Владимир Алексеевич Солоухин (1924-1997) - русский советский писатель и поэт, видный представитель «деревенской прозы». Был членом редколлегии журнала «Молодая гвардия» (1958-1981), редколлегии, а затем Совета редакции журнала «Наш современник». В 1977 году Владимир Алексеевич опубликовал подборку своих наблюдений и мыслей, которую назвал "
Камешки на ладони". Она вызвала огромный интерес у читателя. Здесь я привожу "литературные камешки".
*
Маяковский рождает соблазн к подражанию, и действительно многие пытаются подражать ему, очень многие.
Блок не рождает такого соблазна. Гора, как бы высока она ни была, зовет вскарабкаться на неё. Белоснежное пышное облако выше такого конкретного желания. Им любуемся, понимая всю его недоступность.
*
Название своего главного романа Лев Толстой взял из «Бориса Годунова»:
"…В часы,
Свободные от подвигов духовных,
Описывай не мудрствуя лукаво
Всё то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир…"
*
Перечитывая скромный, но трогательный роман Данилевского «Княжна Тараканова», я напал на страницы, при чтении которых меня озарила вспышка догадки. Я теперь убежден, что при чтении именно этих страниц у Михаила Афанасьевича Булгакова (а он конечно уж читывал Данилевского) сверкнула первая искра замысла его удивительнейшего романа.
*
Пуля Мартынова срезала верхушку с дерева русской поэзии, после чего оно пошло расти в сучья.
*
Если спросить у собеседника, когда он последний раз плакал или смеялся? По какому случаю? Жалко ли ему Грушницкого? Каренину? Симпатизирует ли он Раскольникову? За какой идеал он способен пожертвовать собой? На что он готов ради любви? Ради матери? Болит ли за что-нибудь у него душа?
Мне кажется, при таком характере разговора изобличить механического собеседника не так уж трудно.
*
Книга, которую читаешь, когда пишешь что-нибудь свое, незаметно влияет на то, что пишешь. Едва уловимый узор витиеватости и расцвеченности появится на ткани произведения, если читаешь в эти дни книгу, написанную расцвеченно и витиевато. Налёт сухости возникает, если читаешь сухую научную информацию. Печать лаконизма или расслабленности ляжет при чтении соответствующих книг.
Зная это, можно и нужно сознательно выбирать для себя чтение в зависимости от того, что пишешь...
*
Спортсмен-марафонец бежит, преодолевая свою классическую дистанцию - сорок два километра. Вдруг его остановил человек и говорит:
- Здесь в стороне, всего триста метров, есть табачный киоск, сбегай, купи мне сигарет.
- Но я преодолеваю дистанцию…
- Вот именно, всё равно ты уж бежишь. Что тебе стоит сделать лишних полкилометра. Это займёт у тебя пять минут. Ну что тебе стоит…
Ситуация фантастическая. Но я думаю о ней всякий раз, когда звонят из редакции и просят написать статью.
- Но я пишу сейчас повесть (или роман).
- Это займёт у вас два дня. Нужно восемь страничек на машинке.
- Но я пишу повесть.
- Вот именно, всё равно пишете. В повести небось будет четыреста страниц, так что вам стоит написать лишние восемь…
*
Возникает в душе предчувствие стихотворения.
*
При очень внимательном и многократном прочтении гоголевских текстов можно вдруг прийти к мысли, что его всю жизнь мучила одна глубокая тайная любовь, его тайна тайн и святая святых - любовь к католической Польше.
*
Каково же художнику сквозь повседневную суету жизни прислушиваться к постоянно существующему в нём самом и в мире, но не постоянно слышимому голосу откровения?
И я мог бы многое услышать в этом мире, но, к сожалению, сам я всё время шумел.
*
Раньше гусиными перьями писали вечные мысли, теперь вечными перьями пишут гусиные.
*
Самое определяющее слово для писателя и художника вообще и самый большой комплимент ему - исследователь.
(Следующий пост),
(Продолжение темы),
(Цитаты и афоризмы),
(Содержание)