warning, стихи
Написала вот стишок про Одиссея и резиновую морковку, if you follow me.
Трава скребется между плит
И умирает, точно память.
Уже почти что не болит
Спина, застуженная насмерть,
Уже не в каждой он ночи
Во сне молотит, рубит, режет,
Уж не торопится вскочить,
Заслышав шорох или скрежет.
Здесь все со вкусом, как в кино,
Все так изящно и бонтонно,
И слуги подают вино
И споро, и прецеремонно.
Он прям, он полуобнажен,
Блестит оливковая кожа.
Он думает, каким ножом
Он эту рыбу резать должен.
И жила дергает висок
У брови, выгнутой, как птица,
И стол негречески высок
В дому Цирцеи-чаровницы.
Сумел бы ты, головолом,
Прочесть божественные знаки,
Что в свой маршрут включил паром
Сто остановок до Итаки, -
Не торопился б на пути
И руки не стирал о стропы,
Чтоб под конец прижать к груди
Сухие кости Пенелопы, -
Ты б выбрал хлева темноту,
Тепло навозное тупое,
Где в ряд лежат хвостом к хвосту
Твои товарищи по бою,
Где не боишься и не ждешь
Прикосновения металла,
Пока мясницкий острый нож
Не взрежет желтой кромки сала.
Трава скребется между плит
И умирает, точно память.
Уже почти что не болит
Спина, застуженная насмерть,
Уже не в каждой он ночи
Во сне молотит, рубит, режет,
Уж не торопится вскочить,
Заслышав шорох или скрежет.
Здесь все со вкусом, как в кино,
Все так изящно и бонтонно,
И слуги подают вино
И споро, и прецеремонно.
Он прям, он полуобнажен,
Блестит оливковая кожа.
Он думает, каким ножом
Он эту рыбу резать должен.
И жила дергает висок
У брови, выгнутой, как птица,
И стол негречески высок
В дому Цирцеи-чаровницы.
Сумел бы ты, головолом,
Прочесть божественные знаки,
Что в свой маршрут включил паром
Сто остановок до Итаки, -
Не торопился б на пути
И руки не стирал о стропы,
Чтоб под конец прижать к груди
Сухие кости Пенелопы, -
Ты б выбрал хлева темноту,
Тепло навозное тупое,
Где в ряд лежат хвостом к хвосту
Твои товарищи по бою,
Где не боишься и не ждешь
Прикосновения металла,
Пока мясницкий острый нож
Не взрежет желтой кромки сала.