Киев. Иллюстрируем Александра Куприна и Николая Лескова
Н.Лесков "Печерские антики", 1883:
Мне жаль, например, лишённого жизни Печерска и облегавших его урочищ, которые были застроены как попало, но очень живописно. Из них некоторые имели также замечательно своеобразное и характерное население, жившее неодобрительною и даже буйною жизнью в стародавнем запорожском духе. Таковы были, например, удалые Кресты и Ямки, где "мешкали бессоромние дiвчата", составлявшие любопытное соединение городской, культурной проституции с казаческим простоплётством и хлебосольством. К этим дамам, носившим не европейские, а национальные малороссийские уборы, или так называемое "простое платье", добрые люди хаживали в гости с своею "горiлкою, с ковбасами, с салом и рыбицею", и "крестовские дiвчатки" из всей этой приносной провизии искусно готовили смачные снеди и проводили с своими посетителями часы удовольствия "по-фамильному".
Были из них даже по-своему благочестивые: эти открывали свои радушные хаты для пиров только до "благодатной", то есть до второго утреннего звона в лавре. А как только раздавался этот звон, казачка крестилась, громко произносила: "радуйся, благодатная, господь с тобою" и сейчас же всех гостей выгоняла, а огни гасила.
Это называлося "досидеть до благодатной".
И гости - трезвые и пьяные - этому подчинялися.
Теперь этого оригинального типа непосредственной старожилой киевской культуры с запорожской заправкой уже нет и следа. Он исчез, как в Париже исчез тип мюзаровской гризеты, с которою у киевских "крестовых дiвчат" было нечто сходственное в их простосердечии.
А.Куприн. "Яма", нач. 1909:
Давным-давно, задолго до железных дорог, на самой дальней окраине большого южного города жили из рода в род ямщики - казенные и вольные. Оттого и вся эта местность называлась Ямской слободой, или просто Ямской, Ямками, или, еще короче, Ямой. Впоследствии, когда паровая тяга убила конный извоз, лихое ямщичье племя понемногу растеряло свои буйные замашки и молодецкие обычаи, перешло к другим занятиям, распалось и разбрелось. Но за Ямой на много лет-даже до сего времени-осталась темная слава, как о месте развеселом, пьяном, драчливом и в ночную пору небезопасном.
Как-то само собою случилось, что на развалинах тех старинных, насиженных гнезд, где раньше румяные разбитные солдатки и чернобровые сдобные ямские вдовы тайно торговали водкой и свободной любовью, постепенно стали вырастать открытые публичные дома, разрешенные начальством, руководимые официальным надзором и подчиненные нарочитым суровым правилам. К концу XIX столетия обе улицы Ямы - Большая Ямская и Малая Ямская - оказались занятыми сплошь, и по ту и по другую сторону, исключительно домами терпимости. Частных домов осталось не больше пяти-шести, но и в них помещаются трактиры, портерные и мелочные лавки, обслуживающие надобности ямской проституции.
Мне жаль, например, лишённого жизни Печерска и облегавших его урочищ, которые были застроены как попало, но очень живописно. Из них некоторые имели также замечательно своеобразное и характерное население, жившее неодобрительною и даже буйною жизнью в стародавнем запорожском духе. Таковы были, например, удалые Кресты и Ямки, где "мешкали бессоромние дiвчата", составлявшие любопытное соединение городской, культурной проституции с казаческим простоплётством и хлебосольством. К этим дамам, носившим не европейские, а национальные малороссийские уборы, или так называемое "простое платье", добрые люди хаживали в гости с своею "горiлкою, с ковбасами, с салом и рыбицею", и "крестовские дiвчатки" из всей этой приносной провизии искусно готовили смачные снеди и проводили с своими посетителями часы удовольствия "по-фамильному".
Были из них даже по-своему благочестивые: эти открывали свои радушные хаты для пиров только до "благодатной", то есть до второго утреннего звона в лавре. А как только раздавался этот звон, казачка крестилась, громко произносила: "радуйся, благодатная, господь с тобою" и сейчас же всех гостей выгоняла, а огни гасила.
Это называлося "досидеть до благодатной".
И гости - трезвые и пьяные - этому подчинялися.
Теперь этого оригинального типа непосредственной старожилой киевской культуры с запорожской заправкой уже нет и следа. Он исчез, как в Париже исчез тип мюзаровской гризеты, с которою у киевских "крестовых дiвчат" было нечто сходственное в их простосердечии.
А.Куприн. "Яма", нач. 1909:
Давным-давно, задолго до железных дорог, на самой дальней окраине большого южного города жили из рода в род ямщики - казенные и вольные. Оттого и вся эта местность называлась Ямской слободой, или просто Ямской, Ямками, или, еще короче, Ямой. Впоследствии, когда паровая тяга убила конный извоз, лихое ямщичье племя понемногу растеряло свои буйные замашки и молодецкие обычаи, перешло к другим занятиям, распалось и разбрелось. Но за Ямой на много лет-даже до сего времени-осталась темная слава, как о месте развеселом, пьяном, драчливом и в ночную пору небезопасном.
Как-то само собою случилось, что на развалинах тех старинных, насиженных гнезд, где раньше румяные разбитные солдатки и чернобровые сдобные ямские вдовы тайно торговали водкой и свободной любовью, постепенно стали вырастать открытые публичные дома, разрешенные начальством, руководимые официальным надзором и подчиненные нарочитым суровым правилам. К концу XIX столетия обе улицы Ямы - Большая Ямская и Малая Ямская - оказались занятыми сплошь, и по ту и по другую сторону, исключительно домами терпимости. Частных домов осталось не больше пяти-шести, но и в них помещаются трактиры, портерные и мелочные лавки, обслуживающие надобности ямской проституции.