Только что умер мой папа, Виталий Исаевич. Ушел в канун Пасхи. Надеюсь, его там хорошо примут....
Я, пожалуй, немного расскажу о том, как складывалась его жизнь, насколько я ее знаю.
Виталий родился у бабушки с дедушкой в 1937 году под Москвой, в Купавне, где они тогда работали на "Акрихине". Он был третим ребенком в семье, но его старшие братья в эпидемию дизентерии умерли в Ташкенте, где тогда жила семья. Это случилось еще до его рождения. Впоследствие, в семье родился еще один брат, который тоже не дожил до зрелости и скончался в подростковом возрасте.
Отца своего папа почти не видел. Дед, вообще-то гражданский инженер, воевал в Финскую, потом в Отечественную, по военной специальности был артиллеристом, командиром орудия - он погиб под Тулой в 1941-ом. Вырастили Виталия мама и бабушка в Ташкенте, куда семья снова вернулась во время войны.
Основные жизненные интересы - физика и английский язык - определились у папы довольно рано. Закончив 50-ю ташкентскую школу с серебряной медалью, он поступил на физический факультет САГУ (теперь ТашГУ). С этим университетом издавна были связаны судьбами практически все члены нашей большой ташкентской семьи. В это же время он начал работать экскурсоводом-переводчиком в Интуристе, чтобы набрать опыт живого языка. В последующем, закончив физфак в Ташкенте, он поступил в аспирантуру на Физический факультет уже Московского Университета, где и защитил кандидатскую диссертацию.
Что касается политических взглядов, отец, конечно, не был диссидентом в самом жестком смысле этого слова, но советскую власть, коммунистическую партию и реальный социализм он очень не любил, и, в рамках возможного, этого не скрывал. Еще во время аспирантуры он первый раз попал под политические неприятности. Как раз был 1968 год, ввод войск в Чехословакию.
На заседании "английского клуба" Физфака события обсуждали очень вольно, был донос, следствие... Клуб был разгромлен. Отец был вице-президентом клуба, но он не стал "сотрудничать со следствием", и, в результате, подвергся тому, что много лет спустя стали называть "запретом на профессию". Он, будучи перспективным талантливым ученым, был негласно лишен возможности работать в своей любимой физике твердого тела, да и вообще, в любой серьезной научной организации СССР.
После аспирантуры ему удалось лишь устроиться на работу в один из отраслевых инженерных институтов. И тогда отец стал много времени тратить на переводы научной литературы и синхронные переводы научных конференций - и для души, и для заработка. Со временем, когда он приобрел прочную профессиональную репутацию и вступил в соответствующий творческий союз, это занятие стало основной его работой. Я думаю, можно без ложной скромности сказать, что Виталий внес огромный вклад в ознакомление мировой научной общественности с лучшими образцами советской научной мысли. Список заглавий научных работ и монографий советских физиков, переведенных им на английский язык, и изданных лучшими советскими и мировыми издательствами, занимает более пяти страниц. Папа сотрудничал, был лично знаком, а часто и дружил, с выдающимися физиками, классиками современной науки.
Прошло еще несколько лет. Наступило предперестроечное время. В доме у отца регулярно собиралась компания друзей, которые достаточно жестко критиковали советские реалии, обсуждали тексты Сам- и Там-издата, иногда случались и домашние концерты опальных бардов (на двух концертах Александра Мирзаяна, где тот пел песни на стихи уже практически запрещенного Бродского, мне довелось присутствовать). И опять случились неприятности. Обыск, ночные допросы, странные гадкие события в жизни у всех членов семьи... И тут пришло предложение постоянной редакторской и переводческой работы от издательства при Бристольском институте общей и прикладной физики. Так отец не "по-политике", а "по-работе" переселился в Великобританию, где продолжал переводить на английский язык лучшие книги советских, а потом, российских ученых. Чем и занимался, пока сохранял способность работать. Последнюю статью он перевел уже очень тяжело больным, всего пару месяцев назад.
Эмиграция на Запад в далеко не юном возрасте - занятие не самое простое. Владение местным языком, как родным, конечно, весомое подспорье, но, все равно, ему было нелегко - и в финансовом, и в социальном смысле. Папа, все же, сумел создать себе в Бристоле почти идеальные условия для работы, и возможность возвращения в Россию не рассматривал - "умерла, значит умерла".
Папа, вообще, был очень работящим человеком, настолько сосредоточенно-работящим, что мне трудно даже припомнить, были ли у него в зрелые годы глубокие интересы и увлечения, помимо работы. Но есть еще одна сторона его одаренности, которая иногда открывалась лишь его близким, самым близким. На мой взгляд, он был гениальным популяризатором физики, способным объяснить последний, пересыщеный тяжелой математикой, порыв физической мысли даже малому ребенку. Я его много лет уговаривал завести популяризаторский блог, но у него было твердое убеждение, оставшееся еще с ученической скамьи, что приличные люди не должны тратить свое ценное время на популяризацию - и у меня ничего не вышло. Он продолжал интересно рассказывать мне о физике, иногда, наоборот, расспрашивать меня про химические и биологические темы, которые его интересовали, но писать или публично говорить о науке он так и не начал.
Отец был дважды женат, имел от этих браков двоих детей (меня и мою младшую единокровную сестру), шестерых внуков. Скончался он в своем доме в Бристоле, на руках у жены и внучки, после долгой неизлечимой болезни.
Он всегда говорил, что не верит в Бога, но я, все-таки, надеюсь...