Маннергейм и Петроград. Часть 3.
Оригинал взят у falyosa в Маннергейм и Петроград. Часть 3.
Оригинал взят у slon_76 в Маннергейм и Петроград. Часть 3.
Часть 2
"Финны просят многого, но они не получат ничего, совсем ничего!"
С.Д. Сазонов
14 января 1919 года в Выборге прошел съезд русских эмигрантов, на котором был избран новый глава «Особого комитета по делам русских в Финляндии», которым стал бывший министр Временного правительства, последний обер-прокурор Священного синода А.В. Карташов. Если ранее созданный еще в октябре 1918 года комитет занимался в основном вопросами помощи русским беженцам и в целом имел благожелательное отношение со стороны финского правительства (ему даже выделили 500 тысяч марок на обеспечение его деятельности), то с января 1919-го функции комитета существенно изменились. Де-факто он превратился в своего рода политический штаб при генерале Н.Н. Юдениче, тайно прибывшем в Финляндию в начале января и взявшем на себя задачу по формированию армии из осевших в Финляндии и Швеции русских офицеров для удара на Петроград. Естественно, первые, к кому Юденич обратился за помощью в этом деле, было финское правительство. Однако у последнего на счет были свои соображения, предельно ясно озвученные министром иностранных дел К. Энкелем: «не может быть и речи о содействии в восстановлении режима, который не признает отделение Финляндии от России». Такой поворот событий сильно разочаровал «комитет», поскольку его члены искренне надеялись, что Маннергейм и Энкель, как ранее находившиеся на российской службе, будут способствовать его мероприятиям. В составленной в начале мая в канцелярии А.В. Карташова записке с досадой отмечалось: «Возлагавшиеся на Маннергейма и Энкеля надежды, что ими будет предоставлена русским широкая возможность к продолжению и развитию начатой в Финляндии при прежнем правительстве деятельности по организации борьбы с большевиками, не оправдались. Объясняется это как энергичной деятельностью и пропагандой всех германофильствующих групп в расчёт коих не входило возрождение России до восстановления Германии, тем более при помощи союзников, а также личному положению Маннергейма и Энкеля, которые будучи «русской службы», боясь быть обвинёнными в слишком больших симпатиях к русским (что ловко и муссировалось), оказались для нас хуже чисто финских министров и на деле их отношение к русскому делу было совершенно неблагоприятным».
Финская сторона, тем временем, старалась выяснить отношение русских белогвардейцев к финской независимости. В конце января в Париж была направлена специальная делегация, целью которой было выяснение позиции «Русского политического совещания» и лидеров русского белого движения А.В. Колчака и А.И. Деникина. Но, как было сказано в предыдущей части, официальная позиция русских белогвардейцев финнов разочаровала до нельзя. Ни о каком признании независимости как минимум до созыва Учредительного собрания речи идти не могло. Однако если в официальных заявления белогвардейских представителей все было однозначно, то внутри белого движения такого единения не наблюдалось. Финская армия, которая по заявлениям Маннергейма могла бросить на Петроград до 100 тыс. бойцов, была более чем весомым козырем в деле борьбы с большевиками. Ведь тот же Юденич, если бы даже собрал в своей армии всех русских эмигрантов из Финляндии, не смог бы получить более 16 тыс. человек при около 2,5 тыс. офицерах. Неудивительно, что чем ближе к Хельсинки находился очередной политический центр белого движения, тем менее категоричны в вопросах финской независимости были его члены, и особенно это касалось русских комитетов в Финляндии и Эстонии.
Впрочем, игнорировать возможность финской помощи не спешили и более серьезные участники белого движения. Тот же С.Д. Сазонов, заявлявший в конце февраля о невозможности признания Финляндии без решения не существующего на тот момент Русского народного собрания, 3 марта писал А.В. Колчаку, что для того, чтобы не погубить начатое Юденичем дело, вполне можно дать финнам хотя бы какие-то удовлетворяющие их обещания, например, поддержать позицию Финляндии перед Русским народным собранием, тем более, что такое обещания, в общем-то, ровным счетом ни к чему не обязывало. Иными словами, Сазонов предлагал просто обмануть финнов, дав им в обмен на помощь обязательства, никак финскую независимость не гарантирующие. Сложно сказать, пошли бы на это финны, но Колчак отказался даже от такого сомнительного компромисса. Уже 6 марта представители «Русского политического совещания» обратились к председателю парижской мирной конференции с письмом, требовавшим не решать без представителей русского народа судьбу нерусских национальностей, проживающих в России в границах 1914 года (исключение было сделано лишь для Польши). А в конце марта в Париже вышла упомянутая выше брошюра, словно палач выбивавшая табуретку из-под ног финских сторонников похода на Петроград, и прежде всего Маннергейма.
Усилия Колчака по развалу наметившегося было между русскими белыми и финнами сотрудничества в вопросе военного сотрудничества даром не пропали. Если еще зимой правительство Ингмана дало Юденичу разрешение на вербовку и формирование русской армии в Финляндии, и даже отстаивал эту позицию перед не разделявшим её парламентом (тут, очевидно, свою роль сыграла и позиция Маннергейма), то после демаршей «Русского политического совещания» антагонизм между финнами и белыми в Финляндии начал принимать формы откровенной травли последних. В страну был запрещен въезд русских офицеров, а сам Юденич должен был покинуть Финляндию о 1 мая. При этом, однако, формирование армии Юденичу не запретили полностью, однако ввели серьезные ограничения. Так, Юденич мог одновременно формировать в Финляндии не более одного батальона, после чего переправлять его на южный берег Финского залива. Русским офицерам было полностью запрещено носить оружие и использовать его даже в учебных целях.
Очередной ушат масла в разгоревшийся в Финляндии огонь откровенной русофобии был влит в начале мая, когда «Русское политическое совещание» выступило с резким протестом против признания независимости Финляндии Великобританией. Финские газеты начали писать, что любая поддержка русских белогвардейцев должна быть приравнена к государственной измене. Нет никаких сомнений, что при другой ситуации Юденича и весь «Особый комитет…» просто вышвырнули бы из Финляндии, но… у руля был Маннергейм. И Юденич с его псевдо-армией был ему крайне необходим для воплощения его идефикс - похода на Петроград.
8 мая к Маннергейму прибыли представители Юденича генералы С.К. Белосельский-Белозерский и Е.К. Арсеньев с которыми он начал конфиденциальные переговоры о возможности участия финской армии в походе на Петроград. Маннергейм сразу заявил, что по его мнению благоприятная возможность уже упущена, но выразил готовность к совместному походу при выполнении русской стороной определенных условий, главным из которых было признание «авторитетной русской властью» финской независимости, а так же обещание Финляндии «нечто такого», что могло бы дать финскому народу «необходимое воинственное одушевление». Обсуждение условий шло фактически до конца мая, в ходе которого представители Юденича вновь пытались уговорить Маннергейма посредством ничего не гарантирующих туманных обещаний, а Маннергейм настаивал на конкретном и открытом заявлении о признании независимости. В общем говоря, договориться не удалось.
С международной поддержкой «рыцарского поступка» Маннергейма тоже не все складывалось. На Парижской мирной конференции Япония и Франция в целом склонялись к тому, чтобы оказать нажим на Финляндию в вопросе содействию Юденичу для организации наступления на Петроград, но Англия и США заняли совершенно противоположную позицию, не скрывая своего негативного отношения к участию Финляндии в походе на Петроград, причем даже в союзе с русскими белогвардейцами. Сообщения о таких настроениях поступали Маннергейму из самых разнообразных источников, а прибывший 26 мая в Финляндию начальник союзнической военной миссии в Финляндии и Прибалтике британский генерал Х. Гоф весьма недвусмысленно дал понять Маннергейму, что Финляндии не стоит совать нос в русские дела. При этом сам Гоф считал совместный русско-финляндский поход на Петроград с военной точки зрения весьма полезным, но по политическим причинам крайне нежелательным. Не только из-за многочисленных опасностей, грозящих Финляндии в случае неудачи (да и удачи тоже, мнение русских белогвардейцев секретом не было), но и из-за крайней политической нестабильности внутри самой Финляндии, в том числе сильные разногласия по данному вопросу в кабинете министров.
Впрочем, несмотря на откровенно негативное отношение англичан к его затее, неутомимый регент уже 31 мая выкатил англичанам… условия, при которых он, Маннергейм, будет готов вести свою армию на Петроград! Ознакомившись с ними, становится ясно, что именно подразумевал Маннергейм по тем, что должно было дать финскому народу «необходимое воинственное одушевление». В числе политических требований Маннергейм желал:
- Нейтрализации Балтийского моря, разрушения Кронштадта и соответствующих крепостей с финской стороны.
- Создание нейтральной сухопутной зоной между Петроградом и финской границей (!)
- Уступка Печенги и узкой полосы территории, соединяющей Печенгу с Финляндией
- Проведение плебисцита на сопредельной с Финляндией территории, причем границы Финляндии будут установлены после выявления вопроса, под финским или русским управлением население собирается жить.
В числе военных требований было снабжение Финляндии самолетами, танками и другими военными материалами, финансовая помощь в размере 10 млн. ф.ст., снабжение Петрограда продовольствием за счет союзников, передачу района Петрограда под управление финской администрации до тех пор, пока Юденич не будет в состоянии его занять. При этом границы Финляндии и здесь «подлежали обсуждению». Юденичу милостиво соизволялось продолжать формирование армии на финской территории до тех пор, пока финны не перейдут российскую границу.
На что рассчитывал Маннергейм, выдвигая такие безумные требования, мы вероятно уже никогда не узнаем, но было очевидно, что англичане их не примут хотя бы потому, что правительство Колчака никогда не пойдет на такое разбазаривание территорий «единой и неделимой». Более того, в среде белых офицеров все шире распространялись совершенно другие настроения. 13 мая при поддержке эстонской армии с территории Эстонии в направлении Петрограда нанес удар т.н. «Северный корпус» под командованием генерал-майора А.П. Родзянко и уже 23 мая овладели селом Копорье, выйдя на подступы к Петрограду. На протяжении этого похода Родзянко высказывался в том духе, что после взятия Петрограда Белая армия пойдет возвращать Финляндию. Ситуация складывалась довольно «пикантная», и хотя финская буржуазная и националистическая общественность негодовала и возмущалась присутствием Юденича на своей территории, финское правительство, уверенное в скором крахе большевиков, пыталось лавировать таким образом, чтобы не сильно злить русских белых.
Маннергейм же спокойно составлял план похода. С учетом выхода на подступы к Петрограду белогвардейско-эстонских войск, Маннергейм исходил из того, что для удара по нему хватит и армии мирного времени. Одну дивизию предполагалось оставить в резерве, одна наносила удар из Рауту (Сосново), а вторая из Раяйоки. Согласием «белых» Маннергейм после провала переговоров не сильно беспокоился, намереваясь спровоцировать пограничный инцидент и поставить всех перед фактом. Однако, как уже говорилось в предыдущей части, спровоцировать советское правительство не удалось.
Правительство Колчака, в свою очередь, продолжало уговаривать союзников оказать давление на Финляндию в вопросе помощи русским белым под Петроградом, тем более что наступление Родзянко на подступах к городу застопорилось. Назначение Юденича Главнокомандующим всеми русскими сухопутными, морскими вооружёнными силами против большевиков на Северо-Западном фронте 5 июня ситуацию ничуть не изменило, не помогли белым даже вспыхнувшие восстания в фортах «Серая лошадь» и «Красная горка». Колчак же упорно гнул свою линию, отказываясь признавать финский суверенитет. Единственное, на что он был готов - это признать существующее финское правительство и его право на внутреннее управление в Финляндии, т.е. фактически признавал существовавшее до 1917 года положение. Маннергейм же в это время уже откровенно врал финским парламентариям, что военное вмешательство в русскую Гражданскую войну облегчит Финляндии решение вопроса о восточной Карелии, Ингерманландии и т.д., играя на тонких националистических струнах народных избранников.
В начале второй декады июня вроде бы «сломались» и главные противник похода на Петроград финнов - англичане. Уже 12 июня Сазонова поставили в известность, что английское военное ведомство будет в принципе не против участия финнов в походе, но при условии, что в нем примут участие и все наличные силы русских, русским главнокомандующим будет Юденич, и что общее руководство будут осуществлять союзники, но никак не финны. Маннергейму отстранение его от участия в реализации его мечты вряд ли понравилось бы, но уже 16 июня Форин Офис отыграл назад, сочтя такие условия недостаточными и включив в список требований к участию финских войск в интервенции гарантии отказа Финляндии от территориальных претензий к России, включая и Восточную Карелию.
Но наш герой не унывал. В первой половине июня межу финским правительством и представителями Юденича начались очередные тайные переговоры, которые с финской стороны вели второй министр иностранных дел Л. Эрнрут и военным министр Р. Вальден. Переговоры вновь уперлись в вопрос о предоставлении самоопределения Восточной Карелии, настойчиво проталкиваемый финнами, хотя в целом большинство членов кабинета выступало за сотрудничество с Юденичем. В итоге было принято решение отложить все до возвращения из Парижа главы МИДа Р. Холсти, который вернулся уже 20 июня.
Но Маннергейм ждать не намеревался. 19 июня, не ставя в известность правительство, он пописал лично с Юденичем проект военно-политического договора, в котором независимость Финляндии признавалась безо всяких условий, а жители Карелии получали право на самоопределение. Руководство всей операцией возлагалось, конечно же, на Маннергейма, финские войска оказывали помощь в поддержании порядка, но на занятой территории действовала русская администрация. В тот же день проект был доведен до англичан, но англичане его не оценили, и вышеуказанные требования к финнам со стороны Великобритании пополнились еще двумя пунктами: получение ясного одобрения со стороны финского парламента и получение санкции со стороны Колчака. Без этого англичане отказывались снабжать и финансировать финские военные усилия на этом поприще. Учитывая, что британская дипломатия редко что-либо делает просто так, можно предполагать, что выдвигая такие требования, она как бы заранее говорила «нет» любым дальнейшим попыткам проталкивать свой план. Победившие на выборах весной 1919 года социал-демократы гарантировано «утопили» бы любую попытку Маннергейма протащить через парламент решение о военной интервенции в Россию. Правительство же о сделке с Юденичем узнало только 3 июля, и разгорелся настоящий скандал. Все всё, конечно же, отрицали, но Холсти привел неопровержимые доказательства существования договора. Как поступить правительство раздумывало до 11 июля и, в конце концов, решило сделать вид, что ничего не было.
Юденича на столь кабальное соглашение, судя по всему, вынудило пойти критическое положение Северо-западной армии на южном берегу Финского залива. Оправившись от поражения, советская 7-я армия уже 21 июня перешла в наступление и медленно начала теснить белых к Эстонской границе. В тот же день к Маннергейму из Архангельска прибыл генерал В.В. Марушеский с просьбой о помощи уже от главы правительства Северной области Е.К. Миллера. Маннергейм немедленно пообещал ему в течение 10 дней мобилизовать семь дивизий общей численностью до 100 тыс. человек и совместными усилиями финских войск, русских Северо-западной и Северной армий взять Петроград. В ответ правительство Миллера обязалось признать независимость Финляндии, передать ей Печенгу и в дальнейшем рассмотреть вопрос о самоопределении некоторых Карельских волостей.
Оба белых региональных правителя ходатайствовали об утверждении заключенных договоров перед верховным правителем А.В. Колчаком, но последний нужного понимания ситуации не проявил и счел предложения Маннергейма фантастическими. «Можно подумать, что Финляндия покорила Россию», - заметил он. Одновременно, Сазонов разъяснил Юденичу, что помощь Финляндии не должна увязываться с политическими или территориальными уступками, что финны должны помогать, дабы получить в будущем хоть какие-то основания для политических притязаний. Иными словами, вступить в войну, по мнению руководителей белого движения, Финляндия должна была «за спасибо» и в надежде, что будущее русское правительство учтет её заслуги и может даже признает независимость.
В то же время Колчак, понимая, что без финнов все его севернее «армии» имевшие в своем составе в лучшем случае по 15-20 тыс. человек, сами с задачей взятия Петрограда не справятся. Поэтому 23 июня он направил Маннергейму телеграмму, в которой пустопорожними в своей массе и ничего не гарантирующими заявлениями попытался склонить Маннергейма в пользу похода, упирая на то, что «сейчас не время сомнениям или колебаниям, связанными с какими-либо политическими вопросами», но в дальнейшем он не видит ровным счетом никаких причин для появления «неразрешимых затруднений между освобожденной Россией и финляндской нацией». Не государством, заметим, а именно нацией. Вместе с тем, Колчак обратился и к союзникам, уговаривая их снять возможные возражения против похода финнов на Петроград.
На эту патетику Маннергейм ответил только 14 июля, выдержав свой ответ в столь же пафосных, но ничего не обещающих тонах. Из телеграммы следовало, что Маннергейм и большинство финского народа с сочувствием взирали на борьбу белых и все такое, сами жутко страдали от присутствия большевиков под боком и даже готовы двинуться на Петроград, но вот парламент не позволит без принятия «некоторых условий».
Союзникам вся эта ситуация тоже начала надоедать. Генерал Гоф 28 июня сообщил в Лондон, что Маннергейм не сможет добиться от правительства и парламента полной поддержки без конкретных гарантий союзников и их материальной помощи. Гоф также интересовался, следует ли ему поддерживать «комбинацию Маннергейм - Юденич», поскольку она явно готовится без ведома финского правительства. А два дня спустя британский консул в Хельсинки Х. Белл направил в Форин Офис телеграмму, в которой называл Маннергейма «бессознательным орудием в руках егерей и Германии» и рекомендовал по всем вопросам, в том числе и о возможности похода на Петроград, соотноситься не с ним, а с правительством Финляндии. В результате 3 июля Гоф получил, наконец, ответ. Смысл телеграммы заключался в следующем. Британия не будет никак участвовать в операции против Петрограда, не будет подталкивать к ней финское правительство, но и возражать не будет. В принципе она будет довольна, если подобное предприятие увенчается успехом и даже готово обеспечить продовольствием Петроград, но оказывать поддержку финской армии снаряжением или деньгами не будет. Проще говоря, британское правительство заняло позицию в духе «Делайте что хотите, а от нас отстаньте». Чуть позже в целом благосклонную позицию в отношении высказали и другие участники Антанты, но снабжать финскую армию для похода на Петроград также отказались.
Между тем, сведения о Маннергейме - «бессознательном орудии егерей», если и не соответствовали действительности полностью, то определенных оснований лишены не были. Маннергейм действительно достаточно активно контактировал с представителями егерей и «активистами», пытаясь найти поддержку своим планам. Правда со стороны правых цель похода выглядела «несколько иначе», о чем они, не стесняясь, писали в своей прессе. Праворадикальная печать в июне призывала захватить Петроград и продиктовать Колчаку требования о признании независимости. Другим вариантом развития событий, по мнению такого рода прессы, была полная изоляция России от Балтийского моря и ликвидация политического значения Петрограда «посредством международного соглашения».
В конце июня тучи начали сгущаться над головой самого Маннергейма. 21 июня парламент подавляющим большинством голосов принял в Финляндии республиканскую форму правления. В перспективе это означало президентские выборы, победа на которых Маннергейму отнюдь не гарантировалась. Но Маннергейм, как регент, мог не утвердить принятую парламентом форму правления, распустить парламент и правительство и назначить новые выборы. На этот период он фактически получал неограниченную власть и мог делать все, что ему вздумается. Казалось бы, Маннергейму выпал блестящий шанс реализовать свои замыслы, не оглядываясь на правительство и парламент. Праворадикалы увидели в этом замечательную возможность сохранить в стране монархию и реализовать-таки идею захвата Петрограда. Представители егерей и «активистов» дважды встречались с Маннергеймом (7 и 10 июля), подталкивая его фактически к совершению государственного переворота, на который, по действующим финским законам, Маннергейм имел полное право!
Маннергейм и сам был не против, единственное, что ему было для этого нужно - заручиться поддержкой хотя бы одной из политических партий, чтобы сформировать переходное правительство. Выбор пал на представителей коалиционной партии - самой правой из парламентских. Уже 14 июля Маннергейм собрал представителей партии, сообщив им о своих планах и заявив, что «Освободительная война еще не закончена, она закончится за Петербургом», попутно сообщив всем интересующимся, что Англия, Франция, Италия и США поддерживают Финляндию в этом вопросе (что было, в общем-то, правдой) и обещают материальную помощь (что было ложью).
Руководство коалиционной партии три дня взвешивало все «за» и «против», но так и не пришло к единому мнению, о чем и сообщило Маннергейму 17 июля. Не получив поддержки, в тот же день регент утвердил республиканскую форму правления, а уже на 25 июля были назначены президентские выборы, которые в качестве исключения решено было провести не всенародным, а парламентским голосованием. И тут у Маннергейма шансов не было! Социал-демократы, имея 80 голосов, отказались выдвигать своего кандидата, чтобы проголосовать единым фронтом против Маннергейма за кандидата от Аграрного союза и Прогрессивной партии. Выдвинувшие Маннергейма Коалиционная и Шведская партии оказались в явном меньшинстве. В последующие несколько ней правые развили бурную деятельность, стремясь, как минимум, путем уговоров и переговоров перетянуть на свою сторону Аграрный союз (это позволило бы практически уравнять шансы кандидатов), а в идеале уговорить конкурента Маннергейма президента высшего административного суда К.Ю. Стольберга сойти с предвыборной гонки. В офицерском корпусе армии и шюцкоре угрожали переворотом в случае неизбрания Маннергейма. В общем обстановка вокруг выборов раскалилась до предела. Но 25 июля выборы все же состоялись, и Маннергейм ожидаемо с треском проиграл их в первом же туре, получив всего 50 голосов - ровно столько, сколько могли выдать обе поддерживающие его партии вместе взятые. Маннергейм сложил свои полномочия.
Избрание Стольберга в Великобритании встретили в целом положительно, поскольку считали, что с этим вероятность войны между Финляндией и Россией заметно снизилась. По той же причине и уход Маннергейма тоже вызвал вздох облегчения у Форин Офиса. Советская Россия по понятным причинам уход Маннергейма тоже приветствовала. «Петроградская правда» 29 июля писала, что «политика провокаций, политика военных авантюр по отношению к России потерпела поражение в соседней с нами стране».
Однако подобные радужные оценки пока еще были преждевременными. Финское правительство еще окончательно не определилось со своей позицией относительно Советской России. Весьма интересны и показательны в этом отношении беседы русского барона Б.Э. Нольде, в начале июля заехавший в Хельсинки и как частное лицо имевший беседы с несколькими государственными деятелями Финляндии, в том числе Холсти и Стольбергом (тогда еще членом правительства). «Смысл их заявлений, в подробностях различных, был в основном совершенно однообразен. Сейчас настроение страны и руководящих политических сил не подготовлено к активному вмешательству в русские дела. Главная причина есть отсутствие какой-либо уверенности, что коренное и совершенно единодушное стремление страны сохранить независимость найдёт признание в той государственной России, помочь которой зовут Финляндию. Напротив того, царит убеждение, которое всячески раздувается большевиками и их друзьями, что эта Россия мечтает восстановить русское «иго»… Только безусловное и безоговорочное её признание со стороны государственных элементов России может создать те политические условия, при которых мыслим переход страны от обороны к наступлению на большевиков. Все остальные условия вмешательства о которых говорят, совершенно второстепенны и о них не трудно будет уговориться… На мой вопрос, как мыслят себе финны будущую оборону Петрограда и Финского залива при независимости Финляндии, ответ был один. Финляндия так мала, что не может угрожать восстановленной России, даже если бы хотела. Но она не может этого хотеть, потому что экономически целиком зависит от России и во всех отношениях кровно заинтересована в дружественных связях с нею… Одно, на что мне указывали, − необходимость торопиться с решением вопроса. Таков вывод из оценки финнами внутреннего состояния Совдепии, в котором они хорошо разбираются, и таково же требование обстановки в Финляндии, где могут оказаться у власти элементы, проповедующие мир с Советской Россией». Как видно из этих бесед, «голуби мира» в лице Стольберга и Холсти отнюдь не собирались категорически отказываться от «освободительной миссии», никак не связывая её с результатами предстоящих выборов.
Да и Маннергейм хотя и ушел в отставку, руки опускать пока не собирался. В войне нервов «Маннергейм vs Петроград» предстоял еще один раунд.
Оригинал взят у slon_76 в Маннергейм и Петроград. Часть 3.
Часть 2
"Финны просят многого, но они не получат ничего, совсем ничего!"
С.Д. Сазонов
14 января 1919 года в Выборге прошел съезд русских эмигрантов, на котором был избран новый глава «Особого комитета по делам русских в Финляндии», которым стал бывший министр Временного правительства, последний обер-прокурор Священного синода А.В. Карташов. Если ранее созданный еще в октябре 1918 года комитет занимался в основном вопросами помощи русским беженцам и в целом имел благожелательное отношение со стороны финского правительства (ему даже выделили 500 тысяч марок на обеспечение его деятельности), то с января 1919-го функции комитета существенно изменились. Де-факто он превратился в своего рода политический штаб при генерале Н.Н. Юдениче, тайно прибывшем в Финляндию в начале января и взявшем на себя задачу по формированию армии из осевших в Финляндии и Швеции русских офицеров для удара на Петроград. Естественно, первые, к кому Юденич обратился за помощью в этом деле, было финское правительство. Однако у последнего на счет были свои соображения, предельно ясно озвученные министром иностранных дел К. Энкелем: «не может быть и речи о содействии в восстановлении режима, который не признает отделение Финляндии от России». Такой поворот событий сильно разочаровал «комитет», поскольку его члены искренне надеялись, что Маннергейм и Энкель, как ранее находившиеся на российской службе, будут способствовать его мероприятиям. В составленной в начале мая в канцелярии А.В. Карташова записке с досадой отмечалось: «Возлагавшиеся на Маннергейма и Энкеля надежды, что ими будет предоставлена русским широкая возможность к продолжению и развитию начатой в Финляндии при прежнем правительстве деятельности по организации борьбы с большевиками, не оправдались. Объясняется это как энергичной деятельностью и пропагандой всех германофильствующих групп в расчёт коих не входило возрождение России до восстановления Германии, тем более при помощи союзников, а также личному положению Маннергейма и Энкеля, которые будучи «русской службы», боясь быть обвинёнными в слишком больших симпатиях к русским (что ловко и муссировалось), оказались для нас хуже чисто финских министров и на деле их отношение к русскому делу было совершенно неблагоприятным».
Финская сторона, тем временем, старалась выяснить отношение русских белогвардейцев к финской независимости. В конце января в Париж была направлена специальная делегация, целью которой было выяснение позиции «Русского политического совещания» и лидеров русского белого движения А.В. Колчака и А.И. Деникина. Но, как было сказано в предыдущей части, официальная позиция русских белогвардейцев финнов разочаровала до нельзя. Ни о каком признании независимости как минимум до созыва Учредительного собрания речи идти не могло. Однако если в официальных заявления белогвардейских представителей все было однозначно, то внутри белого движения такого единения не наблюдалось. Финская армия, которая по заявлениям Маннергейма могла бросить на Петроград до 100 тыс. бойцов, была более чем весомым козырем в деле борьбы с большевиками. Ведь тот же Юденич, если бы даже собрал в своей армии всех русских эмигрантов из Финляндии, не смог бы получить более 16 тыс. человек при около 2,5 тыс. офицерах. Неудивительно, что чем ближе к Хельсинки находился очередной политический центр белого движения, тем менее категоричны в вопросах финской независимости были его члены, и особенно это касалось русских комитетов в Финляндии и Эстонии.
Впрочем, игнорировать возможность финской помощи не спешили и более серьезные участники белого движения. Тот же С.Д. Сазонов, заявлявший в конце февраля о невозможности признания Финляндии без решения не существующего на тот момент Русского народного собрания, 3 марта писал А.В. Колчаку, что для того, чтобы не погубить начатое Юденичем дело, вполне можно дать финнам хотя бы какие-то удовлетворяющие их обещания, например, поддержать позицию Финляндии перед Русским народным собранием, тем более, что такое обещания, в общем-то, ровным счетом ни к чему не обязывало. Иными словами, Сазонов предлагал просто обмануть финнов, дав им в обмен на помощь обязательства, никак финскую независимость не гарантирующие. Сложно сказать, пошли бы на это финны, но Колчак отказался даже от такого сомнительного компромисса. Уже 6 марта представители «Русского политического совещания» обратились к председателю парижской мирной конференции с письмом, требовавшим не решать без представителей русского народа судьбу нерусских национальностей, проживающих в России в границах 1914 года (исключение было сделано лишь для Польши). А в конце марта в Париже вышла упомянутая выше брошюра, словно палач выбивавшая табуретку из-под ног финских сторонников похода на Петроград, и прежде всего Маннергейма.
Усилия Колчака по развалу наметившегося было между русскими белыми и финнами сотрудничества в вопросе военного сотрудничества даром не пропали. Если еще зимой правительство Ингмана дало Юденичу разрешение на вербовку и формирование русской армии в Финляндии, и даже отстаивал эту позицию перед не разделявшим её парламентом (тут, очевидно, свою роль сыграла и позиция Маннергейма), то после демаршей «Русского политического совещания» антагонизм между финнами и белыми в Финляндии начал принимать формы откровенной травли последних. В страну был запрещен въезд русских офицеров, а сам Юденич должен был покинуть Финляндию о 1 мая. При этом, однако, формирование армии Юденичу не запретили полностью, однако ввели серьезные ограничения. Так, Юденич мог одновременно формировать в Финляндии не более одного батальона, после чего переправлять его на южный берег Финского залива. Русским офицерам было полностью запрещено носить оружие и использовать его даже в учебных целях.
Очередной ушат масла в разгоревшийся в Финляндии огонь откровенной русофобии был влит в начале мая, когда «Русское политическое совещание» выступило с резким протестом против признания независимости Финляндии Великобританией. Финские газеты начали писать, что любая поддержка русских белогвардейцев должна быть приравнена к государственной измене. Нет никаких сомнений, что при другой ситуации Юденича и весь «Особый комитет…» просто вышвырнули бы из Финляндии, но… у руля был Маннергейм. И Юденич с его псевдо-армией был ему крайне необходим для воплощения его идефикс - похода на Петроград.
8 мая к Маннергейму прибыли представители Юденича генералы С.К. Белосельский-Белозерский и Е.К. Арсеньев с которыми он начал конфиденциальные переговоры о возможности участия финской армии в походе на Петроград. Маннергейм сразу заявил, что по его мнению благоприятная возможность уже упущена, но выразил готовность к совместному походу при выполнении русской стороной определенных условий, главным из которых было признание «авторитетной русской властью» финской независимости, а так же обещание Финляндии «нечто такого», что могло бы дать финскому народу «необходимое воинственное одушевление». Обсуждение условий шло фактически до конца мая, в ходе которого представители Юденича вновь пытались уговорить Маннергейма посредством ничего не гарантирующих туманных обещаний, а Маннергейм настаивал на конкретном и открытом заявлении о признании независимости. В общем говоря, договориться не удалось.
С международной поддержкой «рыцарского поступка» Маннергейма тоже не все складывалось. На Парижской мирной конференции Япония и Франция в целом склонялись к тому, чтобы оказать нажим на Финляндию в вопросе содействию Юденичу для организации наступления на Петроград, но Англия и США заняли совершенно противоположную позицию, не скрывая своего негативного отношения к участию Финляндии в походе на Петроград, причем даже в союзе с русскими белогвардейцами. Сообщения о таких настроениях поступали Маннергейму из самых разнообразных источников, а прибывший 26 мая в Финляндию начальник союзнической военной миссии в Финляндии и Прибалтике британский генерал Х. Гоф весьма недвусмысленно дал понять Маннергейму, что Финляндии не стоит совать нос в русские дела. При этом сам Гоф считал совместный русско-финляндский поход на Петроград с военной точки зрения весьма полезным, но по политическим причинам крайне нежелательным. Не только из-за многочисленных опасностей, грозящих Финляндии в случае неудачи (да и удачи тоже, мнение русских белогвардейцев секретом не было), но и из-за крайней политической нестабильности внутри самой Финляндии, в том числе сильные разногласия по данному вопросу в кабинете министров.
Впрочем, несмотря на откровенно негативное отношение англичан к его затее, неутомимый регент уже 31 мая выкатил англичанам… условия, при которых он, Маннергейм, будет готов вести свою армию на Петроград! Ознакомившись с ними, становится ясно, что именно подразумевал Маннергейм по тем, что должно было дать финскому народу «необходимое воинственное одушевление». В числе политических требований Маннергейм желал:
- Нейтрализации Балтийского моря, разрушения Кронштадта и соответствующих крепостей с финской стороны.
- Создание нейтральной сухопутной зоной между Петроградом и финской границей (!)
- Уступка Печенги и узкой полосы территории, соединяющей Печенгу с Финляндией
- Проведение плебисцита на сопредельной с Финляндией территории, причем границы Финляндии будут установлены после выявления вопроса, под финским или русским управлением население собирается жить.
В числе военных требований было снабжение Финляндии самолетами, танками и другими военными материалами, финансовая помощь в размере 10 млн. ф.ст., снабжение Петрограда продовольствием за счет союзников, передачу района Петрограда под управление финской администрации до тех пор, пока Юденич не будет в состоянии его занять. При этом границы Финляндии и здесь «подлежали обсуждению». Юденичу милостиво соизволялось продолжать формирование армии на финской территории до тех пор, пока финны не перейдут российскую границу.
На что рассчитывал Маннергейм, выдвигая такие безумные требования, мы вероятно уже никогда не узнаем, но было очевидно, что англичане их не примут хотя бы потому, что правительство Колчака никогда не пойдет на такое разбазаривание территорий «единой и неделимой». Более того, в среде белых офицеров все шире распространялись совершенно другие настроения. 13 мая при поддержке эстонской армии с территории Эстонии в направлении Петрограда нанес удар т.н. «Северный корпус» под командованием генерал-майора А.П. Родзянко и уже 23 мая овладели селом Копорье, выйдя на подступы к Петрограду. На протяжении этого похода Родзянко высказывался в том духе, что после взятия Петрограда Белая армия пойдет возвращать Финляндию. Ситуация складывалась довольно «пикантная», и хотя финская буржуазная и националистическая общественность негодовала и возмущалась присутствием Юденича на своей территории, финское правительство, уверенное в скором крахе большевиков, пыталось лавировать таким образом, чтобы не сильно злить русских белых.
Маннергейм же спокойно составлял план похода. С учетом выхода на подступы к Петрограду белогвардейско-эстонских войск, Маннергейм исходил из того, что для удара по нему хватит и армии мирного времени. Одну дивизию предполагалось оставить в резерве, одна наносила удар из Рауту (Сосново), а вторая из Раяйоки. Согласием «белых» Маннергейм после провала переговоров не сильно беспокоился, намереваясь спровоцировать пограничный инцидент и поставить всех перед фактом. Однако, как уже говорилось в предыдущей части, спровоцировать советское правительство не удалось.
Правительство Колчака, в свою очередь, продолжало уговаривать союзников оказать давление на Финляндию в вопросе помощи русским белым под Петроградом, тем более что наступление Родзянко на подступах к городу застопорилось. Назначение Юденича Главнокомандующим всеми русскими сухопутными, морскими вооружёнными силами против большевиков на Северо-Западном фронте 5 июня ситуацию ничуть не изменило, не помогли белым даже вспыхнувшие восстания в фортах «Серая лошадь» и «Красная горка». Колчак же упорно гнул свою линию, отказываясь признавать финский суверенитет. Единственное, на что он был готов - это признать существующее финское правительство и его право на внутреннее управление в Финляндии, т.е. фактически признавал существовавшее до 1917 года положение. Маннергейм же в это время уже откровенно врал финским парламентариям, что военное вмешательство в русскую Гражданскую войну облегчит Финляндии решение вопроса о восточной Карелии, Ингерманландии и т.д., играя на тонких националистических струнах народных избранников.
В начале второй декады июня вроде бы «сломались» и главные противник похода на Петроград финнов - англичане. Уже 12 июня Сазонова поставили в известность, что английское военное ведомство будет в принципе не против участия финнов в походе, но при условии, что в нем примут участие и все наличные силы русских, русским главнокомандующим будет Юденич, и что общее руководство будут осуществлять союзники, но никак не финны. Маннергейму отстранение его от участия в реализации его мечты вряд ли понравилось бы, но уже 16 июня Форин Офис отыграл назад, сочтя такие условия недостаточными и включив в список требований к участию финских войск в интервенции гарантии отказа Финляндии от территориальных претензий к России, включая и Восточную Карелию.
Но наш герой не унывал. В первой половине июня межу финским правительством и представителями Юденича начались очередные тайные переговоры, которые с финской стороны вели второй министр иностранных дел Л. Эрнрут и военным министр Р. Вальден. Переговоры вновь уперлись в вопрос о предоставлении самоопределения Восточной Карелии, настойчиво проталкиваемый финнами, хотя в целом большинство членов кабинета выступало за сотрудничество с Юденичем. В итоге было принято решение отложить все до возвращения из Парижа главы МИДа Р. Холсти, который вернулся уже 20 июня.
Но Маннергейм ждать не намеревался. 19 июня, не ставя в известность правительство, он пописал лично с Юденичем проект военно-политического договора, в котором независимость Финляндии признавалась безо всяких условий, а жители Карелии получали право на самоопределение. Руководство всей операцией возлагалось, конечно же, на Маннергейма, финские войска оказывали помощь в поддержании порядка, но на занятой территории действовала русская администрация. В тот же день проект был доведен до англичан, но англичане его не оценили, и вышеуказанные требования к финнам со стороны Великобритании пополнились еще двумя пунктами: получение ясного одобрения со стороны финского парламента и получение санкции со стороны Колчака. Без этого англичане отказывались снабжать и финансировать финские военные усилия на этом поприще. Учитывая, что британская дипломатия редко что-либо делает просто так, можно предполагать, что выдвигая такие требования, она как бы заранее говорила «нет» любым дальнейшим попыткам проталкивать свой план. Победившие на выборах весной 1919 года социал-демократы гарантировано «утопили» бы любую попытку Маннергейма протащить через парламент решение о военной интервенции в Россию. Правительство же о сделке с Юденичем узнало только 3 июля, и разгорелся настоящий скандал. Все всё, конечно же, отрицали, но Холсти привел неопровержимые доказательства существования договора. Как поступить правительство раздумывало до 11 июля и, в конце концов, решило сделать вид, что ничего не было.
Юденича на столь кабальное соглашение, судя по всему, вынудило пойти критическое положение Северо-западной армии на южном берегу Финского залива. Оправившись от поражения, советская 7-я армия уже 21 июня перешла в наступление и медленно начала теснить белых к Эстонской границе. В тот же день к Маннергейму из Архангельска прибыл генерал В.В. Марушеский с просьбой о помощи уже от главы правительства Северной области Е.К. Миллера. Маннергейм немедленно пообещал ему в течение 10 дней мобилизовать семь дивизий общей численностью до 100 тыс. человек и совместными усилиями финских войск, русских Северо-западной и Северной армий взять Петроград. В ответ правительство Миллера обязалось признать независимость Финляндии, передать ей Печенгу и в дальнейшем рассмотреть вопрос о самоопределении некоторых Карельских волостей.
Оба белых региональных правителя ходатайствовали об утверждении заключенных договоров перед верховным правителем А.В. Колчаком, но последний нужного понимания ситуации не проявил и счел предложения Маннергейма фантастическими. «Можно подумать, что Финляндия покорила Россию», - заметил он. Одновременно, Сазонов разъяснил Юденичу, что помощь Финляндии не должна увязываться с политическими или территориальными уступками, что финны должны помогать, дабы получить в будущем хоть какие-то основания для политических притязаний. Иными словами, вступить в войну, по мнению руководителей белого движения, Финляндия должна была «за спасибо» и в надежде, что будущее русское правительство учтет её заслуги и может даже признает независимость.
В то же время Колчак, понимая, что без финнов все его севернее «армии» имевшие в своем составе в лучшем случае по 15-20 тыс. человек, сами с задачей взятия Петрограда не справятся. Поэтому 23 июня он направил Маннергейму телеграмму, в которой пустопорожними в своей массе и ничего не гарантирующими заявлениями попытался склонить Маннергейма в пользу похода, упирая на то, что «сейчас не время сомнениям или колебаниям, связанными с какими-либо политическими вопросами», но в дальнейшем он не видит ровным счетом никаких причин для появления «неразрешимых затруднений между освобожденной Россией и финляндской нацией». Не государством, заметим, а именно нацией. Вместе с тем, Колчак обратился и к союзникам, уговаривая их снять возможные возражения против похода финнов на Петроград.
На эту патетику Маннергейм ответил только 14 июля, выдержав свой ответ в столь же пафосных, но ничего не обещающих тонах. Из телеграммы следовало, что Маннергейм и большинство финского народа с сочувствием взирали на борьбу белых и все такое, сами жутко страдали от присутствия большевиков под боком и даже готовы двинуться на Петроград, но вот парламент не позволит без принятия «некоторых условий».
Союзникам вся эта ситуация тоже начала надоедать. Генерал Гоф 28 июня сообщил в Лондон, что Маннергейм не сможет добиться от правительства и парламента полной поддержки без конкретных гарантий союзников и их материальной помощи. Гоф также интересовался, следует ли ему поддерживать «комбинацию Маннергейм - Юденич», поскольку она явно готовится без ведома финского правительства. А два дня спустя британский консул в Хельсинки Х. Белл направил в Форин Офис телеграмму, в которой называл Маннергейма «бессознательным орудием в руках егерей и Германии» и рекомендовал по всем вопросам, в том числе и о возможности похода на Петроград, соотноситься не с ним, а с правительством Финляндии. В результате 3 июля Гоф получил, наконец, ответ. Смысл телеграммы заключался в следующем. Британия не будет никак участвовать в операции против Петрограда, не будет подталкивать к ней финское правительство, но и возражать не будет. В принципе она будет довольна, если подобное предприятие увенчается успехом и даже готово обеспечить продовольствием Петроград, но оказывать поддержку финской армии снаряжением или деньгами не будет. Проще говоря, британское правительство заняло позицию в духе «Делайте что хотите, а от нас отстаньте». Чуть позже в целом благосклонную позицию в отношении высказали и другие участники Антанты, но снабжать финскую армию для похода на Петроград также отказались.
Между тем, сведения о Маннергейме - «бессознательном орудии егерей», если и не соответствовали действительности полностью, то определенных оснований лишены не были. Маннергейм действительно достаточно активно контактировал с представителями егерей и «активистами», пытаясь найти поддержку своим планам. Правда со стороны правых цель похода выглядела «несколько иначе», о чем они, не стесняясь, писали в своей прессе. Праворадикальная печать в июне призывала захватить Петроград и продиктовать Колчаку требования о признании независимости. Другим вариантом развития событий, по мнению такого рода прессы, была полная изоляция России от Балтийского моря и ликвидация политического значения Петрограда «посредством международного соглашения».
В конце июня тучи начали сгущаться над головой самого Маннергейма. 21 июня парламент подавляющим большинством голосов принял в Финляндии республиканскую форму правления. В перспективе это означало президентские выборы, победа на которых Маннергейму отнюдь не гарантировалась. Но Маннергейм, как регент, мог не утвердить принятую парламентом форму правления, распустить парламент и правительство и назначить новые выборы. На этот период он фактически получал неограниченную власть и мог делать все, что ему вздумается. Казалось бы, Маннергейму выпал блестящий шанс реализовать свои замыслы, не оглядываясь на правительство и парламент. Праворадикалы увидели в этом замечательную возможность сохранить в стране монархию и реализовать-таки идею захвата Петрограда. Представители егерей и «активистов» дважды встречались с Маннергеймом (7 и 10 июля), подталкивая его фактически к совершению государственного переворота, на который, по действующим финским законам, Маннергейм имел полное право!
Маннергейм и сам был не против, единственное, что ему было для этого нужно - заручиться поддержкой хотя бы одной из политических партий, чтобы сформировать переходное правительство. Выбор пал на представителей коалиционной партии - самой правой из парламентских. Уже 14 июля Маннергейм собрал представителей партии, сообщив им о своих планах и заявив, что «Освободительная война еще не закончена, она закончится за Петербургом», попутно сообщив всем интересующимся, что Англия, Франция, Италия и США поддерживают Финляндию в этом вопросе (что было, в общем-то, правдой) и обещают материальную помощь (что было ложью).
Руководство коалиционной партии три дня взвешивало все «за» и «против», но так и не пришло к единому мнению, о чем и сообщило Маннергейму 17 июля. Не получив поддержки, в тот же день регент утвердил республиканскую форму правления, а уже на 25 июля были назначены президентские выборы, которые в качестве исключения решено было провести не всенародным, а парламентским голосованием. И тут у Маннергейма шансов не было! Социал-демократы, имея 80 голосов, отказались выдвигать своего кандидата, чтобы проголосовать единым фронтом против Маннергейма за кандидата от Аграрного союза и Прогрессивной партии. Выдвинувшие Маннергейма Коалиционная и Шведская партии оказались в явном меньшинстве. В последующие несколько ней правые развили бурную деятельность, стремясь, как минимум, путем уговоров и переговоров перетянуть на свою сторону Аграрный союз (это позволило бы практически уравнять шансы кандидатов), а в идеале уговорить конкурента Маннергейма президента высшего административного суда К.Ю. Стольберга сойти с предвыборной гонки. В офицерском корпусе армии и шюцкоре угрожали переворотом в случае неизбрания Маннергейма. В общем обстановка вокруг выборов раскалилась до предела. Но 25 июля выборы все же состоялись, и Маннергейм ожидаемо с треском проиграл их в первом же туре, получив всего 50 голосов - ровно столько, сколько могли выдать обе поддерживающие его партии вместе взятые. Маннергейм сложил свои полномочия.
Избрание Стольберга в Великобритании встретили в целом положительно, поскольку считали, что с этим вероятность войны между Финляндией и Россией заметно снизилась. По той же причине и уход Маннергейма тоже вызвал вздох облегчения у Форин Офиса. Советская Россия по понятным причинам уход Маннергейма тоже приветствовала. «Петроградская правда» 29 июля писала, что «политика провокаций, политика военных авантюр по отношению к России потерпела поражение в соседней с нами стране».
Однако подобные радужные оценки пока еще были преждевременными. Финское правительство еще окончательно не определилось со своей позицией относительно Советской России. Весьма интересны и показательны в этом отношении беседы русского барона Б.Э. Нольде, в начале июля заехавший в Хельсинки и как частное лицо имевший беседы с несколькими государственными деятелями Финляндии, в том числе Холсти и Стольбергом (тогда еще членом правительства). «Смысл их заявлений, в подробностях различных, был в основном совершенно однообразен. Сейчас настроение страны и руководящих политических сил не подготовлено к активному вмешательству в русские дела. Главная причина есть отсутствие какой-либо уверенности, что коренное и совершенно единодушное стремление страны сохранить независимость найдёт признание в той государственной России, помочь которой зовут Финляндию. Напротив того, царит убеждение, которое всячески раздувается большевиками и их друзьями, что эта Россия мечтает восстановить русское «иго»… Только безусловное и безоговорочное её признание со стороны государственных элементов России может создать те политические условия, при которых мыслим переход страны от обороны к наступлению на большевиков. Все остальные условия вмешательства о которых говорят, совершенно второстепенны и о них не трудно будет уговориться… На мой вопрос, как мыслят себе финны будущую оборону Петрограда и Финского залива при независимости Финляндии, ответ был один. Финляндия так мала, что не может угрожать восстановленной России, даже если бы хотела. Но она не может этого хотеть, потому что экономически целиком зависит от России и во всех отношениях кровно заинтересована в дружественных связях с нею… Одно, на что мне указывали, − необходимость торопиться с решением вопроса. Таков вывод из оценки финнами внутреннего состояния Совдепии, в котором они хорошо разбираются, и таково же требование обстановки в Финляндии, где могут оказаться у власти элементы, проповедующие мир с Советской Россией». Как видно из этих бесед, «голуби мира» в лице Стольберга и Холсти отнюдь не собирались категорически отказываться от «освободительной миссии», никак не связывая её с результатами предстоящих выборов.
Да и Маннергейм хотя и ушел в отставку, руки опускать пока не собирался. В войне нервов «Маннергейм vs Петроград» предстоял еще один раунд.