Макс, 13 лет, немец. Кража со взломом из соседского погреба (не первая кража со взломом на его счету, но первая - в России)
Пришедший к нам участковый был очень вежлив. Это вообще общее место у русских - к иностранцам из Европы они относятся робко-вежливо-настороженно, очень много нужно времени, чтобы тебя признали "своим". Но вещи, которые он говорил, нас напугали. Оказывается, Макс совершил УГОЛОВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ - КРАЖУ СО ВЗЛОМОМ! И нам повезло, что ему ещё нет 14 лет, иначе мог бы рассматриваться вопрос о сроке реального заключения до пяти лет! То есть, от преступления по полной ответственности его отделяли те три дня, которые оставались до его дня рождения! Мы не верили своим ушам. Оказывается, в России с 14 лет можно по-настоящему сесть в тюрьму! Мы пожалели, что приехали. На наши робкие расспросы - мол, как же так, почему ребёнок должен отвечать с такого возраста - участковый удивился, мы просто не поняли друг друга. Мы привыкли, что в Германии ребёнок находится в сверхприоритетном положении, максимум, что грозило бы Максу за такое на старой родине - профилактическая беседа. Впрочем, участковый сказал, что всё-таки едва ли суд назначил бы нашему сыну даже после 14 лет настоящий тюремный срок; это очень редко делают с первого раза за преступления, не связанные с покушением на безопасность личности. Ещё нам повезло, что соседи не написали заявления (в России это играет большую роль - без заявления пострадавшей стороны не рассматривают и более серьёзные преступления), и нам не придётся даже платить штраф. Нас это тоже удивило - сочетание такого жестокого закона и такой странной позиции людей, не желающих им пользоваться. Помявшись перед самым уходом, участковый спросил, склонен ли Макс вообще к асоциальному поведению. Пришлось признать, что склонен, более того - ему не нравится в России, но связано это, конечно с периодом взросления и должно пройти с возрастом. На что участковый заметил, что мальчишку надо было выдрать после первой же его выходки, и дело с концом, а не ждать, пока он вырастет в вора. И ушёл.
Нас это пожелание из уст стража порядка тоже поразило. Мы, честно говоря, и не думали в тот момент, как близки к исполнению пожеланий офицера.
Сразу после его ухода муж поговорил с Максом и потребовал от него пойти к соседям, извиниться и предложить отработать ущерб. Начался грандиозный скандал - Макс наотрез отказывался так поступать. Дальнейшее описывать я не буду - после очередного очень грубого выпада в наш адрес сына муж сделал именно так, как советовал участковый. Сейчас я осознаю, что это выглядело и было более смешно, чем на самом деле сурово, но тогда это поразило меня и потрясло Макса. Когда муж его отпустил - сам потрясённый тем, что сделал - наш сын убежал в комнату. Видимо, это был катарсис - до него вдруг дошло, что отец намного сильнее физически, что ему некуда и некому пожаловаться на "родительское насилие", что от него ТРЕБУЕТСЯ возместить ущерб самому, что он находился в шаге от настоящих суда и тюрьмы. В комнате он плакал, не напоказ, а по-настоящему. Мы сидели в гостиной, как две статуи, ощущая себя настоящими преступниками, более того - нарушителями табу. Мы ждали требовательного стука в дверь. В наших головах роились ужасные мысли - о том, что сын перестанет нам доверять, что он совершит самоубийство, что мы нанесли ему тяжкую психическую травму - в общем, множество тех слов и формул, которые мы заучили на психотренингах ещё до рождения Макса.
К ужину Макс не вышел и крикнул всё ещё со слезами, что будет есть в своей комнате. К моему удивлению и ужасу муж ответил, что в этом случае ужина Макс не получит, а если он не будет сидеть за столом через минуту, то не получит и завтрака.
Макс вышел через полминуты. Я таким его ещё никогда не видела. Впрочем, мужа я тоже не видела таким - он отправил Макса умываться и приказал, когда тот вернулся, попросить сперва прощенья, а потом разрешения сесть за стол. Я была поражена - Макс делал всё это, угрюмо, не поднимая на нас глаз. Перед тем, как начать есть, муж сказал: "Послушай, сынок. Русские воспитывают своих детей именно так, и я буду тебя воспитывать так. Глупости кончились. Я не хочу, чтобы ты попал за решётку, думаю - ты тоже этого не хочешь, и ты слышал, что сказал офицер. Но я не хочу ещё и того, чтобы ты вырос бесчувственным бездельником. И вот тут мне плевать на твоё мнение. Завтра ты пойдёшь к соседям с извинениями и будешь работать там и так, где и как они скажут. Пока не отработаешь сумму, которой ты их лишил. Ты понял меня?"
Макс несколько секунд молчал. Потом поднял глаза и ответил негромко, но отчётливо: "Да, пап."…
…Вы не поверите, но у нас не просто более не было нужды в таких диких сценах, как разыгравшаяся в гостиной после ухода участкового - нашего сына словно бы подменили. Первое время я даже боялась этой перемены. Мне казалось, что Макс затаил обиду. И только через месяц с лишним я поняла, что ничего подобного нет. И ещё я поняла гораздо более важную вещь. В нашем доме и за наш счёт много лет жил маленький (и уже не очень маленький) деспот и бездельник, который вовсе нам не доверял и не смотрел на нас, как на друзей, в чём нас убеждали те, по чьим методикам мы его "воспитывали" - он нас втайне презирал и нами умело пользовался. И виноваты в этом были именно мы - виноваты в том, что вели себя с ним так, как нам внушили "авторитетные специалисты". С другой стороны - был ли в Германии у нас выбор? Нет, не было, честно говорю я себе. Там на страже нашего страха и детского эгоизма Макса стоял нелепый закон. Здесь выбор - есть. Мы его сделали, и он оказался верным. Мы счастливы, а главное - на самом деле счастлив Макс. У него появились родители. А у меня и мужа - сын. А у нас - СЕМЬЯ.
Микко, 10 лет, финн. Настучал на одноклассников
Его вчетвером избили одноклассники. Как мы поняли - избили не очень сильно, сбили с ног и настукали рюкзаками. Причиной было то, что Микко наткнулся на двоих из них, курящих за школой в саду. Ему тоже предложили курить, он отказался и тут же сообщил об этом учительнице. Она наказала маленьких курильщиков, отобрав у них сигареты и заставив мыть полы в классе (что нас само по себе поразило в этой истории). Микко она не назвала, но догадаться о том, кто рассказал про них, было легко.
Он был в полном расстройстве и не столько даже переживал побои, сколько недоумевал - разве о таких вещах не надо докладывать учительнице?! Пришлось объяснить ему, что у русских детей не принято так делать, напротив - принято молчать о таких вещах, даже если напрямую спросят взрослые. Мы были злы и на себя - мы не объяснили этого сыну. Я предложила мужу рассказать учительнице или поговорить с родителями тех, кто участвовал в нападении на Микко, однако, обсудив этот вопрос, мы отказались от таких действий. Между тем наш сын не находил себе места. "Но тогда получается, что теперь меня будут презирать?!" - спросил он. Он был в ужасе. Он был похож на человека, попавшего к инопланетянам и обнаружившего, что ничего не знает об их законах. А мы ничего не могли ему посоветовать, потому что ничто из предыдущего опыта нам не подсказывало, как тут быть. Меня лично злила здесь какая-то русская двойная мораль - разве можно учить детей говорить правду и тут же приучать, что говорить правду нельзя?! Но в то же время мучили меня и какие-то сомнения - что-то мне подсказывало: не всё так просто, хотя сформулировать это я не могла. Муж между тем думал - лицо у него было угрюмое. Вдруг он взял Микко за локти, поставил перед собой и сказал ему, сделав мне жест, чтобы я не вмешивалась: "Завтра просто скажи тем ребятам, что ты не хотел доносить, ты не знал, что нельзя и ты просишь прощенья. Они станут над тобой смеяться. И тогда ты ударишь того, кто засмеётся первым." "Но папа, они меня по-настоящему изобьют!" - захныкал Микко. "Я знаю. Ты будешь отбиваться и тебя изобьют, потому что их много. Но ты сильный, и ты тоже успеешь ударить не раз. А потом, на следующий день, ты снова повторишь то же самое и, если кто-то засмеётся, ты снова его ударишь." "Но папаааа!" - Микко почти взвыл, однако отец его оборвал: "Ты сделаешь так, как я сказал, понял?!" И сын кивнул, хотя на глазах у него были слёзы. Отец ещё добавил: "Я узнаю специально, был разговор или нет."
На следующий день Микко побили. Довольно сильно. Я не находила себе места. Муж тоже мучился, я это видела. Но к нашему изумлению и радости Микко, через день драки не было. Он прибежал домой очень весёлый и взахлёб рассказал, что он сделал так, как велел отец, и никто не стал смеяться, только кто-то буркнул: "Да хватит, слышали уже все…" Самое странное на мой взгляд, что с этого момента класс принял нашего сына совершенно за своего, и никто не напоминал ему о том конфликте.
Энн, 16 лет и Билл, 12 лет, американцы. Что такое работа?
Предложения поработать бэбиситтером вызывали у людей либо недоумение, либо смех. Энн была крайне расстроена и очень удивилась, когда я пояснил ей, заинтересовавшись проблемой, что у русских не принято нанимать людей для наблюдения за детьми старше 7-10 лет - они сами играют, сами гуляют и вообще вне школы или каких-то кружков и секций предоставлены самим себе. А за детьми младшего возраста чаще всего наблюдают бабушки, иногда - матери, и только для совсем малышей состоятельные семьи нанимают иногда нянь, но это бывают не девочки-старшеклассницы, а женщины с солидным опытом, зарабатывающие этим на жизнь.
Так моя дочь осталась без заработка. Ужасная потеря. Страшные русские обычаи.
Через короткое время удар был нанесён и Биллу. Русские очень странный народ, они не стригут свои газоны и не нанимают детей на развозку почты… Работа, которую нашёл Билл, оказалась "работой на плантации" - за пятьсот рублей он полдня вскапывал ручной лопатой здоровенный огород у какой-то милой старушки. То, во что он превратил свои руки, напоминало отбивные с кровью. Впрочем, в отличие от Энн, сынок отнёсся к этому скорей с юмором и уже вполне серьёзно заметил, что это может стать неплохим бизнесом, когда руки попривыкнут, надо только развесить объявления, желательно цветные. Энн он предложил войти в долю с прополкой - опять же ручным выдёргиваньем сорняков - и они тут же поругались.
Читать еще несколько историй...