Шикарная статья: "По ту сторону педофилии"
Оригинал взят у ivangogh в По ту сторону педофилии
Ну, понеслась: "Скандал с обвинением в педофилии известного блогера Рутема Адагамова, гражданина России и Норвегии, известным в «Живом Журнале» как Drugoi, из интернета перемещается в официальное русло. В среду Анна Кисличенко от имени Ассоциации родительских комитетов и сообществ опубликовала на сайте защититедетей.рф обращение на имя Генерального прокурора Юрия Чайки с просьбой провести проверку фактов в отношении Адагамова".
Опять это всемогущее "педофильское лобби" (посмотреть бы на него, где же эта "педофильская ложа"?), опять "ужесточение законов"…
Отнюдь не странно, что крестовый поход против педофилов в соседние кусты в очередной раз возглавили женщины: Дельсаль, Мизулина, Кисличенко…
Не секрет, что российская культура чрезмерно "феминизирована" - но не в смысле феминизма западного образца, а в специфическом духе "советского феминизма", где женщина начинает воспроизводить свои доставшиеся от патриархальной культуры социальные роли как часть важной социальной миссии, одновременно расширяя их горизонт и укрепляя свой статус именно в нем. Отсюда берутся такие вещи как "материнский капитал" при отсутствии "капитала" отцовского, отсюда же - отсутствие категории отцовства в российском праве, отсюда же - преобладание судебной практики, когда решения в отношении детей принимаются в пользу матери. Еще не стерлась в памяти нашумевшая история, когда жена посадила мужа по педофилии только за то, что муж искупал дочь в ванной. Или еще более гнусная история, когда отца посадили в тюрьму по "педофилии" по доносу от ебнувшейся воспитательницы детсада и "экспертизе" свихнувшейся наркоманки-феминистки.
В последние годы "после стабильности" мы видим, как российская женщина постепенно, шаг за шагом, присваивает себе пространство ювенального. Дети оказываются в заложниках у женщин, тем самым компенсируя свой якобы "подчиненный" статус "хранителя приватного" в противостоянии давлению публичного, насквозь пропитанного маскулинными формами символического, а подчас и реального, насилия.
Потенциальный закон о педофилии - в той форме, которой требует экс-советская женщина - это закон о неприкасаемом детстве. Неприкасаемом со стороны любого мужчины. Мужчина в буквальном смысле не может теперь вступать с ребенком в тактильный контакт, не рискуя оказаться на скамье подсудимых.
Откуда все это берется у экс-советской женщины? То есть женщины, чей экзистенциальный горизонт определен статусом матери-одиночки. Возможно, это результат социального невроза, вызванного мужским дефицитом после двух войн, трех революций и репрессий с перестройкой. Вероятно, в антипедофильской истерии склеились два тренда: перенос на ребенка женщиной функции своей социальной защиты, с приватизацией частного пространства, и гиперкомпенсация своего зависимого положения от государства. Ведь именно к нему женщина бежит, потеряв семью (а семья в России - это всегда потерянная или разрушенная семья. Даже если существуют счастливые семьи, счастливы они, как известно, вполне одинаково, то есть только потому, что им попросту повезло, они - исключение).
Антипедофильская женская риторика тем опасна, что только укрепляет женскую власть над детьми, и так практически безграничную в России. Мир детства окружен повсюду набором социальных ролей, оккупированных женщинами: мать, воспитатель в яслях и детском саду, домашняя няня или медсестра в больнице, школьная учительница в начальных классах, социальный работник и т.д. Именно они оказываются ответственны за воспитание ребенка, именно они в наибольшей степени наделены властью в отношении детей, и именно они первично олицетворяют фигуру внешней власти над детским телом как в глазах ребенка, так и мужчин. Трудно себе представить наиболее удачное сочетание условий для безнаказанности женщин-педофилов, тем более в ситуации слабого развития институтов ювенальной юстиции и деградации органов социальной опеки (см. об этом соответствующий текст на Liberty.ru).
Вторая немаловажная деталь касается собственно современной судьбы сексуальности. После того, как окончательно был детабуирован гомосексуализм, именно педофилия перенесла на себя всю тяжесть "общественной морали". Связка сексуального/запретного сместилась туда, куда ранее культура даже не пыталась соваться - в принципе, мы сегодня внутри антипедофильской кампании наблюдаем процесс культурной сексуализации детства. В условиях деструкции института семьи (вместе с разрушением института "супружеского долга", обеспечивавшего легитимность рутинного секса, который ныне феминизированной критикой воспроизводится как вид домашнего насилия) чуть ли не единственной обеспеченной сексуальностью связкой между мужчиной и женщиной становится ребенок. То есть настоящий секс с женщиной оказывается возможен лишь посредством сексуальной пенетрации ее ребенка. То есть "женская культурная политика" - это политика воспроизводства мужчины в качестве педофила, и, одновременно, сексуального объекта. Женщина не может более иметь секс с мужчиной, не опосредовав его телом ребенка. Это само по себе интересное замещение старого сексуального алиби женщины, которое предписывало ей получать удовольствие лишь в том случае, когда оно обеспечено воспроизводством, зачатием.
Ну, понеслась: "Скандал с обвинением в педофилии известного блогера Рутема Адагамова, гражданина России и Норвегии, известным в «Живом Журнале» как Drugoi, из интернета перемещается в официальное русло. В среду Анна Кисличенко от имени Ассоциации родительских комитетов и сообществ опубликовала на сайте защититедетей.рф обращение на имя Генерального прокурора Юрия Чайки с просьбой провести проверку фактов в отношении Адагамова".
Опять это всемогущее "педофильское лобби" (посмотреть бы на него, где же эта "педофильская ложа"?), опять "ужесточение законов"…
Отнюдь не странно, что крестовый поход против педофилов в соседние кусты в очередной раз возглавили женщины: Дельсаль, Мизулина, Кисличенко…
Не секрет, что российская культура чрезмерно "феминизирована" - но не в смысле феминизма западного образца, а в специфическом духе "советского феминизма", где женщина начинает воспроизводить свои доставшиеся от патриархальной культуры социальные роли как часть важной социальной миссии, одновременно расширяя их горизонт и укрепляя свой статус именно в нем. Отсюда берутся такие вещи как "материнский капитал" при отсутствии "капитала" отцовского, отсюда же - отсутствие категории отцовства в российском праве, отсюда же - преобладание судебной практики, когда решения в отношении детей принимаются в пользу матери. Еще не стерлась в памяти нашумевшая история, когда жена посадила мужа по педофилии только за то, что муж искупал дочь в ванной. Или еще более гнусная история, когда отца посадили в тюрьму по "педофилии" по доносу от ебнувшейся воспитательницы детсада и "экспертизе" свихнувшейся наркоманки-феминистки.
В последние годы "после стабильности" мы видим, как российская женщина постепенно, шаг за шагом, присваивает себе пространство ювенального. Дети оказываются в заложниках у женщин, тем самым компенсируя свой якобы "подчиненный" статус "хранителя приватного" в противостоянии давлению публичного, насквозь пропитанного маскулинными формами символического, а подчас и реального, насилия.
Потенциальный закон о педофилии - в той форме, которой требует экс-советская женщина - это закон о неприкасаемом детстве. Неприкасаемом со стороны любого мужчины. Мужчина в буквальном смысле не может теперь вступать с ребенком в тактильный контакт, не рискуя оказаться на скамье подсудимых.
Откуда все это берется у экс-советской женщины? То есть женщины, чей экзистенциальный горизонт определен статусом матери-одиночки. Возможно, это результат социального невроза, вызванного мужским дефицитом после двух войн, трех революций и репрессий с перестройкой. Вероятно, в антипедофильской истерии склеились два тренда: перенос на ребенка женщиной функции своей социальной защиты, с приватизацией частного пространства, и гиперкомпенсация своего зависимого положения от государства. Ведь именно к нему женщина бежит, потеряв семью (а семья в России - это всегда потерянная или разрушенная семья. Даже если существуют счастливые семьи, счастливы они, как известно, вполне одинаково, то есть только потому, что им попросту повезло, они - исключение).
Антипедофильская женская риторика тем опасна, что только укрепляет женскую власть над детьми, и так практически безграничную в России. Мир детства окружен повсюду набором социальных ролей, оккупированных женщинами: мать, воспитатель в яслях и детском саду, домашняя няня или медсестра в больнице, школьная учительница в начальных классах, социальный работник и т.д. Именно они оказываются ответственны за воспитание ребенка, именно они в наибольшей степени наделены властью в отношении детей, и именно они первично олицетворяют фигуру внешней власти над детским телом как в глазах ребенка, так и мужчин. Трудно себе представить наиболее удачное сочетание условий для безнаказанности женщин-педофилов, тем более в ситуации слабого развития институтов ювенальной юстиции и деградации органов социальной опеки (см. об этом соответствующий текст на Liberty.ru).
Вторая немаловажная деталь касается собственно современной судьбы сексуальности. После того, как окончательно был детабуирован гомосексуализм, именно педофилия перенесла на себя всю тяжесть "общественной морали". Связка сексуального/запретного сместилась туда, куда ранее культура даже не пыталась соваться - в принципе, мы сегодня внутри антипедофильской кампании наблюдаем процесс культурной сексуализации детства. В условиях деструкции института семьи (вместе с разрушением института "супружеского долга", обеспечивавшего легитимность рутинного секса, который ныне феминизированной критикой воспроизводится как вид домашнего насилия) чуть ли не единственной обеспеченной сексуальностью связкой между мужчиной и женщиной становится ребенок. То есть настоящий секс с женщиной оказывается возможен лишь посредством сексуальной пенетрации ее ребенка. То есть "женская культурная политика" - это политика воспроизводства мужчины в качестве педофила, и, одновременно, сексуального объекта. Женщина не может более иметь секс с мужчиной, не опосредовав его телом ребенка. Это само по себе интересное замещение старого сексуального алиби женщины, которое предписывало ей получать удовольствие лишь в том случае, когда оно обеспечено воспроизводством, зачатием.