Есть такая партия! Есть рыцари самодержавия (Николай 1, Ленин) и есть цари-тряпки (Николай 2, Горбачев).
День 26 декабря (14 декабря старого стиля) в Петербурге.
В петербургских полках внешне царило полнейшее спокойствие. Полиция, однако, указывала на многочисленные собрания офицеров. Доблестный Милорадович, военный губернатор города, отвечал на эти предостережения: "Оставьте этих шалунов в покое и не мешайте им читать друг другу их плохие стихи". Николай потерял еще десять дней на отправку писем Константину для объяснения ему нового положения, создавшегося из-за первой присяги; он упрашивал Константина приехать и ожидал ответа. 24 декабря Николай получил от командующего Южной армией Дибича очень подробные на этот раз сведения об организации тайных обществ, о проектах революции и цареубийства. В тот же день он получил письмо Константина с новым отречением. Константин к тому же отказывался покинуть Варшаву. Тем самым Николай сразу и бесповоротно оказался императором перед лицом готовой разразиться революции. Он тут же поручил Сперанскому составить манифест о восшествии на престол; манифест содержал в себе требование принесения новой присяги, назначенной на послезавтра, т. е. на понедельник 26 декабря. Николай писал Волконскому: "Послезавтра я буду императором всероссийским, или же я буду мертв". 25-го на заседании Государственного совета Николай зачитал манифест, а 26-го, в 8 часов утра, направился в приемный зал Зимнего дворца, где был собран генералитет и высшие гражданские чины. Николай изложил факты, прочел манифест и сказал: "Если мне суждено быть императором хотя бы только на один час, я сумею доказать, что достоин им быть".
Принесение присяги началось как в собрании высших государственных учреждений, так и в церквах. Император ожидал в Зимнем дворце донесений о том, что происходит в казармах. В большинстве гвардейских полков присяга была принесена без значительных инцидентов. Но в Московском полку офицеры-заговорщики удержали солдат от присяги, уверяя их, что настоящий император Константин заключен в тюрьму, так же как и великий князь Михаил. Они увлекли за собой половину полка с заряженными ружьями, с развернутым знаменем, зарубили бригадного генерала [Были тяжело ранены генералы Фредерикс и Шеншин и легко ранен полковник Хвощинский. - Прим. ред.] и заняли позицию на Сенатской площади, около памятника Петра Великого, недалеко от Зимнего дворца. К ним присоединились отдельные военные и кое-кто из народа. Толпа кричала "Да здравствует Константин!". В этот момент у Николая под рукой была лишь рота Финляндского полка, пришедшая на смену караула во дворце, и знамя этого полка первое склонилось перед новым императором. Подходы ко дворцу были заняты многочисленной, но мирной толпой, из которой раздавались отдельные выкрики "Да здравствует V Константин!". Толпа стояла, обнажив головы. Николай один приблизился к этой толпе, импонируя ей своим огромным ростом и стальным взглядом голубых глаз, и прочел манифест, вызвав этим бурю приветственных кликов. Затем он обнял стоявших вблизи и предложил всем разойтись по домам. Вскоре прибыл первый батальон преображенцев, затем Милорадович со многими генералами и офицерами. Милорадович, раскаиваясь в том, что почти не принял предосторожностей, направился к восставшему Московскому полку, стоявшему спиной к Сенату и окруженному кордоном стрелков. Он велел подать себе лошадь, пробился сквозь толпу и кордон стрелков, остановился в десяти шагах от полка и обратился к нему с речью. Внезапно раздался выстрел, и Милорадович упал на руки одного из своих адъютантов.
Отставной поручик Каховский убил его выстрелом из пистолета. Таков был конец героя стольких битв, в которых он, подобно Мюрату, никогда не был ранен. Николай, очень взволнованный этим известием, сказал: "Ясно, что будут стрелять и в меня". Тем не менее он в свою очередь, во главе роты преображенцев, приблизился к мятежникам. Встретив по пути конную гвардию, он велел ей построиться на Сенатской площади. В этот момент подоспели, с тем чтобы присоединиться к мятежникам, флотские экипажи, увлеченные морскими лейтенантами Арбузовым и Николаем Бестужевым. Несколько офицеров, пытавшихся войти в переговоры с мятежниками, были обстреляны. Император тоже приблизился; его встретили криками "Да здравствует Константин! Да здравствует Конституция!" [Многие солдаты, по-видимому, принимали "Конституцию" за жену Константина. (Это примечание французского автора дает еще одно подтверждение тому, что в основу рассказа о 14 декабря автор отчасти кладет официальную версию и официозные рассказы об этом деле. - Прим. ред.)] и ружейными выстрелами. "Несчастные, - воскликнул он, - они хотят, чтобы пролилась кровь!"
Великий князь Михаил, полковник Московского полка, бросился в казармы своего полка, где оставалась еще половина солдат, не решавшихся присоединиться к восставшим, но продолжавших верить в басню о заключении в тюрьму Константина и Михаила. Достаточно было солдатам увидеть Михаила, чтобы принести присягу. Михаил привел их на Сенатскую площадь, намереваясь "восстановить честь" полка и отнять у восставших полковое знамя. Вскоре к императору подошли новые силы: гвардейские саперы, кавалергарды, остатки Преображенского, Финляндского, Семеновского и Павловского полков и, наконец, пешая гвардейская артиллерия под командой генерала Сухозанета. Стало известно о присоединении к восставшим двух батальонов гвардейских гренадер. Они были увлечены своими офицерами и явились со знаменем. Одному из этих батальонов под предводительством поручика Панова удалось проникнуть во двор Зимнего дворца, где солдаты кричали "Мы за Константина!". - "В таком случае вот ваша дорога", - холодно сказал им Николай. Полковник Стюрлер, командир гвардейских гренадер, гнавшийся за своими солдатами, был смертельно ранен выстрелом из пистолета, произведенным опять-таки Каховским. Отпадение других воинских частей было приостановлено офицерами, верными Николаю. На Сенатской площади собрались: часть Московского полка и гвардейских гренадер с двумя знаменами, флотские экипажи, множество одиночек и гражданских заговорщиков - всего от 3000 до 4000 человек, голодных, полузамерзших, переступавших с ноги на ногу, без начальника, который бы ими командовал, уже деморализованных бездеятельностью.
Великий князь Михаил сделал было попытку поговорить с моряками, и был момент, когда Кюхельбекер нацелился в него из своего пистолета; затем пытались заговорить с солдатами оба митрополита, петербургский и киевский, Серафим и Евгений, голоса которых были заглушены барабанной дробью; наконец, сделал попытку император, но был опять встречен выстрелами.
На Адмиралтействе пробило 3 часа, а для Петербурга в декабре это почти ночь. Вопреки советам свиты император высказывал явное нежелание открывать огонь. Сухозанет, который не мог добиться от императора этого приказа, попытался тоже заговорить с мятежниками. "Принес ли ты нам конституцию?" - было их ответом, и пуля срезала плюмаж его шляпы. Тогда раздались четыре пушечных выстрела. Мятежники обратились в беспорядочное бегство. Они бежали по улицам, по набережным, по замерзшей Неве. Три других пушечных выстрела и несколько кавалерийских атак очистили Сенатскую площадь. Николай вернулся в свой дворец победителем. В общем число убитых не достигало трехсот человек. [Убитых было гораздо больше. Но полиции было велено убрать поскорее трупы, и множество не только убитых, но и раненых было сброшено в проруби и полыньи Невы. - Прим. ред.]
Мятеж, вызванный офицерами, был бессознательным у солдат, которые искренно верили, что они сражаются за свою присягу. Этот мятеж был чисто военным: в нем не принимали участия ни высшие государственные учреждения, ни петербургское население, ни нация. http://krotov.info/history/19/55/laviss_16.htm
А деда Ульянова в самодержцы то за шо? Поглядел бы я на вас 25 в первый день :))) Стать руководителем хорошо организованной помойки при разваленной армии, дезорганизованном госуправлении и неграмотном и голодном населении рвались многие, но выдюжил один.
Я бы назвал его кризисным управляющим мирового масштаба. Для нашего государства он один дороже всего дома Романовых скопом. Нашим образованцам это признать -нож острый. Моськи всегда будут лаять на слонов.
Есть рыцари самодержавия (Николай 1, Ленин) и есть цари-тряпки (Николай 2, Горбачев).
День 26 декабря (14 декабря старого стиля) в Петербурге.
В петербургских полках внешне царило полнейшее спокойствие. Полиция, однако, указывала на многочисленные собрания офицеров. Доблестный Милорадович, военный губернатор города, отвечал на эти предостережения: "Оставьте этих шалунов в покое и не мешайте им читать друг другу их плохие стихи". Николай потерял еще десять дней на отправку писем Константину для объяснения ему нового положения, создавшегося из-за первой присяги; он упрашивал Константина приехать и ожидал ответа. 24 декабря Николай получил от командующего Южной армией Дибича очень подробные на этот раз сведения об организации тайных обществ, о проектах революции и цареубийства. В тот же день он получил письмо Константина с новым отречением. Константин к тому же отказывался покинуть Варшаву. Тем самым Николай сразу и бесповоротно оказался императором перед лицом готовой разразиться революции. Он тут же поручил Сперанскому составить манифест о восшествии на престол; манифест содержал в себе требование принесения новой присяги, назначенной на послезавтра, т. е. на понедельник 26 декабря. Николай писал Волконскому: "Послезавтра я буду императором всероссийским, или же я буду мертв". 25-го на заседании Государственного совета Николай зачитал манифест, а 26-го, в 8 часов утра, направился в приемный зал Зимнего дворца, где был собран генералитет и высшие гражданские чины. Николай изложил факты, прочел манифест и сказал: "Если мне суждено быть императором хотя бы только на один час, я сумею доказать, что достоин им быть".
Принесение присяги началось как в собрании высших государственных учреждений, так и в церквах. Император ожидал в Зимнем дворце донесений о том, что происходит в казармах. В большинстве гвардейских полков присяга была принесена без значительных инцидентов. Но в Московском полку офицеры-заговорщики удержали солдат от присяги, уверяя их, что настоящий император Константин заключен в тюрьму, так же как и великий князь Михаил. Они увлекли за собой половину полка с заряженными ружьями, с развернутым знаменем, зарубили бригадного генерала [Были тяжело ранены генералы Фредерикс и Шеншин и легко ранен полковник Хвощинский. - Прим. ред.] и заняли позицию на Сенатской площади, около памятника Петра Великого, недалеко от Зимнего дворца. К ним присоединились отдельные военные и кое-кто из народа. Толпа кричала "Да здравствует Константин!". В этот момент у Николая под рукой была лишь рота Финляндского полка, пришедшая на смену караула во дворце, и знамя этого полка первое склонилось перед новым императором. Подходы ко дворцу были заняты многочисленной, но мирной толпой, из которой раздавались отдельные выкрики "Да здравствует V Константин!". Толпа стояла, обнажив головы. Николай один приблизился к этой толпе, импонируя ей своим огромным ростом и стальным взглядом голубых глаз, и прочел манифест, вызвав этим бурю приветственных кликов. Затем он обнял стоявших вблизи и предложил всем разойтись по домам. Вскоре прибыл первый батальон преображенцев, затем Милорадович со многими генералами и офицерами. Милорадович, раскаиваясь в том, что почти не принял предосторожностей, направился к восставшему Московскому полку, стоявшему спиной к Сенату и окруженному кордоном стрелков. Он велел подать себе лошадь, пробился сквозь толпу и кордон стрелков, остановился в десяти шагах от полка и обратился к нему с речью. Внезапно раздался выстрел, и Милорадович упал на руки одного из своих адъютантов.
Reply
Великий князь Михаил, полковник Московского полка, бросился в казармы своего полка, где оставалась еще половина солдат, не решавшихся присоединиться к восставшим, но продолжавших верить в басню о заключении в тюрьму Константина и Михаила. Достаточно было солдатам увидеть Михаила, чтобы принести присягу. Михаил привел их на Сенатскую площадь, намереваясь "восстановить честь" полка и отнять у восставших полковое знамя. Вскоре к императору подошли новые силы: гвардейские саперы, кавалергарды, остатки Преображенского, Финляндского, Семеновского и Павловского полков и, наконец, пешая гвардейская артиллерия под командой генерала Сухозанета. Стало известно о присоединении к восставшим двух батальонов гвардейских гренадер. Они были увлечены своими офицерами и явились со знаменем. Одному из этих батальонов под предводительством поручика Панова удалось проникнуть во двор Зимнего дворца, где солдаты кричали "Мы за Константина!". - "В таком случае вот ваша дорога", - холодно сказал им Николай. Полковник Стюрлер, командир гвардейских гренадер, гнавшийся за своими солдатами, был смертельно ранен выстрелом из пистолета, произведенным опять-таки Каховским. Отпадение других воинских частей было приостановлено офицерами, верными Николаю. На Сенатской площади собрались: часть Московского полка и гвардейских гренадер с двумя знаменами, флотские экипажи, множество одиночек и гражданских заговорщиков - всего от 3000 до 4000 человек, голодных, полузамерзших, переступавших с ноги на ногу, без начальника, который бы ими командовал, уже деморализованных бездеятельностью.
Великий князь Михаил сделал было попытку поговорить с моряками, и был момент, когда Кюхельбекер нацелился в него из своего пистолета; затем пытались заговорить с солдатами оба митрополита, петербургский и киевский, Серафим и Евгений, голоса которых были заглушены барабанной дробью; наконец, сделал попытку император, но был опять встречен выстрелами.
Reply
Мятеж, вызванный офицерами, был бессознательным у солдат, которые искренно верили, что они сражаются за свою присягу. Этот мятеж был чисто военным: в нем не принимали участия ни высшие государственные учреждения, ни петербургское население, ни нация.
http://krotov.info/history/19/55/laviss_16.htm
Reply
Reply
Reply
Поглядел бы я на вас 25 в первый день :)))
Стать руководителем хорошо организованной помойки при разваленной армии, дезорганизованном госуправлении и неграмотном и голодном населении рвались многие, но выдюжил один.
Reply
так не зря называют основателем государства. таких в нашей истории раз-два и обчелся
Reply
Reply
Reply
Leave a comment