ЗА ФЕДЕРАЛИЗМ
Думаю один из самых важных для меня текстов за последнее время.
Очерки истории федерализма. Федерализм и Великая Французская революция.
Введение.
Эта статья открывает серию исторических очерков, посвященных теории и практике федерализма. Потребность в освещении этих сюжетов связана с тем, что на сегодня федерализм, который претендует на второе (после национализма) крупное течение украинской политической жизни, не может похвалиться не только систематическим изложением видения будущего нашей страны, но и наличием целостной исторической и философской традиции. Такая традиция является неотъемлемой чертой любой успешной политической идеологии, выступая для нее своеобразным ценностным ориентиром и источником для выработки конкретных политических решений. Иными словами, историческая и интеллектуальная традиция - это фундамент, или скорее корневая система любого политического движения. Думаю, что не рискую ошибиться, если скажу, что истоки всякой современной идеологии, и федерализм здесь не является исключением, восходят к временам Великой Французской революции. Именно рождению федерализма в эпоху грандиозного катаклизма 1789 - 1795 гг. будет посвящен первый очерк.
ВФР: современный взгляд
Наилучшее объяснение факту генетической связи политических течений нового времени с Великой Французской революцией дает один из наиболее авторитетных современных историков и социологов американец Эммануил Валлерстайн. По его мнению «потребность в сознательной формулировке идеологии появляется только тогда, когда верят, что изменение нормально и поэтому полезно сформулировать сознательные среднесрочные политические цели», а подлинное историческое значение ВФР заключается в том, что именно она сделала нормой в глазах общественного мнения изменение, как таковое. Как пишет Валлерстайн, «это широко распространенное признание и принятие нормальности изменения представляло фундаментальную культурную трансформацию капиталистической мир-экономики». С этого момента все политические дискуссии сводятся к тому, как и в каких сферах должны протекать основные изменения - быстро или медленно, в экономике или идеологии, по инициативе сверху или снизу. Каждая из идеологий дает на подобные вопросы собственные варианты ответов.
Для нас, вольно или невольно воспринимающих мировую историю в категориях советского «догматического» марксизма, представление Валлерстайна (которого, между прочим, тоже считают левым) о последствиях, а значит, о причинах и движущих силах революции смотрятся довольно непривычно.
Между тем, еще с 60-х годов прошлого века господствующее ранее представление о Французской революции как «буржуазной» и «антифеодальной» подвергнуты коренному пересмотру. Многие исследователи отмечают, что сама по себе Революция не внесла принципиальных перемен в социально-экономическую жизнь Франции, где и до нее активно развивались капиталистические, рыночные отношения. Напротив, следующий принципиально новый этап в развитии западного общества и его экономического базиса - «промышленная революция» - протекал без всяких серьезных потрясений в политической сфере. Настоящий переворот имел место в том, что марксисты именовали «надстройкой», т.е. в идеологической и политической сферах, а также в культуре повседневности. Здесь также уместно обратить внимание на мнение консервативного французского историка Огюста Кошена, который еще в начале ХХ в. утверждал, что революция стала победой «республики философов» эпохи Просвещения, или, как говорил сам Кошен, «малого народа».
Национальный Конвент: Жиронда VS Гора
Если мы под этим углом зрения посмотрим на борьбу между Жирондистами и Монтаньярами - двумя основными политическим группировками революционного Конвента, то суть этого противостояния станет нам более понятна. В советской историографии принято считать, что Жиронда была партией крупной буржуазии и именно в этом усматривать природу их противоречий с якобинцами или монтаньярами.
Однако на самом деле с этим трудно согласиться. Анализ социального происхождения лидеров обоих противоборствующих партий показывает их поразительное сходство. Более того, на начальном этапе революции именно жирондисты выступали как наиболее радикальная сила. Именно они сыграли ключевую роль в ликвидации монархии и установлении республики. Жирондисты стали инициатором наступательной войны, которую революционная Франция вела с силами монархии практически по всей Европе. Им принадлежит инициатива по отделению церкви от государства, отмене рабства во французских колониях, преследованию политических эмигрантов.
Место Жиронды в политическом пространстве традиционно определяет формула: «левая Национального собрания, правая Конвента». Как известно первоначально «правые» и «левые» получили свое название от размещения депутатов противоположных взглядов в первых представительских органах революционной Франции. В избранном в 1792-м году Конвенте зал заседаний имел форму амфитеатра, в котором депутаты оппозиционные к жирондистам (самой влиятельной фракции) заняли задние, т.е. верхние ряды, от чего и получили свое наименование «монтаньяры», т.е. «горцы». Как правило, для описания периода работы революционного Конвента термины «мантаньяры» и «якобинцы» воспринимаются как синонимичные.
Философские предпосылки политической борьбы: Монтескье VS Руссо
Промежуточным этапом борьбы жирондистов и монтаньяров стало принятие конвентом осенью 1792-го года декрета о смертной казни для всякого, кто будет стремиться установить во Франции монархическую или федеративную форму правления.
В итоге декрет не помог и взаимные опасения, которые обе стороны яростно опровергали, в итоге оправдались - уцелевшие жирондисты подняли мятеж регионов против столицы, монтаньяры установили диктатуру, которая, после победы Робеспьера уже во внутрифракционной борьбе, носила выраженный авторитарный характер. Именно в понимании этого феномена лежит ключ к выяснению подлинной природы борьбы Горы и Жиронды.
Можно сказать, что жирондисты были наиболее последовательными сторонниками республиканского строя. Здесь нужно сделать одну важную оговорку. В век Просвещения идея о том, что в принципе идеальной формой правления является республика, имела самое широкое признание. С одной, но весьма важной, оговоркой. Согласно учению Монтескье, форма правления напрямую детерминирована размерами государства: республика считалась возможной только для небольших государств, для государств среднего размера предпочтительной была монархия, а для больших государств - деспотия. Эта концепция, с одной стороны, апеллировала к священному для эпохи Просвещения опыту античности, а с другой стороны явно описывала современные политические реалии того времени. Так, демократический строй существовал в античных полисах, а в XVIII веке в таких небольших образованиях как итальянские коммуны (Венеция, Генуя и т.п.), швейцарские кантоны, и, что особенно важно, североамериканские штаты (т.е. государства) добившиеся независимости от Британии незадолго до ВФР. Древняя Персидская деспотия, вечный противник греков, ассоциировалась в XVIII веке с Османской империей и Россией.
Таким образом, в самой же идеологии Просвещения присутствовало фундаментальное представление о том, что Франция слишком велика для республики, а значит, у общества были все основания полагать, что республиканцы хотят расчленить страну, сделав ее более пригодной для реализации своих идей. Отсюда обвинения монтаньяров в том, что жирондисты хотят «американизировать Францию», т.е. превратить ее в конфедерацию автономных политических образований, каковую представляли из себя США после обретения независимости. Однако это обвинение вряд ли можно считать в полной мере обоснованным - как и все прочие французские революционеры, жирондисты были сторонниками унитарного государства, единства и неделимости нации, как республиканского суверена.
Вообще, именно Монтескье оказал существенное влияние на политические взгляды жирондистов. В этом контексте обычно ссылаются на другой ключевой элемент его учения - теорию разделения властей, принципы которой жирондисты использовали при создании своей версии проекта конституции Французской республики (о чем подробнее ниже). Но из песни слов не выкинешь, и идеи Монтескье о зависимости формы правления от размера государства, вылившиеся в принципы федерализма, также имели влияние на жирондистов.
Теперь посмотрим, какие основания имели под собой обвинения в адрес монтаньяров. Если жирондисты, несомненно, почерпнули многое из идей Монтескье, то для монтаньяров первостепенное значение имело философское наследие Руссо. В первую очередь, его учение о народном суверенитете. Можно сказать, что именно эта доктрина, наложившись на традиционный французский менталитет, сформированный «Старым режимом», в результате нашла свою реализацию в форме якобинской диктатуры. Дело в том, что эта диктатура носит в себе черты тоталитаризма, т.е. такой политической модели, когда государство имеет всеобщий, тотальный характер и полностью подчиняет себе общество, апеллируя непосредственно к индивиду. Однако в результате такой апелляции, лишившись общественной «скорлупы», индивид оказывается беспомощным перед государственной машиной, что и развязывает руки массовому террору.
Как известно, идея о том, что как суверен, т.е. источник неделимой верховной власти, народ равен монарху была впервые сформулирована еще в XVI веке французским юристом Жаном Боденом, а затем уже в XVIII веке была развита Руссо. В этой логике народный суверенитет приобретал форму общей воли единой нации, аналогичной прежней монархической власти короля и не предусматривал отдельной самостоятельной воли каждого гражданина. На практике же и общество и индивид оказывались полностью подчиненными якобинскому государству. Здесь снова уместно процитировать Валлерстайна: «Якобинцы утверждают, что государство должно увеличивать свою силу, отказываясь признавать право и легитимность любой группы, встающей между государством и его гражданами. Все права индивиду и никаких - группам».
Все эти философские, идеологические противоречия двух наиболее влиятельных (но, между прочим, отнюдь не наиболее многочисленных) фракций Конвента четко отразились в ходе полемики вокруг новой конституции, ради выработки и утверждения которой собственно и был созван Конвент.
Конституция 1793-го года: «национализм» VS «федерализм»
Накануне революции во французском обществе утвердилось мнение о том, что королевская власть по своей сути является узурпатором. При этом, исходя из философии Монтескье, были ущемлены права сословий и корпораций, а по мнению Ж.Ж.Руссо - права всего народа. Именно из этого философского противоречия и берет свое начало политическое противостояние Горы и Жиронды.
Один из лидеров якобинцев, Сен Жюст, реализуя учение Руссо о неделимости народного суверенитета, предлагал видеть в органах исполнительной власти, в т.ч. и на местах, лишь представителей, власть которых делегирована им всенародно избранным парламентом. Законодательный орган предлагалось избирать путем голосования за общенациональные списки. При этом сам этот орган мыслился как нечто абсолютно монолитное, под стать монолитности самого народа-суверена, единого и неделимого. В этом контексте показательно высказывание Робеспьера о лидерах жирондистов: «поскольку любая партия является угрозой общественному делу, ее надо придушить». Сравните с Руссо: «Там нет общей воли, где отдельная партия так велика, что берёт верх над другими». Ключевой категорией в этой системе выступает нация как субъект, носитель власти, нераздельный суверен, волю которого выражает парламент, который и делегирует определенные полномочия сверху вниз всем уровням государственного механизма. Именно эта доктрина лежит в основе идеологии национализма.
Согласно проекту конституции, разработанному одним из лидеров жирондистов маркизом де Кондорсе, предлагались прямые всеобщие выборы министров правительства, а в законодательном собрании должны были заседать представители, выбранные по департаментам. Формула, которая описывает жирондистскую модель: «издает законы федеративное представительство, а исполняет их совет представителей». Здесь стоит сделать оговорку, что сам Кондорсе в своем проекте на словах отрицал обе крайне непопулярные у всех французских революционеров идеи (и разделения властей, и федерализма), которые противостояли их идеалу народного суверенитета. Однако, если мы отбросим предубеждения той эпохи и внимательно посмотрим на описанную выше систему политического устройства Франции, и сравним ее с предложениями Сен Жуста, то интеллектуальное влияние Монтескье на взгляды жирондистов станет более очевидным. Между прочим, после того, как Кондорсе публично подверг критике проект конституции, принятый в итоге Конвентом, он был обвинен в заговоре «против единства и нераздельности» Французской республики и, в конце концов, умер в тюрьме.
Различия между двумя описанными позициями не в степени демократичности или «буржуазности», а в принципиально разной идеологии формирования власти. В конституции 1793-го года (принятой уже после падения жирондистов и так никогда и не реализованной на практике) прямое голосование предназначалось только для выборов в Законодательное собрание и для низшего звена местной администрации, наделенного лишь определенными функциями управления и не претендующими на то, чтобы представлять часть суверена, а для формирования исполнительной власти и местных администраций закреплялись косвенные выборы в несколько ступеней.
Таким образом, «федерализм» Монтескье и Кондорсе изначально был противопоставлен реализованному в итоге на практике «национализму» Руссо и Сен Жуста.
Жирондистская реакция
Как уже говорилось, ключевые предпосылки, которые привели к тому, что для определенного этапа ВФР слова «жирондист» и «федералист» стали синонимами при том, что сами вожди Жиронды яростно опровергали подобное отождествление, лежат в двух плоскостях - политической и идеологической. Идеологическая была подробно рассмотрена нами выше, теперь поговорим о политике.
Так называемый «Федералистский мятеж» стал непосредственной реакцией на парижское восстание 31-го мая - 2 июня 1793-го года, которое стало кульминацией борьбы между революционными фракциями Горы и Жиронды. Парижская толпа, подстрекаемая вождями якобинцев, силой свергла жирондистское правительство и передала власть Робеспьеру и его соратникам, что в результате привело к установлению Якобинской диктатуры.
Здесь отдельно стоит сказать несколько слов относительно термина «реакция». Еще по старой, советской памяти, стоит только произнести это слово, как эхом откликается определение «темные силы». Так и говорят: «темные силы реакции». Между тем прямое значение этого слова - «ответное действие» - вполне точно определяет его сущность без дополнительной оценочной нагрузки.
Лозунг федералистов - «сокращение Парижа» - был также сформулирован абсолютно в логике демократических мотивов революции. Речь шла о том, что особая роль столицы определялась местоположением здесь Короля. После свержения монархии, по логике федералистов, Париж ничем не отличался от любого из 83-х французских департаментов, образованных после революции взамен старых, исторически сложившихся провинций. Идея была в том, что особый статус достался столице исключительно в наследство от свергнутого «Старого режима», поскольку город был центром феодального королевского домена вокруг которого французские монархи и проводили «собирание земель».
Но Парижская коммуна, и в первую очередь ее плебейская часть, сыграв ключевую роль в свержении монархии, оставила за столицей особую роль «колыбели революции». В результате столичная толпа вошла во вкус и закрепила за собой решающее право определять дальнейшую судьбу государства. Такое положение вещей делало очень эффективной популистскую политику, которую олицетворяли собой якобинцы-монтаньяры.
Мотивация «реакционного выступления» жирондистов была сугубо демократической, поскольку французская республика действительно нуждалась в защите от охлократии парижской улицы, прямым следствием которой стала якобинская диктатура. Либеральным крылом революционеров действия Парижской коммуны воспринимались как узурпация прав всей французской нации со стороны отдельной группы граждан. Таким образом, «федералисткий мятеж» стал реакцией на такую узурпации и попыткой ликвидировать ее причину - столичный статус Парижа как наследие ненавистного революционерам «Старого режима».
Мятеж
Нужно сказать, что сам «мятеж» не представлял собой однородного движения, и участие в нем различных регионов разнилось от прямых вооруженных столкновений с силами Конвента, до петиций с требованиями к восстановлению справедливости и порядка. По словам федералистов, с осуждением силового отстранения жирондистов от власти высказались 69 департаментов, по подсчетам историков их количество ровнялось 45. Основными районами федералисткого мятежа стали департаменты атлантического и средиземноморского побережья. Это были регионы с развитой экономикой, локомотивами которой были такие центры производства и внешней торговли как Нант, Бордо, Марсель, Лион, Монпелье, Ним, Гренобль. В сельской местности федералистов поддерживали регионы с развитым товарным производством. В крупных городах восточной Франции распространению федералистских настроений препятствовали расквартированные на восточной границе основные силы революционной армии.
После первой волны мятежа, когда с одной стороны стало ясно, что обновленный Конвент не порождает «анархии» и не представляет угрозу для частной собственности, а с другой для многих регионов актуальнее была опасность иностранного вторжения или действий роялистов, количество нелояльных Парижу департаментов сократилось. Двумя основными «федералистскими» регионами стал Юг с центром в Лионе и северо-запад с центром в Канне. Оба эти региона были готовы к вооруженной борьбе, отряды «северян» даже подошли к Парижу на расстояние нескольких десятков километров, но были разгромлены. Самой успешной силовой акцией «федералистов» принято считать убийство Шарлоттой Корде одного из якобинских вождей Марата. После ряда военных неудач на фоне параллельно возрастающего сопротивления роялистов и натиска внешних врагов федералистский мятеж постепенно начал сходить на нет. Даже в таких обстоятельствах жирондисты не были готовы ставить под угрозу само существование республики и идти на союз с роялистами и интервентами. В дальнейшем обвинение в «федерализме» было достаточно распространенно в революционном трибунале, многие реальные участники мятежа, а также те, кто был просто обвинен в федерализме, были казнены. Что касается «усмирения» городов, которые стали ключевыми центрами мятежа, то чтобы избежать описания ужасов сопровождавших этот процесс, достаточно сказать, что они шокировали даже Робеспьера.
На несколько месяцев раньше, чем выступление жирондистов, на Западе Франции зародилось куда более опасное для революции вооруженное движение, вошедшее в историю по названию центра мятежников - департамента Вандея. Вообще тема Вандеи - это излюбленный сюжет всех настоящих правых и консерваторов. Судите сами - армия религиозно настроенных крестьян во главе с собственными сеньорами с оружием в руках выступает за реставрацию монархии, в то время как большинство представителей высшей аристократии борьбе предпочитает эмиграцию. Как известно, в итоге восстание было подавлено со всей якобинской жестокостью. Помимо контрреволюции, вандейцам не могли простить сотрудничества с иностранными интервентами - англичанами. Эта деталь кажется мне самой примечательной в истории с Вандеей. Здесь мы наглядно видим столкновение двух миров - народившейся нации эпохи модерна, для которой коллаборационизм является самым страшным преступлением, и патриархального средневекового общества, для которого такое сотрудничество было просто ничем в сравнении с преступлением космического масштаба - бунтом против божьего Помазанника, короля.
Однако при всех симпатиях к Вандее не могу не привести аналогии, которая напрашивается у каждого человека, хорошо знакомого с отечественной новейшей историей. Партизанская армия консервативных, религиозных крестьян, из отсталого сельскохозяйственного региона, готовая к союзам с любыми силами в своей борьбе против масштабного модернизационного проекта. Я имею в виду т.н. «Украинскую повстанческую армию». Правда, костяк УПА состоял из типичных «якобинцев», членов Организации Украинских Националистов во главе со Степаном Бандерой, но я уверен, что рядовые бойцы этого движения и по менталитету и по мотивации были куда ближе вандеским партизанам, чем уничтожавшим их солдатам монтаньярского Конвента.
Новейшие исследования эпохи французской революции показывают еще одну интересную деталь. Религиозная составляющая сопротивления якобинцам присутствовала не только в «правой» Вандее. Оказалось, что на французском Юге широкие слои населения демонстрировали не менее глубокую религиозность, которая выходила за рамки бытовой привязанности к религии. Здесь прятали, спасали от разрушения и даже восстанавливали реликвии и предметы культа, массово устраивали тайные молельни, отказывались признавать революционный календарь и его праздники. Как мы помним, именно Юг, после разгрома федералистов на Севере страны, стал главным очагом республиканского сопротивления якобинской диктатуре. Карательный поход сил Конвента против Лиона, и других центров «федералистского мятежа» вызывает одну яркую ассоциацию - с крестовым походом французских королей против катаров в 12-м веке, которые нанесли сокрушительный удар по высокой «средиземноморской» культуре французского Юга.
Заключение
На фоне двух полюсов гражданской войны 1793-го года - якобинцев и Вандеи - лично мне наиболее симпатичными персонажами этого этапа Великой Французской революции кажутся именно жирондисты-федералисты. Сторонники свержения монархии, но противники казни короля, инициаторы наступательной революционной войны, но противники массовых расправ без суда и следствия, ну и самое главное люди, которые понимали, что Франция конца XVIII века слишком велика и неоднородна в этнокультурном отношении, чтобы жестко управляться из одного центра.
Федералистское течение во Французской революции имело двойственную природу. В своей философской основе оно было глубоко демократическим и противостояло якобинству с его тоталитарными, национал-социалистическими (по-другому и не скажешь), проявлениями. В политическом смысле федерализм стал реакцией на угрозу республике со стороны столичной толпы и ее популистских вождей, установивших в последствии жесточайшую диктатуру. Его социальной базой стали промышленно развиты крупные города, и регионы с ярко выраженным локальным менталитетом.
Проблема регионализации Франции от Первой республики до наших дней
В дальнейшей политической истории Франции федерализм не играл существенной роли. Эта идея была задушена в зародыше. Уже Наполеон ликвидировал недобитые якобинцами остатки местного самоуправления (бурно расцветшего после начала революции в 1789 г.). Естественно, далеки от идей федералистов были и вернувшиеся к власти Бурбоны, которые, как известно, «ничего не забыли и ничему не научились».
Идеи о возрождении субъектности исторических регионов вновь стали слышны лишь к концу XIX века под влиянием литературного течения фелибров и его лидера, нобелевского лауреата по литературе Фредерика Мистрала, который ратовал за культурную самобытность Прованса (т.е. французского Юга). Сразу после Первой Мировой французское правительство даже сделало несколько шагов в этом направлении (учреждены региональные экономические объединения и культурно-туристические округа) но обсуждавшиеся тогда регионализаторские проекты в основном так и небыли реализованы. В это же время о регионализации, как неотъемлемой составляющей подлинной реставрации «Старого режима» заговорили французские ультраправые из «Аксьон Франсэз» Шарля Морра. В итоге уже Коллаборантский режим Виши, под контролем которого находилась южная (!) часть Франции, ввел региональную структуру основывающуюся на исторических, дореволюционных французских провинциях. После Второй Мировой в массовом сознании французов Морр и его партия (может быть и не совсем заслуженно) воспринимались как антисемиты и коллаборационисты, что, естественно, не прибавило популярности идеям расширения прав исторических регионов.
Позднее уже Шарль Де Голль вынес идею регионализации на референдум 1969-го года, но поскольку она уже давно и прочно воспринималась обществом как «правая», то народной поддержки, как и сам генерал, так и не получила. И только после двойного триумфа левых на президентских и парламентских выборах 1981-го года, в рамках административной реформы, которая существенно расширила полномочия всех органов местного самоуправления, французские регионы, наконец, получили свое оформление в виде полноценных административных единиц. Впрочем, Франция так и остается образцово-показательным унитарным государством.
Очерки истории федерализма. Федерализм и Великая Французская революция.
Введение.
Эта статья открывает серию исторических очерков, посвященных теории и практике федерализма. Потребность в освещении этих сюжетов связана с тем, что на сегодня федерализм, который претендует на второе (после национализма) крупное течение украинской политической жизни, не может похвалиться не только систематическим изложением видения будущего нашей страны, но и наличием целостной исторической и философской традиции. Такая традиция является неотъемлемой чертой любой успешной политической идеологии, выступая для нее своеобразным ценностным ориентиром и источником для выработки конкретных политических решений. Иными словами, историческая и интеллектуальная традиция - это фундамент, или скорее корневая система любого политического движения. Думаю, что не рискую ошибиться, если скажу, что истоки всякой современной идеологии, и федерализм здесь не является исключением, восходят к временам Великой Французской революции. Именно рождению федерализма в эпоху грандиозного катаклизма 1789 - 1795 гг. будет посвящен первый очерк.
ВФР: современный взгляд
Наилучшее объяснение факту генетической связи политических течений нового времени с Великой Французской революцией дает один из наиболее авторитетных современных историков и социологов американец Эммануил Валлерстайн. По его мнению «потребность в сознательной формулировке идеологии появляется только тогда, когда верят, что изменение нормально и поэтому полезно сформулировать сознательные среднесрочные политические цели», а подлинное историческое значение ВФР заключается в том, что именно она сделала нормой в глазах общественного мнения изменение, как таковое. Как пишет Валлерстайн, «это широко распространенное признание и принятие нормальности изменения представляло фундаментальную культурную трансформацию капиталистической мир-экономики». С этого момента все политические дискуссии сводятся к тому, как и в каких сферах должны протекать основные изменения - быстро или медленно, в экономике или идеологии, по инициативе сверху или снизу. Каждая из идеологий дает на подобные вопросы собственные варианты ответов.
Для нас, вольно или невольно воспринимающих мировую историю в категориях советского «догматического» марксизма, представление Валлерстайна (которого, между прочим, тоже считают левым) о последствиях, а значит, о причинах и движущих силах революции смотрятся довольно непривычно.
Между тем, еще с 60-х годов прошлого века господствующее ранее представление о Французской революции как «буржуазной» и «антифеодальной» подвергнуты коренному пересмотру. Многие исследователи отмечают, что сама по себе Революция не внесла принципиальных перемен в социально-экономическую жизнь Франции, где и до нее активно развивались капиталистические, рыночные отношения. Напротив, следующий принципиально новый этап в развитии западного общества и его экономического базиса - «промышленная революция» - протекал без всяких серьезных потрясений в политической сфере. Настоящий переворот имел место в том, что марксисты именовали «надстройкой», т.е. в идеологической и политической сферах, а также в культуре повседневности. Здесь также уместно обратить внимание на мнение консервативного французского историка Огюста Кошена, который еще в начале ХХ в. утверждал, что революция стала победой «республики философов» эпохи Просвещения, или, как говорил сам Кошен, «малого народа».
Национальный Конвент: Жиронда VS Гора
Если мы под этим углом зрения посмотрим на борьбу между Жирондистами и Монтаньярами - двумя основными политическим группировками революционного Конвента, то суть этого противостояния станет нам более понятна. В советской историографии принято считать, что Жиронда была партией крупной буржуазии и именно в этом усматривать природу их противоречий с якобинцами или монтаньярами.
Однако на самом деле с этим трудно согласиться. Анализ социального происхождения лидеров обоих противоборствующих партий показывает их поразительное сходство. Более того, на начальном этапе революции именно жирондисты выступали как наиболее радикальная сила. Именно они сыграли ключевую роль в ликвидации монархии и установлении республики. Жирондисты стали инициатором наступательной войны, которую революционная Франция вела с силами монархии практически по всей Европе. Им принадлежит инициатива по отделению церкви от государства, отмене рабства во французских колониях, преследованию политических эмигрантов.
Место Жиронды в политическом пространстве традиционно определяет формула: «левая Национального собрания, правая Конвента». Как известно первоначально «правые» и «левые» получили свое название от размещения депутатов противоположных взглядов в первых представительских органах революционной Франции. В избранном в 1792-м году Конвенте зал заседаний имел форму амфитеатра, в котором депутаты оппозиционные к жирондистам (самой влиятельной фракции) заняли задние, т.е. верхние ряды, от чего и получили свое наименование «монтаньяры», т.е. «горцы». Как правило, для описания периода работы революционного Конвента термины «мантаньяры» и «якобинцы» воспринимаются как синонимичные.
Философские предпосылки политической борьбы: Монтескье VS Руссо
Промежуточным этапом борьбы жирондистов и монтаньяров стало принятие конвентом осенью 1792-го года декрета о смертной казни для всякого, кто будет стремиться установить во Франции монархическую или федеративную форму правления.
В итоге декрет не помог и взаимные опасения, которые обе стороны яростно опровергали, в итоге оправдались - уцелевшие жирондисты подняли мятеж регионов против столицы, монтаньяры установили диктатуру, которая, после победы Робеспьера уже во внутрифракционной борьбе, носила выраженный авторитарный характер. Именно в понимании этого феномена лежит ключ к выяснению подлинной природы борьбы Горы и Жиронды.
Можно сказать, что жирондисты были наиболее последовательными сторонниками республиканского строя. Здесь нужно сделать одну важную оговорку. В век Просвещения идея о том, что в принципе идеальной формой правления является республика, имела самое широкое признание. С одной, но весьма важной, оговоркой. Согласно учению Монтескье, форма правления напрямую детерминирована размерами государства: республика считалась возможной только для небольших государств, для государств среднего размера предпочтительной была монархия, а для больших государств - деспотия. Эта концепция, с одной стороны, апеллировала к священному для эпохи Просвещения опыту античности, а с другой стороны явно описывала современные политические реалии того времени. Так, демократический строй существовал в античных полисах, а в XVIII веке в таких небольших образованиях как итальянские коммуны (Венеция, Генуя и т.п.), швейцарские кантоны, и, что особенно важно, североамериканские штаты (т.е. государства) добившиеся независимости от Британии незадолго до ВФР. Древняя Персидская деспотия, вечный противник греков, ассоциировалась в XVIII веке с Османской империей и Россией.
Таким образом, в самой же идеологии Просвещения присутствовало фундаментальное представление о том, что Франция слишком велика для республики, а значит, у общества были все основания полагать, что республиканцы хотят расчленить страну, сделав ее более пригодной для реализации своих идей. Отсюда обвинения монтаньяров в том, что жирондисты хотят «американизировать Францию», т.е. превратить ее в конфедерацию автономных политических образований, каковую представляли из себя США после обретения независимости. Однако это обвинение вряд ли можно считать в полной мере обоснованным - как и все прочие французские революционеры, жирондисты были сторонниками унитарного государства, единства и неделимости нации, как республиканского суверена.
Вообще, именно Монтескье оказал существенное влияние на политические взгляды жирондистов. В этом контексте обычно ссылаются на другой ключевой элемент его учения - теорию разделения властей, принципы которой жирондисты использовали при создании своей версии проекта конституции Французской республики (о чем подробнее ниже). Но из песни слов не выкинешь, и идеи Монтескье о зависимости формы правления от размера государства, вылившиеся в принципы федерализма, также имели влияние на жирондистов.
Теперь посмотрим, какие основания имели под собой обвинения в адрес монтаньяров. Если жирондисты, несомненно, почерпнули многое из идей Монтескье, то для монтаньяров первостепенное значение имело философское наследие Руссо. В первую очередь, его учение о народном суверенитете. Можно сказать, что именно эта доктрина, наложившись на традиционный французский менталитет, сформированный «Старым режимом», в результате нашла свою реализацию в форме якобинской диктатуры. Дело в том, что эта диктатура носит в себе черты тоталитаризма, т.е. такой политической модели, когда государство имеет всеобщий, тотальный характер и полностью подчиняет себе общество, апеллируя непосредственно к индивиду. Однако в результате такой апелляции, лишившись общественной «скорлупы», индивид оказывается беспомощным перед государственной машиной, что и развязывает руки массовому террору.
Как известно, идея о том, что как суверен, т.е. источник неделимой верховной власти, народ равен монарху была впервые сформулирована еще в XVI веке французским юристом Жаном Боденом, а затем уже в XVIII веке была развита Руссо. В этой логике народный суверенитет приобретал форму общей воли единой нации, аналогичной прежней монархической власти короля и не предусматривал отдельной самостоятельной воли каждого гражданина. На практике же и общество и индивид оказывались полностью подчиненными якобинскому государству. Здесь снова уместно процитировать Валлерстайна: «Якобинцы утверждают, что государство должно увеличивать свою силу, отказываясь признавать право и легитимность любой группы, встающей между государством и его гражданами. Все права индивиду и никаких - группам».
Все эти философские, идеологические противоречия двух наиболее влиятельных (но, между прочим, отнюдь не наиболее многочисленных) фракций Конвента четко отразились в ходе полемики вокруг новой конституции, ради выработки и утверждения которой собственно и был созван Конвент.
Конституция 1793-го года: «национализм» VS «федерализм»
Накануне революции во французском обществе утвердилось мнение о том, что королевская власть по своей сути является узурпатором. При этом, исходя из философии Монтескье, были ущемлены права сословий и корпораций, а по мнению Ж.Ж.Руссо - права всего народа. Именно из этого философского противоречия и берет свое начало политическое противостояние Горы и Жиронды.
Один из лидеров якобинцев, Сен Жюст, реализуя учение Руссо о неделимости народного суверенитета, предлагал видеть в органах исполнительной власти, в т.ч. и на местах, лишь представителей, власть которых делегирована им всенародно избранным парламентом. Законодательный орган предлагалось избирать путем голосования за общенациональные списки. При этом сам этот орган мыслился как нечто абсолютно монолитное, под стать монолитности самого народа-суверена, единого и неделимого. В этом контексте показательно высказывание Робеспьера о лидерах жирондистов: «поскольку любая партия является угрозой общественному делу, ее надо придушить». Сравните с Руссо: «Там нет общей воли, где отдельная партия так велика, что берёт верх над другими». Ключевой категорией в этой системе выступает нация как субъект, носитель власти, нераздельный суверен, волю которого выражает парламент, который и делегирует определенные полномочия сверху вниз всем уровням государственного механизма. Именно эта доктрина лежит в основе идеологии национализма.
Согласно проекту конституции, разработанному одним из лидеров жирондистов маркизом де Кондорсе, предлагались прямые всеобщие выборы министров правительства, а в законодательном собрании должны были заседать представители, выбранные по департаментам. Формула, которая описывает жирондистскую модель: «издает законы федеративное представительство, а исполняет их совет представителей». Здесь стоит сделать оговорку, что сам Кондорсе в своем проекте на словах отрицал обе крайне непопулярные у всех французских революционеров идеи (и разделения властей, и федерализма), которые противостояли их идеалу народного суверенитета. Однако, если мы отбросим предубеждения той эпохи и внимательно посмотрим на описанную выше систему политического устройства Франции, и сравним ее с предложениями Сен Жуста, то интеллектуальное влияние Монтескье на взгляды жирондистов станет более очевидным. Между прочим, после того, как Кондорсе публично подверг критике проект конституции, принятый в итоге Конвентом, он был обвинен в заговоре «против единства и нераздельности» Французской республики и, в конце концов, умер в тюрьме.
Различия между двумя описанными позициями не в степени демократичности или «буржуазности», а в принципиально разной идеологии формирования власти. В конституции 1793-го года (принятой уже после падения жирондистов и так никогда и не реализованной на практике) прямое голосование предназначалось только для выборов в Законодательное собрание и для низшего звена местной администрации, наделенного лишь определенными функциями управления и не претендующими на то, чтобы представлять часть суверена, а для формирования исполнительной власти и местных администраций закреплялись косвенные выборы в несколько ступеней.
Таким образом, «федерализм» Монтескье и Кондорсе изначально был противопоставлен реализованному в итоге на практике «национализму» Руссо и Сен Жуста.
Жирондистская реакция
Как уже говорилось, ключевые предпосылки, которые привели к тому, что для определенного этапа ВФР слова «жирондист» и «федералист» стали синонимами при том, что сами вожди Жиронды яростно опровергали подобное отождествление, лежат в двух плоскостях - политической и идеологической. Идеологическая была подробно рассмотрена нами выше, теперь поговорим о политике.
Так называемый «Федералистский мятеж» стал непосредственной реакцией на парижское восстание 31-го мая - 2 июня 1793-го года, которое стало кульминацией борьбы между революционными фракциями Горы и Жиронды. Парижская толпа, подстрекаемая вождями якобинцев, силой свергла жирондистское правительство и передала власть Робеспьеру и его соратникам, что в результате привело к установлению Якобинской диктатуры.
Здесь отдельно стоит сказать несколько слов относительно термина «реакция». Еще по старой, советской памяти, стоит только произнести это слово, как эхом откликается определение «темные силы». Так и говорят: «темные силы реакции». Между тем прямое значение этого слова - «ответное действие» - вполне точно определяет его сущность без дополнительной оценочной нагрузки.
Лозунг федералистов - «сокращение Парижа» - был также сформулирован абсолютно в логике демократических мотивов революции. Речь шла о том, что особая роль столицы определялась местоположением здесь Короля. После свержения монархии, по логике федералистов, Париж ничем не отличался от любого из 83-х французских департаментов, образованных после революции взамен старых, исторически сложившихся провинций. Идея была в том, что особый статус достался столице исключительно в наследство от свергнутого «Старого режима», поскольку город был центром феодального королевского домена вокруг которого французские монархи и проводили «собирание земель».
Но Парижская коммуна, и в первую очередь ее плебейская часть, сыграв ключевую роль в свержении монархии, оставила за столицей особую роль «колыбели революции». В результате столичная толпа вошла во вкус и закрепила за собой решающее право определять дальнейшую судьбу государства. Такое положение вещей делало очень эффективной популистскую политику, которую олицетворяли собой якобинцы-монтаньяры.
Мотивация «реакционного выступления» жирондистов была сугубо демократической, поскольку французская республика действительно нуждалась в защите от охлократии парижской улицы, прямым следствием которой стала якобинская диктатура. Либеральным крылом революционеров действия Парижской коммуны воспринимались как узурпация прав всей французской нации со стороны отдельной группы граждан. Таким образом, «федералисткий мятеж» стал реакцией на такую узурпации и попыткой ликвидировать ее причину - столичный статус Парижа как наследие ненавистного революционерам «Старого режима».
Мятеж
Нужно сказать, что сам «мятеж» не представлял собой однородного движения, и участие в нем различных регионов разнилось от прямых вооруженных столкновений с силами Конвента, до петиций с требованиями к восстановлению справедливости и порядка. По словам федералистов, с осуждением силового отстранения жирондистов от власти высказались 69 департаментов, по подсчетам историков их количество ровнялось 45. Основными районами федералисткого мятежа стали департаменты атлантического и средиземноморского побережья. Это были регионы с развитой экономикой, локомотивами которой были такие центры производства и внешней торговли как Нант, Бордо, Марсель, Лион, Монпелье, Ним, Гренобль. В сельской местности федералистов поддерживали регионы с развитым товарным производством. В крупных городах восточной Франции распространению федералистских настроений препятствовали расквартированные на восточной границе основные силы революционной армии.
После первой волны мятежа, когда с одной стороны стало ясно, что обновленный Конвент не порождает «анархии» и не представляет угрозу для частной собственности, а с другой для многих регионов актуальнее была опасность иностранного вторжения или действий роялистов, количество нелояльных Парижу департаментов сократилось. Двумя основными «федералистскими» регионами стал Юг с центром в Лионе и северо-запад с центром в Канне. Оба эти региона были готовы к вооруженной борьбе, отряды «северян» даже подошли к Парижу на расстояние нескольких десятков километров, но были разгромлены. Самой успешной силовой акцией «федералистов» принято считать убийство Шарлоттой Корде одного из якобинских вождей Марата. После ряда военных неудач на фоне параллельно возрастающего сопротивления роялистов и натиска внешних врагов федералистский мятеж постепенно начал сходить на нет. Даже в таких обстоятельствах жирондисты не были готовы ставить под угрозу само существование республики и идти на союз с роялистами и интервентами. В дальнейшем обвинение в «федерализме» было достаточно распространенно в революционном трибунале, многие реальные участники мятежа, а также те, кто был просто обвинен в федерализме, были казнены. Что касается «усмирения» городов, которые стали ключевыми центрами мятежа, то чтобы избежать описания ужасов сопровождавших этот процесс, достаточно сказать, что они шокировали даже Робеспьера.
На несколько месяцев раньше, чем выступление жирондистов, на Западе Франции зародилось куда более опасное для революции вооруженное движение, вошедшее в историю по названию центра мятежников - департамента Вандея. Вообще тема Вандеи - это излюбленный сюжет всех настоящих правых и консерваторов. Судите сами - армия религиозно настроенных крестьян во главе с собственными сеньорами с оружием в руках выступает за реставрацию монархии, в то время как большинство представителей высшей аристократии борьбе предпочитает эмиграцию. Как известно, в итоге восстание было подавлено со всей якобинской жестокостью. Помимо контрреволюции, вандейцам не могли простить сотрудничества с иностранными интервентами - англичанами. Эта деталь кажется мне самой примечательной в истории с Вандеей. Здесь мы наглядно видим столкновение двух миров - народившейся нации эпохи модерна, для которой коллаборационизм является самым страшным преступлением, и патриархального средневекового общества, для которого такое сотрудничество было просто ничем в сравнении с преступлением космического масштаба - бунтом против божьего Помазанника, короля.
Однако при всех симпатиях к Вандее не могу не привести аналогии, которая напрашивается у каждого человека, хорошо знакомого с отечественной новейшей историей. Партизанская армия консервативных, религиозных крестьян, из отсталого сельскохозяйственного региона, готовая к союзам с любыми силами в своей борьбе против масштабного модернизационного проекта. Я имею в виду т.н. «Украинскую повстанческую армию». Правда, костяк УПА состоял из типичных «якобинцев», членов Организации Украинских Националистов во главе со Степаном Бандерой, но я уверен, что рядовые бойцы этого движения и по менталитету и по мотивации были куда ближе вандеским партизанам, чем уничтожавшим их солдатам монтаньярского Конвента.
Новейшие исследования эпохи французской революции показывают еще одну интересную деталь. Религиозная составляющая сопротивления якобинцам присутствовала не только в «правой» Вандее. Оказалось, что на французском Юге широкие слои населения демонстрировали не менее глубокую религиозность, которая выходила за рамки бытовой привязанности к религии. Здесь прятали, спасали от разрушения и даже восстанавливали реликвии и предметы культа, массово устраивали тайные молельни, отказывались признавать революционный календарь и его праздники. Как мы помним, именно Юг, после разгрома федералистов на Севере страны, стал главным очагом республиканского сопротивления якобинской диктатуре. Карательный поход сил Конвента против Лиона, и других центров «федералистского мятежа» вызывает одну яркую ассоциацию - с крестовым походом французских королей против катаров в 12-м веке, которые нанесли сокрушительный удар по высокой «средиземноморской» культуре французского Юга.
Заключение
На фоне двух полюсов гражданской войны 1793-го года - якобинцев и Вандеи - лично мне наиболее симпатичными персонажами этого этапа Великой Французской революции кажутся именно жирондисты-федералисты. Сторонники свержения монархии, но противники казни короля, инициаторы наступательной революционной войны, но противники массовых расправ без суда и следствия, ну и самое главное люди, которые понимали, что Франция конца XVIII века слишком велика и неоднородна в этнокультурном отношении, чтобы жестко управляться из одного центра.
Федералистское течение во Французской революции имело двойственную природу. В своей философской основе оно было глубоко демократическим и противостояло якобинству с его тоталитарными, национал-социалистическими (по-другому и не скажешь), проявлениями. В политическом смысле федерализм стал реакцией на угрозу республике со стороны столичной толпы и ее популистских вождей, установивших в последствии жесточайшую диктатуру. Его социальной базой стали промышленно развиты крупные города, и регионы с ярко выраженным локальным менталитетом.
Проблема регионализации Франции от Первой республики до наших дней
В дальнейшей политической истории Франции федерализм не играл существенной роли. Эта идея была задушена в зародыше. Уже Наполеон ликвидировал недобитые якобинцами остатки местного самоуправления (бурно расцветшего после начала революции в 1789 г.). Естественно, далеки от идей федералистов были и вернувшиеся к власти Бурбоны, которые, как известно, «ничего не забыли и ничему не научились».
Идеи о возрождении субъектности исторических регионов вновь стали слышны лишь к концу XIX века под влиянием литературного течения фелибров и его лидера, нобелевского лауреата по литературе Фредерика Мистрала, который ратовал за культурную самобытность Прованса (т.е. французского Юга). Сразу после Первой Мировой французское правительство даже сделало несколько шагов в этом направлении (учреждены региональные экономические объединения и культурно-туристические округа) но обсуждавшиеся тогда регионализаторские проекты в основном так и небыли реализованы. В это же время о регионализации, как неотъемлемой составляющей подлинной реставрации «Старого режима» заговорили французские ультраправые из «Аксьон Франсэз» Шарля Морра. В итоге уже Коллаборантский режим Виши, под контролем которого находилась южная (!) часть Франции, ввел региональную структуру основывающуюся на исторических, дореволюционных французских провинциях. После Второй Мировой в массовом сознании французов Морр и его партия (может быть и не совсем заслуженно) воспринимались как антисемиты и коллаборационисты, что, естественно, не прибавило популярности идеям расширения прав исторических регионов.
Позднее уже Шарль Де Голль вынес идею регионализации на референдум 1969-го года, но поскольку она уже давно и прочно воспринималась обществом как «правая», то народной поддержки, как и сам генерал, так и не получила. И только после двойного триумфа левых на президентских и парламентских выборах 1981-го года, в рамках административной реформы, которая существенно расширила полномочия всех органов местного самоуправления, французские регионы, наконец, получили свое оформление в виде полноценных административных единиц. Впрочем, Франция так и остается образцово-показательным унитарным государством.