Я БЫЛ ОДНИМ ИЗ 23-Х ЗАДЕРЖАННЫХ, или ОБЛАВЫ В ГОРОДАХ БЕЛАРУСИ ЧЕРЕЗ 67 ЛЕТ ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ВОЙНЫ
Мы снова остались одни, нашей тесной и уже вполне дружной компанией. Помолчали. Всего-то около двенадцати. Я подсчитал, что в неволе мы находимся 16 с половиной часов, минус пару с небольшим часов, что удалось поспать, итого 14, а кажется, уже дня два как минимум, а то и чуть больше.
Да, всё в мире относительно, повело меня на философию. «Три волоса на голове - это мало, а три волоса в тарелке супа - это много». Ну вот и договорился, философ! Спиноза! Суп! Супчик! Обед! Опять вот теперь жрать захотелось! Слишком уж мало было утром той пшённой кашки!
Внезапно в коридоре послышался шум множества шагов и гулкие голоса. Что там, интересно, такое? Опять хапун? Дневной? А почему бы и нет? С этих идиотов станется! Может, пол-города уже вышло на улицы с протестами против вчерашнего массового ареста своих сограждан? Мол, «Свободу арестованным землякам!». И может, во всём городе идут уличные бои?!
Представил баррикады поперёк Минской, ну например от «Горизонта» до Дома Связи, фандоковских работяг с оглоблями и булыжниками против ментовских дубинок и автоматов, и заходящие к ним в тыл танки со стороны площади, по Пушкинской… Расхохотался.
-Ты чего? - спросил Николай.
-Так, анекдот вспомнил.
-Ну так поделись с товарищем, - сказал он. Рассказал ему что-то «бородатое», столетней давности, про Штирлица. Посмеялись.
-Интересно, а что за толпа прошла в коридоре? - спросил я.
--Да чёрт их знает, я здесь первый раз, - ответил он. Только вечером мы узнали, что это повели на отправку в суд первую часть наших задержанных вчера товарищей из других камер.
Суд происходил на Пушкина. Дали всем стандартно, по пять минималок. Судья - Черепухо, женщина. А время шло. Не сиделось и не лежалось. Походил туда-сюда. Наконец присел и тут же открылась кормушка, из которой донеслось:
-Обед!
А кто был против? Никто. Все только за! Повторилась утренняя история: пять первых, пять вторых и пять кружек с налитым до половины киселём. На сей раз, несмотря на голод, меню восторга абсолютно не вызвало. Даже наоборот.
Суп - серая безвкусная мутная жижа, в которой плавали несколько разваренных до неприличных размеров макаронин-рожков и больше ничего, на второе - жидкая и тоже безвкусная перловка с небольшой котлетинкой из хлеба, и к тому же недожаренной, так, просто приплюснутый и подогретый хлебный мякиш.
В общем, поганый репертуарчик. Суп никто не доел даже до половины. А второе худо-бедно проглотили. И кисель был откровенно несладкий. В общем, прошел год, а в столовую «Славянки» никто из нас, бывших сидельцев, так с благодарностью и не пошёл.
Кстати, Сергей опять отказался от обеда, хоть мы его и пытались уговорить поесть. Я даже сказал ему:
-Эх, какая пиар-акция пропала! Знай я ещё вчера на Гоголя, что ты тут ни крошки в рот не возьмёшь, уговорил бы тебя прямо там, в мусарне, объявить политическую голодовку, а через окно сортира на первом этаже сообщили бы эту новость малолеткиной подружке на волю, а она передала бы ребятам из «Белсата», и твоё имя уже сутки гуляло бы на всех телеканалах Европы и на всех «наших» сайтах.
Он ответил:
-Вот выйдем на волю, залечу зуб и ты мне проставишь любые два вторых в любом кабаке. Идёт?
-Идёт! - радостно согласился я, -главное, выйти отсюда побыстрее, а то мне тут уже начинает надоедать.
( От автора. «А, так вот про какие две каши ты говорил с ним по мобильнику?», спросил я. «Ну да», ответил Павел, «виделись несколько раз на воле, но вот с этими кашами всё как-то не получается. Может, по пивасику?», спросил он. «Конечно. И к пивасику тоже», ответил я. Не сговариваясь посмотрели на «нашу» блондинку.Она курила с очень сосредоточенным видом. Пепельница перед ней была полна окурков. «Расстроили девушку», шепнул я ему. «Ничего, судя по её прикиду и побрякушкам, она в полном шоколаде», также шёпотом ответил он. Обновили содержимое стола и Павел продолжил своё повествование.)
После такого «обеда» наступило какая-то апатия и усталость. Молча разошлись по своим нарам и легли. Легли конкретно с цель уснуть, отключиться, настолько вся эта атмосфера, все эти стены наводили дикую тоску и вгоняли в ступор.
И время, казалось, тоже пошло быстрее. Видимо, началась адаптация организма к конкретным «предлагаемым» обстоятельствам. А может, солнце заметно сместилось в сторону, и стало чувствоваться приближение вечера.
А как суд? А чёрт его знает! Теперь через пару-тройку часов можно считать, что календарные сутки мы уже отсидели. А может, и не будет суда вообще? Будет как в приснопамятные времена. Откроется дверь, войдёт Директор или даже простой офицер, и объявит, что вы приговорены к тому-то и тому-то. Ну и выйдем суток через 14. Или 9, в лучшем случае.
А может, раскрутят «крупное дело», и суд будет только через полгода, а дадут всем по паре-тройке-пятёрке лет? В стране, где все подобные дела, как и вообще всё остальное, зависит от настроения одного психически неуравновешенного человека или даже оттого, с какой ноги он сегодня утром встал, возможно абсолютно всё. Возможно даже то, и такое, что, казалось бы, невозможно в принципе.
Так я лежал и размышлял в гордом одиночестве, сокамерники к тому же тоже затихли и я посчитал, что они уснули, а коль так, то нефига их будить. Уважение чужих прав в тюрьме приходит как-то само по себе, быстро и незаметно. Так же незаметно уснул и я. И, как оказалось, очень крепко. Сказалась практически бессонная ночь, да и нервы всё-таки не железные.
Тем более неожиданным стало пробуждение. Сокамерники уже стояли со сложенными матрацами и простынями, а меня только сейчас разбудил громкий голос, почти крик, коридорного, обращённый ко мне. Видимо, мои товарищи также уважали мои права, и до последнего старались не прерывать сон спящего человека.
Собрал постель и я. Выходил из «хаты», ставшей нашим пристанищем в течении этих суток, последним. В дверях оглянулся на память. Подумал: «Большая… вроде ничего… по телевизору и хуже показывают… если что, то снова бы сюда… Ну,пока!!!».
Занесли постели в кладовку. А в противоположном конце коридора, там, где лестница, уже стояли человек 10 и громко, свободно, весело переговаривались. Это были наши, с площади, из других камер. Подошли, поздоровались как с самыми близкими и родными людьми, даже приобнялись.
Из кабинета, что был напротив лестницы, вышел весёлый прапорщик, очень похожий на известного российского спортивного комментатора Дмитрия Губерниева, только постарше, и объявил, что сейчас он будет называть фамилии, а мы будем заходить к нему в кабинет и получать наши вещи, отобранные вчера на Гоголя.
Я попал туда быстро, вторым или третьим. Забрал своё барахло. Особенно обрадовался собственной зажигалке. Но прапорщик настойчиво и даже назойливо требовал, чтобы я проверил всё-всё-всё. Брелок, ремень, часы, шнурки, мобильник, ключи… всё вроде в наличии.
Заметив моё удивление такой настойчивостью, он поведал мне, что год назад так же вот пропал какой-то копеечный брелок от связки ключей:
-Так я всю нашу свободную смену погнал по магазинам и киоскам найти и купить точно такой же! - гордо закончил он.
Я вышел в коридор, пристроился в уголочке у окна в торце коридора, оглянулся и начал операцию по извлечению сим-карты из носка. Это было не опасно и не сложно.
Контроля уже никакого не было и возникло ощущение, что вот сейчас распихаем барахло по карманам, подпояшем спадающие штаны ремнями, помашем друг другу ручкой, откроем двери и пойдём домой. Или на пиво. А почему бы и нет?
Пальцы автоматически впихивали многострадальную симку на её законное место в моём «LG». Включил телефон. Пока он грузился, поднял голову и встретился глазами с каким-то знакомым лицом. Вроде вчерашний малолетка.
Точно, он! Но глаза… это были уже другие глаза. Глаза не дитёнка, а вполне взрослого человека. Умные, грустные и серьёзные. Я даже немного расстроился такой перемене. Подумал: «Вот псы! Украли у ребёнка последний остаток детства».
Я подмигнул ему. Он уголками губ чуть обозначил улыбку. Я немного приподнял одну, правую руку с пальцами в виде «V», «Виктори», Победа. Он неожиданно расправил плечи, радостно и широко улыбнулся, высоко поднял обе руки, и в каждой была своя «V»!
У меня на пару секунд обжало горло. Не ожидал я всего этого, ни от него, не от себя. И тут же подумалось: « Ну, эти псы теперь поимеют на свою задницу новый геморрой! Сами нарвались. Как говорится, «Не буди лихо, пока оно тихо!».
Тут заверещал мой мобильник. Пошли извещения о пропущенных звонках. Было их много, больше 30. Но половина принадлежала ей, моей Мариночке. Было и три звонка от дочери, из России, с Урала. Странно. Обычно звонит на домашний. Да и звонила недавно, дня три назад. Что там такое? Муж приличный, полковник МЧС….
Мои мысли прервал громкий голос весёлого прапорщика. Видимо, в отсутствии Директора гостиницы всем тут рулил он.
-Ну что, все всё получили? Слушайте сюда. Сейчас поедете в суд, а потом с кем-то из вас, может, опять увидимся. Не бойтесь, у нас здесь хорошо, тихо, уютно, спокойно. Никто не обидит. Отдохнёте, отоспитесь. А вообще, на будущее, парни, запомните, что я вам скажу. Ну её на х .. .., эту политику. Выйдите отсюда, берите ящик…. э-э-э-э-э-э-э, нет, два! Два ящика водки, тёлок, ну, девок значит, и…. на рыбалку!!! На природу!!! На хрен вам эта политика? Пейте, гуляйте, баб трахайте! Рыбалка! Это же…., это же….!! А вы хернёй какой-то занимаетесь! Поняли??
-Поняли, -- нестройно и вразнобой, для вежливости, отозвались несколько голосов. А нам, кто постарше, было очевидно, что весёлый прапорщик сам неукоснительно следует всем своим заповедям, и особенно в части «ящик…. э-э-э-э-э-э, нет, два! Два ящика».
Спустились по лестнице вниз, вышли на улицу. Там уже стоял тот же воронок с маленькими пенальчиками, и несколько человек в форме, в основном сержанты. Они с нескрываемым любопытством уставились на нас. Видно, что для провинциального Бобруйска мы, «группа заговорщиков против государства», были явлением очень необычным и экзотическим.
Все дружно закурили. Сержанты вполне миролюбиво вступали с нами в разговоры. Уверен, что через пять минут они уже были вполне убеждены, что эти ребята и мужики из «отмороженных» вполне нормальные люди, без рогов и копыт. Хотя, конечно, и со своими тараканами.
Покурили. Стали усаживаться в автозак. Сели, как вчера, т.е. у каждого был свой пенальчик, который к тому же был заботливо заперт на замок. Поехали. Куда едем, конечно же, не видно. Ясно, что вроде в суд. А в какой? На Пушкина или на Октябрьскую?
А может, по их законам и процедурам, ещё куда-нибудь надо заехать по пути? Чёрт! Дикость какая-то! Не видно ни фига, везут, как баранов! Но, наконец, встали.
Видимо, приехали. Радость оказалась преждевременной. Для нас ничего не изменилось. Стоим. Всё также запертые двери. Я не страдаю клаустрофобией, но ощущать, что в считанных сантиметрах вокруг твоей головы, со всех четырех сторон, серое железо, как-то чисто по человечески унизительно. Да и сидеть можно только в одном положении, практически не шевелясь.
Наконец, примерно минут через 20 открылись большие входные двери в нашу кибитку. Сразу стало легче дышать. Зашли два молодых прапорщика, присели там на какое-то сидение и завели разговоры на бытовые темы, о своём житье-бытье.
Я в тот момент мечтал о более прозаичных вещах, всего-то навсего вытянуть ноги, размять спину, помахать руками. Разговор у прапорщиков незаметно перешёл на кулинарную тему, в смысле, на закуску. А это, как ни крути, моё хобби, хоть и бывшее.
В течении ближайших пяти минут я подал им из своего пенала несколько дельных советов и консультаций. И когда я стал равноправным партнёром в нашей общей беседе, я попросил открыть дверку моего пенала, чтобы я мог им на пальцах показать процесс нарезки и отжимки листьев тэкилы.
«Ах да, конечно, конечно, извините пожалуйста», сказал прапорщик и тут же легко отомкнул дверцу моего вертикального гроба.
«Эх, надо было раньше попросить их об этом», подумал я. И совесть моя при этом ни капельки не протестовала, хотя и имела на это право. Ведь вся та ахинея насчет обработки тэкилового листа и все сложные манипуляции с собственными пальцами были моей полной фантазией, импровизацией «от фонаря», лишь для того, чтобы подышать свежим воздухом.
Наконец из невзрачных дверей служебного входа в суд, которые оказались строго напротив дверей воронка, вышел ещё один прапорщик, постарше. С бумагами в руках он подошёл вплотную к машине, назвал какую-то фамилию. Вежливый прапорщик громко повторил её внутри автозака. Из какого-то пенала раздался голос:
-Я!
-Вылезай, пошли, - скомандовал провожатый и повёл первого из нас в здание суда. Во всех пеналах началось обсуждение случившегося. В основном была молодёжь, поэтому чаще всего раздавались шутки, подколки, смех. Молодёжь не боится ничего, даже предстоящей какой-никакой, а всё-таки расправы.
А наш разговор с вежливым прапорщиком стал смещаться в сторону политики. Разумеется, разность в нашем положении накладывала свой отпечаток на уровень наших же откровений, но постепенно мы и тут нашли общий язык.
Видно было, что парень он неглупый и думающий. Причём в правильном направлении. Интеллигентен. Воспитан. Постоянно: «Извините, пожалуйста, позвольте» и т.д. Прекрасный словарный запас. Очень грамотная, развитая речь. Я искренне удивлялся, кто он такой, как он попал в эту систему?!
А приходящий из суда другой прапорщик каждые 15-20 минут забирал из воронка очередную «жертву». Белорусский судебный конвейер лета 2011 года работал без заминок.
И только через несколько дней я узнал, что такие значительные задержки со временем начало судов возникли потому, что якобы не находились судьи, которые вот так, ни за что, ни про что согласились бы назначать наказание мирно гуляющим землякам в угоду местным и столичным заигравшимся в собственные величие и значимость политиканам-идеолухам. Уж не знаю, правда это или только чья-то версия.
А время шло. Нас в воронке становилось всё меньше. К тому же мы совершенно не знали, какие выносятся приговоры. И как ни странно, нас это и не очень волновало. Какие-то невидимые нити и флюиды связали нас, участников этого постыдного для властей спектакля крепко-накрепко. Отныне мы все как бы «Братья по площади», «Братство 23-х». Пусть всё идёт, как идёт, и пусть будет, что будет.
Ну ведь не расстреляют же? А тут и новая беда--закончилось курево. Причём сразу у всех. Очередному уводимому на суд кто-то из друзей сказал:
-Если не посадят, закинь сюда пачку сигарет.
-Не вопрос! -ответил тот. Наш прапорщик демонстративно не смотрел в их сторону. Осталось 4 человека. А у нас с прапорщиком возникла очень интересная тема в дебатах.