ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО ЦИЦЕРОНА. Сцена шестая
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Сенаторы на ступенях храма Согласия. Форум запружён кричащим, плачущим, пьющим, дерущимся и празднозевающим народом. Ясно, что крики «хлеба!» отнюдь не аберрация слуха.
Красс. Алё, вы, быдло опущенное, шо за разборы?
Стукач. Хозяин, вы бы помягче, Народ, он грубости не понимает, не любит, не терпит…
Цицерон. Это он один на один не терпит, а в массе… Тёзка, чего тебе бояться? Ты с кем угодно поделиться** можешь, кому угодно рот заткнуть… (Сенаторам) Приведите сюда кого-нибудь.
Третий. Я мигом.
Цицерон. Только трезвого!
Третий спускается к толпе, выволакивает из неё какого-то человека, поднимается с ним наверх. При ближайшем рассмотрении человек оказывается бородатым Мужиком в лаптях и тулупе. Он всё время вертит головой, как бы пытаясь заглянуть себе за спину.
Цицерон. Какой у нас народ колоритный!
Красс. Ша! Какие проблемы, братан?
Мужик. (замерев и втянув голову в плечи) Не местные мы, не разбираемся.
Цицерон. (Третьему, шёпотом) Ты кого привёл?
Третий. (тоже шёпотом) Вы же просили трезвого…
Красс. Так шо, братуха, нет проблем - нема базара? А шо тогда за буза?
Цицерон. Тёзка, он нездешний.
Мужик. Я пойду, что ли?
Цицерон. Иди, иди!
Цицерон разворачивает Мужика, толкает его в спину. Тот едва не падая бежит вниз, натыкаясь на идущего навстречу Цезаря.
Цезарь. (издалека, перекрывая рёв толпы) Этого ты хотел, Красс? Получай!
Красс. Шо такое? Это мне?
Цезарь. (приближаясь к Крассу) Всех опоил, да? Гуляй, плебеи, нам не жалко! Но похмелье наступит - тебя же первого сожрут, гад! Никуда ведь ты, скотина, не денешься!
Красс. Ты на кого, бля, хвост поднимаешь, сявка!
Цезарь. Да на тебя, на тебя, ублюдок!
Сенаторы. Объясните же наконец, что происходит!
Помпей. Таки да, о чём это гвалт?
Красс. (Стукачу) Брута сюда, тока быстро!
Стукач исчезает.
Цезарь. Все, все вы своё получите!
Цицерон. Гай Юлич, дорогой, чего они хотят?
Цезарь. Жрать они хотят. Весталок они хотят.
Цезарь указывает рукой на только-только разгорающийся в отдалении пожар.
Сенаторы. Храм Весты! Наша бесценная!
Цезарь обводит Сенаторов смачным кукишем.
Цезарь. Вот вам ваша бесценная! Она с Катилиной сбежала. Народ говорит: «Мы тоже хотим», - а весталки по углам прячутся, целок корчат. Вот их и выкуривают.
Сенаторы. Какое кощунство! Кто допустил? Как это можно! Почему, почему, почему?
Цезарь. Потому! Перепились все. Халява! И без закуски, да целый день - все до зелёных чёртиков. Вот этого благодарите. Ворюга! А теперь они жрать хотят. А весь хлеб у него!
Помпей. Марк Лициньевич, может быть, вы дадите им хлеба?
Цицерон. Тёзка, самое время поделиться. Тот самый случай…
Красс. С кем? С этим быдлом?
Помпей. (прячась за спину Цицерона) И как можно быстрее…
Народу, видно, надоела эта болтовня, он двигается на Сенаторов. Звуки, издаваемые при этом, ясно дают понять, что «хлеба!» может легко превратиться в «мяса!».
Народ. Жрать давай! Громи! Бей! На Палатин! Хлеба! Грабь награбленное! Хлеба! Не хотим больше зрелищ! Бей!
Цицерон. У нас людоедства давно не было?
Второй. Никогда не было.*
Цицерон. Сейчас будет. Все назад!
Сенаторы в панике бросаются обратно в Храм. И вот когда за последним уже готова захлопнуться дверь, с арбалета, висящего на стене, срывается стрела и медленно-медленно, с сознанием собственного достоинства пролетает над головами Сенаторов, вылетает на площадь и, как бы немного подумав, попадает в шляющегося без толку Гуся. Несчастная птица умирает без мучений. Искра сознания, пробежав по первым рядам бунтовщиков, воспламеняет всю толпу.
Народ. Еда! Пища! Гуси! Лови гусей! Гони гусей! Жарь священную птицу!
Народ бросается ловить праздношатающихся, но решительно ни в чём не виноватых тварей. Учуяв перемену в настроении Народа, Сенаторы робко выходят наружу.
Цицерон. Отцы, а не объявить ли нам гуся спасителем отечества?**
Сенаторы. Правильно! Отличная мысль! Памятник гусю! Памятник!
Первый. Закон надо принять. Всё по закону.
Цицерон. Конечно, куда же мы без закона. Но это завтра. А сейчас надо не дать угаснуть этому порыву. Тёзка, у тебя ведь есть ещё в закромах?
Красс. Не вопрос, всегда нацедим.
Цицерон. Вот и ладненько, пошли кого-нибудь. (громко, на всю площадь) Вина! Всем вина! Красс угощает! Слава Крассу!
Народ и Сенаторы. Навеки слава!
Всеобщее ликование продолжается. Прекрасен бардак в лучах предзакатного солнца! Сенаторы воссоединяются с Народом. Пьяные и радостные Весталки из последних сил и уже в шутку убегают от симпатичных и разудалых квиритов, на бегу срывая с себя одежду. Третий Сенатор, со взором горящим, в первых рядах догоняющих. Цицерон, как тамада, мелькает в толпе с огромной амфорой на плече, наливает всем подряд и говорит дурацкие тосты. Красс пьёт брудершафт с Помпеем. Цензор, не вынеся впечатлений, спит под рострами. Веселье поднимается и опускается волнами - в такт выносимым на площадь бочкам с вином.
Смеркается, и никто не замечает, как несколько человек во главе с Брутом окружают покинутого на ступенях храма Согласия Цезаря.
На Рим опускается большая, тяжёлая ночь.
Сенаторы на ступенях храма Согласия. Форум запружён кричащим, плачущим, пьющим, дерущимся и празднозевающим народом. Ясно, что крики «хлеба!» отнюдь не аберрация слуха.
Красс. Алё, вы, быдло опущенное, шо за разборы?
Стукач. Хозяин, вы бы помягче, Народ, он грубости не понимает, не любит, не терпит…
Цицерон. Это он один на один не терпит, а в массе… Тёзка, чего тебе бояться? Ты с кем угодно поделиться** можешь, кому угодно рот заткнуть… (Сенаторам) Приведите сюда кого-нибудь.
Третий. Я мигом.
Цицерон. Только трезвого!
Третий спускается к толпе, выволакивает из неё какого-то человека, поднимается с ним наверх. При ближайшем рассмотрении человек оказывается бородатым Мужиком в лаптях и тулупе. Он всё время вертит головой, как бы пытаясь заглянуть себе за спину.
Цицерон. Какой у нас народ колоритный!
Красс. Ша! Какие проблемы, братан?
Мужик. (замерев и втянув голову в плечи) Не местные мы, не разбираемся.
Цицерон. (Третьему, шёпотом) Ты кого привёл?
Третий. (тоже шёпотом) Вы же просили трезвого…
Красс. Так шо, братуха, нет проблем - нема базара? А шо тогда за буза?
Цицерон. Тёзка, он нездешний.
Мужик. Я пойду, что ли?
Цицерон. Иди, иди!
Цицерон разворачивает Мужика, толкает его в спину. Тот едва не падая бежит вниз, натыкаясь на идущего навстречу Цезаря.
Цезарь. (издалека, перекрывая рёв толпы) Этого ты хотел, Красс? Получай!
Красс. Шо такое? Это мне?
Цезарь. (приближаясь к Крассу) Всех опоил, да? Гуляй, плебеи, нам не жалко! Но похмелье наступит - тебя же первого сожрут, гад! Никуда ведь ты, скотина, не денешься!
Красс. Ты на кого, бля, хвост поднимаешь, сявка!
Цезарь. Да на тебя, на тебя, ублюдок!
Сенаторы. Объясните же наконец, что происходит!
Помпей. Таки да, о чём это гвалт?
Красс. (Стукачу) Брута сюда, тока быстро!
Стукач исчезает.
Цезарь. Все, все вы своё получите!
Цицерон. Гай Юлич, дорогой, чего они хотят?
Цезарь. Жрать они хотят. Весталок они хотят.
Цезарь указывает рукой на только-только разгорающийся в отдалении пожар.
Сенаторы. Храм Весты! Наша бесценная!
Цезарь обводит Сенаторов смачным кукишем.
Цезарь. Вот вам ваша бесценная! Она с Катилиной сбежала. Народ говорит: «Мы тоже хотим», - а весталки по углам прячутся, целок корчат. Вот их и выкуривают.
Сенаторы. Какое кощунство! Кто допустил? Как это можно! Почему, почему, почему?
Цезарь. Потому! Перепились все. Халява! И без закуски, да целый день - все до зелёных чёртиков. Вот этого благодарите. Ворюга! А теперь они жрать хотят. А весь хлеб у него!
Помпей. Марк Лициньевич, может быть, вы дадите им хлеба?
Цицерон. Тёзка, самое время поделиться. Тот самый случай…
Красс. С кем? С этим быдлом?
Помпей. (прячась за спину Цицерона) И как можно быстрее…
Народу, видно, надоела эта болтовня, он двигается на Сенаторов. Звуки, издаваемые при этом, ясно дают понять, что «хлеба!» может легко превратиться в «мяса!».
Народ. Жрать давай! Громи! Бей! На Палатин! Хлеба! Грабь награбленное! Хлеба! Не хотим больше зрелищ! Бей!
Цицерон. У нас людоедства давно не было?
Второй. Никогда не было.*
Цицерон. Сейчас будет. Все назад!
Сенаторы в панике бросаются обратно в Храм. И вот когда за последним уже готова захлопнуться дверь, с арбалета, висящего на стене, срывается стрела и медленно-медленно, с сознанием собственного достоинства пролетает над головами Сенаторов, вылетает на площадь и, как бы немного подумав, попадает в шляющегося без толку Гуся. Несчастная птица умирает без мучений. Искра сознания, пробежав по первым рядам бунтовщиков, воспламеняет всю толпу.
Народ. Еда! Пища! Гуси! Лови гусей! Гони гусей! Жарь священную птицу!
Народ бросается ловить праздношатающихся, но решительно ни в чём не виноватых тварей. Учуяв перемену в настроении Народа, Сенаторы робко выходят наружу.
Цицерон. Отцы, а не объявить ли нам гуся спасителем отечества?**
Сенаторы. Правильно! Отличная мысль! Памятник гусю! Памятник!
Первый. Закон надо принять. Всё по закону.
Цицерон. Конечно, куда же мы без закона. Но это завтра. А сейчас надо не дать угаснуть этому порыву. Тёзка, у тебя ведь есть ещё в закромах?
Красс. Не вопрос, всегда нацедим.
Цицерон. Вот и ладненько, пошли кого-нибудь. (громко, на всю площадь) Вина! Всем вина! Красс угощает! Слава Крассу!
Народ и Сенаторы. Навеки слава!
Всеобщее ликование продолжается. Прекрасен бардак в лучах предзакатного солнца! Сенаторы воссоединяются с Народом. Пьяные и радостные Весталки из последних сил и уже в шутку убегают от симпатичных и разудалых квиритов, на бегу срывая с себя одежду. Третий Сенатор, со взором горящим, в первых рядах догоняющих. Цицерон, как тамада, мелькает в толпе с огромной амфорой на плече, наливает всем подряд и говорит дурацкие тосты. Красс пьёт брудершафт с Помпеем. Цензор, не вынеся впечатлений, спит под рострами. Веселье поднимается и опускается волнами - в такт выносимым на площадь бочкам с вином.
Смеркается, и никто не замечает, как несколько человек во главе с Брутом окружают покинутого на ступенях храма Согласия Цезаря.
На Рим опускается большая, тяжёлая ночь.