Письма с этапа и пересылки
Письма заключенных советских лагерей в 1930-е - 40-е годы
Как человек, арестованный в 30-е - 40-е годы, мог дать знать о себе родным?
Специальный приказ наркома внутренних дел СССР от 15 марта 1937 года прямо запрещал подследственным любое общение с внешним миром. Переписка не разрешалась с момента ареста и далее, на всем протяжении следствия и этапирования в лагерь - а все это могло длиться долгие месяцы. Если родственникам не удавалось самим выяснить, в какой тюрьме человек находится, то первое известие о его судьбе они получали только тогда, когда он мог отправить первое письмо из лагеря.
Но иногда осужденным все же удавалось отправить записку с этапа. В ход шли любые подручные материалы: чаще всего - папиросная бумага, а также спичечные коробки, куски газет, обрывки ткани. Записку выбрасывали из вагона по пути следования эшелона, надеясь, что найдется кто-нибудь неравнодушный, кто решится вложить ее в конверт и отправить по указанному адресу. Конечно, для этого требовалось смелость, ведь помощь «врагам народа» запросто могла послужить поводом для обвинения уже самого помощника. Текст в записках часто повторялся - заключенные писали одно и то же снова и снова, потому что не могли быть уверены, что письмо не затеряется. Но люди, готовые помочь с отправкой писем, находились, и нередко - так, Нина Самойловна Тайц, дочь осужденного на восемь лет лагерей врача Самуила Аркадьевича Тайца, вспоминает, что ее отец сумел отправить несколько десятков сообщений о себе с этапа, из которых дошли до семьи целых 15. Видимо, дело в том, что эта беда была знакома многим.
Первое «официальное» письмо заключенные могли отправить из пересыльной тюрьмы, если попадали в нее между формированиями этапных эшелонов. Бумаги в пересыльных тюрьмах часто не было - писали снова на чем придется, чаще всего на обрывках оберточной бумаги. Из нее же делали конверты. Эти письма уже подвергались тюремной цензуре.
В начале 90-х годов множество писем с этапа и пересылки, сохраненных родственниками, передали в архив общества «Мемориал».
Право переписки. М.: Международный Мемориал, 2014
Эшелонная записка А.М. Борщевского. 1938 г.
«Не пожалейте одной-двух копеек, купите конверт уложите в него мою записку и отправьте по адресу Одесса Нежинская 10 Каневской Заранее благодарен и желаю вам никогда не испытывать нужды в такой просьбе».
Эшелонная записка В.А. Малагуши. 1939 г.
«Здравствуйте дорогие мои папаша, мама, Олечка, Клавочка, Коля, Гриша и Сима! Нахожусь под г. Омском. Везут куда не знаю. Пишу в пути и бросаю это письмо из вагона. Оклеветал Миронец. Сказал, что якобы завербовал меня в 1936 г. в какую-то националистическую к-р организацию. Я сказал, что это ложь и клевета. Не признал вины ни на следствии, ни на суде. Все таки пока не поверили и дали 10 л. тюрьмы. Но думаю, что будет пересмотр, т.к. ложь. Пишу кругом жалобы. По делу больше никаких обвинений не было и никаких показаний кроме этого единственного клеветнического показания Миронца - нет, это - единственное. Я ведь работал на многих работах и преподавание и библиотека и стихи. И кругом работал по большевистски, не вредил. Думаю, что разберутся освободят. Ни на кого я не клеветал и на себя так же не клеветал. Чист, честен а потому бодр и крепок духом»
Эшелонные записки В.А. Малагуши.
«...но я не сдался куда везут неизвестно но кажется на Кол[ыму?]»
«Родные папаша, мама. Весь октябрь меня пытали требовали подписать ложь, но я не сдался и никогда не сломят, ибо я чист. Я вернусь, главное, чтобы вы, мои родные, были живы и здоровы. Я здоров, как наш гуртовый бык. Целую. 1939 Вася»
Конверт и письмо З.Д. Марченко из пересыльной тюрьмы во Владивостоке. 1938 г.
«11/XI-38
Мамочка, уезжаю наконец сегодня дальше. Рада, что буду работать, м.б. скорее с тобой свяжусь. Я здорова, одежда теплая есть, настроение бодрое. Жди писем из новых мест. Целую всех вас. Зоя»
Письмо С.А. Тайца из пересыльной тюрьмы во Владивостоке. 1938 г.
«Владивосток, 2/XI
Дорогая мама!
Нахожусь здесь два месяца. Погода очень хорошая и после тюремного заключения взаперти почти весь день провожу на воздухе. Сколько я здесь пробуду, пока неизвестно. Гр. Данишевский, Гейвиш, Мистельгоф уехали пароходом. Чувствую себя хорошо...»
Письмо В. Муралова из пересыльной тюрьмы г. Темрюк. 1938 г.
«Темрюк, 29.VI.37
Здравствуйте дорогие мама и Гон!
Вы, вероятно, получили мою открытку из Краснодара, где я был около 4-х суток, после чего с партией арестантов в сто семьдесят человек, был посажен на пароход (к Темрюку ж.д. нет). Мы сутки плыли по Кубани; 26-го утром приехали в Темрюк, в тюрьму. По всей вероятности я здесь пробуду не более 2-х месяцев. Спешу писать, целую. Пишите. Володя»
Открытка В. Муралова из Краснодарской пересыльной тюрьмы. 1937 г.
«Дорогая мама!
С 30-го сижу в Краснодаре. По получении моей открытки постарайся как можно скорее, если можешь приехать. Здесь можно получить свидание и устроить передачу: я совсем обнищал, - ни денег, ни продуктов - нет. Привези махорки, масла, сухарей, немного хлеба. Сколько времени придется здесь сидеть - неизвестно. Привет всем, целую крепко»
Эшелонное письмо Л.А. Нетто. 1948 г.
«Привет родным!!!
Здравствуйте мои дорогие!
Примите мой самый горячий привет и все наилучшее, что я в нем передаю. Через шесть месяцев шлю о себе маленькую весточку. Сообщаю, что я жив и здоров, чувствую себя прекрасно.
Одно переживание, это о вас!
Моя дорога ясна, и поэтому очень прошу обо мне не беспокоиться.
Особенно это к тебе, моя дорогая мамочка!! Наша встреча недалека. Судьба все ее оттягивает, но новый год будем встречать вместе, и по иному, чем до этого.»
Источник - www.togdazine.ru
Как человек, арестованный в 30-е - 40-е годы, мог дать знать о себе родным?
Специальный приказ наркома внутренних дел СССР от 15 марта 1937 года прямо запрещал подследственным любое общение с внешним миром. Переписка не разрешалась с момента ареста и далее, на всем протяжении следствия и этапирования в лагерь - а все это могло длиться долгие месяцы. Если родственникам не удавалось самим выяснить, в какой тюрьме человек находится, то первое известие о его судьбе они получали только тогда, когда он мог отправить первое письмо из лагеря.
Но иногда осужденным все же удавалось отправить записку с этапа. В ход шли любые подручные материалы: чаще всего - папиросная бумага, а также спичечные коробки, куски газет, обрывки ткани. Записку выбрасывали из вагона по пути следования эшелона, надеясь, что найдется кто-нибудь неравнодушный, кто решится вложить ее в конверт и отправить по указанному адресу. Конечно, для этого требовалось смелость, ведь помощь «врагам народа» запросто могла послужить поводом для обвинения уже самого помощника. Текст в записках часто повторялся - заключенные писали одно и то же снова и снова, потому что не могли быть уверены, что письмо не затеряется. Но люди, готовые помочь с отправкой писем, находились, и нередко - так, Нина Самойловна Тайц, дочь осужденного на восемь лет лагерей врача Самуила Аркадьевича Тайца, вспоминает, что ее отец сумел отправить несколько десятков сообщений о себе с этапа, из которых дошли до семьи целых 15. Видимо, дело в том, что эта беда была знакома многим.
Первое «официальное» письмо заключенные могли отправить из пересыльной тюрьмы, если попадали в нее между формированиями этапных эшелонов. Бумаги в пересыльных тюрьмах часто не было - писали снова на чем придется, чаще всего на обрывках оберточной бумаги. Из нее же делали конверты. Эти письма уже подвергались тюремной цензуре.
В начале 90-х годов множество писем с этапа и пересылки, сохраненных родственниками, передали в архив общества «Мемориал».
Право переписки. М.: Международный Мемориал, 2014
Эшелонная записка А.М. Борщевского. 1938 г.
«Не пожалейте одной-двух копеек, купите конверт уложите в него мою записку и отправьте по адресу Одесса Нежинская 10 Каневской Заранее благодарен и желаю вам никогда не испытывать нужды в такой просьбе».
Эшелонная записка В.А. Малагуши. 1939 г.
«Здравствуйте дорогие мои папаша, мама, Олечка, Клавочка, Коля, Гриша и Сима! Нахожусь под г. Омском. Везут куда не знаю. Пишу в пути и бросаю это письмо из вагона. Оклеветал Миронец. Сказал, что якобы завербовал меня в 1936 г. в какую-то националистическую к-р организацию. Я сказал, что это ложь и клевета. Не признал вины ни на следствии, ни на суде. Все таки пока не поверили и дали 10 л. тюрьмы. Но думаю, что будет пересмотр, т.к. ложь. Пишу кругом жалобы. По делу больше никаких обвинений не было и никаких показаний кроме этого единственного клеветнического показания Миронца - нет, это - единственное. Я ведь работал на многих работах и преподавание и библиотека и стихи. И кругом работал по большевистски, не вредил. Думаю, что разберутся освободят. Ни на кого я не клеветал и на себя так же не клеветал. Чист, честен а потому бодр и крепок духом»
Эшелонные записки В.А. Малагуши.
«...но я не сдался куда везут неизвестно но кажется на Кол[ыму?]»
«Родные папаша, мама. Весь октябрь меня пытали требовали подписать ложь, но я не сдался и никогда не сломят, ибо я чист. Я вернусь, главное, чтобы вы, мои родные, были живы и здоровы. Я здоров, как наш гуртовый бык. Целую. 1939 Вася»
Конверт и письмо З.Д. Марченко из пересыльной тюрьмы во Владивостоке. 1938 г.
«11/XI-38
Мамочка, уезжаю наконец сегодня дальше. Рада, что буду работать, м.б. скорее с тобой свяжусь. Я здорова, одежда теплая есть, настроение бодрое. Жди писем из новых мест. Целую всех вас. Зоя»
Письмо С.А. Тайца из пересыльной тюрьмы во Владивостоке. 1938 г.
«Владивосток, 2/XI
Дорогая мама!
Нахожусь здесь два месяца. Погода очень хорошая и после тюремного заключения взаперти почти весь день провожу на воздухе. Сколько я здесь пробуду, пока неизвестно. Гр. Данишевский, Гейвиш, Мистельгоф уехали пароходом. Чувствую себя хорошо...»
Письмо В. Муралова из пересыльной тюрьмы г. Темрюк. 1938 г.
«Темрюк, 29.VI.37
Здравствуйте дорогие мама и Гон!
Вы, вероятно, получили мою открытку из Краснодара, где я был около 4-х суток, после чего с партией арестантов в сто семьдесят человек, был посажен на пароход (к Темрюку ж.д. нет). Мы сутки плыли по Кубани; 26-го утром приехали в Темрюк, в тюрьму. По всей вероятности я здесь пробуду не более 2-х месяцев. Спешу писать, целую. Пишите. Володя»
Открытка В. Муралова из Краснодарской пересыльной тюрьмы. 1937 г.
«Дорогая мама!
С 30-го сижу в Краснодаре. По получении моей открытки постарайся как можно скорее, если можешь приехать. Здесь можно получить свидание и устроить передачу: я совсем обнищал, - ни денег, ни продуктов - нет. Привези махорки, масла, сухарей, немного хлеба. Сколько времени придется здесь сидеть - неизвестно. Привет всем, целую крепко»
Эшелонное письмо Л.А. Нетто. 1948 г.
«Привет родным!!!
Здравствуйте мои дорогие!
Примите мой самый горячий привет и все наилучшее, что я в нем передаю. Через шесть месяцев шлю о себе маленькую весточку. Сообщаю, что я жив и здоров, чувствую себя прекрасно.
Одно переживание, это о вас!
Моя дорога ясна, и поэтому очень прошу обо мне не беспокоиться.
Особенно это к тебе, моя дорогая мамочка!! Наша встреча недалека. Судьба все ее оттягивает, но новый год будем встречать вместе, и по иному, чем до этого.»
Источник - www.togdazine.ru