Про(по)шлое
Взрослый мальчик берет в руки чистый лист бумаги и смотрит на него чистым взглядом. Если посмотреть на лист сквозь бокал белого вина, эта белизна перестанет пугать. Но начнет пугать необходимость постоянно держать перед собой бокал.
Найти баланс между умом и (без)умием иногда непросто, особенно в рамках современной действительности.
Утомившись ожиданием конца, легко плюнуть на условности реальности и спрыгнуть вниз или взлететь вверх, тут уж куда кривая выведет. Главное бросить попытки контролировать все вокруг, у тебя в конце концов голова не крутится на 360 градусов, в отличии у совы. Возможно, именно поэтому у нее такие огромные глаза, от офигевания. У тебя же есть фора и ты можешь выбирать, куда смотреть, а в какую сторону слепнуть.
Перемены мест слагаемых успешно происходят при перемещении тела туда, где есть душа. Желательно, чтобы с этой душой ты был не одинок. Тогда искры и сумасшествие создадут феерические картины.
Питер. Отличный выбор. Если где-то городской душе и суждено зародиться, то в бывших российских болотах. Может ли город быть более романтичным, чем Венеция? О да, но тут важен контекст. Как и везде. Контекст всегда создают люди, воспоминания, эмоции, взгляды.
Ты просто отключаешься от реальности одной, где ты жил до этого, и проваливаешься в иную (или взлетаешь, тут как посмотреть). Синие таблетки, красные таблетки - это, скорее, про Амстердам. В Питере реальность переворачивается иными способами, хрупкими плечами других людей, которым не чета даже атланты, держащие потолок в некоторых из парадных.
И вот ты уже вывернут наизнанку, но от этого лишь более счастлив и с удивлением разглядываешь собственные и чужие откровения. В этом мире все становится наконец логичным и понятным. Остается лишь непонятным то, как ты жил раньше и почему.
Может это иллюзия? Возможно.
А может иллюзорен был первый мир? Ну и что, что у него стаж стояния на глиняных ногах ого-го, и кажется, что он незыблем и аксиоматичен. Глиняные ноги легко разбиваются молотком искренности и прожигаются насквозь огнем заинтересованных глаз. Это обнажает уродливую неправильность прошлого и сулит некий шанс на исправление ситуации.
Ты все еще стоишь прямо на краю. Так легко и привычно сделать шаг назад, отвернуться и вернуться собирать черепки и пытаться их склеить. Но в памяти останется то, что мир бывает иным. Иным по отношению к тебе. Иным по отношению к возможностям.
И ты тоже уже стал иным, новым собой с новыми возможностями. Возвращение назад успокаивает землетрясение под ногами, но усиливает звучание камертона в голове. И как только камертон в чьей-то голове, звучащий тебе в унисон, приближается, твоя голова начинает раскалываться на глиняные черепки. А твои мысли, желания и надежды бабочками выпархивают из этой темницы и улетают в небо. Если ты не сможешь, пусть смогут хотя бы они. Они тоже часть тебя, та, у которой еще есть будущее.