...Впрочем, то, что она задумала, - всего лишь восстановление справедливости. Разве Ольга не отдала Райту всю жизнь? Однако все те двадцать шесть лет, что Фрэнк лежит в могиле, не стерли в памяти оскорбление, которое он нанес ей перед смертью. ...В самом конце 1924 года тогда еще молодая, двадцативосьмилетняя Ольга пришла на спектакль русского балета в Чикаго. Танцевала Карсавина, которую она боготворила. С опозданием войдя в боковую ложу, Ольга в темноте чуть не упала на какого-то господина. Тот любезно поддержал ее, а потом при любой возможности оборачивался и бесцеремонно разглядывал. В антракте они разговорились.
- Я самый знаменитый архитектор этой безвкусной страны - Фрэнк Райт, - с поклоном представился мужчина. - И самый лучший, конечно, - добавил абсолютно серьезно.
Красивому, седоватому, с удивительно молодым взглядом и по-юношески порывистыми движениями, ему на вид можно было дать лет сорок пять.
- Вы француженка, - тоном, не терпящим возражений, заявил Райт. - Нет?! Быть не может! У вас чисто парижская элегантность...
Узнав, что она сербка из Боснии, Райт некоторое время недоуменно молчал: это явно превосходило его географические познания.
Ольга поспешила отметить его наблюдательность: в самом деле, она много лет прожила в Париже.
- Но вы не буржуазка, - так же безапелляционно продолжал Райт. - Сразу видно.
Действительно, не буржуазка. Она исполнительница восточных танцев. У Райта загорелись глаза.
Ольга с дочерью Иованной
После спектакля они сидели допоздна в ресторане, пили шампанское и закусывали русской икрой. Ольга стеснялась задавать «самому знаменитому архитектору» личные вопросы, а вот он, напротив, напористо интересовался жизнью собеседницы. Узнал, что у Ольги восьмилетняя дочка, муж русский, тоже, как ни странно, архитектор, но к нему она возвращаться не собирается.
- Понимаю, - многозначительно заметил Райт. - Как никто понимаю...
Помнится, они встречались еще пару недель, не больше, а затем Фрэнк предложил Ольге переехать вместе с дочкой к нему. Для более обстоятельного знакомства. Этот человек, Фрэнк Райт, резкий в высказываниях, «монологист», часами не дающий себя перебить, нравился Ольге все больше и больше. Узнав, что Фрэнку уже пятьдесят семь лет, она просто ахнула. Полистала альбомы Райта, кое-что прочла о нем и решила: похоже, он и впрямь гений. Ольга была честолюбива и гениев предпочитала красивым молодым бездарям, которыми была сыта по горло. В феврале 1925 года Олгиванна, как сразу прозвал ее Райт на русский манер (так называли Ольгу друзья мужа), вместе с дочкой Светланой переехала в висконсинское имение Райта под названием «Тэлайзин». Она тогда и представить себе не могла, что проживет здесь практически до самой смерти - почти шестьдесят лет! Хозяин «Тэлайзина» обожал свое детище, с горящими глазами он показывал его Олгиванне.
Тэлайзин (Taliesin), зима 1911-1912 гг.
Дом стоял на склоне живописного холма, нависающего над рекой. Стены из известняка были покрыты штукатуркой, в которую Райт подмешал прибрежный песок.
Фрэнк объяснил Ольге, что это сделано в соответствии с его идеей органической архитектуры: дом должен быть частью ландшафта. Внутреннее убранство также поражало оригинальностью: встроенная мебель, стеклянные перегородки, замысловатые раздвижные полки. Таких интерьеров Ольга еще никогда не видела. Честно говоря, она так и не могла решить, уютно ли здесь. Пожалуй, нет. Скорее любопытно.
Только однажды она заикнулась, что хорошо бы в спальне положить пушистый ковер. Райт вспыхнул, как сухой порох:
- Ты никогда не позволишь себе ничего здесь переделывать и переставлять!
Ольга испуганно извинилась. Вскоре ей рассказали, что у Райта есть своеобразный пунктик: он требует, чтобы в построенных им домах клиенты ничего не меняли, даже мебель не передвигали. К иным Фрэнк даже ездил с проверками.
Сначала Олгиванна решила, что Фрэнк - потомственный архитектор. Но оказалось, его отец, Уильям Рассел Кэри Райт, был проповедником, а мать, Анна Ллойд-Джонс, дочь переселенцев из Уэллса, - сельской учительницей.
В доме хранилось множество фотографий матери и ни одной - отца. На вопрос Ольги Фрэнк ответил, что отец их бросил: в один прекрасный день отправился куда-то проповедовать и не вернулся. Фрэнк никогда его больше не видел.
Позднее в отместку и от обиды он взял себе среднее имя матери - Ллойд. Миссис Ллойд-Джонс Райт умерла в 1923 году.
Едва Фрэнк появился на свет, мать почему-то решила, что он станет знаменитым архитектором. Причину Фрэнк сейчас понимает: мать по натуре была эстеткой, и ей катастрофически не хватало вокруг красоты. Миссис Райт увешивала спальню сына рисунками и фотографиями архитектурных шедевров, заваливала его гравюрами и альбомами. До сих пор его пальцы помнят кленовые кубики Фребеля: из них Фрэнк в детстве сооружал фантастические постройки. «Это была моя архитектурная школа! - с гордостью заявил Райт Олгиванне. - Больше я никому ничем не обязан. Только кубикам Фребеля!» Где он учился? До чего идиотский вопрос! Неужели Олгиванна такая же дура, как сотни других, пристающих к нему с подобной чепухой? Райт недавно прочел о себе статью, где утверждается, что он, оказывается, закончил архитектурное отделение Висконсинского университета. Отродясь в нем не было архитектурного отделения! Райт всего лишь походил в это глупейшее заведение пару семестров послушать инженерные курсы. На серьезную учебу все равно не было денег. И слава богу - там могут только оболванить и лишить последних мозгов. Так что он всему учился сам. Его дядя попросил способного племянника помочь с чертежами униатской часовни, которую проектировал друг семьи - архитектор Джозеф Силсби. Работа Фрэнка так понравилась, что Силсби пригласил юношу в свою чикагскую фирму помощником чертежника, но Райт скоро сбежал - стало скучно.
...Впрочем, Райт не любил вспоминать прошлое. Дни его славы остались далеко позади.
- Советую моей молодой красавице хорошенько подумать, связываться ли со старым дураком, которого еще большие дураки списали со счетов! - Райт часто подступался к Олгиванне с такими речами. - Ты должна быть в курсе: меня считают выжившим из ума романтиком, но знай также, что я гений, поэтому... Поэтому бросай меня скорее! - продолжал Райт в своей обычной саркастической манере, и у него слегка кривился левый уголок рта. Однако Фрэнк плохо знал Олгиванну. В прошлом ученица известного мистика Георгия Гурджиева, она не искала в жизни легких путей. Гурджиев не только научил ее суфийским танцам и медитации, но и привил умение прислушиваться к себе и следовать своей судьбе. Райт был ее судьбой: Ольга ощущала это совершенно определенно. Любила ли она его? Трудно было ответить на этот вопрос. Наверное... Но Райт - ее судьба, а это важнее любви.
По крайней мере, так впоследствии Олгиванна объясняла дочерям свою верность Райту. Однажды в апреле того же памятного 1925 года, возвращаясь с прогулки по окрестным холмам, Ольга издалека увидела высоко вздымающееся пламя. Сорвав с головы шляпу, она кинулась к дому. Пожар... Перед объятым огнем домом стоял смертельно бледный Фрэнк и срывающимся голосом давал людям указания, что спасать в первую очередь. Ничего не различая в едком дыму, Ольга кинулась вытаскивать коллекцию уникальных японских ваз, потом помнит, как тащила резные деревянные стулья, сделанные самим Райтом. Ущерб составил примерно 500 тысяч долларов. - Я намереваюсь восстанавливать «Тэлайзин», - на следующий же день заявил Фрэнк. - Без комментариев, если можно! - яростно рявкнул он на кузена Джона, сделавшего протестующий жест. - Да, опять влезу в долги, по миру пойду, но «Тэлайзин» будет стоять как стоял! Олгиванна не стала мучить Райта вопросами. Она знала, что этот дом необходим Фрэнку, он как-то связан с хозяином. Они никогда не говорили об этом, но недаром Олгиванна была ученицей великого Гурджиева, кое-что в потребностях души она понимала. Через два года, после того как неимоверными усилиями удалось восстановить «Тэлайзин», вспыхнул новый пожар.
На этот раз загорелась студия - святая святых райтовского жилища, располагавшаяся неподалеку от дома. Погибли все чертежи и наброски. На сей раз Райт не принимал участия в спасении остатков студии, он исчез... После многочасовых поисков Олгиванна обнаружила его на семейном кладбище, Райт плакал у одной из могил. Ольга неслышно подошла. Его седоватые волосы растрепались, сюртук был весь обсыпан пеплом, руки почернели от копоти. Впервые Олгиванна видела Фрэнка в таком отчаянии. Она присела рядом.
- Фрэнк... - Ольга тихо дотронулась до его плеча. - Фрэнк...
Судорожно перебирая пальцами индийские деревянные четки - он всегда носил их в кармане, - Райт тихо повторял: «Ты, это все сделала ты. Я знаю, что это ты. Прости меня, прости, прости». И седая голова низко склонилась к коленям. Олгиванна догадалась, чья это могила, хотя на ней не было ни камня, ни надписи. Однажды Райт рассказал ей чудовищную историю.
...После того как отец Райта исчез, Фрэнк поклялся стать верным семьянином. Он торжественно обещал это матери, когда в двадцать два года надумал жениться. Его учитель Луи Салливан полагал, что, пожалуй, рановато, но в случае чего обещал помочь. Восемнадцатилетнюю Катерину Ли Тобин, пухленькую красавицу из семьи процветающего чикагского бизнесмена, все называли Китти. Фрэнк дрожал от волнения - можно ли это себе сейчас представить? - когда приходил в дом ее отца: отвратительный, мещанский, с пузатой позолоченной мебелью и гигантской хрустальной люстрой. Китти - такая изящная, светская, а он - провинциал, не умеющий за столом поддерживать беседу. «Какая сегодня прекрасная погода, не правда ли?» - обращалась к Фрэнку будущая теща. И слышала в ответ: «Не изволите ли взглянуть на чертежи нового дома, который мы проектируем с мистером Салливаном?» Часа два молодой человек потчевал ее и мистера Тобина лекцией о преимуществах новой постройки, пока миссис Тобин не начинала демонстративно зевать, прикрываясь ладошкой. Тобины вовсе не стремились отдать дочь за полунищего чертежника, хотя мистер Салливан предрекал Фрэнку большое будущее. Но Китти влюбилась по уши: среди своих скучнейших друзей она не видела никого, кто умел бы так романтично ухаживать. Словом, в 1889 году они с Китти поженились. Фрэнк одолжил у Салливана 5000 долларов, чтобы обзавестись землей в пригороде Чикаго. Самое нежное воспоминание о жизни с Китти - их дом в Оук Парке. Райт сам спроектировал и построил жилище и, видит Бог, любил его больше, чем шестерых детей, которых родила ему Китти. Две дочери, четыре сына, крики, вопли, поломанные вещи, разрисованная уникальная мебель... Он почему-то не терпел, когда дети называли его «папа». Райту неприятно вспоминать, как он выталкивал за дверь плачущего Джона, обожавшего отца. Однажды даже прищемил малышу палец: ему помешали работать! В этот момент он без сожаления мог выкинуть ребенка в окно. Конечно, он пытался быть хорошим семьянином. Неплохо зарабатывал - не стыдно было смотреть в глаза тестю. Салливан выгнал его из своей фирмы, потому что Райт тайком выполнял частные заказы на стороне. Ну и к лучшему! Открыв на дому собственную фирму, он и придумал свои дома-прерии. Но... Лет пятнадцать Фрэнк держался в рамках: если ухаживал за женщинами, то весьма невинно. Но в 1907 году он увидел ее. Кстати, Олгиванна чем-то ее напоминает. Райт показывал Ольге фотографию молодой темноволосой женщины с ямочками на щеках и умными задорными глазами. Мэйма Ченей оказалась соседкой Райта по Оук Парку и женой его заказчика Эдварда Ченея. Райт проектировал для них загородный дом. Они были ровесниками. Впервые Райт встретил такую яркую женщину: Мэйма знала языки, много читала и была убежденной феминисткой. Но - редчайший случай - она оказалась столь же умна, сколь и неподражаемо женственна. Мужа Мэйма не любила и отдалась Райту с радостью, не испытывая чувства вины. Он никогда не забудет их первого свидания на мичиганском озере. Жаркий полдень, сочная зелень. Мэйма, как богиня Афродита, выходит из воды обнаженной и, не стесняясь Фрэнка, медленно закуривает папиросу. Сколько раз он рисовал ее! Все рисунки сегодня обратились в пепел. Мэйма хотела одного: жить жадно и насыщенно. Она интересовалась его проектами, иногда давала разумные советы. Мэйма умела наслаждаться любой мелочью: Райт обожал смотреть, когда она ест, или спит, или когда пишет стихи. У нее были длинные аристократические пальцы. В марте 1909 года Фрэнк и Мэйма, выходя из маленькой нью-йоркской гостиницы, в холле наткнулись на известного репортера. Парень без стеснения стал расспрашивать, что здесь делают мистер Райт и миссис Ченей. «Мы с Фрэнком едем в Европу! - вызывающе заявила Мэйма. - И не смотрите на нас так: да, мы едем вместе!» Райт никогда не забудет, с каким вызовом взглянула на него Мэйма: она не собиралась лгать. И оправдываться тоже не собиралась. И Фрэнк со спокойной невозмутимостью подтвердил ее слова. Журналист чуть не подпрыгнул: ну и дела!
Мэйма Ченей
Посыпались новые вопросы: а знают ли семьи? Мэйма вздернула подбородок: «Вот сейчас благодаря вам и узнают». Райт обнял ее и крепко поцеловал. Умница Мэйма! Как же она ему помогла! Он смалодушничал и наплел Китти, что едет в Берлин по делам. Но он больше не мог видеть эту разжиревшую глупую гусыню Китти и ее выводок! И не собирался к ней возвращаться. Теперь, когда правда вышла наружу, Фрэнк испытал великое облегчение. Репортер, правда, еще долго на них таращился, полагая, что, возможно, его разыгрывают. Когда они наконец отделались от назойливого писаки, Фрэнк снова и снова спрашивал Мэйму: неужели возможно такое счастье? Неужели она действительно решила бросить семью и детей ради него? Ведь вряд ли теперь ее муж Эдвард... «Приползет на коленях и будет умолять вернуться, - презрительно бросила Мэйма. - Я давно сказала, что не люблю его». «А дети?» - опасливо поинтересовался Райт. Мэйма слегка нахмурилась и махнула рукой: «Он будет для них лучшей матерью, чем я». Они провели в Европе целый год. Фрэнк работал над портфолио, которое удалось опубликовать в Германии. Выставка его работ оказала огромное влияние на европейских архитекторов. Но, честно говоря, Райт не так уж был поглощен работой. В тот год его целиком захватили любовь и пьянящая свобода этой любви.
В Америку Фрэнк вернулся в 1911 году. (Мэйма задержалась в Париже.) Имена «наглых, поправших правила приличия» любовников склоняли все бульварные газеты. Из прессы он узнал, что Китти готова простить мужа и принять обратно в семью. Фрэнк яростно порвал статью в клочья. На чикагских улицах от него отворачивались знакомые и бывшие заказчики, делая вид, что не узнают. Кузен рассказал Фрэнку, что местный священник, про которого ходили слухи, будто он влюблен в Мэйму Ченей, особенно постарался вылить как можно больше помоев на голову архитектора. Но Райту было решительно плевать на общественное мнение. Счастливый, он бурлил идеями, самая заветная из которых - построить новый дом в дорогом сердцу Висконсине, где среди холмов прошло его детство. Это будет идеальное жилище для него и Мэймы. Из Европы она вернется прямо туда.
Так возник «Тэлайзин». В переводе с уэлльского - языка предков Райта - «сияющий утес». Три года, прожитых здесь с Мэймой Ченей, - самые счастливые в его жизни. Райт растерял тогда почти всех заказчиков, но это его нисколько не беспокоило. Еще бы, с такой женщиной, как Мэйма, ему все казалось нипочем, он мог все! Жизнь отравляли только репортеры. Однажды они подсмотрели, как сорокапятилетний Райт переносит Мэйму через ручей. Женщина заливисто смеется и высоко задирает ноги. Журналист, описавший эту сцену в «Chicago Tribune», далее подробно остановился на кружевном белье миссис Ченей, которое, по его убеждению, пристало только женщинам легкого поведения. Райт пришел в бешенство и собрал в Чикаго большую пресс-конференцию. Стоял желчный, злой, на вопросы отвечал грубо и в конце заявил: «Для стада нужен пастырь и правила, регулирующие поведение. Я же не отношу себя к стаду и желаю жить так, как мне нравится, по своим собственным правилам. И не обещаю вам, господа общественное мнение, быть праведником. В аду гореть мне, так что не марайте зря бумагу!» Знал бы Райт, что в тот день сам напророчил себе ад. Да такой, какой, наверное, не снился и самым закоренелым грешникам! 13 августа 1914 года он отправился в Чикаго встретиться с клиентами. К Мэйме в «Тэлайзин» в это время приехали погостить ее дети - сын и дочь. Вдруг случилось нечто немыслимое, невообразимое... Райт преспокойно беседовал в городе с заказчиком, когда неожиданно появился его двоюродный брат Джон. Несколько минут кузен стоял перед Райтом и только беззвучно открывал рот. Он был не в состоянии сообщить о том, что произошло.
...Мэйма, ее дети и пятеро гостей сидели в столовой. Недавно нанятый Райтом слуга Джулиан Карлтон, как обычно, подал ленч, а потом почтительно попросил разрешения почистить ковры бензином. Миссис Ченей позволила. Карлтон вышел во двор, облил бензином двери и окна, тщательно запер их, кроме одной из дверей, и поджег дом. Когда сидящие за столом увидели высоко взметнувшееся пламя, мгновенно охватившее здание, началась паника. Мэйма, схватив детей, бросилась к единственной незапертой двери. Но тут их поджидал Карлтон в белой лакейской куртке и... с топором в руках. Сначала слуга раскроил череп Мэйме, следом ее сыну и дочери. Трое гостей тоже были зарублены. Двое мужчин выпрыгнули со второго этажа и сумели спастись.
Райт примчался в «Тэлайзин» к вечеру. Дом выгорел дотла, во дворе лежали накрытые простынями трупы: полиция просила их временно не трогать. Райт заметил узконосый ботинок Мэймы, выглядывавший из-под простыни. Этот ботинок до сих пор преследует его во сне. Боже, как это жутко... Райт похоронил Мэйму здесь, в «Тэлайзине». Своими руками сколотил простой деревянный гроб. Никакого надгробного камня он ставить не пожелал: Мэйма не могла умереть. Фрэнк до сих пор не верит в это... Слугу-убийцу признали сумасшедшим - вроде бы у Карлтона случился острый приступ помешательства. Но садовник и рабочие, постоянно жившие в «Тэлайзине», говорили, что слуга сразу невзлюбил Мэйму и всячески демонстрировал, что она здесь не хозяйка. Оставшийся в живых друг Мэймы Дон Шон рассказал: накануне Мэйма грозила уволить Карлтона за нерадивость. Но суд не принял свидетельские показания во внимание.
...Два пожара, случившихся много лет спустя после трагедии, уверили Райта в том, что Мэйма наказала его за неверность.
- Подумай сам, Фрэнк, - убеждала Олгиванна, - ведь первый пожар произошел в 1925 году. Спустя одиннадцать лет после гибели Мэймы. К этому времени ты уже давным-давно успел изменить ей, даже привел сюда другую женщину.
Она имела в виду вторую жену архитектора - Мириам Ноэл, с которой Райт до сих пор не был разведен. Эта дама периодически присылала в «Тэлайзин» своих адвокатов, требуя шальных денег за развод. Как Райт умудрился с ней связаться?
После случившегося в «Тэлайзине» к опальному архитектору вернулись многие друзья. Все сочувствовали его несчастью. Фрэнк получал множество писем с выражениями соболезнования и поддержки. Одно из писем было особенно теплым и сочувственным. Молодая женщина, Мириам Ноэл, отрекомендовавшаяся скульптором, проникновенно писала, что понимает всю глубину его горя. Ведь она сама прошла через смерть близких людей. Правда, впоследствии выяснилось, что Мириам, богатая вдова с юга, похоронила умершего своей смертью мужа, которого терпеть не могла... Они договорились о встрече в чикагском ресторане. Мириам оказалась эффектной рыжеволосой женщиной, ярко, дорого и безвкусно одетой. В первый же вечер, прощаясь, Мириам прижалась к Райту и стала плакать у него на груди. Фрэнк истосковался по женщине, ему, в сущности, некому было высказать свое горе. Не клиентам же или коллегам жаловаться на то, как он страдает! С ними по обыкновению он держался высокомерно и заносчиво.
Поначалу они виделись редко. Несколько лет подряд Райт подолгу жил в Токио - там по его проекту возводили знаменитый отель «Империал». А к 1920 году, окончательно вернувшись в Штаты, Фрэнк предложил Мириам переехать в «Тэлайзин». Один он просто не мог там находиться. Но женился Райт только в ноябре 1923 года и довольно скоро заподозрил, что Ноэл - особа крайне неуравновешенная. Стоило Райту ненадолго задержаться, как жена впадала в истерику, вызывая врачей и поднимая на ноги полицию. Из «Тэлайзина» Фрэнк выдворил Мириам незадолго до знакомства с Ольгой. Та, узнав, что от нее хотят избавиться, гонялась за Фрэнком с ножом. Эту сцену застал садовник и вызвал полицию. Полицейский вошел в гостиную в тот самый момент, когда полуголая заплаканная женщина колотила ножом в дверь спальни, где заперся ее муж. Однажды, когда Райт с Олгиванной гостили у друзей в Миннесоте, их неожиданно арестовали, предъявив обвинение в нарушении Закона Манна, который, в частности, запрещал женатому мужчине ездить с незамужней женщиной (Ольга уже развелась) из штата в штат. Олгиванна никогда не забудет те несколько суток, что они провели в тюрьме! Райт-то сразу догадался, что это дело рук Мириам, исправно строчившей на Райта доносы в полицию. ...В третий раз Райт, заняв где можно денег, восстановил «Тэлайзин».
В 1925 году Олгиванна родила Фрэнку дочь Иованку, его седьмого по счету ребенка. Поначалу, к удивлению Ольги, Райт души не чаял в девочке, но теперь, когда ей исполнилось два года и она стала так мила и интересна, отец ее не замечает. Впервые в жизни Фрэнк с утра шел не в студию, а гулять по окрестностям. Он очень постарел и похудел, стал похож на привидение. Одевался в какие-то мятые серые костюмы, которые раньше терпеть не мог. На столе в кабинете росла гора писем от кредиторов. Их распечатывала Олгиванна, Райт не желал этого делать. - Брось меня! - зло кричал он Ольге. - Почему ты еще здесь? Я же с самого начала предупреждал: не связывайся со мной!
Ольга кожей чувствовала: снова надвигается что-то ужасное. И предчувствие ее не обмануло: в конце 1927 года их выкинули из «Тэлайзина» - поместье за долги конфисковал висконсинский банк. Райт устроил безобразную сцену, Олгиванна с трудом предотвратила его драку с полицейским.
Они переехали в Чикаго. С раннего утра до поздней ночи Ольга наблюдала одну и ту же картину: Фрэнк садился за письменный стол и строчил сотни писем: бывшим клиентам, давнишним друзьям, родственникам, каким-то архитектурным фондам, правительству, разве что не Господу Богу... «Помогите вернуть „Тэлайзин“! Верните „Тэлайзин“!!!»
По ночам он зажигал свечу, шел в маленькую студию и до утра рисовал фрагменты «Тэлайзина»: кабинет, сад, гостиную, мельницу. Так рисуют снова и снова потерянную любовь. Райт же рисовал свой дом.
- Фрэнк, я придумала выход, - однажды заявила Олгиванна. Ей пришлось почти силой отнять у мужа наброски, чтобы заставить себя выслушать. - Ты начнешь прямо сейчас писать свою автобиографию! - это во-первых. Ее немедленно расхватают - увидишь. Но главное - ты напомнишь о себе. Во-вторых, ты напишешь то, что давно собирался: книгу о том, как ты понимаешь архитектуру, ну, в общем, изложишь теорию архитектуры. Уверена, многие тоже заинтересуются. Есть у меня еще одна идея, но пока не скажу...
Но Райт и не подумал внять совету Олгиванны, он продолжал рисовать свой «Тэлайзин». Тогда Ольга решилась на крайнее средство и поставила ультиматум: или пишешь книгу, или я от тебя ухожу! Райт хорошо знал ее характер: кто-кто, а Олгиванна умела проявить твердость. «Ты сейчас же сядешь за работу!» - железным голосом повторила Ольга. Райт подчинился, он смертельно боялся потерять единственную опору в жизни. В ноябре 1928 года он женился на Олгиванне и с тех пор до самой смерти не расставался с ней даже на день. Видно, этот поздний брак - жениху исполнился шестьдесят один год - был угоден небесам. Потому что вслед за этим начали происходить чудеса. Один из фондов помог Райту вернуть «Тэлайзин», признав поместье величайшим памятником современной архитектуры. В 1932 году вышли «Автобиография» и другие книги. Успех был ошеломительный. Как в лучшие времена, к Райту выстраивались очереди журналистов. Теперь Олгиванна поделилась другой своей заветной идеей: открыть в «Тэлайзине» школу-студию для молодых архитекторов. За небольшую плату студенты будут учиться и жить рядом с мастером, а Райты смогут отдать долги! ...Это была странная школа. «Тэлайзин» скорее напоминал коммуну, нежели учебное заведение. Никаких формальных предметов Райт не читал. Когда приезжал новенький, все страшно веселились. Помнится, сын богатого питтсбургского бизнесмена Эдгар Кауфманн, войдя в райтовскую гостиную, первым делом спросил, на какие курсы он может записаться. Раздался дружный смех студентов.
Мэтр Райт с волосами, забранными в хвост, в бриджах и длиннополой жилетке являл живописное зрелище, но в глазах новичка явно не тянул на знаменитого преподавателя. - Тем не менее я Райт, - выдал Фрэнк свою любимую шутку (игра слов: по-английски «I’m right» - «Я прав».) - Вы вовремя приехали, Эдгар. На сегодняшний вечер у нас нет повара. Вы его замените.
У Кауфманна от удивления вытянулось лицо. Но мэтр не шутил. Ученики в школе Райта действительно выполняли самые разные «послушания»: плотничали, ухаживали за садом, устраивали музыкальные вечера. В первый же вечер юный Кауфманн растерянно топтался на просторной кухне с записями Олгиванны в руке. Хозяйка придумывала меню на каждый день и вручала «поварам» собственные рецепты блюд. В конце жизни Олгиванна на основе этих упражнений издала бесподобную кулинарную книгу. В тот вечер Кауфманну досталось готовить индийское блюдо под названием «мамо»: что-то вроде вареников с затейливой начинкой. За ужином Райт, поморщившись, отодвинул тарелку. «Не уверен, что из вас получится архитектор, мой юный друг, - заявил он перепуганному новичку. - У вас нет чувства меры».
Работал Фрэнк так же причудливо, как и жил, следуя только за порывом вдохновения. Свой самый знаменитый шедевр - «Дом над водопадом» в Пенсильвании, кстати, заказанный отцом ученика Эдгара Кауфманна, - Райт спроектировал за три часа, когда клиент уже ехал в «Тэлайзин». Кауфманну-старшему было сказано, что все готово, а Райт еще и не приступал к работе. Заказ пылился на полке несколько месяцев, но вдохновение все не приходило. Эту постройку, законченную в 1936 году, назовут самым выдающимся произведением архитектуры модерна. К 40-м годам Райт снова обрел славу самого знаменитого архитектора Америки. К его шедеврам относится и здание Музея Гуггенхейма в Нью-Йорке.
Когда Райту вдруг пришла в голову мысль построить «Тэлайзин-2» в штате Аризона, близ города Феникс, Олгиванна была счастлива. Она всегда воспринимала первый «Тэлайзин» как соперника и всю жизнь тайно ревновала к поместью. Теперь Райт как бы признал, что «Тэлайзин» больше не занимает первого места в его душе. Второй дом начали возводить в 1938 году. Как и первый, он стоял на холме. В «Тэлайзине-2» Райт с женой и учениками проводил зимы, и Олгиванна полюбила аризонский дом гораздо больше висконсинского.
...Умер Райт в «Тэлайзине-2» 9 апреля 1959 года в возрасте 91 года. Умер мирно, во сне. Когда вскрыли его завещание, Олгиванна с трудом сдержала крик негодования: Фрэнк требовал, чтобы его похоронили в первом «Тэлайзине», рядом с Мэймой Ченей. После всего, что она сделала для мужа, - такая неблагодарность?..
...Олгиванна пережила Райта на двадцать шесть лет. Через две недели после ее смерти в газетах появились кричащие заголовки: «Осквернена могила самого эксцентричного архитектора в истории Америки! Прах украден и тайком перевезен!»
Олгиванна нашла способ отомстить покойному мужу за нанесенное оскорбление: она завещала похоронить ее в «Тэлайзине-2 », после чего кремировать останки Фрэнка Ллойда Райта и перезахоронить их рядом с ней, в Аризоне. Дочери Олгиванны и ее ученики, сохраняя все в строжайшей тайне и подкупив нужных людей, исполнили последнюю волю госпожи Райт.
Источники -
www.arch-mar.ru и
izbrannoe.com