно, прежде всего автопортрет, оно всегда прежде всего говорит о поэте и лишь в самую последнюю очередь - обо всем остальном. Пушкин, написавший «Клеветникам России» и попавший под светскую обструкцию и под осуждение многих своих друзей и знакомых, был между тем совершенно искренним. И неслучайно ни с кем из осуждавших его близких людей не поссорился. Он действительно полагал необходимым подавление польского восстания, и тем, кто сегодня читает этот его текст, остается только принять это к сведению: да, Пушкин был таким («варваром», как писал Александр Тургенев своему брату Николаю, ощутившим какой-то внутренний подъем от совпадения своего отношения к происходящим событиям с позицией царя и правительства). В его отношениях с царем и двором бывали разные страницы, была и такая. И если воспринимать его жизнь не как череду правильных и неправильных поступков (за которые мы, конечно же, всегда готовы поставить ему оценку по поведению), а как нечто цельное, как жизнь человека, жившего в постоянном поиске согласия и диалога между своим внутренним ощущением правильности слов и поступков и мнениями окружающих его и дорогих ему людей, Пушкин был в написании этого текста совершенно равен себе. И в биографии Пушкина эти стихи - это еще одна страница, прожитая им в живом диалоге с собой и с миром, не более и не менее. Мицкевич, конечно, был оскорблен - и были написаны обидные строки про Пушкина, и Пушкин даже набрасывал ответ…
В «Клеветниках России», кстати, Пушкин говорит «мы»: «Так посылайте к нам, витии…» Что там имел в виду Пушкин под этим «мы» (и почему Чаадаев назвал его после этого стихотворения в письме «народным поэтом»), наверное, уже разобрали пушкинисты. Но показательно, что и Бродский в «На независимость Украины» тоже говорит не «я», а «мы». Стихотворения, написанные от лица вот такого «мы», у Бродского были и раньше: вот, навскидку, например «Песня невинности, она же - опыта». Высказывание от такого коллективного «мы» - это замечательный опыт литературной игры, когда поэт как бы перестает быть субъектом высказывания, уступая место этому «мы», но при этом сохраняет в этом высказывании свое присутствие. Причем не столько как «выразитель высказанных мнений», сколько как человек, для которого эти выраженные мнения являются частью его внутреннего мира, пережитые им в какой-то момент как свои, но не ставшие своими. Смысловое и стилистическое соотношение этого «мы» с авторским «я» - предмет отдельного разговора, но важно отметить, что здесь нет полного тождества, а есть то самое артистическое переживание и вживание, без которого невозможна литература. Я клоню к тому, что именно в этом ключе надо воспринимать все те резкости, которые адресованы Бродским украинцам и которые старательно выписывают столбиком в протокол люди без поэтического слуха. Сниженная лексика и базарная интонация - это как раз и есть, простите за каламбур, та самая высокая литературная игра.
Кроме того, картину оскорбительных инвектив в адрес украинцев вполне гармонично дополняют убийственные слова Бродского в свой («наш») адрес: «Не нам, кацапам, их упрекать в измене» - и дальше там много поучительного о нас, кацапах, почитайте. Так что не только на литературном, а даже на рыночном уровне («а я ему, а он мне») в стихотворении отсутствует столь милая сердцу любителей поразмахивать этим стихотворением, как дубинкой, односторонность. Оно и про нас тоже.
Не стоит забывать еще и о том, что уход Украины был для Бродского (который считал Галицию своей родиной, говоря в разговорах с друзьями о «Бродских - то есть родом из Брод») еще и личным потрясением. Вместе с Украиной из общего дома, объединенного языком, историей и, наконец, его собственным культурным опытом, уходила и Галиция. То есть та огромная страна, которую он не только покинул, но и культурное отражение которой в каком-то смысле выстроил внутри себя (и увез с собой), на его глазах перестала существовать. Можно сказать, что вместо одной родины у него в этом смысле - после разделения Украины и России - оказалось даже не две родины, а не осталось ни одной. Отсюда и острота переживания «этого раскола». То есть распад единого государства России и Украины был для него проблемой абсолютно личной.
Наконец, невозможно не поймать себя на сходстве этого стихотворения - прежде всего в интонационном отношении и в том, что называется «отношением автора», - со многими стихотворениями, посвященными женщинам и написанными Бродским после разрыва с ними. Есть и забавные текстуальные переклички (ироническое «он ставит Микелину раком» из «Пьяцца Маттеи» тут же приходит в голову, когда читаешь в «На независимость Украины» про «…на четыре кости, поганцы», и так далее). Но главное - это, конечно, та самая «послеразрывная» интонация. Все, кто читал стихотворения, адресованные, например, «МБ», наверняка услышали эту интонацию и в «На независимость Украины». Бродский довольно неожиданно воспроизвел в этом, казалось бы, совсем не личном стихотворении именно эту очень личную интонацию (что еще раз подтверждает то, что было сказано выше о Галиции). И в этом смысле стихотворение «На независимость Украины» является - со всеми своими грубостями, несправедливостями, почти площадной бранью «в спину» уходящей из общего дома исторической родине - фактически любовным стихотворением, в каком-то смысле даже объяснением в любви Украине. «И, судя по письмам, чудовищно поглупела» - это ведь тоже объяснение в любви, пусть в форме почти оскорбительной.
Но многолетняя полемика вокруг стихотворения настолько осложнила возможность его спокойного, вне политики, восприятия, что даже, например, сделала невозможной публикацию этого текста в недавнем капитальном двухтомнике Бродского в «Библиотеке поэта» под редакцией Л. Лосева (2011). На исключении этого стихотворения настоял Фонд по управлению наследственным имуществом Бродского (Estate of Joseph Brodsky). Осталось только упоминание в примечаниях, что само по себе, конечно, явление исключительное, если не сказать абсурдное.
И это исключение из состава двухтомника «Библиотеки поэта» окончательно поставило стихотворение «На независимость Украины» в совершенно особое положение в общем собрании текстов Бродского. Во-первых, на сегодня это, кажется, единственное действительно значительное стихотворение поэта, которое до сих пор, в строгом смысле слова, «не опубликовано». Нет ни одной книги Бродского, в котором имелся бы выверенный и откомментированный его текст. Бродский и его наследники, сами того совершенно не желая,
оказались жертвами собственных благих намерений и сделали максимум возможного, чтобы «На независимость Украины» воспринималось совершенно обособленно от всего им написанного. Стихотворению сегодня навязана (во многом искусственно) настолько одномерная трактовка, что его существование сейчас возможно только в режиме «полупризнания», если перенести политический термин в плоскость литературы: вроде бы оно и есть, это стихотворение, но в то же время его как бы и нет - по крайней мере нет ни в одной книге.
Непубликация стихотворения, по мысли наследников, видимо, была призвана уменьшить ответственность Бродского за этот текст, а заодно и каким-то образом понизить статус этого стихотворения путем накладывания на него печати «продолженного осуждения» от имени умершего почти 20 лет назад автора, который и сегодня - руками наследников - продолжает отказываться от его публикации. Все эти строгие меры, безусловно, служат чему-то важному и скучному (прежде всего уверенности наследников и душеприказчиков в правильном понимании ими своего долга), но при этом именно они активно способствуют тому, что это стихотворение становится на наших глазах одним из главных стихотворений Бродского.
Этим стихотворением Бродский как раз не столько «опроверг», сколько в каком-то смысле подтвердил свою биографию эмигранта. «На независимость Украины» - это и есть стихотворение-эмигрант, сбежавшее из поэтической империи автора, покинувшее уютные и мертвоватые академические полки с его авторизованными изданиями и отправившееся в плавание - сначала по волнам самиздата, как полагается, - к своей незаконной известности. Это стихотворение еще долго будет незакрытой форточкой в его поэзию, через которую в нее всегда будут проникать сквозняки неакадемического интереса. Думаю, когда-нибудь это хаотичное, растрепанное и уязвимое для критики, но великолепное, мощное и страстное стихотворение будет издано отдельной книгой - с подробным комментарием, в котором будут разобраны все переклички с другими стихами и поэмами Бродского. Со статьями, в которых будет по достоинству оценена его попытка оставить за поэзией право судить о политике, не становясь политикой. Мне кажется, именно по этой величественной прощальной любовной антиоде и будут судить в будущем, насколько близки были когда-то Украина и Россия. Но ни нам, ныне живущим кацапам, ни им, ныне живущим хохлам, до такого восприятия, видимо, не дожить.