Юрий Жуков. Любовь и смерть на холодной земле
Страницы из старого дневника
В годы войны морякам, занятым перевозкой военных грузов по точкам нашего Заполярья, запрещалось возить с собой фотоаппараты, радиоприемники, а также вести дневники. И все же, несмотря на эти запреты, мы ухитрялись в простых записных книжках между адресами родных и друзей делать краткие записи, почти зашифрованные, только нам одним понятные.
Сейчас с трудом разбираю записанное, в памяти всплывают имена, эпизоды, о которых без этих записок никогда бы и не вспомнил.
После окончания войны цензурные строгости постепенно отмирали, и когда именитый московский писатель, замечательный рассказчик и очеркист Юрий Казаков вышел со мною в рейс, он вел дневник и его последняя книга так и называется - «Северный дневник».
В те годы Казаков начал собирать материал для своего очерка о Вылке, который потом был издан под названием «И родился я на Новой Земле». Зная, что всю войну я плавал на Новую Землю и хорошо знаком с Тыко Вылкой, он меня дотошно расспрашивал о пребывании это¬го знаменитого ненца пассажиром на моем судне, о других встречах и беседах с этим удивительным человеком. Тогда я не мог всего рассказывать Казакову, было не ко времени, Илью Константиновича только похоронили, жена была в трауре, да и само время то было далеко не сегодняшнее...
...Прошло более тридцати лет, срок давности истек, и я решил приоткрыть свою старенькую, «записнушку» и к ярким страницам очерка Казакова о Тыко Вылке добавить совсем чуток про то, что свойственно любому нормальному человеку - несколько строчек про любовь.
Тыко Вылка в своем рабочем кабинете (Новая Земля, Белушья Губа).
Страница первая
Служебная карьера у меня сложилась так, что всю Отечественную войну я проплавал штурманом на пароходе «Рошаль». Это было старенькое грузопассажирское судно, которое обслуживало полярные станции, промысловые фактории и, главное, военные точки нашего Севера. Основным пунктом назначения грузов и пассажиров был по¬селок Белушья на Новой Земле, где только еще обустраивалась новая военно-морская база Северного флота. Тогда солдаты-стройбатовцы мерзли еще в палатках, а матросы и офицеры рыли для жилья землянки.
Летом 1942 года мы привезли в Белушку очередную партию груза и более сотни пассажиров. Причал был занят военным кораблем, и мы довольно долго стояли на якоре на внутреннем рейде совсем близко от берега. Погода была солнечная, и по берегу бродили встречающие, среди которых много знакомых мне лиц.
Около здания островного совета стоял бессменный его председатель, в шутку - «президент Новой Земли» Илья Константинович Вылка, среди ненцев личность легендарная и весьма чтимая не только на островах. Одет он был в свой обычный темный костюм, брюки были заправлены в высокие начищенные сапоги «под Кирова». Справа от него стояла пожилая, худенькая ненка в потертой малице, а вот по левую руку, словно для контраста, статуэткой гляделась совсем молоденькая неночка в яркой многоцветной парке. Косички на ее голове были красиво прибраны, и вся она искрилась праздничностью. По долгу службы я дежурил на мостике и наблюдал ленивое шевеление на корабле, который должен был уступить нам место у причала, когда за моей спиной раздался хрипловатый голос: «Товарищ штурман, разрешите на минутку бинокля, меня вот там отец встречает!» Просителем оказался ненец лет тридцати в приличном питерском костюме. Получив бинокль, он навел его в сторону Тыко Вылки и начал призывно махать рукой, но на берегу его усилия замечены не были. Мы разговорились. Он выбирался из блокадного Ленинграда, где учился в институте имени Герцена на факультете народов Севера. Я спросил его и о тех двух женщинах, что стояли рядом с его отцом, «хозяином Новой Земли». Ответ меня смутил: «Та, что постарше, это моя мать, а молодая - папина жена». В моей голове сказанное укладывалось плохо, бродили путаные мысли, а уточнять посчитал бестактным. Только потом, значительно позднее, выяснилось, что все предельно просто, даже благородно. По неписанным ненецким законам, в случае смерти или гибели отца семейства, заботу о детях берет на себя брат покойного. В данном случае трагедия произошла давно, когда недалеко от костра лежала заряженная винтовка, которая, раскалившись, выстрелила, и брат Ильи Константиновича погиб, оставив шестерых детей, коих и усыновил Тыко Вылка.
Тыко Вылка у своего дома (Новая Земля, Белушья Губа, 1954 г.).
Страница вторая
Со временем я обзавелся знакомыми среди офицеров базы, с которыми дружил. Каждый приход нашего судна в Белушью становился небольшим событием - встречи, проводы, просто новости с Большой Земли. Вечерами мы собирались у кого-либо в землянке и за рюмкой водки обменивались последними военными новостями на островах и с Большой Земли. Однако не только ратные дела волновали жителей военного поколения острова. Там тоже текла обычная жизнь с ее морскими заботами, свадьбами, разводами, просто сплетнями. Особенно много всяческих пересудов возникало после посещения базы концертными бригадами и просто артистами, в особенности артистками. Изрядно доставалось и некоторым, наиболее ярким «гарнизонным дамам». Не был обойден вниманием и первое лицо острова Тыко Вылка. Уже одно то, что ему было 56 лет, а молодой жене, скажем, 20, у многих сразу вызывало желание посудачить, порою и злобно.
Тем временем дни бежали. Война продолжалась, и жизнь не хотела стоять на месте. Однажды Вылка отправился на собаках в соседнее становище Кармакулы по делам службы. Вся поездка должна была продлиться не менее десяти дней, но через пару суток после отъезда что-то стряслось с его упряжкой (злые языки намекали, правда, на некий умысел) и неожиданно для всех Илья Константинович ночью вернулся домой. Жил он не в чуме и не в землянке, а занимал небольшой рубленый домик и непривычно долго стучался во входную дверь. Будучи, наконец, запущенным домой, он сразу заметил, что одно утепленное еще летом окно оказалось распечатанным, и охотнику-следопыту не стоило большого труда по следам на снегу добраться до землянки одной из секретных воинских служб, где жили специалисты-старшины. Разбирательство разночтений не вызывало, все было предельно ясно, и вот с концовкой этой истории согласились далеко не все. Тыко Вылка поступил по-мужски - развелся с молоденькой вертихвосткой и все тут, а вот военные приложили максимум усилий, чтобы не выносить сора из избы. Точнее, с острова. Под видом сохранения у себя специалиста они одновременно пытались не запятнать своих мундиров.
Прошла зима, и при очередном заходе в Белушью я поинтересовался у начальника политотдела Спиридонова, чем закончился конфликт и как сложилась судьба молодого разлучника? Ответ прозвучал сквозь зубы: «Парня отправили на материк... Тут Вылка то-то...». К чести Тыко Вылки следует отметить, что он никакого шума не поднимал, никому не жаловался, а применил довольно необычный, но действенный ход конем. Дело выглядело так: в клубном зале базы шло торжественное собрание, посвященное майским праздникам. В президиуме рядом с командиром базы сидел председатель островного Совета Вылка и, как все, слушал доклад. В какой-то момент он откинул голову назад и, возможно несколько театрально, поднял руку и прикрыл ладонью глаза. Потом медленно убрал руку, а через некоторое время опять повторил этот жест. Командир базы обеспокоенно спросил его: «У вас, Илья Константинович, что-то с глазами?». «Нет, с глазами хоросо... Все вижу! - ответил тот. - Открою глаза, вижу: лозунги висят, вроде Советская власть на острове... Закрою рукой глаза - жену вижу!» Посоветовались наверху и решили заполярного дон Жуана отправлять немедленно на материк.
Писахов, Коковин и Вылка в Архангельске (1958 г.)
Страница последняя
...Прошло несколько лет после окончания войны. В те годы я плавал капитаном на рефрижераторном грузопассажирском пароходе «Юшар», который держал линию Нарьян-Мар - Архангельск. В один из летних дней, когда судно стояло в Нарьян-Маре, я возвращался с берега примерно за два часа до начала посадки пассажиров, когда меня задержал судовой врач В. М. Яковлев: «А мы уже первую пассажирку приняли». Оказалось, что из местной больницы привезли душевнобольную беременную женщину для отправки в Архангельский психиатрический стационар. Все было сделано по правилам: откуплена отдельная каюта, все лишнее и опасное было из каюты убрано, сопровождала больную опытная санитарка, каюта закрывалась, ключи переданы сопровождающей. Судового врача несколько смущал только большой срок беременности... «Чем черт не шутит, а вдруг в море начнется?».
В тот же день, точно по расписанию, мы снялись в рейс на Архангельск. Прошло несколько часов пути еще рекой Печорой, как к судовому врачу прибежали заплаканная сопровождающая: «Доктор, каюта на замке, а больной нет!» Все прояснилось быстро. Пока сопровождающая ходила в буфет, больная умудрилась открыть иллюминатор и выбросилась за борт. Когда вскрыли каюту, то перед открытым иллюминатором на диванчике одиноко лежала только пара больничных тапочек.
Случай для пассажирского транспорта заурядный, бывали и более крутые, но комиссия все же работала, ибо вкрались сомнения, когда сравнили размер иллюминатора с талией беременной женщины. Однако вскоре пришла телеграмма, что в реке Печоре найдено тело пассажирки, и постепенно дело заглохло. Об этом грустном случае можно было бы и не писать, если бы самоубийца-ненка в годы войны не проживала бы на Новой Земле и не была бы некоторое время женой Тыко Вылки.
(Юрий Жуков «Записки капитана дальнего плавания», Архангельск, 2013 год).
В годы войны морякам, занятым перевозкой военных грузов по точкам нашего Заполярья, запрещалось возить с собой фотоаппараты, радиоприемники, а также вести дневники. И все же, несмотря на эти запреты, мы ухитрялись в простых записных книжках между адресами родных и друзей делать краткие записи, почти зашифрованные, только нам одним понятные.
Сейчас с трудом разбираю записанное, в памяти всплывают имена, эпизоды, о которых без этих записок никогда бы и не вспомнил.
После окончания войны цензурные строгости постепенно отмирали, и когда именитый московский писатель, замечательный рассказчик и очеркист Юрий Казаков вышел со мною в рейс, он вел дневник и его последняя книга так и называется - «Северный дневник».
В те годы Казаков начал собирать материал для своего очерка о Вылке, который потом был издан под названием «И родился я на Новой Земле». Зная, что всю войну я плавал на Новую Землю и хорошо знаком с Тыко Вылкой, он меня дотошно расспрашивал о пребывании это¬го знаменитого ненца пассажиром на моем судне, о других встречах и беседах с этим удивительным человеком. Тогда я не мог всего рассказывать Казакову, было не ко времени, Илью Константиновича только похоронили, жена была в трауре, да и само время то было далеко не сегодняшнее...
...Прошло более тридцати лет, срок давности истек, и я решил приоткрыть свою старенькую, «записнушку» и к ярким страницам очерка Казакова о Тыко Вылке добавить совсем чуток про то, что свойственно любому нормальному человеку - несколько строчек про любовь.
Тыко Вылка в своем рабочем кабинете (Новая Земля, Белушья Губа).
Страница первая
Служебная карьера у меня сложилась так, что всю Отечественную войну я проплавал штурманом на пароходе «Рошаль». Это было старенькое грузопассажирское судно, которое обслуживало полярные станции, промысловые фактории и, главное, военные точки нашего Севера. Основным пунктом назначения грузов и пассажиров был по¬селок Белушья на Новой Земле, где только еще обустраивалась новая военно-морская база Северного флота. Тогда солдаты-стройбатовцы мерзли еще в палатках, а матросы и офицеры рыли для жилья землянки.
Летом 1942 года мы привезли в Белушку очередную партию груза и более сотни пассажиров. Причал был занят военным кораблем, и мы довольно долго стояли на якоре на внутреннем рейде совсем близко от берега. Погода была солнечная, и по берегу бродили встречающие, среди которых много знакомых мне лиц.
Около здания островного совета стоял бессменный его председатель, в шутку - «президент Новой Земли» Илья Константинович Вылка, среди ненцев личность легендарная и весьма чтимая не только на островах. Одет он был в свой обычный темный костюм, брюки были заправлены в высокие начищенные сапоги «под Кирова». Справа от него стояла пожилая, худенькая ненка в потертой малице, а вот по левую руку, словно для контраста, статуэткой гляделась совсем молоденькая неночка в яркой многоцветной парке. Косички на ее голове были красиво прибраны, и вся она искрилась праздничностью. По долгу службы я дежурил на мостике и наблюдал ленивое шевеление на корабле, который должен был уступить нам место у причала, когда за моей спиной раздался хрипловатый голос: «Товарищ штурман, разрешите на минутку бинокля, меня вот там отец встречает!» Просителем оказался ненец лет тридцати в приличном питерском костюме. Получив бинокль, он навел его в сторону Тыко Вылки и начал призывно махать рукой, но на берегу его усилия замечены не были. Мы разговорились. Он выбирался из блокадного Ленинграда, где учился в институте имени Герцена на факультете народов Севера. Я спросил его и о тех двух женщинах, что стояли рядом с его отцом, «хозяином Новой Земли». Ответ меня смутил: «Та, что постарше, это моя мать, а молодая - папина жена». В моей голове сказанное укладывалось плохо, бродили путаные мысли, а уточнять посчитал бестактным. Только потом, значительно позднее, выяснилось, что все предельно просто, даже благородно. По неписанным ненецким законам, в случае смерти или гибели отца семейства, заботу о детях берет на себя брат покойного. В данном случае трагедия произошла давно, когда недалеко от костра лежала заряженная винтовка, которая, раскалившись, выстрелила, и брат Ильи Константиновича погиб, оставив шестерых детей, коих и усыновил Тыко Вылка.
Тыко Вылка у своего дома (Новая Земля, Белушья Губа, 1954 г.).
Страница вторая
Со временем я обзавелся знакомыми среди офицеров базы, с которыми дружил. Каждый приход нашего судна в Белушью становился небольшим событием - встречи, проводы, просто новости с Большой Земли. Вечерами мы собирались у кого-либо в землянке и за рюмкой водки обменивались последними военными новостями на островах и с Большой Земли. Однако не только ратные дела волновали жителей военного поколения острова. Там тоже текла обычная жизнь с ее морскими заботами, свадьбами, разводами, просто сплетнями. Особенно много всяческих пересудов возникало после посещения базы концертными бригадами и просто артистами, в особенности артистками. Изрядно доставалось и некоторым, наиболее ярким «гарнизонным дамам». Не был обойден вниманием и первое лицо острова Тыко Вылка. Уже одно то, что ему было 56 лет, а молодой жене, скажем, 20, у многих сразу вызывало желание посудачить, порою и злобно.
Тем временем дни бежали. Война продолжалась, и жизнь не хотела стоять на месте. Однажды Вылка отправился на собаках в соседнее становище Кармакулы по делам службы. Вся поездка должна была продлиться не менее десяти дней, но через пару суток после отъезда что-то стряслось с его упряжкой (злые языки намекали, правда, на некий умысел) и неожиданно для всех Илья Константинович ночью вернулся домой. Жил он не в чуме и не в землянке, а занимал небольшой рубленый домик и непривычно долго стучался во входную дверь. Будучи, наконец, запущенным домой, он сразу заметил, что одно утепленное еще летом окно оказалось распечатанным, и охотнику-следопыту не стоило большого труда по следам на снегу добраться до землянки одной из секретных воинских служб, где жили специалисты-старшины. Разбирательство разночтений не вызывало, все было предельно ясно, и вот с концовкой этой истории согласились далеко не все. Тыко Вылка поступил по-мужски - развелся с молоденькой вертихвосткой и все тут, а вот военные приложили максимум усилий, чтобы не выносить сора из избы. Точнее, с острова. Под видом сохранения у себя специалиста они одновременно пытались не запятнать своих мундиров.
Прошла зима, и при очередном заходе в Белушью я поинтересовался у начальника политотдела Спиридонова, чем закончился конфликт и как сложилась судьба молодого разлучника? Ответ прозвучал сквозь зубы: «Парня отправили на материк... Тут Вылка то-то...». К чести Тыко Вылки следует отметить, что он никакого шума не поднимал, никому не жаловался, а применил довольно необычный, но действенный ход конем. Дело выглядело так: в клубном зале базы шло торжественное собрание, посвященное майским праздникам. В президиуме рядом с командиром базы сидел председатель островного Совета Вылка и, как все, слушал доклад. В какой-то момент он откинул голову назад и, возможно несколько театрально, поднял руку и прикрыл ладонью глаза. Потом медленно убрал руку, а через некоторое время опять повторил этот жест. Командир базы обеспокоенно спросил его: «У вас, Илья Константинович, что-то с глазами?». «Нет, с глазами хоросо... Все вижу! - ответил тот. - Открою глаза, вижу: лозунги висят, вроде Советская власть на острове... Закрою рукой глаза - жену вижу!» Посоветовались наверху и решили заполярного дон Жуана отправлять немедленно на материк.
Писахов, Коковин и Вылка в Архангельске (1958 г.)
Страница последняя
...Прошло несколько лет после окончания войны. В те годы я плавал капитаном на рефрижераторном грузопассажирском пароходе «Юшар», который держал линию Нарьян-Мар - Архангельск. В один из летних дней, когда судно стояло в Нарьян-Маре, я возвращался с берега примерно за два часа до начала посадки пассажиров, когда меня задержал судовой врач В. М. Яковлев: «А мы уже первую пассажирку приняли». Оказалось, что из местной больницы привезли душевнобольную беременную женщину для отправки в Архангельский психиатрический стационар. Все было сделано по правилам: откуплена отдельная каюта, все лишнее и опасное было из каюты убрано, сопровождала больную опытная санитарка, каюта закрывалась, ключи переданы сопровождающей. Судового врача несколько смущал только большой срок беременности... «Чем черт не шутит, а вдруг в море начнется?».
В тот же день, точно по расписанию, мы снялись в рейс на Архангельск. Прошло несколько часов пути еще рекой Печорой, как к судовому врачу прибежали заплаканная сопровождающая: «Доктор, каюта на замке, а больной нет!» Все прояснилось быстро. Пока сопровождающая ходила в буфет, больная умудрилась открыть иллюминатор и выбросилась за борт. Когда вскрыли каюту, то перед открытым иллюминатором на диванчике одиноко лежала только пара больничных тапочек.
Случай для пассажирского транспорта заурядный, бывали и более крутые, но комиссия все же работала, ибо вкрались сомнения, когда сравнили размер иллюминатора с талией беременной женщины. Однако вскоре пришла телеграмма, что в реке Печоре найдено тело пассажирки, и постепенно дело заглохло. Об этом грустном случае можно было бы и не писать, если бы самоубийца-ненка в годы войны не проживала бы на Новой Земле и не была бы некоторое время женой Тыко Вылки.
(Юрий Жуков «Записки капитана дальнего плавания», Архангельск, 2013 год).